Tito & Tarantula — After Dark (2015 Remaster)
Приглушенное освещение пустого зала Визенгамота делало атмосферу встречи не таинственной, а скорее карикатурной. Будто они все здесь собрались, дабы сыграть одну из тех злодейских сцен из бессмысленных романов, которыми одно время зачитывалась Цисса. — Мы действительно не можем включить нормальный свет? — бровь Люциуса напряженно застыла на лбу. — Это в целях безопасности, — пробормотал Эндрю Беккер, чья параноидальность зашкаливала сильнее, чем холестерин в его крови. — Не делай из этого еще больше драмы. — Больше драмы?! — тон Беккера повысился до визгливого шепота. — Куда уж больше, когда мы собираемся на том же этаже, на котором сейчас объявляют о наказании за госизмену. — Тем весомее повод вести себя естественно. Нет ничего странного в том, чтобы присутствующие здесь были заинтересованы в вопросах того же бюджета. Затраты на международные квиддичные матчи, перебои поставок лирного корня, а еще эти проблемы с лукотрусами в предгорье Шропшира... — Вымирание шропширских лукотрусов, — неприятным тоном передразнил Эндрю, скривившись. — Кто, по вашему, поверит в эту чушь, если обнаружит нас, рассевшихся в зале суда? — Да, знаешь, думаю, что эта твоя попытка в интимный полумрак определенно не придаст нашей легенде правдоподобности, — съязвил юный Кроуфорд, вытягивая свои ноги на трибуну. Александр был слишком самонадеян, место в Магическом Парламенте ему досталось по наследству после скоропостижной смерти отца. Весьма сомнительной смерти, в которой он винил государство, что несомненно играло на руку Люциусу, ведь мальчишка поддерживал все нестандартные идеи, и только поэтому Малфой был готов терпеть его начищенные дерзостью итальянские ботинки в этом зале. — Давайте просто перейдем к делу, — раздражительные нотки лорда Томлина прорезали пространство. Видимо, его супруга купила очередного фестрала для скачек. Азартность Марии и неспособность держать руки подальше от их счета в Гринготтсе в последнее время нещадно била по его кошельку. — Нет, давайте обсудим конфиденц... — Мерлин, Бекк... — Я не могу здесь долго находиться, Люциус, — через общий гомон послышался встревоженный голос Хендриксона, начальника департамента финансового обеспечения. — Перестань дергаться, Аларик. Пока идет пресс-конференция никто про тебя и не вспомнит. Малфой пригладил платиновые волосы, обозревая обстановку. Несколько негласных партийных лидеров, доверенные люди министерства и он, словно конферансье, открывающий программу политического спектакля. Пальцы вытянули из кармана прохладную цепочку часов, стрелки на циферблате заставили Малфоя огорченно нахмуриться. Спор подзатянулся. Стальной наконечник трости эффектно врезался в авангардный узор керамогранита, лаская оглушающим отзвуком стены зала суда. — Друзья, — Люциус прошел в центр помещения, вставая на помост и прислоняясь бедром к деревянному креслу подсудимого, — давайте обсудим голоса. Малфой немного склонил голову в сторону седовласого волшебника, апатично покручивающего трубку в своих пальцах. Последний вздохнул, будто бы его оторвали от очень важного времяпровождения. — Они не пойдут против в открытую. Если что-то глобально изменится, то они поддержат новую политику. Понятно. Его люди будут ждать до последнего. — Трусы, — нахальное замечание справа. — Сначала вырасти из подгузников, Кроуфорд, чтобы бросаться такими обвинениями. — Дак, я... Люциус поборол желание посмотреть на разгорающееся представление и перевел взгляд на мальчишку. — Александр? — Я в деле, ты же знаешь. Со мной трое. Трое. Можно было не уточнять, речь шла о самых молодых членах магического парламента, единственных, с кем Кроуфорд хорошо контактировал. — Томлин? — Я был бы за, если бы были хоть какие-то гарантии. — Чувак, — воскликнул Александр, влезая в разговор, — какие гарантии? Это режим свободного падения. Малфой бросил на него взгляд, ясно говорящий, что пора заткнуться. — Люциус, ты же знаешь, я не могу рисковать своим