2WEI & Edda Hayes — Pandora
Хруст пальцев. Один. Два. Три. Он зло обернулся в сторону подчиненного, смеряя его угрожающим взглядом. Последний нервно сглотнул и убрал руки за спину, сцепляя их в замок. В данный момент Поттера раздражало буквально все, даже долбаный шелест листьев позади него. Они выжидали. Четырнадцать человек с ним, остальная часть группы на подстраховке — по сигналу. Гарри потребовалось чертовых два часа на то, чтобы убедить военный совет не организовывать засаду. И что обменом пленных займется исключительно его подразделение. Идиоты. Как только бы отряд Поттера спалили, а их бы точно спалили на выбранной оппонентом открытой местности, то они бы сразу сорвались с крючка. А Гарри... Гарри нужно было убедиться. Полученная информация фантасмагорична. Нет, не так. Это ебаный кошмар. И пока слухи не начали расходиться... Он нуждался в подтверждении. Четком. Отбрасывающем сомнения в глубокий подвал воспоминаний. Поттер прикусил щеку и сделал медленный вдох через нос. Время почти подошло. Тик-так. Всего пара минут до гребаного разрушения счастливой иллюзии. Цепкий взор мазнул по пустынному желтому полю — ни движения. Его люди несколько раз проверили место — ничего необычного, неужто обе стороны решили играть честно? Два полюса прибытия и общая линия антиаппарационного барьера, где должен был происходить обмен. Поттер бросил взгляд на Рона, стоящего на песчаной возвышенности с Джастином Финч-Флетчли. Пошла третья сигарета, но его ухмылка все еще смахивала на лицевой спазм, а ладонь у шва форменных брюк время от времени рефлекторно сжималась в кулак. Не нужно быть гением, чтобы понять: он на грани. Уизли — единственный, помимо него, кто знал, кого они ждут. Блять. Хорошо, что мудак, скованный режущими веревками, молчал. Поттер и сам был на пределе — готовый убить за одно неверное слово. За одно лишь произнесение ее фамилии насмешливым тоном. Черные тени возникли на противоположном конце поля, скользяще направляясь в сторону экватора. Началось. Движением, доведенным до автоматизма, Поттер подал знак поднять пленного, пока тени продолжали появляться одна за другой. Восемь, десять, двенадцать... Четырнадцать. Не хватало одного. Пятнадцать на пятнадцать, сделка по регламенту. Еще несколько шагов до черты — сердце замерло, останавливая приток крови, в леденящем душу опасении. Тик-так. Тик-так. Пятнадцатый. За ярд до линии. Светлое пятно на фоне темных фигур. Казалось, разум решил дать ему лишнюю долю секунды — зрение было в расфокусе. Он старательно прищурил глаза, непроизвольно сильно сжимая рукой карман джинсов. Время растянулось, как тучи по небу, один разрыв, и картинка прояснилась через призму дрожащих на периферии ресниц. Свист. Резкий, щипящий, словно трицикл фирмы Морган только что проехался по его разуму, свернув на поворот. Воздух мгновенно выбило из легких. Этот ощутимый удар под дых явно сломал ему несколько ребер, иначе непонятно, почему Поттер не мог сделать даже один небольшой глоток кислорода без боли, напрочь заглушающей мысли. Каштановые волосы, рассыпанные по кремовой мантии. Сосредоточенный взгляд под сведенными к переносице бровями. Уверенная походка. Хотелось бы думать, что это бред отсыревшего сознания, какая-то жестокая игра психики, но нет. Это точно она. Такая же, какой он видел ее месяц назад в тренировочном блоке Аврората. Волна неверия откатилась в момент, когда мышление заработало на полную мощность. Он же знал, что она придет. Что она обязательно будет здесь. Знал, потому что ценой был Драко-мать-его-Малфой. Ее лучший друг, блять. — Это... — осторожные нотки в голосе Джастина вернули Поттера на землю. Тысячи мелких игл проникло под кожу, но Гарри не мог сказать, от чего они вонзались больнее — от ощущения предательства или настигнувшей их катастрофы. Три секунды молчания, давшие отсрочку для фундаментального осознания, кто именно находится на той стороне, стали лишь стартом. Холодного, обжигающего глаза гнева. — Гермиона Грейнджер. Слова отправились в воздух с такой же ненавистью, как и выброшенная за ненадобностью сигарета. Рон сказал это тем тоном, которым выносят вердикт, отправляющий тебя на поцелуй дементора, тоном, не оставляющим даже крохотной надежды на деформацию аксиомы. Его ноздри раздувались, рука резко взлетела вверх, с силой ударяя грунтовую насыпь, так что песок каскадом ссыпался на землю. Уизли был не готов к этому, равно как и сам Поттер, однако быстро определился в своем отношении, сжал кулаки, концентрируя в них ярость, и с решимостью адских псов направился к границе обмена. В то время как Гарри все еще ждал, когда радиоактивное облако от бомбы, только что уничтожившей важнейшую часть его жизни, осядет, и он прозреет. Сможет мыслить рационально. Сможет без колебаний закрыть папку с именем самого родного человека, поставив на ней апостиль «Утеряна безвозвратно». А пока... пока он все еще слепо верил в то, что этому дерьму найдется хоть какое-нибудь объяснение.***
19 сентября Непривычный для поместья гвалт голосов развращал интеллигентность гостиной, когда она пересекла порог. Грейнджер мимолетно окинула взором собравшуюся у дивана толпу, остановив его на Темном Лорде, задумчиво рассматривающем рукописи около исполинского книжного шкафа. Ощущение, что он вообще не вникал в суть разгорающегося рядом с ним спора. — ...Да мне похуй, что ты по поводу этого думаешь, Люц. Никого из моих людей там не будет. — Может, тогда тебе заняться чем-то другим, если ты не способен даже обеспечить защиту при обмене пленных? Долохов гортанно зарычал, и взгляд Гермионы машинально сосредоточился на нем. — У меня по горло своей работы, Малфой. И ты со своими гребаными предложениями только и делаешь, что отвлекаешь меня от нее. — Антонин раздраженно провел в воздухе ладонью сверху вниз, начиная от алых пятен на грудной клетке и заканчивая свежей раной со спекшейся кровью на разорванной правой штанине. Очевидно, ему пришлось притащить свою задницу сюда прямо с задания. — А мы-то думали, что ты составишь нам компанию, Долохов. Не представляю, как теперь я буду спать, зная, что ты занят более важными делами, чем возвращение наших людей, — не смогла не съязвить Грейнджер, даже понимая, что лезть в эту нору безоружной — достаточно глупое решение. — Наших людей... Ну вот ты и займись вызволением наших людей. Покажи смазливую мордашку, покрути перед Поттером попкой, — Грейнджер закатила глаза к потолку, не веря, что слышит это в очередной раз, — и верни обратно своего дружка, ведь ничем другим ты все равно здесь не занимаешься. Мерлин, надо было покалечить этого урода еще вчера. Интересно, можно ли восполнить этот пробел сейчас? Спокойно, Гермиона, дождись момента, будет меньше свидетелей, и вот тогда... — Гермиона не пойдет. — Это шутка? — брови Грейнджер