ID работы: 12245400

Макиавеллизм никогда не выходит из моды

Гет
NC-17
В процессе
763
Горячая работа! 522
автор
fleur_de_lis_gn гамма
Размер:
планируется Макси, написано 596 страниц, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
763 Нравится 522 Отзывы 452 В сборник Скачать

20. Клуб неисправимых оптимистов

Настройки текста
      15 сентября

The Mission — (Slave To) Lust

      Они появились тихо. Открыть двери поместья было столь же легко, как сломать скорлупу от яйца — Поттер даже не успел докурить.       Полуночный свет, лившийся из витражных окон, играл на мантиях авроров, когда группа зачищала пустынные коридоры от громогласных возгласов портретов.       Надо отдать должное хозяину, он даже не проснулся до того момента, пока Уизли не приставил древко палочки к его горлу. Не понятно, что именно на это повлияло: количество выпитого алкоголя, судя по приплющенным мутным глазам, полупустая колба от зелья без сновидений, стоящая на тумбочке, или просто полноценное ощущение безопасности в собственной обители. Ошибочное ощущение.       Симус Финниган выскочил из противоположной кабинету комнаты, хаотично поправляя ворот мантии, как раз на подходе Гарри к месту. Поттер просканировал его взглядом и покачал головой при виде виноватого выражения лица — лишь бы это была не одна из дочерей Перье. Неумение девушек держать свои трусы на бедрах при пышущем обаянием Симусе уже становилось для аврората проблемой.       Поттер обернулся к стоящему около резной двери Кармайклу.       — Как он?       — Слегка нервничает.       — Слегка? — уголок губ Гарри приподнялся почти одновременно с бровью.       Веселье в глазах Энди подкрепил короткий кивок.       — В одном шаге от камина.       Ироничное цоканье вырвалось изо рта Поттера, прежде чем он толкнул двери гостиной и прокомментировал напоследок:       — Я бы посмотрел на этот цирк.       Тристана было почти жаль. С какими же идиотами нужно иметь дело, чтобы не понимать, что камины в таких случаях блокируют первыми.       Двери шумно отворились, пропуская главного аврора вперед и открывая вид на светловолосого кудрявого мужчину, возбужденно вышагивающего около искусственных поленьев. Среднего роста, в клетчатой шелковой пижаме и с тонкими подстриженными усиками над верхней губой.       Тристан Перье, дамы и господа, член Магического Парламента Франции, активный информатор оппозиции и основной герой сегодняшней неофициальной операции.       — Садись, — безапелляционный голос Поттера врезался в глинистые стены комнаты, пока он следовал собственному совету.       Ему даже не надо было поднимать взгляд, чтобы знать, что лицо Тристана покраснело, а возмущение стремительно пробралось наверх по его диафрагме.       — Какое право...       — Сядь. — Поток пронизывающего холода хлынул в атмосферу. Предупреждая.       Злобно пыхтя, Перье пересек пространство семимильными шагами и плюхнулся в изумрудное кресло напротив Поттера. Последний нарочито медленно пролистнул пару желтоватых листов и закрыл манильскую папку, встречаясь с собеседником глазами.       — Первое. Мне нужны все материалы, которые ты передал Драко Малфою, и те, которые собираешься ему передать в будущем.       Если он, конечно же, выживет. Это еще под большим вопросом.       — Вы понимаете, что взлом и проникновение в частную собственность является уголовно-наказуемым? — начисто игнорируя вопрос, разъяренно начал атаку Тристан. — Я знаю, мистер Поттер, что в вашей стране вам многое сходит с рук, но мы во Франции, один мой Патронус...       — Аргентум.       Как много способно изменить всего одно правильное слово? Волшебное слово, отдельное для каждого человека. Персональная наживка.       Тишина, воцарившаяся в гостиной, почти потрескивала от напряжения. В глазах Перье промелькнул страх, даже нет, на пару уровней выше — паника, предсказуемо заставшая его врасплох.       В биографии Тристана, которую мгновение назад скучающе просмотрел Поттер, не было ничего интересного. Кроме слепого пятна. Пятна, что при довольно навязчивом трении проявилось в нечто прекрасное, едва стоило увидеть одну из фамилий, выведенную убористым почерком.       Крам.       — Ты знаешь, что я не могу об этом распространяться, Гарри.       — Я не прошу тебя распространяться, лишь поделиться частью знаний.       Виктор нервным жестом провел пальцами по своим коротким волосам и сдвинул нахмуренные брови к переносице. Сомневался.       — Это закрытые сведения. И я, как член клуба...       — Один из твоих коллег выдает конфиденциальную информацию Пожирателям. Тем самым Пожирателям, — Поттер наклонил корпус вперед, ставя локти на колени и скрещивая ладони в замок, — которые убивали наши семьи, Виктор.       — Доказательства?       — Я похож на того, кто идет по зову паранойи? — ухмылка скрылась под тяжестью тона. — Они есть. И они однозначны.       Свист от резко втянутого воздуха, пятнадцать секунд на раздумья и первые ценные слова за весь вечер:       — Посвящение... — это исповедальный ритуал. Ну знаешь... — наконечник пера Крама ритмично стучал о поверхность стола, — когда ты рассказываешь о грехах.       Поттер задумчиво чиркнул указательным пальцем по подбородку.       — Грехах, которые могут навредить твоей репутации?       — Которые уничтожат каждого из нас.       Это было драматично. Не так, будто он преувеличивал значимость данных сведений, а серьезно, словно разоблачение секрета разделит его тело на сотню маленьких снитчей и выпустит в качестве шоу на финальном матче Чемпионата мира. Публика будет в извращенном восторге.       — И все остальные находятся рядом при этом ритуале?       Крам отрицательно махнул головой, перемещая взгляд на свою коллекцию кубков, аккуратно выставленных в витрине.       — Только старейшины. Как свидетели выполнения задания.       Доверие, основанное на шантаже, — суть таких сообществ. Тебе дадут порцию власти, славы, денег и секса, но ты как бессменная собака на привязи — выход дальше периметра исключительно с разрешения. Иначе затянут поводок потуже. И чем эти глупцы отличались от Пожирателей?       — Где хранятся доказательства?       Истеричный смешок прокатился по губам Виктора.       — Ты хочешь, чтобы я дал тебе доступ к бездонной яме компромата? — Он встал, цепляя со спинки кресла свой темно-синий пиджак с эмблемой МФК, и ловко надел его, поправляя в плечах. — Хорошая шутка, Поттер.       — Кажется, ты не понимаешь, Крам, — сделав нажим, Гарри чуть отклонился назад. — Ситуация выходит из-под контроля. И гораздо быстрее, чем кто-либо ожидал. Я не собираюсь допустить повторения этого дерьма из прошлого.       — Тогда найди другую дорогу, чтобы подступиться к ним, — он пристально вперил в него взгляд, застегивая пуговицы. — Я опаздываю на съезд Конгресса.       — Исполнительный комитет тебя подождет, — уверенность Гарри даже не дрогнула, пока он вставал и преграждал Краму путь к выходу из собственного кабинета.       — Я не собираюсь заставлять их ждать.       Виктор всегда был хмур и пунктуален, но сейчас в его действиях четко ощущалась потребность закончить разговор. Прискорбно, ведь Гарри точно знал, какой слабостью болгарина можно воспользоваться, просто ему не хотелось вскрывать именно эту карту.       Беспрепятственно обогнув фигуру Поттера, Крам направился к высоким дубовым дверям, чтобы, нажав на железную ручку, услышать:       — Они держат на курке Гермиону.       Стремительный поворот, ожидаемое непонимание в радужках карих глаз, голова, чуть склонившаяся набок, и звон отпрыгнувшей на место ручки. Леска дернулась, сообщая об улове.       Было очевидно, Гарри получит все, что он хочет, и для этого Виктору не обязательно знать о том, что пока у Поттера нет абсолютно никаких подтверждений. Парадоксально, но точно подброшенные догадки зачастую не требовали доказательств. И только что одна из них обеспечила ему выгодную сделку, буквально открыв Гарри золотую жилу из черных досье на всех элитных выпускников Дурмстранга.       Как же заблуждались эти мальчишки, мечтая принадлежать кому-то кроме самих себя. Наличие в списках не делало их особенными, а говорило лишь о том, что все они кому-то подчиняются.       Аргентум. Тайное общество, чье название иронично шло от слова «светлый» на санскрите и подразумевало светлое будущее. Для магии, страны и его членов. Как и в случае с общим благом, понимание светлого у каждого было свое.       Общество, чьи темные, сокровенные признания, мелькавшие вчера на базе СОА подобно диафильму, выглядели как заявки. В Азкабан или в Мунго.       Убийства.       Садизм.       Предательства.       Инцест.       Растление.       Шпионаж.       Внебрачные дети.       Список мог идти до бесконечности. Двойной. Их грехи, поведанные стыдливым шепотом в импровизированной исповедальне с серебристой паутиной на гербе вместо креста, навечно записаны памятью и скрупулезно расфасованы по флаконам. К счастью, в отношении безопасности создатели Аргентума не были столь же продуманны.       — И что насчет него? — едва ли спокойный голос Перье вернул Поттера во французскую гостиную.       Гарри сфокусировал на нем взгляд. Тот храбрился, наверняка пытался унять внезапное ощущение беспомощности самоуговорами о том, что Поттеру ничего не может быть известно, симулировать безмятежное равнодушие и держать глухую оборону. Получалось плохо.       — Это твой стимул сотрудничать.       Перье чуть поменял положение, закинув ногу на ногу, в попытке продать свою фальшивую расслабленность по высокой цене.       — Понимаю, мистер Поттер, вы каким-то образом выяснили о существовании нашего... так скажем, маленького клуба, но сам факт моей принадлежности... Что вам это дает? Ничего.       — Тристан, — рука Поттера потянулась к карману, вытаскивая из него помятую пачку, — я бы, конечно, мог дать своим ребятам развлечься и еще полчаса смотреть на то, как тебе ломают кости, но это, — палочка опалила конец зажатой в зубах сигареты, — как и твое отрицание, лишь потратит мое время, так что давай я сразу проясню всю картину. — Клубы дыма рассеялись в пространстве между ними. — У меня есть все. На тебя, твоих друзей, даже на собаку твоего коллеги Венсана Корро, которая сгрызла пальцы его последнего конкурента. Жалкая, кстати, история, — Гарри поморщился, — использовать бедного пса, потому что не способен произнести непростительное... Хотя чего от него было ждать, на вашем месте я бы исключил его еще при посвящении.       Стоическая маска пала, обнажая тревогу на лице Перье.       — Я вижу, что ты начинаешь понимать, к чему мы идем, — рот Поттера дернулся в ухмылке. — Ваш маленький клуб, — издевательское подчеркивание, — тебя не спасет, скорее кинет в террариум, кишащий змеями, чтобы побыстрее избавиться без лишней мороки. — Гарри откинул руку на подлокотник, вынуждая пепел камнем рухнуть на паркет. — Как думаешь, что скажет народ, узнав о Луизе Савар?       Бледность лица Тристана приближалась к критической отметке, и Поттеру очень не хотелось тратить на него успокоительное зелье. Соберись, уебок.       — Подумай, как болезненно тебя четвертуют СМИ, пронюхав об этой незначительной выходке? Ребенок от маглы... — сочувственное покачивание головой, — и не просто ребенок, а сквиб. Грязный секрет, спрятанный в неприметном городке Оклахомы. С матерью, которая даже не имеет понятия, кто его отец, ведь ты, — дымящаяся сигарета указала прямо на Перье, — действительно потрудился, накладывая на нее качественный Обливиэйт.       Губа француза непроизвольно начала дрожать. Мог ли он выглядеть еще более жалким?       — Ты, твоя семья и репутация будете уничтожены всего за шестьдесят минут. Ты же знаешь, какая сейчас нравственная публика, а такое… от человека, проповедующего внедрение магловского мира в волшебный... — кончики губ Гарри растянулись в улыбке, наполненной энтузиазмом. — Ух, я бы посмотрел, как они разорвут тебя на куски. Возможно, я попрошу кого-нибудь записать это на колдоаппарат.       — Мне нужна защита. Мне... — Перье выдавливал из себя слова, будто вздернутые брови Поттера приблизили его на шаг к смерти, — я хочу официальных гарантий, что я... и моя семья будут в безопасности.       — Кажется, ты все-таки не до конца понял, Тристан. Время предложений уже прошло.       В свинцовой тишине вокруг них, разбавленной лишь нарочито громким выдохом дыма, можно было расслышать, как крутятся шестеренки в голове Перье.       — Ч-что вы хотите?       — Ну вот, это же не так сложно, правда? Первое, как я уже сказал, материалы, переданные Малфою, и те, что ты собираешься им отдать.       Резвый кивок француза так яро говорил о его отчаянии. Как быстро он сломался... Даже скучно.       — Второе — я хочу список всех известных тебе участников, их планов, их контактов, шлюх, которых они вызывают на дом, — буквально все, что ты знаешь.       Кадык Тристана дернулся, когда он сдавленно сглотнул.       — И третье, — баритон Гарри понизился до пугающих нот, — я хочу знать, каким образом имя Гермионы Грейнджер всплыло во всем этом пиздеце.       — Я все скажу. Честно. Все, что знаю, — нелепо тараторил Перье. — Я...       — Подожди.       Поттер подал знак одному из авроров, и тот открыл дверь гостиной, пропуская внутрь молодую краснощекую девушку с подносом в руках.       Ее неуверенные шаги громко отпечатывались по паркету, а чашки сервиза раздражающе бередили барабанные перепонки, пока она не поставила свою ношу на столик, а после сбежала, как антилопа во время львиной охоты.       Поттер вытащил из кармана пузырек с бесцветной жидкостью и, поймав осознание в глазах француза, с театральной неторопливостью вылил полную дозу к нему в чашку.       — Вот теперь мы в самом деле можем поговорить.       Загнанный взгляд Тристана Перье подтверждал давно увековеченную истину — спасения от Веритасерума не было. Как минимум, не в его случае.

