Bajofondo — Pa’ Bailar
Пэнси Паркинсон. Красива. Богата. Разведена. Так ее описал Ежедневный Пророк, когда она вернулась в Англию впервые за шесть лет. Пэнси прошлась кончиками пальцев по краю каре и продолжила путь к ключице через две маленькие родинки на шее, смотря на свои медленные движения в зеркале. Красива — да. Определенно, она все еще была красива. И статус разведена тоже был актуален. А вот насчет богатства можно было поспорить, учитывая, что все деньги, оставленные ей мужем, заморожены на непонятный, «до выяснения обстоятельств», срок. Фредерик был на редкость смазлив, чертовски сексуален и приносил ей завтрак в постель. Она думала, что этот брак будет мучением, очередным кругом ада по Данте, таким же сухим, как обветренные губы, и болезненно молчаливым, как принудительное монашество, в целом, все как у других. Причин для этого было предостаточно — это случилось по договоренности через год после войны, ее родителей только что убили в рейде, репутация оказалась подпорчена прессой, а сама она разбита и сломана. Но Пэнси словно вытащила счастливый билет в другую жизнь, желанную и беззаботную, словно ей пытались показать, что оказывается бывает и по-другому — не так, как она привыкла. Не так, как она видела. Шесть лет во Франции она наслаждалась лаской, танцами на балах и бургундскими виноградниками. Шесть лет и ни одной причины для беспокойства, вероятно, это то, что люди называют тихой гаванью. Нерешительно, не до конца веря в свое везение, но она научилась любить. А потом, вечером в среду, пока по окнам бил беспощадный ноябрьский дождь, он опоздал на ужин. Подсел к ней, а не как обычно напротив, и скинул мокрые перчатки на стол. Обычно во время таких историй говорят, что ты сразу все поняла, что мир моментально разлетелся на осколки, что ты вдруг увидела все знаки, которые появлялись на протяжении многих лет, и главное, что ты знала, что он скажет в следующий момент. Чушь. Наглая ложь, выдуманная женщинами, которые любят излишний драматизм. Ты ничего, абсолютно ничего не знаешь, сидишь как дура с приоткрытым ртом ровно до того момента, пока он не вздохнет, и не посмотрит на тебя своими циановыми глазами, на дне которых плещется острое сожаление, чтобы следом произнести: — Я тебя разлюбил. Так вышло. Прости. Нелепо. Настолько нелепо, что мозг отказывается думать, а мир все еще с тобой, целый и невредимый. И только после, когда он сжимает твою руку то ли в жесте извинения, то ли в качестве поддержки, ты понимаешь, что произошло. У счастья есть лимит. И, по-видимому, она его превысила. Именно в эту секунду появляется вспышка, и в ее лицо приливной волной прилетает правда, каплями впиваясь в поры и разъедая расширенные зрачки. Как если бы взорвалась цистерна, а ты приросла к земле у подножья конструкции, не в силах сделать шаг в сторону или хотя бы прикрыть глаза. Правда, насквозь выжигающая ее планы, мечты и чувства. Она хотела детей, свежую клубнику на завтрак, шутки, понятные только им, и чувствовать запах сигар от его одежды. Она хотела продолжать его также сильно любить, а он... он хотел другую женщину. Оказалось, в их планах на будущее не было ничего общего. Через месяц был развод, а следом и возвращение в родную обитель, в пронизанное холодом давней утраты поместье. Пэнси помнила это как вчера. Пару месяцев, наполненных злостью, жалостью к себе и нежеланием вставать по утрам. Она усмехнулась нахлынувшим воспоминаниям. Пэнси всегда думала, что она сильная, не как те сентиментальные девушки, которые месяцами сидят в кресле перед окном и, обняв руками колени, апатично смотрят на сменяющийся пейзаж. Но нет, такая же как все. Обычная. Уничтоженная обидой, чувством вины и собственными мыслями. Возможно, есть люди, которым не дано быть счастливыми? Возможно, есть какой-то список негодных для хэппи-энда? Кому надо заплатить, чтобы ее оттуда вычеркнули? А может быть просто не нужно искать это, так называемое, счастье? Запастись жаброслями