изогнулись, глаза нашли Нотта. — На какое время назначен обмен? — Завтра в три, — моментально послышался глухой голос Люциуса. — М-м-м, не вижу причин, почему я должна быть занята, если только тебе не нужно подать чашечку чая именно в три часа дня, Тео. — Потому что твое лицо как гребаная мишень, Гермиона, и Драко бы точно не хотел, чтобы ты подставилась, спасая его. Тео пытался нажать на кнопки. Как и все остальные последний месяц. Ничего особо нового. Грейнджер фыркнула, игнорируя осуждающий взор Пэнси, которая нервно теребила край своего платья, сидя на диване. — Ты не можешь использовать эту карту... — Она права, мистер Нотт, вы не можете использовать эту карту, потому что все это из-за нее, — Люциус перевел глаза на Гермиону, пронзая ее острием своих зрачков. Стало неуютно. Хотя неуютно — не совсем то слово, чтобы описать состояние, когда внедорожник только что с легкостью оставил глубокие отпечатки шин на твоем чувстве вины. — Так что мисс Грейнджер обязательно пойдет завтра на сделку. — Понимаю, что ее безопасность — не ваша основная цель, но это решение неразумно... — Неразумно? Да эта грязнокровка для них дороже выигранной войны! — Было видно, что скопившееся раздражение последних дней бурлило в Малфое, как бы он ни пытался оставить чувства за пределами дискуссии. — Ничего, что я тут стою, мистер Малфой? Или мне выйти из комнаты, чтобы вам было удобнее поливать меня дерьмом? — Понимаю, мисс Грейнджер, правда режет глаза, но вы — наш гарант. Никто даже не подумает напасть, пока куртизанка Поттера будет на поле. Так что заканчивайте с этой мелодраматичностью... Он, блять, серьезно? Ну нет, ни с чем мы еще не покончили, как бы не так. Не один Малфой уже был на взводе. — То есть... — процедила Гермиона, — вы считаете, что использовать меня в качестве щита для социопатов Долохова, — небрежный взмах руки в сторону ухмыляющегося Антонина, — честно? — По-вашему, — шипяще зашелестел в воздухе голос Малфоя, — втягивать моего сына в войну было честным? — Ой, завались, Люциус, он взрослый мужик, — выплюнул Долохов, очевидно, уставший от бессмысленного разговора, — перестань уже прятать его за собственной юбкой. Гермиона могла сказать с уверенностью, что яростью Малфоя сейчас можно было спалить не только эту гостиную, но и всю территорию поместья, включая близлежащие деревеньки, однако он гаркнул на эльфа, принесшего ему алкоголь, влил в себя почти весь бокал виски за раз и замолчал. — Вряд ли, когда они узнают ее почерк на их людях, она останется гарантом, — спокойный тон Эйвери слегка остудил искрящуюся напряжением атмосферу. Кажется, еще немного и в зале начали бы биться вазы от непроизвольных выбросов магии. Почерк. Это даже не почерк, а почти что вшитая в верхний слой кожи бирка, на которой аккуратными буквами выведены инициалы модельера. — Так сделайте, чтобы они узнали не сразу. Медленный, тягучий голос Риддла, наконец соизволившего обратить внимание на полилог, огладил воздух. — Чары очарования? — неуверенно предложила Пэнси, неосознанно ища поддержки в глазах Люциуса. — Ну хоть кто-то начал думать в нужном направлении, а не просто тратить наше время на нелепые препирательства. Выражение лица Лорда при развороте в их сторону, а также взгляд, которым он наградил Паркинсон, отбили всякое желание вступать в словесную борьбу снова. Он почти бесшумно приблизился к центру комнаты, высунул одну руку из кармана и оперся на красное дерево подголовника винтажного кресла. — Нотт, Грейнджер, четверо из отряда Долохова, остальные Малфоевские. — Какого... — Подумай, прежде чем сказать что-то, Антонин. — Что за дерьмо? — подняв ладони в пораженческом жесте, воскликнул Долохов. — Мне правда нужно убить целый день на расшаркивания перед Золотым Мальчиком? — Да успокойся уже, королева драмы, — Гермиона скрестила руки на груди, отправляя ему насмешливый взгляд, — пять к одному, его там вообще не будет... Сардоническая ухмылка Риддла ей не нравилась. Понять, что дело дрянь, можно было еще до того, как его слова, пропитанные ледяной иронией, достигли ее ушей: — Он там будет. Он не отнимет у себя шанса лично убедиться в том, что ты на другой стороне. По собственной воле. Без принуждения. В целости и сохранности, как бриллиант в британской короне. От мерзкого осознания, что он прав, хотелось выйти в окно. И непременно утащить Риддла с собой. При визуализации данного действа Грейнджер даже упустила момент, когда он повернулся к Долохову и с привычным спокойствием уточнил: — Если они сделают хоть шаг в вашу сторону, не задумывайтесь — бейте на поражение. В частности Поттера. Непонятный звук вырвался изо рта Гермионы, и Том изогнул бровь, жаждая объяснений. — У вас с этим проблемы, мисс Грейнджер? — Никаких проблем, мистер Риддл, — ослепительно фальшивая улыбка во все тридцать два зуба. Слышать, как кто-то хладнокровно озвучивает инструкции, включающие в себя массовую казнь, будто речь идет о выбрасывании пророщенной картошки, что ж, это ни в коем случае не может тревожить нормального человека.***
18 сентябряLudovico Technique — Haunted
Они схватили трех людей, не то чтобы это было сложно, учитывая, что их мозги размером с улитку. Иначе непонятно, как можно решить остановиться перекурить около захудалого бара в антиаппарационной зоне без единого намека на портключ в кармане. Армия магической Англии определенно переоценивала своих бойцов. И это была хорошая новость, потрясающая, если учесть обстоятельства, в которых они оказались, но, блять... Как в этот список умственно-отсталых мог попасть Чарли Кеннет? Придурок, не перестававший язвить каждый раз, когда Гермиона приходила в Аврорат. Знакомый ей придурок. А также тот единственный пленный, кто так и не раскололся за последние два дня. И вот теперь, впервые за все время, проведенное в этом чудесном отряде самоубийц, Гермиона пыталась слиться с мебелью, чтобы ни один из присутствующих не заметил ее чрезмерного волнения, не заглушающегося даже бокалом Мерло. Обсуждение шло уже больше получаса и все еще безрезультатно. — В чем проблема, Уолден? Ты разучился добывать информацию? Тебе нужно пару экскурсов в прошлое? — Заткнись, Мальсибер! Можешь попробовать расколоть мальчишку сам, с удовольствием посмотрю на твои жалкие попытки. Удивительно, как один не поддающийся грубой силе человек может превратить нападавших в свору собак, готовых перегрызть друг другу глотки. — Что не так с этим... — Лорд пролистнул страницу папки в самое начало и, найдя необходимые сведения, вновь поднял глаза, — Кеннетом? — То, что он из отряда ебаного Поттера. У парня высокий болевой порог. Как будто его специально держали в камере пыток месяцами. — Ну, судя по количеству шрамов на теле, возможно, так и есть, — безэмоционально произнес Долохов, и Гермиона машинально вскинула