***

Erin McCarley&UNSECRET — Everywhere Ghosts Hide

      Отзвук ее металлических набоек от пола высекал тишину коридора. Она не исключала возможности, что своим поспешным шагом могла разбудить парочку мертвецов.       Уродливое чувство расцвело и впилось ядовитыми шипами в сердце, как только Гермиона обнаружила на своем столе записку часом ранее: «Росайт, Ридли Драйв, 18. В 22.00. Приходи одна, если хочешь его увидеть».       Естественно, она сообщила. Времени на план не было, они должны были расположиться по периметру. На всякий случай.       По адресу оказалось новое здание. Слева больница, справа парк. Пара людей, выгуливающих собак, врачи, безбожно дымящие на противоположной от входа стороне улицы, чуть дальше дети, играющие в мяч. Ничего особенного. Кроме неестественной тишины и сковывающего аромата смерти, как только ты переступал порог здания. Морг.       Клинически чистый и пустой. Даже никакого усатого старичка на посте охраны. Лишь тихий далекий треск, ламповый. Подобный тому, что слышишь в послеоперационных палатах больниц.       Гермиона проглотила ком в горле, нервно сжала в пальцах палочку и пошла по болезненно белой плитке вслед единственно слышимому ритму. Паника неотъемлемо сопровождала каждый шаг, периодически перекрывая кислород. Мерцающие лампочки в начисто лишенных живых душ коридорах пропитывали обстановку мрачностью. Унынием. И ужасом.       Она была почти уверена, где-то среди этого холода летали призраки младенцев, чьи тела законсервированы в формалине.       Однако глубоко внутри теплилась надежда, что на том конце, куда вели ее ноги, не все так плохо. Зачем встречаться, если он был бы мертв? Они бы просто подбросили труп в таком случае, демонстративно, безжалостно.       Острый запах хлора ударил в нос, когда Грейнджер толкнула пластиковую дверь с маленьким окошком. Фиолетово-синий цвет озарил сетчатку, и она моментально прикрыла глаза ладонью. Аккуратно, через щелочку между пальцами, осмотрела помещение — все еще никого. Три металлических секционных стола, ряд полок на выбеленной стене, шкаф с полупрозрачными дверцами и да, две кварцевые лампы по обе стороны от нее.       Гермиона нахмурилась, присматриваясь лучше. Что-то в стерильной картинке не сходилось. Халат, небрежно брошенный на табурет, приставной столик под странным углом, вывернутые перчатки, свисающие с мусорного ведра, инструменты в раковине, окропленные кровью.       Словно кто-то спешил. Словно кого-то отсюда выгоняли. Но зачем тогда включать лампы, если пространство еще не готово?       Для нее.       До сих пор защищая глаза рукой, она оглянулась на дверь в соседний кабинет, поджала губы и нерешительной поступью направилась к ней.       «Помещение для хранения».       Он был во всем черном, под стать месту. Под стать настроению их отношений. И вообще существовали ли еще они? Или сгорели в той части книги, что она оставила дома?       Поттер, прислонившийся спиной к веренице стальных ящиков, незаинтересованно бросил на нее взгляд, что-то допечатал на телефоне и отправил его в карман джинсов. Гермиона готовилась к напряжению, к атаке, к удару по расшатанным нервам, к обвинениям, но не к полной апатии с его стороны.       Наверное, именно в этот момент она ощутила потерю.       Кем они были друг для друга? Врагами? Бывшими друзьями? Экс-любовниками?       Она настороженно выдыхала воздух через нос, не отводя взгляд от его глаз цвета надежды. Искала ответы, застыв на месте, подобно статуе. Грейнджер проглотила бы все, даже не стала бы спорить: гнев, непонимание, злорадство, обеспокоенность, но в зеленоватых радужках было только равнодушие. Будто он выбросил ее из своей жизни, как деформированный после стирки свитер.       Чувство обиды пробежалось по горлу, заставляя ее громко сглотнуть. Моргана, какая глупость! Имела ли она вообще право на это?       Зубы до боли сжали нижнюю губу, и Гермиона перевела взор на холодильные камеры. На краю каждой из них горела маленькая лампочка, всего два цвета: зеленый и красный. Она не хотела знать, сколько из них уже занято, но мозг рефлексивно начал пересчет, пытаясь не возвращаться к пристальному взгляду, рушащему редюиты ее защиты одним лишь присутствием.       Движение вернуло ее внимание к Поттеру. Он, все еще смотря на нее, резко стукнул подошвой ботинка по ящику позади себя, и Грейнджер услышала звук разблокировки. Другая дверца рядом с ним, на уровне торса, хлестко приоткрылась.       Гермиона инстинктивно вскинула глаза на один из углов комнаты — они были не одни. Гарри безэмоционально зацепил оцинкованный лист в металлической обкладке и легко потянул по рельсам.       Голые ступни.       Это то, что навсегда впечатается в ее память, вырежется там, как клятва, как вечное напоминание об ошибках, которые невозможно исправить.       Голые грязные ступни.       С безобразными незажившими порезами, уже начавшими гноиться. С комками грязи, приросшими к грубой коже. С обезличенной биркой, окольцовывающей большой палец левой ноги.       