и плыть по течению. Все, что осталось от ее брака, — приличная сумма денег на счете, ретроспективные кадры его касаний и терпкое ощущение горечи на языке. И тату. Оливковая ветвь, тонкими чернильными жилками оплетающая ее левую ключицу. Как будто она сама дала себе знак, что потоп закончился, и пора возрождать свою жизнь. И себя. Новую себя. Перестала рыдать, вытрясая душу в уныние комнат, перестала ждать того, кто поднимет ее с постели и прикажет жить дальше, просто нашла свои ярко-красные туфли, подстригла волосы цвета воронова крыла под каре и сделала тату. Так же как делают все. Действительно обычная. Это было почти четыре года назад. А сейчас, стоя в этой же спальне, Пэнси не чувствовала ничего из того, что волновало ее тогда, лишь изящная, казавшаяся хрупкой, оливковая ветвь напоминала о том, что когда-то она была совсем другой. Пуговица за пуговицей застегнув зеленую блузку, она взяла с покрывала ежедневник с пером, в последний раз посмотрела в зеркало и прикрыла веки. Хлопок оставил комнату в одинокой пустоте. А Пэнси уже шла по маленькому городку Уэллингборо вблизи Лондона. Вычищенные улочки, резные двери, классические заборы, ограждающие аккуратный газон. Ничего интересного. Самая большая ценность, которую она получила от мужа — не деньги, как бы они ни были ей приятны. Легилименция и окклюменция. Подарочный набор ограниченной серии. Ключи от ментального сознания. Не то, чтобы он преподнес их в коробочке с огромным бантом на День Рождения Пэнси, но то, сколько времени Фредерик провел за ее обучением, определенно, можно было считать подарком. Легилименция. Эта тонкая материя, хрупкая нить в одну десятую денье, которая обвивает чужое сознание словно серебряная паутина. Но одна только мысль, лишь одно крохотное сомнение на задворках, и человек безжалостно срывает призрачную сеть, не позволяя читать пожелтевшие страницы памяти снова и снова. Тихо. Незаметно. Почти не касаясь. Бесценный навык, отточенный многолетней практикой почти до совершенства. Если ее деньги все-таки не вернут, то она всегда сможет уйти в магловский мир, сколь бы прискорбным не был этот вариант, и вернуться, так сказать, к истокам. Истокам ее обучения, когда легилименцию она тренировала на игроках в магловский покер. Грязные мысли и деньги — чудесное сочетание. Легкий вариант вновь обрести состояние. Сколько бы коварных планов ни придумывали Драко с Гермионой, им никогда было не обыграть Пэнси и Тео в плюй-камни. Потому что план игры был практически высечен у Гермионы на лбу. Нет, для среднестатистического волшебника степень ее окклюменционной защиты довольно хороша, что не удивительно, ведь она столько лет проработала невыразимцем, но для Пэнси Гермиона — раскрытая книга. Всего один уровень ложных образов, четыре развилки в коридоре воспоминаний и один маленький сумасшедший эльф, пытающийся сбить с пути. Несерьезно. Скрежет засова на калитке, скрип распахнутой дверцы. Все своими руками. Как можно меньше магии, Пэнси. Как можно меньше магии. Нельзя оставлять следы. Голос Грейнджер надоедливо, едва ли не нравоучительно, вещал у нее в голове. Трель ярко-синего звонка и шестьдесят секунд ожидания, прежде чем дверь открылась. Миловидная внешность, закрытое приталенное платье, словно из сороковых, и внимательный взгляд, направленный на ежедневник в руках Пэнси. — Добрый день! Я не заинтересована. Если бы Паркинсон не так старательно контролировала свои эмоции, то ее бровь бойко подскочила бы вверх. Она что похожа на свидетеля Иеговы? Рука женщины, посчитавшей несостоявшуюся беседу завершенной, нетерпеливо потянулась к дверной ручке, но вооруженная дружелюбным выражением лица и милой улыбкой Пэнси решительно шагнула вперед и мягким тоном произнесла: — Добрый день, миссис Коулсон. Меня зовут Лили Беннет, и я состою в комитете по благоустройству Уэллингборо. Есть пара минут поговорить о высоте газонов? Дверь приостановилась в движении, прежде чем неуверенно распахнуться вновь.***