голову, неожиданно встречаясь с его взглядом. Темным взглядом. Прищуренным, со странным блеском в глазах. Впившимся в нее по совершенно непонятной причине. Долохов обдумывал какую-то безумную идею, возникшую в сознании, и Гермионе не верилось, что эта крамольная мысль — а другие в его черепной коробке просто не задерживались — никоим образом не была связана с ней. По коже пронесся табун мурашек. Она буквально всем телом чувствовала, что надвигается нечто плохое... Циклон, мощный, свирепый, который окончательно разрушит те редкие крохи спокойствия сегодняшнего дня. Только в этот раз у него будет обязательно мужское имя — Антонин. Облизнула пересохшие губы, прерывая зрительную связь, и переключилась на удачно попавшуюся на горизонте Паркинсон. Непонятно, что вообще тут делала Пэнси — ее лицо отдавало смертельной бледностью, казалось, еще пара ненавязчивых упоминаний о вывернутых костях и содержимое желудка отправится прямо на небесно-голубой ковер. Смотреть на Паркинсон было болезненней, чем на Долохова, и Гермиона, сделав глоток рубиновой жидкости, перевела взор за стол. — Милорд, может, вам... От заискивающего тона бывшего палача Волдеморта у Грейнджер вырвался нелепый смешок, который она старательно замаскировала кашлем, но, к сожалению, снова вернула к себе внимание Антонина. Хотя, вполне вероятно, это заблуждение, и оно никуда и не исчезало. — Если мне заниматься и этим самому, тогда на кой черт здесь нужны все вы? — ленивый, ласкающий ушные пазухи голос прервался на выдох. Серый дым скользнул по губам Тома, авангардными пятнами взлетая в воздух. Никто не был столь безрассуден, чтобы принять расслабленный тон Риддла за чистую монету. На лицах большинства четкое понимание подтекста и того, что за ним может последовать. Вольтаж атмосферы близился к максимальной отметке, закручивая вихрь из дрожи, тяжких вздохов и безотчетной паники. Настолько яркий энергетический вкус, что Гермиона вполне могла почувствовать его, просто высунув язык, подобно девочке, ловящей ртом снежинки. — Мисс Грейнджер, у вас нет предложений? Любезная фраза, предназначавшаяся вжавшейся в кресло Гермионе, произнесенная с гребаным русским акцентом, — словно раскат грома в небе. Она с ужасающей медлительностью опустила ноги на мягкий ковер и в несколько шагов преодолела расстояние до стола. Стараясь не замечать снисходительные взгляды, направленные в ее сторону, поставила бокал на край и вызывающе посмотрела на Антонина. — К примеру? Ох, его блядская ухмылка напрягала. Ладно, если быть совсем честной, то пугала до чертиков, но Грейнджер лишь надеялась, что Долохов просто в очередной раз решил порезвиться за ее счет, дабы разбавить обстановку, и она выйдет из этого круга унижений, как всегда, с высоко поднятой головой. — Может, что-нибудь собственного изобретения? Долохов перекатывал язык по внутренней стороне щеки, пока Гермиона, стиснув зубы, анализировала, удастся ли ей выбраться из создавшейся ситуации невредимой. Прошлое нагоняло ее в спешном темпе, пока в гостиной царило напряженное потрескивающее молчание. — О чем ты, Антонин? — Люциус нахмурил брови и оперся подбородком на собственный кулак. В глазах остальных тоже читалось замешательство, исключая Риддла, в зрачках которого появился слабый отблеск интереса к разыгрывающейся сцене. Просто молчи. — После войны... — Долохов слегка склонил голову, будто предлагая ей самой рассказать подобные факты биографии, но, не дождавшись никакой реакции, кроме напрочь сомкнутых губ, продолжил, — мисс Грейнджер занималась специфической для Аврората деятельностью. Изобретением пыточных заклятий, которые потом щедро использовали на допросах. Верно? Я ничего не упустил, мисс Грейнджер? Я убью тебя. Я точно тебя убью, дай мне только шанс. Неверие. Растерянность. Любопытство. Шокированно вздернутые брови Пэнси. Улыбка, расплывающаяся на губах Темного Лорда. Сдавалось Гермионе, что еще миг и он громко расхохочется, запрокинув голову. — Правда, Гермиона? — Вопрос чисто риторический — любимая тема Риддла. Смех в его глазах виделся почти искренним, почти нормальным. В радужках даже мелькало озорное удивление, словно только что ему преподнесли подарок, и он еще не до конца поверил в такое счастливое стечение обстоятельств. — Так ты говоришь, что всего лишь произносила речи на благотворительных вечерах? — То есть... — аккуратно подступился Руквуд, — весь тот гребаный ад, что был до Азкабана... — Именно, Август, — Долохов направил на него два пальца, подобно ведущему, принимающему ответ какого-то участника на телевикторине, — все это заслуга нашей Золотой девочки. Если он хотел достичь эффекта разорвавшегося снаряда, то он определенно в этом преуспел. Едва только последние слова выскользнули из его рта, шум практически растерзал тишину гостиной. Будто бы ей, прекрасно читающей по губам, в этот самый момент вживили слуховой аппарат, и все окружающие звуки нахлынули единым скопом. Сознание выборочно цепляло фразы из общего возмущенного гомона. — Ну охуеть... — Да ты нахер издеваешься, Тони? — Занятная вырисовывается картинка... Рот Антонина расплылся в широкой улыбке. Он со стопроцентной вероятностью наслаждался каждой долбаной секундой этого шоу, готовясь выйти на бис. Грейнджер распрямила плечи и уставилась на Долохова в ожидании, все еще не произнося ни слова. А он что думал? Что Гермиона собиралась сдаться? Его лицо переменилось буквально в мгновение, приобретая смертельно серьезный вид, губы сомкнулись, убирая любой намек на веселье. Часть воротника рубашки оторвалась, нелепо повиснув в воздухе, когда он наклонился, поставив обе руки на стол напротив нее. — Твой допрос был худшим в моей жизни. Мне впервые так сильно хотелось умереть. Она смотрела ему прямо в глаза, с ледяным хладнокровием вглядываясь в черные зрачки. Откровенность за откровенность? — Ты это заслужил, — злым шипением, но достаточно громко, чтобы услышал каждый, отозвалась Грейнджер. — Я очень надеялась, что ты сдохнешь прямо в камере, в луже собственной блевотины. Даже немного жалею, что тебя не добила. Гермиона знала, что перешла черту, что показывает ту свою сторону, которую пыталась скрыть под сотней разных личин. Открывает перед ними тьму, годами уютно греющуюся под сердцем. Однако не чувствовала по этому поводу ни малейшего сожаления. Ни капли. Ни грамма. Будто запертая банка опрокинулась после длительной раскачки, крышка отлетела, и теперь чернь беспрепятственно пропитывала волокна ее организма. — Ты заслуживал каждой минуты боли, — черты ее лица ожесточились, а тон распылял атомы ненависти, — каждой рези в нервах, каждой конвульсии в теле. Ты заслуживал гребаной агонии, и я бы не задумываясь сделала это еще тысячу раз, ублюдок. Все. Карты вскрыты на ривере, накал противостояния почти достиг пика. Его челюсть дернулась, под кожей выступили жилы. Глаза Гермионы уже начали болеть от пристального зрительного контакта, но отвод равнозначен капитуляции. Медля, Долохов потер пальцами бороду, губы оттянулись, открывая миру острые резцы. — Сука верну-у-лась. Интересно... — манерно изогнутая бровь Гермионы, видимо, подтолкнула его быстрее сделать следующий удар, — на сколько тебя хватит, когда придется проворачивать то же самое с твоими бывшими друзьями... Желчь фразы практически выбила почву из-под ног, пальцы до белизны в костяшках вцепились в стол. — ...