положением. — А своими деньгами можешь? — Жестокая усмешка скользнула по кончикам губ. — Или ты надеешься, что никто не притронется к твоему счету, после того как казна начнет пустеть? Ты заразился подобной наивностью от своей супруги, Тироун? Страх в глазах Томлина почти что вопил о том, что Люциус своими словами воплощает его худший кошмар в жизнь, но не в привычке Малфоя было останавливаться, когда противник уже практически признал поражение: — Давай поспорим, что к концу года на твоем счету не будет ни кната. Тироун неторопливо провел языком по сухим губам, словно каждая лишняя секунда способна дать ему отсрочку для того, чтобы вопрос решился сам собой, и свел гармошкой губы в одном из уголков. Оценивал перспективы. Будто бы они у него были. Малфой простучал палочкой по подлокотнику, подобно учителю, что напоминал воспитаннику, что время не резиновое, а весь класс все еще ждет его ответа. — Хорошо. — Неужели? Люциус мог бы заработать пару тысяч галлеонов за эти бесполезные две минуты раздумий. — Сколько тебе нужно голосов? Мы правда начинаем эту игру с самого начала? — Я поговорю с ними, — быстро исправился Тироун, прочитав на лице Малфоя свою ошибку. — Не забывай, что на кону наши деньги. — Яркий стимул для лорда Томлина быть убедительным. — Все было бы проще, Люциус, если бы на другой чаше весов не находилась наша свобода. — Действительно, — легкое согласие и переход к следующему участнику: — Магроув? Спустя десять минут у Люциуса уже было вполне четкое понимание картины: кто-то оставался при своем изначальном мнении, кто-то ожидаемо отказался и пошел на попятную. Правда, это лишь значило, что Малфою придется искать другие пути к их голосам. Менее добровольные и отнюдь не дружественные... Однако в целом сегодняшнее собрание сигнализировало о значительном продвижении. Если они смогут добраться до импичмента, то есть вероятность, что дело обойдется малой кровью. Выйдя одним из первых в длинный полупустующий коридор, Люциус направился в сторону пресс-конференции, издали замечая кудрявую макушку Теодора Нотта. Последний сосредоточенно наблюдал за концовкой выступления Министра через приоткрытые двери зала, доверху набитого журналистами. — Есть что-нибудь новое? Нотт отрицательно покачал головой, приветственно пожимая руку. — Ему дали полный срок, двадцать два года. Первый пошел. — Не повезло. Теодор обернулся, и на его лице застыло непонятное выражение, подобно тому, что появляется, когда ты чувствуешь себя не своей тарелке, пытаясь понять, серьезен ли собеседник или это такая форма сарказма. Ну, откровенно говоря, всего по половине. Парню и правда не повезло, но сколько еще козлов отпущения будет в ближайшее время? Нотту придется к этому привыкнуть. К несправедливости, раз он решил перейти во взрослую лигу. — Но они рассказали о... побеге. Было бы слишком неразумно произносить имя Темного Лорда, даже в излюбленной СМИ формулировке «Тот-кого-нельзя-называть». — Побеге... — повторил Люциус, медленно расплываясь в улыбке. — Точнее побег-ах. Сказали, что это были «тщательно продуманные диверсии, организованные противником», что «оперативно-розыскные мероприятия уже проводятся» и «людям не о чем волноваться». — Что-то еще? Нотт неопределенно приподнял плечи, переводя взгляд на стопку бумаг в своей руке и безразлично бросил: — Что все виновные будут наказаны. — Громкие обещания. — Послышались щелчки затворов колдоаппаратов, знаменующие окончание конференции. — Пойдем, я помогу тебе все оформить. — Короткий кивок в сторону бумаг. — Скоро ты станешь очень богатым, Теодор. Впрочем, как и мы все.***