Лист выдвинулся до начала, глаза проследили очертания под белыми простынями и впились в черты лица. Тонкие, запачканные, раздробленные. Знакомые до крика в гортани.       Резко отвернулась, уродливый всхлип вырвался с губ. Гермиона неосознанно помотала головой и прикусила изнутри щеку. Сильно. Чувствуя металлический привкус. Она не заплачет перед ним. Не перед тем, кто сделал это.       Было больно. Так, словно только что сошла анестезия после операции на челюсти, и боль затапливала все действующие мозговые клетки, запрещая соображать. Будто все остальное слышишь вдали, раздражительными отголосками.       Она на мгновение подняла глаза к потолку, сдерживая признак собственной слабости, и вернулась к Драко. Грейнджер даже не поняла, как оказалась так близко к его телу, бездумно проводя рукой по белоснежной простыне, единственному светлому пятну в нем сегодняшнем.       На фоне жужжала система очистки воздуха, легкое проткнуло осознание яви. Хотелось, чтобы это был сон — жестокий, ломающий психику и разливающий чувство вины по венам, но все-таки сон. Хотелось, чтобы это был розыгрыш — безжалостный, грубый, режущий глазные яблоки. Однако это было столь реально. Это виделось реальным. Ощущалось реальным.       Желудок скрутился, в ушах звенело, кожа облачилась в маслянистый пот. Пальцы повернули картонную бирку.       Джон Доу. № 3153.       Без имени. В магловском морге. Как будто Поттер хотел окончательно растоптать, обезличить его, отобрав все, чем гордилась семья Малфоев. Выжечь с фамильного древа, как когда-то поступили с Сириусом Блэком.       Она подняла взгляд, всматриваясь в глаза Гарри. Внимательные, пронизывающие, потемневшие зеленые радужки с едва заметным оттенком злости на ободке.       Семья Драко никогда не узнает, где он похоронен. Никогда его не найдет. Это было местью. Им, ей. Это было демонстративностью — не подброшенный к порогу труп, а незнание, невозможность утешиться и отпустить.       — Ты его убил? — ее голос глухой, отрывистый, как после длительной сухости в горле.       — Нет. Ребята слегка увлеклись.       Увлеклись? Зубы скрежетнули, губа вздрогнула в отвращении.       — Твои люди оставили семью без мужа и отца.       Зажигалка чиркнула в воздухе, и дым стремглав потянулся к вентиляционной решетке.       — Если я скажу кто это, ты хочешь, чтобы они сели?       Его выражение лица не поменялось, появился лишь легкий вопросительный наклон головы.       — Превышение должностных полномочий... Общественность поддержит тебя. Они всегда так делали, — жесткая усмешка. — Думаю, ты могла бы добиться высшей меры. Для каждого. Так что, Гермиона?       Губы желали выпалить ответ в тот же момент, но она смолчала.       — Нет, — хмыкнул Гарри, — ты хочешь для них того же. Смерти. Разумно, ведь они выбрали свою сторону, как и ты.       В его интонации не ощущалось обвинения, и из-за этого чувство вины пронзало ее еще сильнее.       — Но задумываешься ли ты о том, что их семьи ты тоже оставишь без мужей и отцов? Что их дети так же бегают на заднем дворе, а жены нетерпеливо ждут на ужин?       Атмосфера была тягостной, удушливой, но не из-за дыма, плотными кольцами кружившего рядом, а из-за слов, через туман эмоций доходящих до разума.       — Ты можешь исправить свою ошибку. Вернуться к нам, и я отдам тебе их.       Тон был спокоен, а глаза цинично оценивали ее реакцию. Он был не похож на себя. Ну или такого его она никогда и не знала. Грейнджер изогнула бровь, уточняя:       — Отдашь их на смерть ради моих желаний? Думаешь, я куплюсь?       Окурок бесшумно приземлился на плитку.       — Люди сами по себе не значат ничего. Вопрос лишь в расставленных приоритетах отдельного человека. И ты — мой приоритет, Гермиона.       Считалось ли плохим то, что она хотела расплаты? Хотела, чтобы обезображенные тела его подчиненных также лежали в наглухо пустом морге с обезличенными бирками.       И если да, то были ли они с Гарри такими же насквозь прогнившими, как окружающие их трупы? Ставящими личное поверх общественного? Были ли они одинаковыми?       — Зачем ты здесь? Зачем я здесь?       — У тебя есть шанс вернуться без последствий. Настоящий шанс. Сейчас. Со мной. И тогда погибнет меньше, чем это возможно. Либо, — он заснул руки в карманы, чуть приподнимая подбородок, — если ты решишь остаться там, Малфой будет лишь первым. — Холодный смысл угрозы полоснул по предсердию. — Первым из тех, кого я убью. Первым в списке дорогих тебе людей. И в их смертях будешь виновата только ты.       Метафорически протянутая рука висела в воздухе. Нужно просто сделать выбор. Как будто он не был сделан уже давно.       Нет.       Ей не надо было над этим размышлять. Все это мерзко. От начала и до конца. Она была не такой. Они не были одинаковыми.       Гермиона отступила. Шаг назад. Один, второй... Картинка рассеялась, проясняя перед ее глазами темноту уже привычной богато обставленной спальни. Дыхание выровнялось.       Она все еще здесь.       Надежда на то, что Драко жив, все еще цела.