если, конечно, его спасение все еще в планах, — злобная усмешка вновь прорезала уголок губ. — Или до сих пор не определилась, на чьей ты стороне, Грейнджер? Безусловно, как только Долохов открыл рот, Гермиона предполагала такой вариант развития событий, но озвученный ультиматум ударил теннисным мячом по виску, рассредотачивая по черепной коробке боль от осознания — сет проигран. Гермиона Грейнджер сама затянула себя в расставленные по периметру сети. Где-то на периферии заметила шепот Эйвери и Риддла, злобный оскал Макнейра в углу комнаты, напряженный взгляд Тео правее от стола. Он ждал, но, так же как и она, понимал, что выбора у нее нет. — Где он? От триумфа в зрачках Долохова стало тошно. Хотелось совершенно по-магловски взять ближайшую статуэтку, судя по всему, какой-то известной балерины и заехать по его довольному лицу железной пачкой так, чтобы осталась гематома. С чувством и надолго. — Седьмая камера. Самоконтроль трещал словно гипюровое платье, надетое не по размеру. Грейнджер уже ощущала, как сумрачный туман готов поглотить разгорающиеся муки совести и окутать сознание. Еще чуть-чуть, и она пропала. Нет. Гермиона не собиралась быть жертвой, не при них. Возможно, после она придет в свою комнату, наложит чары на стены и упадет на кровать, потерянно уставившись на парчовый балдахин. И поплачет. Немного. А сейчас... сейчас она будет сильной. Запрячет лучшее в себе в ментальную тюрьму, сдастся и позволит мраку взять управление. — Дайте мне полчаса. Многозначительный взгляд на Нотта, надеясь не увидеть осуждения и на его лице. Хватало Паркинсон, в ужасе пялящейся на них обоих с явным выражением «Какого черта?». Ответный кивок и спокойный низкий голос Тео: — Я принесу охранное зелье. Будто бы и не минуло целых девять лет с того времени, будто бы эта схема все еще работала. Что-то сродни облегчению пронеслось по артериям. — Похоже, мистер Нотт лучше всех знаком с вашим прошлым, — грубое замечание. И как не вовремя, когда Гермиона в шаге от использования дыхательных практик, чтобы ни на ком не сорваться раньше положенного. — Что такое, Уильям? — ехидные нотки, срывающиеся с языка, жгли воздух. — Расстроился, что этого не было в нарытом на меня компромате? — Грейнджер почти выплюнула последнюю фразу, залпом допила вино и, со звоном поставив бокал обратно на стол, пошла в сторону выхода. Не оборачиваясь. Она должна. Ради него. Своего лучшего друга. Пять дней в плену — практически синоним смертельного приговора, и Гермиона не имела абсолютно никакого понятия, бьется ли еще его сердце, но она должна. Должна попытаться. Даже если для этого придется теперь уже сознательно продать душу дьяволу.***
Tom Player — Creeping Doubt
Давление внутри головы глушило ее до цветных пятен перед глазами, пока Гермиона перебирала пальцами по палочке, будто стараясь взять ее поудобнее. Это чувствовалась как аддикция. Как гребаная патология. Как то, что было необходимо до трясущихся рук, до мыслей, навязчиво крутившихся в сознании, до готовности безбожно лгать, юлить, унижаться ради того, чтобы получить дозу требуемых организмом ощущений. Даже сама мысль, что она может себе это позволить, захлестывала волной страха и порождала в груди теплое чувство трепета. Предельная зона риска. Грейнджер столько лет загоняла эту тьму под грунт, столько лет держала под контролем свои пороки ради чего? Чтобы сейчас их отпустить? Чтобы опять провалиться туда, откуда она с таким трудом выбралась? Чтобы сделать один бесповоротный шаг в прошлое? Ветки громко хрустели под ногами, ветер заунывно напевал колыбельную на ночь. Свет луны падал на ее уставшее лицо — кудрявые пряди некрасиво прилипли к скулам, а на лбу вырисовывались хмурые морщинки. Ее здесь даже не должно быть. Долбаное постановление Министерства. Кто вообще придумал эту ахинею, что в рейде Аврората за Пожирателями непременно надлежит находиться невыразимцу? «...сотрудники Отдела Тайн обязаны предоставить независимую оценку в случае непредвиденных обстоятельств, возникших при аресте преступника.» Гермиона не знала, что именно ей надобно им предоставить, кроме чека за внеурочное рабочее время и списка растений из Красной книги, которые отряд умудрился уничтожить своими тяжелыми ботинками. Ну и требования о компенсации ужина, одиноко оставшегося стоять на столике после того, как им с Сэмом спешно пришлось покинуть ресторан. Снова. И почему Пожиратели так любят светиться именно под ночь? Да, Грейнджер была на взводе. Уютный спокойный вечер пошел книззлу под хвост и превратился в незапланированный трекинг из-за чертового Мальсибера, что оказался неуловим, как Дорожный Бегун. Ну спасибо, козел. Он ловко прятался от них целых восемь лет, скача по горным равнинам и дремучим лесам, с завидным упорством не используя магию, по которой его можно было бы отследить. Если бы она досконально не изучила биографию Мальсибера, то скорее всего предположила бы, что его отец — лесничий. И вот очередная наводка, очередной темный лес, очередная грязь под ногами, уничтожающая обувь, как пройденный километраж — ее ноги. Душа требовала на ком-нибудь сорваться, но рядом был только Сэм с таким виноватым взглядом, что мог дать фору самой жалобной побитой собаке. И это раздражало Грейнджер еще больше. В голове даже промелькнула мысль, что Гарри поставил ее в пару с Фостером специально, чтобы в какой-то момент она собственноручно убила своего парня. Из горла вырвался досадный рык. Вся ситуация была дурацкой, они обыскивали территорию уже третий час, и... сюрприз — ничего! Абсолютно ничего — бессмысленная потеря времени, как всегда. В лесу царила духота, тягостно забивающая ноздри, а от тишины, простирающейся на километры, веяло вязким маньячным ужасом. Полночь дышала им прямо в затылок. В груди разрасталось какое-то густое неприятное чувство, по спине поползли морозные мурашки, голова инстинктивно дернулась в сторону. Это что, был шорох? Она опустила палочку в карман мантии и на ходу попыталась перевязать хвост, убирая торчащие волосы. Несколько осторожных взглядов брошенных по бокам — никого. Не надумывай, Грейнджер. Волна ветра неожиданно мощно прошлась по кронам деревьев, заставляя их болезненно трещать. Где-то вдалеке послышалось могильное карканье