Nashville Cast, Lennon & Maisy (Acoustic) — Your Best
— Чай? — радушным тоном предложила Гермиона. — А что случилось с кофе? — между делом поинтересовался Драко, не отрывая взгляд от документов. — Закончился. Я забыла его купить. Драко вскинул голову, откидывая челку с лица, и внимательно посмотрел на нее. — Кажется, мы вообще перестали выходить из твоего дома. Неожиданная тоска Малфоя по улице удивляла, не сказать, что он был любителем долгих променадов по яблоневым аллеям. — Ну... если тебе не хватает дневного света, то мы можем переместиться в сад. — Да я не об этом, просто устал без смены обстановки, — произнес Драко, сдвигая документы вбок и благодарно принимая чашку шоколадного цвета. Гермиона чуть наклонила голову и как можно невиннее полюбопытствовала: — Ой, думаешь самое время обсуждать план по вызволению Волдеморта в кафе у Фортескью? Драко нахмурился. Можно было подумать, что вместо чая она разливала по кружкам иронию, которая не умещалась в ней. — С тобой невозможно разговаривать. Она знала, о чем он. Они действительно почти два месяца никуда не выходили, кроме как на работу. Даже в Мэноре обсуждать план было небезопасно, не говоря уже об общественных местах. Не только план, все опасные мысли, как выразился Кингсли на одной из пресс-конференций. Так что ее обитель — красивый, уютный, хоть и ничуть не маленький, но все же имеющий четыре закрытых стены, дом стал для них почти что тюрьмой. Иронично, что через четыре дня эта тюрьма вновь станет домом, новым домом для Темного Лорда. Временным домом, естественно. — Есть какие-нибудь новости? Тяжелый вздох. Порой казалось, что вся жизнь сейчас состояла из одних только тяжелых вздохов. — Да какие могут быть новости, Гермиона. Многие потеряли работу, ну и как ты понимаешь, теперь ее почти нет возможности получить... У Кромвелла и Адамса заморозили счета, иностранные компании уходят с рынка, на международном поле вообще одна тьма. — Драко устало потер глаза. — Боюсь загадывать, на каком уровне социального и экономического дна мы окажемся после всего этого. — Окажемся. Обязательно окажемся, только знать не будем, — сквозящее в тоне раздражение чувствовалось за несколько ярдов. — Да-а. Кстати, «Воскресные хроники» тоже получили предупреждение о дезинформирующей повестке дня. Округлив глаза, Гермиона возмущенно стукнула кулаком по столешнице. — Такими темпами мы вообще будем ограничены чертовым пузырем. Драко приподнял бровь, обхватывая рукой чашку. — Ты сегодня очень эмоциональна... — Да уже сил никаких нет! — Думалось, что за два месяца можно было уже привыкнуть, но Гермиона злилась так, будто слышала об этом в первый раз. Судя по всему, это были небольшие отголоски стадии отрицания. — Кажется, что уже давным-давно достигли дна, но нет, мы упорно прорубаем путь дальше. — Тебе надо пить побольше ромашкового чая. Знаешь, моя бабушка всего говорила, что это лучший аналог умиротворяющего бальзама, ну, по-крайней мере, он точно не сможет ввести тебя в летаргический сон. — Драко совершенно неэстетично слизал клубничный джем с ложки и постучал ей по фарфору. Иногда она думала, что его аристократическое воспитание — это лишь миф, передаваемый из уст в уста в слизеринских подземельях. — А я-то уж подумал, что ты беременна. Такие всплески... От неожиданности Гермиона выплюнула чай прямо перед собой, но так, что брызги ромашкового отвара приземлились даже перед Драко, на что он брезгливо поморщился и следом заливисто рассмеялся, стуча рукой по столу. Очевидно, его безмерно радовали ошарашенные глаза Грейнджер и ее лихорадочная попытка убрать последствия своего позора полотенцем, напрочь забыв о магии. Гермиона стрельнула в него осуждающим взглядом, чувствуя, как к ней возвращается способность говорить: — От кого? От святого духа? — То, что ты не знакомишь нас со своим парнем, не значит, что его не существует. Знаешь, Гермиона, ты довольно скрытный человек, как выяснилось в последние пару