7 сентября Изумрудное пламя камина полыхнуло, поочередно пропуская Министра магии и двух амбалов из его охраны в гостиную загородного дома. Маленький худой эльф, чуть подергивающий длинными пальцами свою униформу, склонился в почтительном приветствии и уверенно пригласил их проследовать за ним кабинет. Кларенс Брэгг не повел даже бровью при вхождении гостей в его обитель, продолжая скрупулезно рассматривать приклад охотничьего ружья. Лишь когда Кингсли подошел к нему почти вплотную, прошелестев полами мантии по его ногам, тот буквально с нежностью положил орудие обратно в коробку и протянул ладонь. — Новая инвестиция? — кивнул в сторону коробки Бруствер, пожимая крепкую руку. — Подарок, — сухо пробормотал Брэгг, вызывая на губах Кингсли усмешку. — Щедрый подарок. — Соразмерен моему доброму отношению. Кингсли шутливо покачал головой и устремил взгляд через его плечо на стену кабинета с расположившимися на ней десятками коллекционных ружей. Красивых. Удивительно дорогих. Но абсолютно бессмысленных, ведь Кларенс не охотился от слова совсем. Если только на преступников в зале суда. — Всегда удивлялся, зачем тебе столько. Ты ведь даже пальбу по тарелкам не одобряешь. Брэгг индифферентно повел плечом, неспеша обогнул стол и сел в резное кресло. — Не все ружья и вправду должны стрелять, иногда достаточно лишь символа, — ленивый взмах в сторону своей коллекции. — Напоминания о том, что справедливость так или иначе восторжествует и виновные получат по заслугам. — Интересная философия, — хмыкнул Кингсли присаживаясь. — А если нет? Легким мановением руки судья Брэгг поднял в воздух хрустальный графин, наполняя бокалы янтарной жидкостью. — А если нет, — мимолетная холодная улыбка скользнула по губам, — то мы поможем. Бруствер отклонился в кресле, вдыхая дымный аромат скотча и рассматривая собеседника. Идеально выпрямленная осанка, серьезное выражение лица, руки скрещены в замок. — Так в чем дело? Никогда не поверю, что ты решил поделиться этим сокровищем, — слегка взболтав скотч в бокале, Кингсли сделал глоток, — просто так. Если и раньше в глазах Кларенса не было намека на улыбку, то сейчас они посуровели практически за долю секунды. Он перевел взгляд на телохранителей, задавая беззвучный вопрос, и получил такой же молчаливый ответ — кивок. Естественно, Кингсли был бы феерическим идиотом, если бы вся его охрана не была под Непреложным. — Ты это видел? — взмах палочкой в сторону, и тишину кабинета разбавил звук с колдовидео: «То, что случилось вчера, просто беспрецедентно...» Бенедикт Грант, его старый друг, в чьем профессионализме он ни разу не сомневался, мастерски затыкал возмущение, возникшее на саммите Международной конфедерации магов, защищая интересы Англии. «...эти доказательства не несут никакой юридической силы, лишь очередная постановка, на которую могут купиться только те...» Несмотря на заурядную внешность, благодаря которой люди при первой встрече не воспринимали его всерьез, делая свою первую и основную ошибку, Бенедикт умел проходиться по людям так, будто это талант, передавшийся ему с молоком матери. «...члены конфедерации так много говорят о справедливости и ссылаются на устав МКМ, но при этом сами же не следят за порядком его выполнения...» Грант раздраженно поправил очки на переносице, делая незначительную паузу в речи. Кингсли мог поклясться, что Бенедикт надевал их исключительно ради того, чтобы никто не замечал, какая огромная доля хитрости прячется внутри маленьких зрачков. «...это возмутительно и подталкивает Англию к мысли о выходе из Конфедерации.» — Конечно, — кивнул Бруствер, когда запись прекратилась и на колдовидеографе вновь возник черный экран. — И не раз. — Ситуация слегка дестабилизируется, тебе так не кажется? Они словно знают наши ходы. Кингсли неосознанно растер горло, будто это могло бы помочь ему протолкнуть тот раздражающий ком, что застрял внутри. — Есть предложения? — Ну, надо в любом случае искать крота... Как будто бы Министр от этом не знал. Его люди что, считали, что все рабочее время Бруствер тратит на разглядывание орденов в своем кабинете? Он одарил его скучающим взором, постукивая пальцами по подлокотнику кресла. — Ты указываешь на очевидные вещи, Кларенс. Процесс запущен еще на прошлой неделе. — ...