ворон. Что ж, судя по обстановке, она бы даже не удивилась случайно найденному захоронению. Гермиона выпрямилась и стремительно повернулась к остановившемуся рядом с ней Фостеру. — Ну все, хватит, мы отсюда уходим. — У меня приказ. — Мерлин, да это просто бред — таскаться тут по ночам! Его здесь нет. — Зато есть приказ, Гермиона. Сэмюэл ей нравился. Он был тихим, вежливым, не лез к ней в душу и не пытался руководить ее жизнью. Не парень, а сказка. Но вместе с тем... неимоверно рецессивным и до жути правильным, особенно в отношении работы. Никакого бунта, никакого веселья, никакого собственного Я. Он был подходящим парнем, дабы забыть прошлое. Однако иногда, именно в такие моменты как сейчас, хотелось, чтобы его характер, похороненный где-то под сводами Нового завета, в кои-то веки проявился. Хотя Гермиона предполагала, что это несбыточные ожидания. — К черту ваш приказ! Злость смешивалась с раздражением, постыдно играя на ее нервах, но не было уже никаких сил... Она сделала несколько шагов назад, не больше пяти, затем покачала головой и обернулась на Сэма в надежде, что он передумал. В надежде увидеть в его глазах не слепое повиновение, а решительность. Но он на нее не смотрел. И в глазах его была не решительность, а страх. Хватило секунды, чтобы оценить степень бледности лица и сбивчивое дыхание Сэма, прежде чем сильнее сжать в кармане палочку, проследить за взглядом и встретиться с маленькими яростными зрачками волка. Вервольф. Твою ж мать. Треск с другой стороны вырвал ее из ошеломления, а увиденное заставило сделать неуклюжий шаг назад. Гортань свело, похоронив истошный крик. Вервольфы. Множественное число. Ровно столько, чтобы им с Сэмом сегодня сдохнуть. Хотя нет, она определенно их переоценивает, — вполне хватит и половины. Глаза на автомате поднялись к мрачному небу, но уже через мгновение вернулись к надвигающейся угрозе. Как, черт возьми, она могла забыть о полнолунии? Каждое мягкое приземление лапы на землю отдавалось в ее теле импульсами первобытного страха. Бей или беги, Грейнджер, ну же. Но конечности словно вросли в почву, когда из живого оцепления вперед выбился вожак и, скалясь, сделал еще пару шагов к ней. Все ближе. Кажется, Сэма сковал паралич мышц — пальцы странным образом скрючились на древке палочки, губы слегка дрожали, будто проговаривая какой-то текст. Гермиона искренне надеялась, что это невербальное заклятие, а не одна из молитв, которые читали на службах, что заставляла посещать его мачеха всякое воскресенье. При всем уважении, но Иисус им тут явно не поможет. Почему вообще оборотни находятся в магловском лесу? Ответ пришел сам. Вспыхнул, как окно в полностью темном небоскребе в районе Кэнери Уорф. Ловушка. Мозг лихорадочно искал варианты выхода, пока Гермиона распахнутыми глазами следила за волками, берущими их с напарником в кольцо. Рычание. Скалящиеся острые зубы. Слюна, мерзкими комками капающая из пасти. Дикие. Бежать. Она почти уверена, что смогла бы незаметно спустить лямку рюкзака. Что смогла бы протянуть руку через прорезь и достать до портключа. Смогла бы в два шага преодолеть между ними расстояние, если бы Сэм их отвлек. Но это все лишь сослагательное наклонение, ведь Фостер застыл, как восковая фигура в хоррор фильме. Грейнджер сглотнула, пытаясь подать знак, но когда наконец-то привлекла его внимание, то встретилась с глазами, полными неконтролируемой паники. Резкое движение в сторону ближайшего волка, свет, сорвавшийся с конца палочки, и их одновременные крики слились в одну отчаянную мелодию. — Остолбеней! — Не-е-т! Как в замедленной съемке луч попал мимо цели, раздался свирепый рык, и на Сэма в агрессивном прыжке уже набросился вервольф, вталкивая тело аврора в дерево. Длинные когти разорвали мантию на руке, оставив уродливые алые царапины, еще один толчок, и ветвь, похожая на ампутированное предплечье, пронзила его поясницу, буквально насадив на ветку. Голова Сэма безвольно повисла на груди. Кап-кап-кап. Кап-кап-кап. Кровь зашумела в ушах — осуждающие слова Грюма «опрометчивость может привести только к смерти» столь неуместно всплыли на краю сознания. Мысли, хаотично бившиеся внутри черепа, лишь подогревали панику, а ленты накатившего ужаса сжимали горло так, что Гермиона, казалось, не могла издать не то что ни звука — она не могла дышать. Она не могла сделать гребаный вдох. Ноги налились свинцом, рюкзак машинально попал в руку, пальцы судорожно пытались нащупать портключ, когда Грейнджер почувствовала дыхание смерти. Прохладное. Спокойное. Смрадное. Огромное мохнатое чудовище снесло ее с ног еще до того, как она успела достать из кармана палочку. Грязная слипшаяся шерсть терлась о подбородок, шея горела от глубины вошедших в нее когтей, шершавый язык издевательски облизнул щеку. Неторопливо. Смакуя секунды ее унижения. Сея в душе чувство отвращения и поджигая порох разбросанной внутри ярости. Ботинок слетел при падении, и теперь камни резали босую ступню при дерганных движениях. Борись, Грейнджер. Борись. Что-то в недрах диафрагмы рвалось наружу. Пелена гнева окутывала разум, ласковым тембром уговаривая сознание сдаться. Беря все беды на себя. Словно старушка гладит тебя морщинистыми пальцами по макушке и приговаривает, что все будет хорошо, хотя ты знаешь, что хорошо уже никогда не будет — это конец. Ледяной пот смешивался с багровыми ручейками, бегущими от виска, на нервах в разных частях тела словно кто-то играл раскаленным металлом, раны ярко пульсировали болью. Гермиона ощущала тяжелый, железистый запах крови и судорогу, пронзающую в местах, где кожа разошлась по швам. Смотрела на себя будто со стороны — жалкую, потерянную, беспомощную, придавленную гигантским телом оборотня, как какая-то мушка под ботинком более сильного. Пока остальные начали раздирать павшую дичь на остатки. «Кого ты обманываешь, Гермиона? Ты лишь посредственность под маской лучшей волшебницы всех времен». Борьба, занявшая всего секунды, истощила ее почти до конца. Досуха высосала силы и бросила на растерзание внутренней тьме. Ночь механическим голосом шептала о смерти, пропуская ее сознание через мясорубку. От визга чуть не раскрошились слуховые косточки. Это был ее визг? Гермиона из последних сил дернула ногой, ударяя в живот волка, и неожиданно почувствовала пространство между ними, давшее ей возможность проскользнуть рукой в карман. В ушах хрипел надрывный голос, и до безумия хотелось, чтобы ни один звук не проникал сквозь плотную пелену барабанных перепонок. Мысли переполняла ярость. Напряжение. Ей нужен катарсис... Она так устала. Палочка уперлась в грубую ткань мантии в направлении чудовища, радужки полыхнули алым, и кровавые губы прошептали: — Сектумсемпра. И темнота. Темнота. Кромешная тьма. — Блять... — Не закрывай глаза, Гермиона! Не закрывай глаза... — Колдомедика живо! — ...