месяцев... — Думаешь, что я прячу его к себе в сумочку каждый раз, когда ты без приглашения заваливаешься на мой ковер через камин? — От тебя можно ожидать чего угодно. — Драко сделал многозначительную паузу, пригубив чай из кружки, пока тот совсем не остыл, и решил окончательно ее добить: — По крайней мере через четыре дня у тебя точно будет шанс, ведь в доме появится настоящий мужчина. — Язвительность в его голосе буквально исполосовывала ее уверенность в правильности собственного решения, но Малфой не собирался притормаживать. — Кто знал, что ты так любишь принимать у себя гостей... Было видно, что Гермиона многое могла сказать, но ее лицо приобрело задумчивый вид, будто шестеренки получили новый вызов и крутились с утроенной силой в дебрях черепной коробки. — От него невозможно забеременеть, — достаточно уверенно произнесла Гермиона, ничуть не сомневаясь в собственной правоте. — Ты что, уже обдумывала этот вариант? — произнес Драко заинтересованным тоном, безуспешно пытаясь не выдать улыбку, расползающуюся на его лице. — Блин, Драко, иди к черту. Думается, это была месть за закрытое помещение. Короткий взмах заставил пластинку бежать по кругу. Вивальди. Времена года. Ее всегда это успокаивало. Ухо Малфоя уловило первые ноты Лета, и он с нескрываемым удивлением посмотрел на Гермиону. — Я впервые с начала войны слышу в твоем доме музыку. Первая мелодия с начала войны. Казалось, что теперь они все исчисляли с отметкой «с начала войны». Новая точка отсчета их дерьмовой реальности. — Сегодня шестьдесят шестой день, знаешь? — Да. А через четыре дня мы совершим самый самоубийственный поступок в жизни. — Я думала, что ты его совершил, когда полез с поцелуями к МакГонагалл на пятом курсе... — Тогда я был пьян. — Хочешь сказать, что сейчас ты мыслишь трезво? Его осуждающий взгляд прожигал в ней дыру, она подумала, что, возможно, чуток переборщила, и решила вернуться к заявленной ранее теме. — А если серьезно, — Гермиона поставила локти на стол и машинальным движением убрала за ухо надоедливую прядь каштановых волос, — прошло уже столько времени... Изначально никто из нас не думал, что это настолько затянется. — Изначально никто не думал, что это вообще произойдет, — резко отозвался Драко с ощутимой злостью в голосе. — Ни один прогноз не сбылся. На кой черт нам вообще прорицание в школьной программе, если это не приносит никакой пользы? Она мысленно согласилась, одарив его грустным взглядом. — Где Пэнс? — внезапно переключился он, посмотрев на настенные часы. — Она должна быть тут уже как минимум час. — Видимо, задерживается. — Чудесно. — Выплюнул Драко, скрещивая руки на груди. — Почему мы вечно ждем Паркинсон? — Что за претензия? Ты сам решил ее дождаться, я предлагала тебе уйти еще два часа назад. — Гермиона помахала перед ним руками, словно метлой пыталась загнать всю скопившуюся в доме пыль в камин. — Вперед, Мэнор ждет тебя! — Ну нет, я уже задержался. Теперь буду сидеть. Грейнджер насмешливо приподняла бровь, понимая, что Малфой ожидает отнюдь не потому, что соскучился по грязным словечкам Пэнси. — Ты просто слишком любопытен, чтобы уйти сейчас. — Нет. Я что, единственный, кого волнует, что у нас до сих пор нет подтверждения расписания охраны, а осталось всего ничего? Гермиона хмыкнула и неопределенно пожала плечами, перемешивая сахар в чашке. — Кто знал, что Коулсоны уедут в отпуск на три недели. Зато все остальное готово. Тео прислал зелья еще на прошлой неделе. — Тео молодец. А вы вдвоем, — неопределенный жест пальцами в ее сторону, как поняла Гермиона, должен был обозначать их с Пэнси, — просто безалаберны. — Расслабься, Драко. Мы просто вносим нотку веселья в твою занудную продуманность. — Ага, говорит мне та, которая сутками сидела дома, смотря на стену и дотошно разрабатывая план... Грейнджер легкомысленно махнула рукой и нарисовала в воздухе морской узел, чтобы вновь поставить чайник. Им нужно было успокоиться — больше ромашки. Еще больше ромашки. На самом деле, Гермиона волновалась. Ну как волновалась — ее прямо-таки потряхивало каждый раз, когда она думала, что что-то сейчас пойдет не так, что Пэнси не сможет достать воспоминания, что портключи, которые она сделала еще неделю назад, не сработают, что их поймают на месте... Но усугублять состояние Драко, который почти что сидел на иголках, передавая свою***