но люди до сих пор говорят, — голос председателя Визенгамота обрел жесткость. — А говорят они, потому что нет никакой ответственности за содеянное. — Есть закон. — И ты им не пользуешься. Губы Бруствера сжались, зрачки напряженно следили за протянутым к нему запечатанным конвертом. Кингсли сделал жест в сторону одного из охранников, и последний, приблизившись, провел несколько манипуляций, проверяя содержимое на наличие темной магии. Губы Брэгга впервые растянулись в подобие улыбки, кривой, с неким оттенком обиды. — Не доверяешь? — Я никому не доверяю. Но это не уберегает некоторых от соблазна изредка присылать мне проклятые статуэтки. Желтые листы вылетели из папки и приземлились в руки министра. Потребовалось всего несколько минут, чтобы ознакомиться с делом и снова вскинуть глаза на доселе молчавшего Брэгга. — Кто это? — Идеальный кандидат. Аналитик из Международного магического сотрудничества. Зрачки Кингсли вновь опустились на бумаги, а рука потянулась к скотчу. — У парня всего пара незначительных провинностей, вряд ли можно на этом выехать. — У него доступ к третьему уровню секретности. Буквально карт-бланш для срока лет на двадцать. Припугнуть людей было логичным шагом. Громко. Осуждающе. Бескомпромиссно. Публичная порка никогда не шла во вред планам. Однако не было незыблемой уверенности в том, что в эту историю поверят. — Даже если не сейчас, то потом парень сделает несколько ошибок, стоящих ему жизни. Они всегда так делают, — не останавливался Брэггс. Вот она, профдеформация веры в четком своем проявлении. Цинизм, обретенный с годами. Цинизм, который давал ему спокойно жить по совести. По своим собственным законам совести. — Слишком натянуто. Челюсть Кларенса скрипнула, громкий звон бокала о стол слегка оцарапал перепонки. — Я сделаю так, что никто не прикопается. Закрытое заседание, журналисты оближут эту историю, как голодные псы кость. В последнем он точно был прав, любая новость о госизмене распространится по колумнистским кулуарам быстрее, чем драконья оспа по заповедникам, и они непременно захотят сделать из нее конфетку, дабы порадовать начальство. Но все же… Очевидно, Кларенс заметил сомнения, словно саранча одолевающие голову Министра, — его глаза сузились в узкие щелочки. — Или тебе жалко парня?.. Когда это ты стал таким мягким, Бруствер? Мне заказать тебе белоснежную мантию? Кингсли фыркнул. — Вопрос не в морали. Это должно быть убедительно. — Оставь это в моей компетенции. Министр отрешенно протер золотую сережку в мочке ухе, большим глотком добил жидкость в бокале и встал, протягивая руку Брэггу. — Я над этим подумаю. — Тут не над чем думать, Бруствер. — Его рука напряглась, оперевшись на стол, синеватые жилы выступили по кожей. — У нас нет на это времени. Как думаешь, через сколько общественность узнает, кому сливается информация? — Кларенс изогнул бровь, повышая тон разговора. — Что в этой чудесной оппозиции присутствует тот, кто по нашим заявлениям сидит в Танэбрасе уже почти десять лет. Ты должен, черт возьми, это контролировать, но своей нерешительностью ставишь нас всех под удар. Ладонь Кингсли взлетела и ударилась о дубовый стол, распространяя в атмосфере пары закончившегося терпения. — Достаточно. Пальцы ловко застегнули пуговицы на темно-синей, расшитой золотом мантии и цепко обняли коричневую папку. — Через пару часов пришлю ордер на подпись. Быстрое слушание за закрытыми дверьми. Десятого объявим о побеге и вердикте на пресс-конференции. — Он пошел к выходу, бесшумно сокращая расстояние по ворсистому ковролину, и обернулся только у самой двери: — И оповести Бенедикта, ему надо быть готовым разбираться со всем этим дерьмом. Резкий хохоток вырвался из горла судьи. — Ты что, не знаешь Гранта? Он их в нем закопает.***