ебал я ваши правила, она под моей ответственностью! — ...убери его нахуй отсюда, иначе я убью его прямо в Мунго... — ...Гермиона, ты меня слышишь? Опусти палочку, детка. Опусти... Сознание не успевало анализировать град из информации. Кто-то хватал ее, тряс. От нее что-то хотели. Из горла вырвался надсадный хрип, и мир вновь обрел краски. Гермиона как будто только что вынырнула из ледяной ванной, судорожно глотая воздух. Мелькающие фигуры колдомедиков перед глазами. Палочки охраны наизготове. Крепкие пальцы Гарри, вцепившиеся в ее руку. Кровь. Хлопок ресницами. Боль. Хлопок. Вкус смерти на языке. — Что... — гортань раздирало, как если бы внутри не меньше десятка раз прошлись чертовой овощечисткой. Ноги не слушались, тело пробивала неконтролируемая дрожь, в голове творился хаос. Пост-адреналиновая катастрофа. — Ты выжила, — родной тембр на краю разума и снова погружение в темноту. В спокойные объятия мрака, теперь уже навсегда вросшего в ее внутренности. Сэм успел вызвать отряд через галлеон. Тьма. Тьма, спасшая ей жизнь. Ставшая вечным спутником ее существования. Тьма, которая сделала ей одолжение, взяв контроль в свои горящие адским пламенем руки и оставив после лишь кровожадно разорванные в клочья тела посреди лесной прогалины. Тьма, которую она, вопреки желаниям, неблагодарно заперла в клетку, педантично меняя код на замке каждые полгода. И которую она собиралась сейчас выпустить, чтобы не чувствовать. Не чувствовать, что она все тот же ужасный человек, способный хладнокровно пытать людей ради информации. Только в этот раз Гермиона не была уверена, что вновь сможет найти необходимые цифры, чтобы вылечиться. Стук приближающихся шагов звучал как предупреждение о том, что время иссякло. Холодная маска встала на лицо, скрывая истинные эмоции, и она нажала на кованую ручку подвальной двери в надежде, что после этого вечера от Гермионы Джин Грейнджер не останется один лишь пепел.***
Imagine Music — Doom
Первый раз самый трудный. С каждым последующим уже легче — кусочки сердца один за одним превращаются в лед до тех пор, пока не складываются в слово «вечность», пока причинять боль не будешь так же машинально, как чистить зубы по утрам, как вдыхать легкими ядовитый дым. Как жить. В таких историях всегда есть тот, кто придет и поставит орган, доселе прекративший бесперебойно качать кровь, на режим разморозки, даря всем окружающим ощущение счастья. Однако Гермиона не верила в счастливые финалы. Не для себя. Выжидающе протянула руку к Тео и почувствовала холод стеклянного флакона, опустившегося в ладонь. — Еще. — Ты уверена? — Если бы я собиралась убить его, то попросила бы тебя вообще не приносить зелья. Нотт промедлил, вынудив Грейнджер обернуться к свету, проникающему через единственное не заколоченное в подвальном коридоре окно. Каштановые волосы собраны в косу, мышцы расслаблены, на лице безразличное выражение. Ее обычная отстраненная маска, у него не могло быть сомнений в том, что что-то не так. Он не должен был заметить, что эту Гермиону он никогда не видел. Даже восемь лет назад. Ни грамма ненависти, нервозности, жажды мести и неприкрытых угрызений совести — вообще ни единого чувства в глазах. Другой человек. Взгляд был практически мертвым, лишь маленький огонек, словно одинокое дерево среди пустыни, мог сказать ему о том, что она еще где-то там. Та Грейнджер. Девочка, спасающая друзей очень дорогой ценой. Ценой окончательной потери самой себя. А даже если и заметил, то на месте Теодора она бы не стала это анализировать, возможно, списала бы все на высокий уровень окклюменции, если бы, конечно, Гермиона им владела. Хотя навряд ли он думал, что у нее не было от него секретов. От всех. Тео мог понять многое, но не по одному лишь молчанию. Она надеялась. Вложил ей в ладонь еще два флакона, кратко предупредив: — Не переборщи. Девичьи губы стянулись в жуткую искусственную усмешку. — Верну живым и невредимым. — Снова повернулась к темнице, уставившись на пленника, и бросила через плечо: — Уходи. Гермиона тягуче, отмеряя каждый шаг, подошла к телу, замершему в полусидящей позе, и опустилась рядом. Лениво изучала его взглядом. Таким же, что ты разглядываешь безделушку на полке сувенирного магазинчика, о покупке которой размышляешь. Кеннет выглядел плохо. Но не столь плохо, как мог бы. Правый глаз заплыл, от аврорской формы остались жалкие клочки, что висели на выступающих ключицах, как растянутый свитер на железной вешалке. Фиолетовые синяки разбросаны по ребрам, подобно всплескам красок из тюбика, на ноге, очевидно, не хватало пары пальцев, судя по тому, как криво они обернуты пропитанным кровью обрывком ткани. В сознании, но почти не реагирует. Так бывает, когда перегибаешь с одним и тем же видом пытки: в итоге наступает диссоциация и апатия, и остается лишь вялая масса, изредка радующая наблюдателя непроизвольными подергиваниями плоти. Стоило сменить тактику еще вчера, если они ждали каких-то подвижек. Хреновы профессионалы. Указательный палец проследил продолговатую воспалившуюся рану на бедре. Тьма зависла во взволнованном ожидании. Рано. Ей не нужны были зрители. Гермиона подняла его грязный подбородок, ладонью зажала челюсть, вынуждая губы приоткрыться, своими зубами выдернула деревянную пробку и влила охранное зелье в горло Чарли. Вырывающийся кашель мешал попаданию жидкости в организм, но она, повторив процедуру, опрокинула в рот вторую дозу, удерживая голову в том же положении. Встала, подошла к противоположной стене, прислонилась лопатками к каменному выступу и закурила, не сводя с объекта безэмоционального взора. Внутри царило спокойствие, морские волны успокаивающе плескались в сознании. И только сомнения легкий бризом пробирались под кожу, царапая стекло морального компаса. Так нужно. Ты здесь ради него. Он нуждается в такой тебе. Ритмичное постукивание пальцами о бедро, краткое воспоминание о хрупкой ладошке маленького Скорпиуса, сжимающей ее руку. Нуждается, как когда-то нуждался его сын. Глубокий вдох. Она в норме. Осталось подождать. Веки Кеннета распахнулись ровно в тот момент, как дверь подвала закрылась с глухим стуком, оставив их наедине. Полностью под ее контролем. Дезориентированный. Потерянный. С мутным взглядом и сведенными бровями. Прошла целая вечность, пока туманность рассеялась и в голубых радужках вспыхнула гремучая смесь удивления и злости. Моментальное узнавание. Ярое неверие. — Это гребаная шутка, да? — голос Чарли был хриплым, будто через легкие пропустили десяток латунных гвоздей. — Жестокий розыгрыш, — плевок влево на разрисованный пятнами крови бетон, — браво, босс! Сумасшедшие теории, возникшие в голове. Обычная реакция обычного человека. Предсказуемо. — Или это очередная проверка на преданность? Долбаное Суонси 