Joywave — It’s a trip
Шел только второй день конференции, а он уже безмерно устал от выступлений посредственных зельеваров, дискуссий на тему ценовой политики на ингредиенты и бесконечных вопросов о том, какие у него планы на будущее. Не зря он никогда сюда не ездил, ведь потонуть в море этой скуки было гораздо проще, чем в дьявольских силках. Особенно, учитывая то, что мистер Мюллер вещал со сцены второй час, даже не планируя заканчивать в ближайшем будущем. Тео наклонился вперед и устало потер шею. Гребаное алиби. Если бы ему не нужно было алиби на чертов день X, то он не проводил бы сейчас время, слушая разглагольствования о том, насколько гениальным и редким было бодроперцовое зелье, изобретенное Гловером Хипвортом. Ключевым словом данной пространной речи являлось было. Бесспорно оно было новым, редким и гениальным, но в восемнадцатом веке, а не сейчас, когда стояло на прилавке любой аптеки в Косом переулке: от «Слизень и Джиггер» до «Аптеки мистера Малпеппера». Так может стоило поговорить о том, что актуально сегодня? Тео ненавидел тратить время впустую. Как будто он ярче всех понимал, что оно в дефиците, и не хотел упускать ни минуты для того, чтобы заняться чем-то полезным для себя, будь то важнейшее открытие для всего магического сообщества или праздное времяпровождение. Это было полезно для него. А то, что происходило сейчас, точно не входило в его пирамиду потребностей. Затянувшийся доклад спикера был похож на средневековую пытку, словно Тео заточили в подвесную клетку и заставляли целыми днями слушать унылые речи, способные основательно разжижить мозг. Хотя, возможно, на его впечатление во многом влияла немыслимая духота, стоявшая в помещении, словно организаторы специально выбрали зал, окна которого по утрам выходили на самый солнцепек. Тео уже раз десять подумал о том, чтобы поднять палочку и захлопнуть гардины, ну или хотя бы открыть окна, разбавляя прохладным воздухом пространство, но тогда бы он привлек к себе внимание... и плотину вопросов в его адрес снова бы прорвало. Нотт явно не горел желанием провести еще один день, будучи звездой на утреннем шоу, отвечая на тупые вопросы ведущего, ему хватило вчера. Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и закатал рукава, — стало чуть легче. На часах было без пяти минут одиннадцать, значит муки продлятся еще пятнадцать минут, а потом он сможет размять ноги, наконец-то покурить и послать гневное письмо Грейнджер, отчасти благодаря которой Нотт оказался в этом круге ада. Гермиона Грейнджер. Героиня войны, любимица Кингсли и школьная королева занудства. В Хогвартсе казалось, что правила были ее второй библией, конечно после заповедей Гражданской Ассоциации Восстановления Независимости Эльфов. Кто знал, что спустя десять лет именно она предложит столь безрассудный план, практически предложит совершить госпереворот. Тео усмехнулся собственным мыслям — понимала ли она в действительности, к чему это может привести? И был ли у нее на этот случай какой-то план, о котором его не поставили в известность? Ведь у всех без исключений есть план. Его мысли прервали громкие аплодисменты, разразившиеся вокруг. Ну Слава Мерлину. Торопливым шагом, стараясь игнорировать всех, кто попадался ему на пути, он вышел в соседний зал. Единственное, что в данный момент могло спасти его загубленное утро — это вода. Простая, охлажденная чарами, бутилированная вода, стоящая на фуршетном столике при входе. Спасительный глоток, и его ухо уловило назойливый голос, неожиданно возникший рядом. — Мистер Нотт! Я так рад с вами познакомиться! Теодор