Густой фиолетовый туман испарялся над котлом, слегка обжигая кожу лица Теодора. Он, как обычно, задержал дыхание, чтобы ядовитый дым не проник в носовые пазухи, заставляя его отключиться на каменном полу лаборатории. Тот неловкий момент, когда его бессознательное тело в защитном костюме случайно нашла Грейнджер, все еще ярко горел в памяти. Он всего лишь экспериментировал с тяжелыми металлами, а не варил магический аналог мета. По крайней мере, не в этот раз. Однако объяснение ее не устроило, и весь следующий месяц при встрече Гермиона спрашивала, не пустился ли он снова во все тяжкие. Две капли пиявочного сока. Щепотка толченого рога дромарога. Исполосованное на мелкие части корневище маргаритки. Ингредиенты очаровательно стройным вихрем кружились в воздухе в ожидании своей очереди, прежде чем дополнить мутную жидкость. Три поворота по часовой, два против. Нотт придирчиво осматривал оставшиеся на столе компоненты, силясь вспомнить, ничего ли он не упустил. Одна. Две. Минутная стрелка на часах прошла отметку пять. Порошок из кореньев асфоделя упал в котел, мгновенно растворяясь в водовороте бурлящего зелья. Последняя стадия эксперимента, Теодор был практически готов объявить о результате, если сегодня оно пройдет окончательные тесты. Осталось только подождать. Он аккуратно стянул перчатки, кладя их на стол, и отошел от опасной зоны в другой угол. Десятки склянок с лечебными зельями были отодвинуты в сторону, подальше от той партии, что он собирался отправить в Шотландию. «Будь внимателен, Тео. От этого зависит твоя жизнь.» Знал бы его отец, насколько эти слова окажутся впечатляюще близки к правде. Стоило лишь раз перепутать поставки для Министерства и для Лорда, и вот уже на горизонте маячит большая проблема с чудесной перспективой допроса в камерах Аврората. Поэтому каждый раз Тео досконально проверял то, что клал в неприметную коричневую коробку, отправляющуюся прямиком в Министерство магии с двумя белоснежными сипухами. Каждый раз. Без исключений. Вполне может быть, что это была его последняя посылка, если конечно расчеты верны. Нет, не верны, а совершенны. Результат, достойный его педантичной части личности. Работа, достойная признания общества. Зелье, достойное кучи нулей на его счете в Гринготтсе. И что еще лучше, приближающее его к Селене. В любом случае, тогда необходимость в двойной работе отпадет, и Лорд, очевидно,***
Niykee Heston — NBK
Даже если бы дверь, у которой в этом поместье уже давно нужно было смазать петли, не скрипнула, Грейнджер все равно бы почувствовала его присутствие в библиотеке. Та мощная мрачная аура, сопровождающая его каждый раз, когда он находился в помещении, практически была его визитной карточкой и буквально упрашивала ее чувство самосохранения держаться подальше. Особенно наедине. Ведь наедине... Наедине появлялись еще какие-то трудно расшифровываемые нотки. Что-то вибрирующее. Заставляющее ее нервничать. — Я думала, все свободное время ты уделяешь своей новой подружке. Черт. Почему я не могу держать язык за зубами? Тема только-только забылась. Самодовольный хмык. Серьезно, она могла бы узнать его даже по долбаному хмыканью. Кажется, в последнее время Гермиона слишком усердно задалась целью его избегать. — Она здесь не живет. — Какая жалость, — цокнула Грейнджер. — Наверное, ты удручен. Его приближение практически затрудняло ее дыхание, инстинктивно сжимая грудную клетку. — Никогда не думал, что ты такая ревнивая. Насмешка в низком тембре голоса прохладно прокатилась по телу, оставляя мурашки на открытых участках кожи. — Путаешь ревность со здравомыслием, — как можно более беззаботно произнесла она, шурша бумагами. — Ты сблизился с человеком вне круга, кто знает, о чем ты поешь ей по ночам? Посыл слов, судя по выражению лица Тома, прозвучал еще очевиднее, чем тогда, когда был сформирован мыслями в ее голове. Почти жалко. Гермионе до смерти захотелось вернуть сказанное обратно и не раскрывать рот в ближайшем будущем. Да и не в ближайшем. Лучше вообще никогда. Запаять губы склеивающим заклятием и оставить любое напоминание об этой унизительной слабости лишь в своей черепной коробке. Она... ревновала. Ей потребовалась недюжинная сила воли, чтобы признать этот факт три дня назад, и еще больше времени — принять то, что она ни черта не может с этим поделать, кроме как избегать объект навязчивых