***

      14 сентября       Неимоверное раздражение. Самые подходящие слова для того, чтобы описать ощущения Пэнси в данный момент. Обмахивая себя ажурной салфеткой и отсчитывая секунды до того, как капли пота, собравшиеся на шее, покатятся по спине, она чувствовала раздражение.       Несложно было предсказать, что кто-то из французов накосячит и охлаждающий волшебный купол падет, как перезревший кокос с пальмы. Они всегда косячили. Паркинсон знала это на собственном опыте.       Кто вообще додумался проводить прием на улице в тридцатипятиградусную жару? Надо же периодически включать голову. И нет, аргумент, что это совершенно аномальная погода для сентября, не принимался.       Сад при особняке Трюффо был бесспорно красив, но суть приема же в том, чтобы немного развлечься и вернуться домой, а не отправиться прямиком в местное Мунго с солнечным ударом и обезвоживанием. И пусть волшебники отрицали данную возможность, у Паркинсон было «отлично» по Прорицаниям, и она на эмпирическом уровне чувствовала приближающуюся кончину не только их, но и поместья в колониальном стиле, готового растечься лужицей на неестественно зеленом газоне.       Пэнси в очередной раз выдернула каблук из пут земли и переставила ногу. Черт возьми, неужели нельзя было написать в приглашении о том, что твердой поверхности на приеме меньше, чем в оранжерее с дьявольскими силками. Организатор словно действительно хотела, чтобы это место уничтожили.       К небу прикоснулся кисловатый вкус теплого шампанского, Паркинсон состроила недовольную гримасу. В пекло пить нельзя, но черта с два она откажется от алкоголя, несмотря на то что здесь жарко, как в мастерской дьявола.       Ее взор переместился левее, на Люциуса, вовлеченного в разговор с очередным кем-то «очень важным». Она не могла жаловаться, даже в мыслях, Пэнси сама привела его на это собрание богатых и влиятельных, так что оставалось только молча опустошать запасы игристого, дружелюбно улыбаться и наслаждаться видом. Насчет последнего она не возражала — плавящая жара вынудила раздеться даже Малфоя. Не до такой степени, конечно, чтобы надеть поло и бермуды, которыми когда-то злоупотреблял ее бывший муж.       Как только воображение нарисовало этого аристократа до мозга костей в подобном одеянии, с губ Пэнси слетел неуместный смех, который она постаралась замаскировать приступом кашля.       Длинные пальцы бережно сжали ее предплечье, и Паркинсон подняла глаза, утыкаясь взглядом в изогнутую бровь Люциуса:       — С тобой все в порядке, Персефона?       Всегда собранный, всегда идеально выглядящий и... в бермудах. Картинка зависла перед глазами. Мерлин, да он бы скорее повесился на собственном галстуке, если бы перед ним стоял такой выбор.       Пэнси прикусила щеку изнутри, сдерживая хохот, и кивнула.       — Духота немного сводит меня с ума.       В ледяных радужках Малфоя читалось подозрение, но на лице отразилось трогательное сочувствие, а рука нежно очертила ее запястье, подняв ладонь вверх. Ласковое касание губ к кончикам пальцев, легкое, воздушное. Совсем не так, как он любит.       — Ты же знаешь, мы можем закончить в любой момент. Тебе надо лишь попросить.       В эфир ворвались умиленные взгляды нескольких дам в их окружении, казалось, даже его собеседник был впечатлен такой заботой. Да, Люциус прекрасно знал, как расположить к себе общество.       Козел.       Он сказал это специально, будто закатанных рукавов его рубашки не хватало, чтобы заполнить ее голову воспоминаниями о его руках. Ее руках. И веревке, мастерски фиксирующей запястья и лодыжки.       Твою мать.       Жар прилил к щекам, и она уже не могла оправдать это погодой.       Ее язык медленно проскользнул от основания члена до головки, дразнящим движением облизывая только верх. Еще раз. И еще. Гадая, на сколько в этот раз его хватит. Игры с пределами — лучшая часть прелюдии.       Едва ощутимое нытье мышц от неизменности позы. Горящие от трения о плотный ворс ковра коленки. Рука, жестко натягивающая корни волос — напоминая, что ее мимолетное чувство власти, лишь потому что он позволяет.       Тонкая влажная прядь прилипла к щеке, пока Пэнси пыталась остудить сознание. Чертовы флэшбэки кружили над разумом, словно стая беспокойных ворон.       ...пальцы зажали подбородок, приоткрывая рот шире. Резкое перекрытие дыхания, жесткое вдавливание головки в заднюю стенку горла. Терпение кончилось...       Вдох обжигающего плотностью воздуха. Сосредоточься, Пэнси. Рядом же люди.       ...в уголках глаз собрались слезы, слюна беззастенчиво стекала с нижней губы, кожа запястий горела. Она инстинктивно хотела переместить руки вниз, чтобы хоть как-то облегчить возбуждение...       Паркинсон прикрыла глаза, сжимая стекло бокала так сильно, будто оно было причиной всех ее страданий.       — Дыши правильно, Персефона.       Правильно, надо просто дышать.       Издевательская хрипотца в звучащем над головой голосе:       — Мы можем закончить в любой момент. Тебе надо лишь попросить...       Щелчок. Глаза распахнулись навстречу рябящему дневному свету, отмечая пристальный взгляд Малфоя на себе. Судя по ухмылке, отпечатанной на его губах, он четко знал, что за мысли сейчас атаковали ее черепную коробку.       Пэнси фыркнула себе под нос и отвернулась, высматривая Драко. Беспокойство о друге сводило на нет все похотливые инстинкты.       Где его носит? Прием уже наполовину прошел.       Рассеянно ответив на пару вопросов по поводу новой французской коллекции палантинов из пашмины, она искоса метнула взгляд к сменившему собеседника Малфою, возвращаясь к воспоминаниям сегодняшнего утра.       