опустил взгляд в пол, делая глубокий вдох и краем глаза цепляя ноги незнакомца. Может быть, если сделать вид, что он глухой, то это кошмарное создание в вельветовых штанах исчезнет с горизонта? — Мистер Нотт! Нет, оно все еще здесь. Кричащее густым басом ему на ухо и впивающееся углом своего портфеля в бедро, — по всей вероятности, люди совсем забыли о личных границах. План А не сработал, и Тео пришлось повернуться к громкому мужчине слева от него. Средний возраст, огромный круглый живот и пышные черные усы, лихо закрученные кверху. Он не вызывал ни доверия, ни интереса для продолжения разговора, но Нотт сделал нейтральное лицо и приподнял в ожидании бровь — Тео его слушает. — Ваша техника просто потрясающая, иногда я использую ее при варке дрожжей, и тогда вкус получается более насыщенным! — Простите, что? Кто вы? — Тео сощурил глаза, его замешательство было вполне очевидно. — А! Мэлвин Бэйли, — опомнившись, протянул руку грузный незнакомец, — ваш ярый поклонник! Нотт пожал руку в ответ и скептически усмехнулся, уточняя: — И вы... зельевар? Мэлвин еще больше преисполнился энтузиазмом, глаза засверкали, улыбка разошлась по лицу, даже усы, казалось, сделали виток от азартного возбуждения. — О, да. Я потомственный пивовар. Это было похоже на розыгрыш. Нотт улыбнулся и начал оглядываться по сторонам в поисках виновника, но если кто-то и был замешан, то не подавал вида, и взгляд снова вернулся к поклоннику. — И вы здесь, простите, поставляете пиво для конференции? Мэлвин громко и беззастенчиво рассмеялся, по-дружески хлопнув Нотта по плечу, будто одобряя его шутку, на что бровь Тео, словно курс доллара в биржевых сводках, поползла вверх в совершенном изумлении от подобной наглости. — Нет-нет, я в Гильдии, — поспешил уверить его Бэйли. — Оказывается, работник волшебного пивоварения тоже своего рода зельевар. — Мэлвин сиял, как начищенный галлеон, очевидно, не понимая всю степень недоумения Теодора. — Так что мы с вами коллеги, мистер Нотт. Тео едва не поперхнулся воздухом, будучи не уверенным в том, что расслышал все правильно. Как сноп искр посреди ясного неба Брайтон Бич. Также неожиданно и фантасмагорично. Коллеги. Теодор потратил десять лет, расширяя границы науки, но не знал, что они сдвинулись настолько сильно. Что дальше — отчаянные домохозяйки, настаивающие на своем принятии в Гильдию Зельеваров, потому что рецепт их морковного супа уникален? — Я восхищаюсь вашими изобретениями!.. Видимо, с шокирующими новостями он уже закончил и пошел по накатанной классике. — И особенно технологиями, которые вы используете... Еще раз скажи, какой я гениальный, и я закурю прямо здесь. Чертова Грейнджер со своим чертовым планом. — У вас золотые руки... Мерлин, он же не собирается признаваться мне в любви?! Все. Пора с этим заканчивать... — И еще, знаете, я... Нотт никогда не был так благодарен мягкому перезвону колокольчиков, оповещающему о начале нового выступления, как сегодня. Мэлвин аж подпрыгнул на месте от резко возникшего мелодичного звука. Рассыпаясь в комплиментах, он совсем забыл о том, что хотел попасть на обсуждение улучшенного зелья Мопсуса. — Матерь драконов, я опаздываю! — Бэйли суетливо подтянул штаны и повесил свой потертый портфель на плечо. — Очень рад был вас увидеть, мистер Нотт! Наконец-то это усатое недоразумение исчезло, — подумал Тео, смотря на то, как пивовар короткими перебежками двигается к дверям зала и скрывается за поворотом. Он сделал еще один глоток воды из бутылки, достал портсигар из правого кармана брюк и развернулся к выходу, чтобы сразу же врезаться в высокую фигуру... — Мистер Нотт. Не ожидал вас здесь увидеть, — произнес мужчина в длинной белой тобе, можно сказать, без акцента. Гутра в красно-белую клетку свободно свисала вдоль тела, а черный двойной игаль так туго опоясывал голову, будто была вероятность, что яростный поток воздуха из кондиционера сдует его гутру прямо в помещении. И я не ожидал себя здесь