мыслей. Рев-но-ва-ла. Грейнджер прокручивала на языке это слово вновь и вновь, пытаясь понять, откуда взялось столь дурацкое иррациональное чувство. Она не была собственницей. Никогда не претендовала на то, чтобы сделать Тома Риддла «своим». И уж точно не думала о том, что они что-то должны друг другу после того вынужденного поцелуя в Арабии. Святой Мерлин, да это же Темный Лорд. Это же она бежала от него, как от беспорядочно разгорающегося огня. И все-таки тошнотворное ощущение, скручивающееся под ребрами, вспыхивало каждый раз, как только он и его гостья появлялись на периферии ее зрения. Грейнджер раздраженно закатила глаза к потолку. Какой долбаный бред. Абсолютная нелепость. Гермиона ведь знала, почему эта женщина находится здесь. Где ты потеряла свой здравый смысл, Грейнджер? — Гермиона, если ты так хотела знать, о чем я пою по ночам, тебе стоило только сказать. Она усиленно сосредоточила внимание на карте колдостанции, разложенной перед ней, и мельком отметила, что Риддл встал левее, прижав своим бедром край чертежа к столу. — Прости, что разочаровываю, — подняла глаза, вместив в них целый центнер наигранного сожаления, — но я скорее съем эту схему, чем стану очередной засечкой в твоей длиннющей биографии. — Ты же понимаешь, что дело не в этом? Есть какой-то специальный тайм-код для его игр? Риддл слегка наклонил голову и придвинулся ближе, внимательно всматриваясь в лицо, точно пытался найти брешь в ее мелькающих эмоциях, чтобы запустить свой токсичный химикат, дурманящий сознание. — Что я никогда к тебе так не относился? Серьезность в выражении его лица ее немного напрягала, а когда в черных зрачках показался отблеск подлинной надежды, Гермиона нахмурилась. Черт, он так в этом хорош. — Как к какой-то засечке или пункту в списке. Ты же тоже чувствуешь, что это гораздо больше... чем кажется. Давай будем откровенны, — ее бровь изогнулась в ожидании, — ты нужна мне — не как крестраж, не как союзница или любовница. Ты нужна мне вся. Целиком. — Уверенность, с которой Том это произносил, была подобно той, какой он приправлял свои предвыборные речи. Той, которой хотелось безоговорочно верить. — Я могу положить весь мир к твоим ногам, если ты захочешь. Его угольные глаза манили своими искрами, и в ее голове стихийно возникла ассоциация, что она подобна мотыльку, летящему на обжигающий сетчатку свет. Гермиона закусила нижнюю губу, не отводя от него задумчивого взора, а после сделала опрометчивый шаг навстречу, невинно опуская глаза и дотрагиваясь до натянутой на груди ткани. — Том... — прошептала с придыханием, — я не могу... — и неторопливо, будто давая себе мизерный шанс передумать, провела пальцами по его ребрам вверх, сопровождая взглядом, — просто не могу... — очертила напряженную шею, — вестись, — нежно огладила острые скулы и подняла глаза, встречаясь с темными радужками, — на такие плохие подкаты. Ее непорочная мина на лице выдержала ровно секунду, до того как губы расплылись в ребяческой улыбке и она сделала шаг назад, а Темный Лорд разразился смехом. Искренним. Бодрым. Откинув голову. Разряжая вокруг них эту напыщенную покалывающую атмосферу. Счет: Грейнджер — один, Риддл — ноль. — И если уж мы откровенны, — поставила руки поверх чертежа, возвращая к нему свое внимание, и наклонилась, рассматривая зону выхода, — то это было крайне плохо. Одно радует — твое желание затащить меня в постель столь же иррационально, сколь моя... ревность, — последнее слово далось со скрипом, и Грейнджер быстро дала заднюю, — к новому человеку. Гермиона искоса бросила на него заинтересованный взор, отмечая его беспечную расслабленность — редкое явление. Достойное отдельной строчки в его трекере настроения. Интересно, что случилось? Кто-то умер по дороге сюда? Он нашел новый объект для зацикленности? Остаточная улыбка все еще покоилась на его губах, очевидно, Том продолжал забавляться ситуацией ровно в той же степени, что и она. Только вряд ли в его палитре чувств была еще и