Как только голая-абсолютно потрясающая-вызывающая у нее совершенно ненужные в данный момент мысли-задница Люциуса скрылась в ванной, острый взор Пэнси впился в портфель. Она заметила эту папку вчера в его кабинете, обычная, неприятно шершавая, ничего удивительного. Однако, когда Малфой буквально выхватил ее у Паркинсон из рук, запрещая вновь дотрагиваться... что ж, она стала гора-а-аздо интересней.       «Не суй свой очаровательный нос куда не следует.»       Звук воды разнесся по номеру отеля во французских Альпах, и Паркинсон, скользнув по мягким простыням, ступила босиком на ковер. Рассветное солнце нежно ласкало ее обнаженные изгибы, а прохладный ветер с приоткрытой террасы — кожу. Несколько шагов, пальцы проворно вытянули папку, а глаза устремились к двери, проверяя. Чисто.       Угол папки неприятно оцарапал кожу при развороте, между бровей пролегла морщинка. Не просто папка — досье. Биография, местоположение, схема передвижения, слабости, поддерживаемые связи... Но самое главное — личность, вызывающая множество вопросов.       Вода затихла, и Пэнси, в судорожном темпе поправив листы в папке, сунула ее обратно в портфель, как раз в тот момент, когда раздался дверной скрип.       — Не думал, что ты так рано встанешь с постели.       Возможно, замаскированные вопросы Люциус любил даже больше секса.       Подцепив ногтями цепочку часов в ближнем отделении, Пэнси уверенно обернулась, бесстыдно рассматривая, как соблазнительно по его торсу скатываются капли.       — Проверяла время. — Часы, свисающие с раскинутых веером пальцев, глянцевая улыбка и игривые нотки в тоне голоса. — У нас полчаса на второй раунд.       Пэнси закусила губу при виде прощального рукопожатия мужчин и подняла подбородок, смело встречая обернувшегося Люциуса. Его прищуренный взгляд давил, сигарета, словно сама легла ей в руку, а палочка подала огонь. Она дернула головой, откидывая взмокшую прядь в сторону, и вдохнула ядовитый дым в легкие.       — Говори.       Паркинсон вздернула бровь.       — Говори, — длинные пальцы приподняли ее волосы со скулы и аккуратно заправили за ухо, — то, что происходит в этой голове, — небрежный стук подушечками по виску, — прямо сейчас, — и вот его рука снова вернулась в карман.       Она выдохнула в сторону дым, который следом застыл в клетке душного воздуха рядом с ними.       — Беспокоюсь за Драко.       — И?       — И думаю, на кой черт тебе понадобился Торфинн Роули.       Малфой хмыкнул. Практически не скрывая довольства.       — Персефона, — лениво покачал головой, — всегда так легко найти причину, за которую тебя стоит наказать.       С его маски слетела пара фильтров, и зрачки блеснули желанием. Темным. Многообещающим.       Пэнси уверена, если бы им не нужно было дождаться младшего Малфоя, они бы уже вернулись в отель.       — Я хочу участвовать.       Едва заметная вибрация удивления оттолкнулась от него, дав ее самолюбию небольшое поощрение.       — В чем?       — В том, что ты собираешься с ним сделать.       — Даже не поинтересуешься, что именно? — насмешливая ухмылка искривила лицо Люциуса. Словно он не верил, что Паркинсон способна дойти до конца в своем маленьком бунте. — Подумай, прежде чем ступать в слепую зону. Это не в твоем характере.       — Возможно, я та, кто делает шаги с обрыва без страховки. — Пэнси небрежно повела плечами. — Ты просто плохо меня знаешь.       Ухмылка возросла, когда он подтолкнул ее к шатру, заставляя вновь продавливать каблуками газон.       — Зачем?       Зачем? Хороший вопрос.       — Не хочу быть в стороне.       Относительная правда. Она была не против клейма любовницы, которое общество прижжет на ней при ближайшем рассмотрении, но хотела быть не только ей. Паркинсон могла сделать больше.       — Если бы ты была в стороне, то тебя бы вообще здесь не было, Персефона. Хотя ничего нужного ты и правда сегодня пока что не сделала.       — Значит, это моя вина в том, что ты не знаешь, как к нему подойти? — зло прошипела Пэнси, бросая взгляд на президента МПФ. — Я не могу рыться в его мыслях с расстояния десяти ярдов.       — Я не собираюсь делать за Драко его работу.       — Конечно. Как я могла ожидать?       Он сжал ее поясницу, браня за открытое негодование, и Паркинсон недовольно поморщилась.       — Не думай, что мы уйдем от этой темы.       — Какой? — гладкая полуулыбка скользнула по губам Малфоя, когда он наконец подвел их к белому фуршетному столику.       — Я хочу делать больше. Я могу сделать больше, Люциус, ты знаешь. Хотя бы выйти за пределы этих напыщенных приемов.       — Тебе чуждо желание находиться в безопасности?       — Я достаточно насиделась под защитой. Ничего хорошего из этого не вышло.       — В чем моя выгода?       Люциус выглядел как мажоритарный акционер компании, которого она должна была убедить продать ей пару акций. Пэнси провела языком по верхним зубам, кладя клатч на столик и занимая свою руку новым наполненным бокалом.       Он расслабленно оперся одним локтем на столик, внимательно вчитываясь взглядом в ее лицо, пока Паркинсон пыталась придумать достойную причину. Практически вызывая нервную дрожь такой пристальностью.       — Хорошо.       — Хорошо? — брови Пэнси свелись, образуя маленькую морщинку на переносице.       — Сделка заключена, — слегка повел плечом, — я возьму тебя к ублюдку Роули. Направим твою активность в верное русло.       — Но...       — Не переживай, — край его губ приподнялся в лукавой усмешке, — я придумаю, что взять взамен. — Люциус сократил расстояние, оставляя между ними несчастную пару дюймов. Пальцы медленно очертили линию по позвонкам, запустив поток мурашек по телу. Рот выдохнул всего одно слово, опаляя край уха: — Позже.       Она поднесла вино к губам, пробуя на вкус, охлаждая рецепторы, когда до их барабанных перепонок долетело нежное сопрано:       — Значит слухи правдивы.       Пэнси обернулась и чуть не выплюнула вино за сотню галлеонов обратно в бокал. Было бы неловко, но не более, чем встретиться с бывшей женой твоего нынешнего любовника, правда ведь?       Нарцисса Малфой. Во всей красе: замысловатая прическа, элегантный кремовый комбинезон с рукавами-фонариками и без единого обрывка газона на ее высоких лодочках. Моргана, ей даже седина шла, правда, наблюдалась всего в нескольких прядях, но все же иногда Пэнси задавалась вопросом, кому Нарцисса продала душу за то, чтобы навсегда остаться ослепительно красивой?       — Нарцисса.       — Люциус. — Она прищурилась и перевела взор на Пэнси, не убирая с губ вежливую улыбку. — Если ты так хотел сделать плевок в сторону общества, мог бы просто надеть сандалии.       — Будто меня должны заботить пустые сплетни.       — Сокурсница сына... — Нарцисса мягко покачала головой. — Вы дали им повод на ближайшие месяца два.       — То есть твои романы с садовниками считались французским стандартом?       В зрачках Нарциссы блеснуло веселье.       — Ну, я никогда не клала их на стол в качестве основного блюда.       Двусмысленность заявления вызвала у Люциуса хриплый смех. Кажется, они действительно забавлялись этой ситуацией. В отличие от Пэнси, чьи руки, скованные фантомным параличом мышц, в очередной раз намертво сдавили бокал.       — Своим появлением вы смогли затмить даже герцога Ранье, что начал танцевать гавот еще до прибытия оркестра. Но вряд ли стоило удивляться. Малфои никогда не могут быть на вторых ролях, верно, Люциус?       Паркинсон сглотнула. Значит ли это, что ее вычеркнули из всех списков на посещение знати в ближайшие полгода? Стоила ли связь с Люциусом такой потери? И будет ли это считаться потерей, если в итоге она угодит в Азкабан?       Молодец, Пэнси. Оптимистичность мышления — твое все.       — Думаю, — прочистила горло, наконец обретя голос, — что все не могло стать куда хуже после того, как он, — метнула в Малфоя колючий взгляд, — опозорил меня в книжном клубе. Ну знаете, фривольные намеки, поющая открытка, толпа шокированных дам. Все как в кошмарном сне.       Улыбка на лице Нарциссы была пропитана мягким сочувствием, и, чуть наклонившись в ее сторону, она прошептала:       — О, дорогая, мне жаль. Ты должна мне все рассказать об этом. Еще до нашей помолвки Люциус столько...       — Рад, что вы нашли общий язык, — в холодном тоне Малфоя скорее чувствовалось поддразнивание, чем сарказм, — но лучше оставить ностальгические разговоры на другой раз.       — Конечно, — кивнула Нарцисса, пригубляя вино, — возможно, для одного из воскресных обедов. В кругу семьи.       Последние слова вынудили Пэнси поспешно отвести глаза и заткнуть рот первым попавшимся канапе с креветкой.       Никаких воскресных обедов. Ни обедов, ни завтраков, даже перерывов на бранч. Если ее заставят появиться на этой пародии на семейные посиделки, то в отместку Паркинсон захватит туда Грейнджер. Даже она больше бы пришлась к месту, все-таки в жилах одного из Малфоев теперь течет ее кровь.       — Кстати, — Нарцисса неспешно обвела взором площадку, — а Драко знает?       — Думаешь, стоило уведомить его в письменном порядке?       Хотя они никогда не поднимали этой темы, скучающие нотки в голосе Люциуса были столь заметны, что не возникало никакого сомнения — ему все равно.       — Как будто бы нам это помогло... — пробормотала Пэнси себе под нос, но, очевидно, недостаточно тихо, судя по озорному взору, который на нее бросила бывшая миссис Малфой.       — Так, что ты здесь делаешь, Нарцисса? — его пальцы простучали по стеклу бокала, звоном от кольца привлекая внимание. — Разве договоренность была не в том, чтобы не привлекать внимания?       — Ты прекрасно знаешь, как это работает и, что действительно привлечет внимание, так это мое отсутствие.       — Ну раз мы все здесь оказались… — предприняла попытку вклиниться в диалог Паркинсон, тревожно кидая взгляд на часы. — Может быть, вы знакомы с президентом МПФ?       — Месье Леклером? — Нарцисса приподняла аккуратно оформленную бровь. — Конечно. Я могу вас представить.       — Мы были бы благодарны. Правда, Люциус? — незаметно пихая в бок Малфоя, Пэнси обернулась, чтобы опять посмотреть на нужного седовласого мужчину в льняной шляпе. — Наше время почти истекло.       Его взгляд ищуще заскользил по толпе, словно он только-только воспринял всерьез, что Драко все еще отсутствует. Они знали о ситуации на границе, но Люциус довольно четко выражал мнение, что причин для волнения нет. До этого момента.       — Естественно, — отстраненно бросил он.       — Сейчас.       Ее жемчужные серьги блеснули на свету, и она плывущей походкой переместилась к другому столику. Малфой отпил виски, немного прополоскал жидкость во рту, напряженно повел челюстью и последовал за ней. Один. Вопреки всяким писанным приличиям.       Пэнси сердито цокнула. Он. Просто. Невозможен.       Однако, смотря на его удаляющуюся спину, на смену изначального плана, она будто слышала зловещую трель звонка — время и правда вышло. Нервно заправила прядь волос за ухо, достала галлеон из клатча и передала послание:       «Драко не появился.»       Дурное предчувствие щекотало кончики пальцев.