увидеть. Но, к великому сожалению, я все же тут. Тео фыркнул и вновь окинул взглядом незнакомца, мысленно прикидывая, какими еще экземплярами его может порадовать эта конференция. — Дайте догадаюсь, вы варите верблюжьи похлебки особенным образом и поэтому являетесь почетным членом Гильдии? Взгляд араба, слегка ошарашенный его явственной злобной язвительностью, был наполнен задумчивостью. Возможно, он размышлял о том, что не стоит подходить к сумасшедшим ближе чем на два метра. Мужчина свел брови на переносице и аккуратно поправил узкие прямоугольные очки. — Тяжелый день? — Тяжелая неделя, — Тео шумно выдохнул воздух и провел ладонью по лбу. — Салазар, извините, меня немного выбили из колеи. — Понимаю, — собеседник Нотта посмотрел на портсигар и кивнул в его сторону, спрашивая, — позволите? Неожиданно. Достаточно неожиданно. — Конечно. — Тео протянул ему портсигар, и тот почти что одномоментно вытащил сигарету, поджег и наложил непроницаемый купол на них обоих. Вздернув бровь, Тео повторил действия и с наслаждением выдохнул белесый дым, действующий на него успокаивающе. — Вы никогда не посещали данных мероприятий, — послышался чуть сиплый голос справа от Нотта, словно незнакомец произнес это, делая затяжку, на вдохе. — Я был занят, — короткий ответ на осточертевший полувопрос–полуфакт. — О, я бы тоже с удовольствием был занят, не подвергая свои уши вторичной лекции о заунывниках, но принц Аль-Энези настаивает на моем ежегодном участии. В глазах Теодора загорелся заинтересованный огонек, бесстыдно сбросив на пол пепел и сделав новую затяжку, он чуть повернулся к своему визави. — Саудовская Аравия? Взмах руки, указавший на цвет гутры, и последовавший за ним утвердительный кивок, оставили сомнения Тео позади. — О, я не представился. Викрам Гарири — личный зельевар Принца. Тео кратко усмехнулся и на секунду прикрыл глаза. Надо же было так промахнуться. — И, очевидно, варите вы не верблюжьи похлебки. — Вы были близки. Его спокойная ирония импонировала. Было нечто располагающее в уверенности, с которой он держался — свободно, слегка небрежно, не оставляя иллюзий о мягкости характера. — И чем ваш рынок отличается от европейского? Есть ли какие-то особенные зелья, кроме тех, что уже на слуху? — Хм. — он взмахнул палочкой, чуть очищая воздух от дыма, плотно заполоняющего пространство вокруг них, — у нас есть зелье, позволяющее дышать в песчаные бури, и еще одно, охлаждающее температуру тела, чтобы не получить солнечный удар во время квиддичного сезона в пустыне. Но они все равно вам ни к чему в такой местности, — он махнул рукой и неосознанно потер бороду, перебирая воспоминания. — А, еще совсем недавно изобрели Крокус — оно выявляет скрытый магический потенциал волшебника, но зелье пока проходит испытания Совета. — Любопытно. Викрам затушил сигарету об искрящуюся от такого воздействия поверхность купола и внимательно посмотрел на Тео. — Я был поражен тем, как вы за столь короткий срок изобрели, подобрали состав и получили патент на Жидкое Забвение. Нотт хмыкнул и на мгновение по его лицу прокатилась самодовольная ухмылка, быстро, как ручейки на асфальте, перетекающая в выражение умиротворенной гордости. Тео гордился этим открытием, тем, что идея о его создании пришла столь внезапно, но осуществилась менее, чем за год. Тем, что оно долгое время было главной повесткой Гильдии и самым обсуждаемым зельем в мире. Тем, что благодаря нему он вернул половину состояния Ноттов. Оно действовало как полноценный Обливиэйт, область стираемых воспоминаний варьировалась в зависимости от дозы, и естественный плюс — не надо было иметь прямого воздействия, как при заклинании. И. Никаких. Магических. Следов. Наверное, именно потому оно было так популярно в пределах Лютного. Незадачливые мужья подливали его своим женам, застукавшим их с какой-то молодой черноволосой девушкой в постели. — Теория была сложнее, чем приготовление. После шести месяцев подбора комбинаций из ингредиентов