нервозность. — Вот тут ты заблуждаешься, душа моя, — Риддл непринужденно оперся на руки, все еще держа голову откинутой. Ее взгляд невольно скользнул по витиеватым венам, просматривающимся под кожей. — Оно ни в коей мере не иррационально, мужчины по своей натуре нуждаются в охоте. Мужчины? Ты. Ты нуждаешься в охоте, потому что буквально помешан на играх. — То есть добыча, летящая прямо в руки, уже не удовлетворяет вашим изысканным запросам? — Дело во вкусе. Еда, которая сама пришла к тебе на стол, в разы хуже той, на которую ты потратил время, чтобы ее поймать. Сладость заключается в предвкушении. В ожидании заявленного в поединке приза... Грейнджер фыркнула, но промолчала. Последние дни были столь наполнены скукой, что даже эта небольшая пикировка — глоток свежего воздуха. — А в легкости победы нет ничего сладкого. — Почти уверена, что это называется пресыщенностью. — Я бы предпочел термин «избирательность». Зачем размениваться на то, что не принесет должного наслаждения? Философичен в любом настроении. Так и запишем. — Иногда лучше взять то, что тебе предлагают, чем потратить всю жизнь в гонке за недостижимым. Они вели разговор совершенно о другом, но Гермиона не могла не преминуть уколоть его напоминанием о погоне за бессмертием. Мозолистые подушечки пальцев резко обхватили подбородок Грейнджер, давящим движением поворачивая ее голову на себя. — Нет ничего недостижимого. Есть лишь степень затраченных усилий и время, израсходованное на дистанции, но это с лихвой окупается не только азартом в процессе, но и удовлетворением при пересечении финишной линии. — Игра в кошки-мышки может наскучить, Том. — Прелюдия не может наскучить, Гермиона, — ровно в тон ей ответил Риддл. — А знаешь, какой ее момент самый лучший? — Его пальцы едва касаясь проследили россыпь родинок на шее и соскочили ниже. — Когда добыча осознает, что хочет попасться. — Грейнджер не знала, что сильнее выводило ее из равновесия, его слова или мягкие движения, рисующие бесконечность на ее ключице. — За этой внутренней борьбой можно наблюдать вечно, но в конечном итоге она неизменно... — В какой момент он перешел на шепот? — неизменно проигрывает сама себе. Нет ничего слаще, чем капитуляция со вкусом ненавистного желания. Он провел кончиком языка по губе, словно и вправду ощущал эфемерный привкус жженого сахара. По позвоночнику пронеслась волна мурашек, она машинально сглотнула. — Давно подозревала, что в тебе есть что-то мазохистическое: предпочитать спать с теми, кто тебя ненавидит. — Не всегда, — равнодушная констатация, — но такие женщины гораздо интереснее. Его кривая лукавая ухмылка была последним, что она увидела, прежде чем он оттолкнулся от стола, а Гермиона спрятала глаза в техническом описании колдостанции, пытаясь осмыслить хоть одну пару символов, что нарисована на бумаге. Пытаясь делать вид, что все в рамках разумного. Лгунья. Возможно, Лестрейндж стоило именно это вырезать на ее руке. Гермиона ощущала его присутствие за спиной, нависающее, утяжеляющее и так спутанные мысли. Кожу едва заметно покалывало, как будто от пристального взгляда, желающего прожечь в ней дыру. Она думала, неловкий разговор окончен, разве нет? Но напряженно застывшая спина Гермионы при прикосновении его пальцев к линии роста ее волос на шее говорила об обратном. Черт ее дернул поднять сегодня кудри в высокий хвост. Подушечки мягко прочертили дорожку аккурат от позвонка C3 до С11 и, когда терпение Грейнджер, натянутое как струна, уже было на грани срыва, они исчезли. Мысль о том, что можно облегченно вздохнуть, моментально смелась при ощущении близости. Неуместной. Раззадоривающей. Посылающей волны по рецепторам. А ведь он к ней даже больше не прикасался. Просто окутал своим теплом, поставив руки на стол по бокам от ее. Взял в кокон, выкидывая из пространства все лишнее, все, что могло бы помочь ей удержать дистанцию. — Скажи мне, Гермиона, — опасная сухость возникла в горле от его теплого дыхания на ушной раковине, — ты интересная? — Думаю, что