2.0? — тембр голоса истерично повысился. — Ну в этот раз, ребята, вы действительно постарались. Ничуть, блять, не перегнули. Отзвуки слабых хлопков отскочили от стен камеры, когда он поднял руки, раздавая по сторонам аплодисменты. У него еще остались силы двигаться, — цинично взяла на заметку, — и говорить. Теодор поистине гений. — Никакого розыгрыша, Чарли. Злобная усмешка стала неуверенной, будто ломалась изнутри, глаза бегали по ее лицу в поисках подтверждения своих сомнений. Вздернув бровь, Грейнджер хмыкнула, приблизилась к нему и демонстративно, надавливая чуть сильнее, чем следует, провела палочкой вдоль его горла. — Просто вы слишком заигрались в войну, и кому-то придется за это заплатить. Ступор. Оцепенение. Осознание скупой реальности. Сценарно скучно, до скрежета в зубах. Его дыхание перехватило. Ногти царапнули каменный пол. Голова монотонно качалась из стороны в сторону, отрицая очевидное. Упорный парень. — Чем быстрее ты смиришься, тем быстрее мы приступим. Необходимо скорее передать контроль, иначе вид Чарли, такого знакомого Чарли со светлыми кудрями, вымазанными в крови, грязи и доксициде, мог пробраться под ребра, цепляя человечность, и решимость бы дрогнула. Когда твоя жизнь в твоих руках — это страшно. Но гораздо страшнее, когда от тебя целиком и полностью зависит чужая жизнь. Именно тогда ты скрываешься от реальности, свернувшись внутри лабиринтов разума в маленький комок, и позволяешь кому-то более сильному защитить тебя. Позволяешь не дать тебе сломаться. — Лучше скажи мне, что я уже труп и это ебаная галлюцинация. Не уверен, что смогу пережить правду. Зло. Ненавистно. Кривя точеные черты лица. Ему было больно от осознания? Где-то в глубине ее кольнуло. — Поговорим о важном. Гермиона щелкнула пальцем по сигарете, поднесла ее к губам и затянулась. Дым опалил воздух одновременно с главным вопросом вечера: — Где вы держите Драко? Смятение от сухости ее тона было видно невооруженным глазом. Он все еще был не в силах поверить, но кто его мог в этом винить? Она и сама не собиралась тут находиться. Обстоятельства порой сильнее нас. Кеннет прикрыл веки и сделал пару глубоких вдохов, будто примирение с уродливыми фактами вызывало в нем тошноту. — Бля-я-ять, — вымученная, горчащая презрением ухмылка растянула запекшуюся на губе кровь, — конечно, ты здесь из-за папенькиного сынка... Тишина разбавлялась лишь щелчками пальцев, сбрасывающих пепел. Он приподнял голову, и его светлые глаза с полопавшимися капиллярами впились в Гермиону, пытаясь просверлить в ней дыру размером с Йоркшир. — Как долго ты трахаешься с этим ублюдком, Грейнджер? Его чистокровный член стоит того? Стоит предательства? Провокация Чарли была эмоциональна и бесполезна. Ведомый гневом и отчаянием он старался уязвить Гермиону побольнее, не понимая того, что все, что его отделяло от самого жуткого кошмара в жизни, — натянутая леска, которой Грейнджер с трудом удерживала своих демонов. — И ты... — легкие вместе с кашлем вытолкнули из его рта желейную слизь, окрашенную в багровый цвет, — ты, блять, решила, что придешь сюда и я выложу тебе все по старому знакомству, так что ли? Не понимая того, что каждая его импульсивная фраза, как острый нож, играюче проскальзывала по этой самой леске. Уже не риск — вопрос времени. Гермиона проследила за сизой струйкой дыма, поднимающейся к потолку. — Ты жалкая, — Кеннет изошелся старательным смехом, которого хватило ровно на две секунды, — думаешь, что я прогнусь перед конченой шлюхой. Синеватый пучок вен на его виске вздулся, челюсть двигалась так, словно он жевал жвачку, ладони уперлись в холодную поверхность, приподнимая тело. Возможно, он старался пережевать все это дерьмо, свалившееся на него, и все еще попытаться умереть с достоинством? Жаль, у нее были другие планы. Магия нервно колола кончики пальцев, как бегун, ожидающий стартового флажка. — Я доверял тебе! Мы все доверяли! Слова, потоком лившиеся из его рта, даже сейчас, когда она почти подписала отпуск человечной Гермионе и посадила на рабочее место монстров, обидно корежили душу. Предательство. Он, несмотря на свою внешность разгульного выпускника Оксфорда, как всегда попадал в самую суть. Чувство вины пыталось продраться сквозь плотное осевшее облако тьмы, но Гермиона вытолкнула его обратно. Она знает свои приоритеты. И ее приоритет сейчас в плену на другой стороне. Он точно так же лежит в камере, грязный и полуживой, и авроры точно так же выбивают из него все дерьмо, которым Малфой даже может не располагать. Ее приоритет — Драко. Она просто нуждалась в резком, коротком, толкающем ударе. — Тебе — блядской подстилке Пожирателя. Давай, еще немного, капельку. Кровь бурлила в венах, поток обжигающей злости подкатывал к горлу. Ее практически задавленной совести был жизненно необходим насыщенно-красный флаг, чтобы отпустить поводья. — Лучше бы ты тогда сдохла. Они оба знали, о чем он. Вспышка того дня оглушающе ударила по вискам. Кажется, Чарли уже достаточно хорошо себя чувствует. Что ж, можно начать с основ. Глаза сверкнули алым, ментальные редюиты пали. — Круцио. Тьма крестража хлынула в сознание, заполоняя ее подобно токсичным парам, поглощая все светлые мысли и отравляя эмоции. Ощущение вседозволенности, будто глоток кислорода, проникло в легкие, заставляя дышать полной грудью. Свобода. Восстала другая личность. И она явно понравилась Кеннету еще меньше, чем первая. Тело изгибалось под неестественным углом, крики вынуждали нещадно дробить собственные губы, зажимая их зубами. — Судя по всему, — ее выражение лица как у хищника, а интонацией вполне можно было резать алюминий, — моя снисходительность ввела тебя в заблуждение о том, что у нас есть время на болтовню. — Гермиона сократила расстояние между ними тремя неторопливыми шагами. — Ничего, я это исправлю. Капля пота выступила над его губой, веки непроизвольно сжались, а тело дернулось, будто в преддверии удара. — Сектумп Круцио! Брызги крови воспарили в пространстве, безвозвратно пачкая ее бежевую сатиновую рубашку. На секунду подлинное огорчение отобразилось в мимике Грейнджер — какая ужасная потеря. — Говорят, что одна боль заглушает другую, — издевательски голос пел над корчившимся телом, пока она делала дополнительный виток в воздухе, усиливая воздействие заклинания. — Как думаешь, это правда? Я все-таки надеялась на одновременный эффект. Можно было восхититься волей Чарли, который смог на секунду вырваться из жестокого уробороса пытки и ухватиться за ее лодыжку, дернув на себя. К его сожалению, слишком слабо, чтобы Гермиона потеряла опору. — Ты хочешь лишиться и пальцев на руках, Кеннет? — Ее улыбка была искренней. Крестраж умиляла борьба. Она беззаботно повела плечами, добавляя: — Любая прихоть за счет клиента. Чарли повезло — луч пролетел в дюйме, когда