***

Tomaso Giovanni Albinoni — Adagio In G Minor

      Гермиона могла поспорить, ее беспокойный перестук костяшками по лакированной поверхности подоконника изрядно забавлял развалившегося на кровати Теодора.       События сегодняшней ночи, словно на повторе, уже час прокручивались в ее голове, в попытке понять, как она могла так облажаться.       То же время, то же место на краю приграничной французской деревушки, тот же план. Встретиться, забрать, активировать портключ, передать папки Лорду.       Все как обычно. Только они не знали, что свет от зажженного ею Люмоса в утреннем полумраке привлечет столь много внимания. Что в них полетят заклятия, что придется действовать по протоколу и разделяться.       Святое дерьмо, там даже не было так темно, чтобы использовать Люмос. Почему она вообще решила просмотреть документы на месте?       — Расслабься, Грейнджер.       Мысли навязчиво тянулись к пачке в заднем кармане джинсов, но Гермиона одернула себя. Когда Малфой вернется, то будет плеваться от запаха, намертво пропитавшего шторы. А он учует, стопроцентно, даже без магии.       Однако Нотта это явно не волновало — горько-шоколадный аромат его сигарет облизал уже каждый свободный участок комнаты. Тео в принципе не очень стеснялся, когда рухнул спиной на кровать Малфоя и затянулся, выпуская, словно циркулем вырезанные, круги дыма под потолок.       — Что ты вообще здесь делаешь? — обернулась Гермиона, сверля раздраженным взглядом его обнаглевшую морду.       — Оказываю моральную поддержку.       — Я тебя об этом не просила.       Нотт фыркнул и подбросил остаток сигареты в воздух, заставляя его исчезнуть прямо в полете. Как чертов фокусник, блять.       — Жив твой Малфой. Наверняка завис у одной из своих шлюх, вот и не выходит на связь.       — Что ты несешь, Тео?       Он сел на кровати и неопределенно дернул плечом.       — Виардо буквально в соседнем городе от границы.       — И?..       Многозначительный взор Теодора, приправленный ухмылкой, кричал громче, чем любые слова. Грейнджер поджала губы в скептическом молчании.       — Могу его понять. Я был бы тоже не прочь ее трахнуть, если бы она так стелилась у меня в ногах. Шлю...       — Мерлин, просто свали, Тео! — повысила голос Гермиона, сжимая виски пальцами. — От тебя только лишняя головная боль.       — Да ладно, детка...       — Свали.       От слишком открытой усмешки на его щеке появилась сладкая ямочка.       Теория Нотта имела право на жизнь, если бы Грейнджер действительно хотела унять скребущее в груди чувство, но это было просто-напросто невозможно.       Любовь Малфоев была сказочной.       Подобна единорогам, практически вымирающий вид. Они — те, чьи отношения примеряешь на себя, понимаешь, что тебе это никогда не подойдет, но искренне завидуешь тому, кому впору. Правильные отношения. По всем стандартам. Их семья была буквально той, чью колдографию можно поставить на социальную рекламу, когда пытаешься проповедовать усиление рождаемости счастливого магического народа Англии.       Идеальная картинка. Ну не считая прошлого Драко в качестве Пожирателя. Неприятный нюанс. Хотя кого бы это интересовало во вселенной, где правила менялись под нужды.       Щелчок закрывшейся двери принес облегчение. Без свидетелей ее дистресса образ сошел на нет, обнажая вину в сгорбленных плечах. Грейнджер провела ладонями по лицу, будто смывала остатки выдержки и громко выдохнула.       Она сама не знала, зачем сюда пришла.       Словно бирки на его рубашках, колдографии на письменном столе или незатейливый узор на подушках могли дать ей ответы. Гермиона почти невесомо провела подушечками пальцев по книге, оставленной на тумбочке, и сползла вниз по стене, усаживаясь на пол.       Ноги нырнули под покрывало, свисающее с кровати, и ботинок правой ноги во что-то уперся. Передвинул. Грейнджер приподняла кусок ткани и на ощупь вытащила мешающий предмет. Деревянная коробка, ничего необычного, никаких запирающих заклинаний. Любопытство пересилило дружеский этикет, и руки, дотянувшись до элементарного замка, открыли крышку.       Стопка колдографий, конверты, перевязанные бечевкой, несколько мелочей, ценность которых известна только владельцу. Классическая шкатулка с воспоминаниями, которую прячут под кроватью. Сентиментальность Малфоя вызвала на ее лице легкую улыбку.       Пальцы перебирали жизнь Драко в картинках: какой-то обед в Мэноре, первый пойманный снитч в матче с Гриффиндором, он и Нарцисса на лошадях — счастливые, свадебный танец с Асторией, первые шаги Скорпиуса...       ...в забавных квиддичных шляпах в разгар матча.       Гермиона чуть нахмурилась и перевернула колдо, смотря на дату.       «БиЛ. Летучие мыши Балликасла & Татсхилл Торнадос. 2000»       За пару месяцев до проклятия. Вновь перевернула, всматриваясь в беззаботные черты Малфоев. Возможно, это был их последний счастливый момент в этот год.       Грейнджер шумно сглотнула, перемещая взор к потолку.       Она узнала об этом случайно. Нет, о болезни отпрыска Малфоев были в курсе почти все, но то, с чем именно это было связано, она обнаружила благодаря случаю — в нужном месте в нужное время. Докапывалась в Мунго до колдомедика по просьбе Гарри, когда услышала разгоряченный спор в соседнем кабинете.       — Вы не можете оставить это так! — Отчетливый хлопок, видимо, об стол. — Мой сын умирает!       — Мистер Малфой, я правда не могу ничего сделать. У меня нет штата, чтобы копаться в исследованиях. У нас нет финансов для...       — Сколько? Сколько нужно внести на счет, чтобы этим занимались?       — Дело не в деньгах...       — А в чем, черт возьми, тогда дело, если вы подписываете моему ребенку смертный приговор, даже не попытавшись?!       — Мистер Малфой, — прозвучал тяжелый вздох, — это решенный вопрос. Я мог бы перенаправить вас к клинику Гелиоса в Дюссельдорфе к своим знакомым. Может быть, они...       — Нахуй все это. — Ручка двери дернулась, и из кабинета вылетел Драко. Растрепанный. В мятой рубашке. С мечущимся взглядом.       Они лишь на секунду встретились глазами, прежде чем Малфой ушел по направлению к выходу, но этого хватило, чтобы Гермиона смогла увидеть. Отчаяние. Чистое. Горькое. Надрывно кричащее.       Было что-то неправильное в этой вселенной, если она заставляла детей расплачиваться за ошибки родителей. Возможно, кто-то свыше их всех просто ненавидел.       Потребовалось несколько старинных фолиантов, бесчисленное количество проведенных в отделе Тайн вечеров и целых две несговорчивых ведьмы из чистокровных семей, чтобы разобраться в сущности родового проклятия. В том, что ключом к спасению Скорпиуса было то, чего у Малфоев никак не могло быть, в то время как у Гермионы было предостаточно.       Каменная выкладка подъездной дорожки Малфой Мэнора была обрамлена кустами гортензий, что делало поместье более светлым, чем помнила Грейнджер. Она не ступала на эту территорию с последнего аврорского рейда по поиску артефактов. За день до окончательного суда над Малфоями.       Исполинская дверь с коваными вензелями угрожающе надавливала на ее уверенность, когда Гермиона, занеся руку, обхватила потертое витое кольцо и постучала.       Они знали, что она здесь. Оповещающие чары ощущались еще на подходе.       Дверь тяжело отворилась, не эльфом, а самим хозяином поместья. Темные залегшие под глазами круги, нахмуренные брови, усталость в каждом движении. Никакой спеси в дымчатых радужках или кичливости в выражении лица, даже бледность уже не аристократичная. Словно восемь месяцев болезни Скорпиуса содрали с него несколько слоев маски.       Ее голос дал слабину, приглушенно сопровождая слова:       — Я могу помочь. Могу вылечить твоего сына.       Грейнджер вздохнула. Сколько уже прошлого времени с того момента? Казалось, почти вечность.       Она аккуратно вернула на место колдо, большим пальцем пролистала корешки билетов от квиддичных матчей и поддела бечевку. Та легко поддалась, высвобождаясь из узла, и Гермиона с любопытством вытянула пару белоснежных листов из первого конверта.       Каллиграфические буквы распластались по листу, словно классическая музыка, безмятежно, с ювелирной точностью.       «Любимый...

       ...Не сомневайся в себе. Мы оба знаем, что спокойный мир требует сил...

       ...Как могут быть ночи такими тоскливыми?...

       ...Без тебя Франция уже не та. Все не то...

       ...Иногда я закрываю глаза, чтобы почувствовать твои прикосновения...

       ...Не отдавай нас без боя...

       ...Скорпиус помнит папу и очень хочет увидеть его. Клянусь, Драко, он становится все хуже с каждым днем...

       ...Как бы я хотела быть рядом...

       ...Жду следующего письма. Всегда...

      ...Твоя, твоя, твоя Тори.»

      Неловкость проникла под кожу Грейнджер, она зашла на запретную территорию. Пальцы быстро, с долей смущения, согнули бумагу и убрали обратно в конверт, возвращая все в исходный вид. Так же стремительно закрывая крышку и толкая коробку под кровать.       Он не может не вернуться, ведь сказочная любовь так не заканчивается.       В позитивных сказках. В тех, что экранизированы Диснеем, и от оригиналов, написанных братьями Гримм, остались лишь имена персонажей.       И Гермионе было просто необходимо хотя бы на мгновение поверить, что вся их жизнь — это кем-то написанная на бумаге сказка. Да, с чудовищами, препятствиями, душевной болью, но всегда с неожиданными спасениями и счастливым финалом.       Ей было это просто необходимо.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.