наши понятия об этом расходятся. Я определенно не стою такого внимания, Риддл. Он прищелкнул языком. Сложно было разобрать за столь краткий звук, что Том в него вкладывал. Досаду? Осуждение? — Шляпа была не в себе, направляя тебя на Гриффиндор. Ты просто не способна перестать лгать, хотя только что говорила об откровенности... — Кончик носа Риддла мягко мазнул по верху ее уха. — Мы оба знаем, — его дыхание на ее коже было горячим, слишком горячим, практически оставляющим гребаные ожоги, — ты интересней многих женщин, которых я когда-либо знал. — Мягкие губы коснулись жилки на ее шее. Легко. Почти невинно. Но она дернулась, отстраняя беззащитный участок кожи, потому что невинно — это последнее слово, которое могло ассоциироваться с Томом Марволо Риддлом. Возмущение вкупе с возбуждением подкатило к горлу, и Гермиона повернула голову, исключая дальнейшие невинные попытки, но уже через секунду об этом пожалела. Зря, очень зря. Запах, темный, пьянящий, бесцеремонно ворвался и поддразнил ее носовые пазухи. Напоминающий ей о кофейных зернах, вечерах в дорогих закрытых клубах, холодном дождливом ноябре, риске, недозволенных мыслях и запретных поступках. Она бессознательно потянулась ближе, и слова, выпорхнувшие из его рта, буквально отпечатались на ее приоткрытых губах: — И я с особым удовольствием буду смотреть на то, как ты сдаешься. Внутри что-то нервно покачивающееся последние десять минут упало с глухим отзвуком. Будто бы только одним обещанием он смог выбить кубик из Дженги и заставить ее самоконтроль рушиться. Одним. Чертовым. Обещанием. Она была в полной заднице. Губы уже горели без единого соприкосновения, пульс намеревался уничтожить ее сердечную систему. Надо было успокоиться. Срочно. Господибоже. Что с ней происходит? Как он умудрился за пару минут вызвать в Гермионе столь мощные ощущения, что в следующий раз, когда она почувствует этот запах, он будет напомнить ей о данном моменте. Ни о кофейных зернах и холодном ноябре, а о том, как она, пойманная в ловушку около этого стола, пыталась избавиться от навязчивого, стремительно заполняющего клетки мозга возбуждения. О безрассудном желании сделать ошибку и навлечь на себя неприятности. Собрав все клочки своего спокойствия воедино, она, не отводя взгляда, произнесла, словно со стороны слушая свой сиплый голос: — Я не сплю с врагами. Ленивая самоуверенная улыбка пронеслась и юркнула в уголок его губ. — М-м-м, как хорошо, что мы больше не враги, да? Казалось, вселенная решила озвучить царившее между ними напряжение, заставляя поленья в камине нещадно трещать, но уже через мгновение полыхнувший изумрудный огонь оповестил их о прибытии и вынудил обернуться на неожиданного гостя. — Я чему-то помешал? — заинтересованный взгляд карих глаз оценивал обстановку, а особенно то, что едва можно было назвать приличным расстоянием между телами. Грейнджер, будто только вынырнув из состояния транса, подалась в сторону, руша созданные вокруг нее стены. — Что у тебя, Нотт? — Это недовольство в голосе Тома? — Все готово. Могу продемонстрировать, если вы не заняты... — Не занят, — спешно воскликнула Гермиона, чувствуя в районе щеки сверлящий взгляд Риддла, — он совершенно свободен, а я уже опаздываю к... м-м-м... До-ло-хо-ву, — язык словно не желал помогать произносить подобную чушь, но что делать, если Драко с Пэнси нет в замке? Она проворно проскочила между ними и направилась к двери. — Долохову?.. — медленно повторил Лорд у нее за спиной, пропитав фамилию русского скептицизмом. — Да, мы... иногда болтаем... ну о том, о сем... сами понимаете, — неопределенно раскинула пальцы в пустоту. — В общем, продуктивного вам вечера! — бросила Грейнджер через плечо и выскочила в коридор, делая долгий мученический вздох. О том, о сем, сами понимаете... Что это, блять, вообще было... Истерический смех застрял где-то между диафрагмой и гортанью. Дверь отчаянно хлопнула, оставляя ее в безопасной зоне — подальше от Риддла. Подальше от неприятностей.