он отдернул руку. Смешок вырвался из уст Гермионы. Все-таки какие-то крохи благоразумия в его голове остались. Молчаливо бросила заживляющее заклятие и вернулась на точку обзора, к стене, наблюдая за восстановлением. Губы задумчиво надулись, пальцы поигрывали с палочкой. Забег определенно был сложным — он лежал, сил встать, видимо, уже не хватало, а они еще даже не перешли к блюду дня. Ну-ну, не разочаровывай меня, Чарли. — Начинай говорить, Кеннет. Не хочу опоздать на ужин. — Иди на хуй, — в тишине, с некоторой оттяжкой по времени, четко отпечатался шепот, как если бы она приложила свое ухо к его губам. Упрямство аврора обнажало ее пороки, душа радовалась подобно ребенку, в кои-то веки встретившему редкий экземпляр единорога. Легкая улыбка затронула уголки рта. — Повезло, конечно, что ты сирота, разговор бы пошел куда быстрее, — досадливо вздохнула Грейнджер, не отрывая взгляда от своих ногтей, — но раз так... похоже нам стоит удвоить нагрузку. — Оккульта Метус. Страх на его лице был восхитителен. Чувство наслаждения щекотало каждую клеточку ее тела, пока Гермиона отслеживала стадии ужаса по положению морщинок на лбу, трясущимся ямочкам на щеках и зрачкам, все больше поглощающим радужку. Одинокая слеза вырвалась из плена век и скатилась по очерненной коже, проваливаясь в порез на щеке. Она практически замурлыкала от красоты происходящего. Не хватало только мольберта, чтобы запечатлеть кровавое искусство. В груди зависло ноющее желание всего одним глазком подсмотреть чужие кошмары, но Грейнджер благосклонно его проигнорировала. Это не ее кино. Слишком интимно. Глаза зацепились за часы на запястье — стрелки осуждающе тикали — она не укладывалась в срок. — Дискуссис Тимурибус. Кеннет был в прострации, грудь хаотично поднималась и опускалась, сознание, очевидно, пыталось разобраться, где явь, а где ложь. Какой из его кошмаров хуже: вымышленный в голове или реальный, включающий в себя Гермиону Джин Грейнджер. Она недовольно прицокнула: надо дать несколько секунд на передышку, иначе игрушка сломается раньше времени. — Сосредоточься, Чарли. Драко М-а-л-ф-о-й, — нарочито разделяя буквы, словно Кеннет до этого не встречался с этой фамилией. Блеск его зрачков отдавал сумасшествием. Молчание. Не тот результат, что ей нужен, но тот, на который надеялась тьма, не желая заканчивать шоу. Вспышки заклинаний чередовались, как неоновые лучи на дискотеке восьмидесятых. Если бы у них было больше времени, демоны, сладко облизнув почерневшие кончики пальцев, точно выкроили бы пару дней на новое заманчивое развлечение, полностью проведя жертву по статье «Истязание», но, к сожалению... Сейчас необходима максимальная эффективность: попеременные удары по всем рецепторами так, чтобы мозг не мог понять, в каком месте стоит поставить оборону и защитить себя от боли. Бессилие. Отчаяние. Агония. Его тяжелое дыхание слышно только благодаря хрипам, рвущим грудную клетку. — Сс-су-у-ка, — прочла по губам Гермиона, усмехаясь. Как будто это должно было ее беспокоить. Удовольствие волнами разливалось по телу, принося чувство легкости. Границы стерлись, она ощущала себя живой. Неприкасаемой. Хотелось кружиться в фантастическом вальсе, досадно, что партнер полудохлый. — Ладно, Чарли, еще один круг. Уверена, мы сможем договориться, — ее голос был бархатным, как мед, как согревающие специи, пока пальцы вливали в рот пленника половину оставшегося зелья. Хотя... Заставила проглотить все — он справится. — Арденти вивере! Надсадный крик разорвал меланхолию камеры. В его глазах читалась боль. Такая чистая, острая, оголенная, как искрящиеся провода. Гермиона знала, что именно происходит с Кеннетом. Что способно сделать его умалишенным при неправильном обращении. Во что заклинание заставляло его поверить, почувствовать, сдаться и умолять о том, чтобы он никогда не рождался. Кожа плавилась, кусками отделяясь от прогорающих насквозь костей, артерии лопались, затапливая организм кровью, в ноздри проникал запах свежесожженной плоти. Словно тебе дали убойную дозу рогипнола и привязали к столбу, чиркнув спичкой у основания. Ментальная инквизиция в худшем из смыслов. Ты не мог пошевелить конечностями, не мог абстрагироваться от ощущений и отключиться тоже не мог. Охранное зелье прекрасно делало свое дело. Пытка, после которой Долохову хотелось умереть. Пытка, способная привести на исповедь даже священников, любящих играть с маленькими мальчиками. Крик. Крик. Еще один перетек в истошный вопль. Практически симфония для ее ушей. Кровотечение виолончелей, саксофонов и флейт. Сознание настигла эйфория. Упоение. Свежая, нефильтрованная порция прямо по венам. Ее порывало оставить в памяти каждый кадр. Распечатать колдо, подписать «С любовью» и положить ему в держащийся на паре ниток карман джинсов. Чтобы они оба помнили. Изо рта Чарли доносилось невнятное бульканье, казалось, что он прикусил себе язык в нескончаемых муках; струйка крови плавно стекала по подбородку. Воздух вокруг них был тяжелым, спертым, удушающе плотным. — ...т-...идж... — Ты что-то хотел сказать, Чарли? — невозмутимо спросила Грейнджер, поджигая кончик сигареты. Драматическая пауза, возникшая только потому, что Гермиона забыла наверху зажигалку. — Дать тебе минутку? — ...айт-...ридж, — еле слышный ропот, — он в Уайт-Бридж. Счастливая, отдающая безумием улыбка озарила лицо Гермионы Грейнджер. — Видишь, я знала, что мы найдем общий язык, — ласковый голос почти что по-дружески похлопывал его по плечу. — Все же мы не чужие люди. Искра сигареты мелькнула в полутемной камере при вдохе, и она свистяще выпустила дым в сторону Кеннета. — Думаю, ты готов говорить, но хотелось бы обладать уверенностью, знаешь... Арденти вивере! Жуткий вопль всего через пару секунд превратился в гортанный вой, напоминающий волчий, отдающий лесной свежестью той отвратительной ночи. И этот звук был подобен утешительному отеческому поцелую, оставленному на лбу Гермионы, подвинув уголок ее рта в мстительную ухмылку. Она помнила его сегодняшние слова. Отчетливо помнила, даже когда спустя минуту душераздирающий крик снова расколол пространство. Когда остатки воли согнулись под высоким давлением, а признания одно за одним вырвались на поверхность. И когда тонкая нить слюны, смешанной с кровью, спустилась к ее ботинку вместе с беззвучной мольбой. Глухой стук двери камеры обозначил финал. Двадцать семь минут на пытки, три на пару восстанавливающих заклятий и Обливиэйт, ювелирная точность — Чарли сказал все, что мог. Приятное послевкусие на губах демонов должно охладить крестраж на несколько недель. Так уже было. Она так уже делала, спускалась в подвалы тьмы с определенной целью. Была ли разница в том, что тогда нападали на нее, а сейчас нападала она? И часто ли люди продают душу дьяволу ради благих целей?