я уже был уверен, поднося руки к котлу, так что вторая стадия прошла в разы быстрее. — В нашу страну мало поставок этого зелья, хотя Принц в нем очень заинтересован. Неужели судьба вознаградила его хоть одним удачным знакомством на этой конференции? Личный зельевар Принца... Нотт не был тем человеком, кто упускает связи, летящие к нему прямо в руки. — Я пришлю вам ящик, когда доберусь до дома. Распахнутые глаза Гарири блеснули удивлением и плохо скрываемой опаской. Возможно, в Аравии такое было не принято. — Мистер Нотт, это чрезмер... Тео перебил его, не желая тратить время на аргументы, которые он едва ли принял бы. — Бросьте, Викрам! Мне это ничего не стоит. Считайте, что так я выражаю благодарность за первый интересный разговор за время конференции. — Я признателен, — Гарири приложил руку к груди и чуть склонил голову вниз. — Возможно, когда-нибудь я смогу отплатить услугой за услугу. Мы, в Аравии, не любим оставаться в долгу. Тео улыбнулся и, очистив пространство от любых признаков дыма, дотронулся палочкой до купола, наблюдая за тем, как полупрозрачная сфера исчезает в воздухе. — У меня осталась пара незавершенных дел. Рад был познакомиться, мистер Гарири! — хрипло произнес Тео, обмениваясь рукопожатием с арабским зельеваром. — Взаимно. До встречи, мистер Нотт. Идя по пустынным коридорам бизнес-центра, украшенным флагами стран-участников конференции, Тео подумал о том, что за двадцать минут уровень удовлетворенности сегодняшним днем определенно поднялся на пару пунктов, достигнув отметки «в принципе, это дерьмо можно пережить». Если бы Нотт знал, насколько важной окажется эта мимолетная встреча впоследствии, то выслал бы зельевару Принца самолет, доверху наполненный зельем, вместо одного несчастного ящика.***
Руки немного тряслись. Кофе давал обратный эффект успокоению, но сегодня ей нужно было быть максимально сосредоточенной. Гермиона нервно оглядывалась на часы, скоро должен был прийти Драко. Она подготовила целую речь, но не понимала, как он к этому отнесется. Каждый слой правды, который она снимала с холста, покрытого сотней секретов разной степени тяжести, был для него болезненней предыдущего. Малфой тяжелым шагом вышел из камина, ровно когда на часах минутная стрелка перескочила на цифру восемь, и, поставив чемодан с документами на стол, оперся на него рукой. — Не говори, что ты все отменяешь. — Что? — Ты просишь меня прийти утром в день операции. Судя по всему, что-то произошло, и я хочу знать, что именно, раз ты отклонилась от плана, — напряженности в его голосе хватило бы, чтобы отменить Левикорпус без всякой магии и отправить человека в свободное падение. — Нет-нет, — она резво замотала головой, так что ее пряди ударили по щекам, — все в силе. Перемена настроения Драко моментально отобразилась не только на его лице, но и в голосе, в котором появились оттенки веселья. — Если все в силе, тогда где мой кофе? — Прости? — Должно быть, по ее бровям можно было прочитать «А не охренел ли ты, мой милый друг?». — Возьми и сделай. — Эх, все вы женщины такие... Я сорвался к тебе, когда еще павлины даже не начали петь, абсолютно голодный, а ты не можешь сварить мне кофе. Где твое сочувствие, женщина? — Драко разочарованно взмахивал палочкой, сооружая себе завтрак из того, что было в ее доме. И только после того, как сделал кофе и пару бутербродов, с удовлетворенным видом сел на барный стул напротив. — В чем ты будешь? Гермиона прикрыла глаза и попыталась сдержать растягивающуюся на губах улыбку. Мерлин, это же Драко, чего можно от него ожидать? Она подняла взгляд и нарочито ошарашенным тоном произнесла: — Это звучит как довольно паршивый подкат, Малфой. Не говори мне, что я воплощаю твою эротическую фантазию, вытаскивая Волдеморта из тюрьмы. — Салазар, Грейнджер. Ты и вправду невыносима. — И привычно закатив глаза к потолку, пробормотал: — Просто хочу посмотреть, будем ли мы похожи на мафиози в такой день, как в кино, которое ты заставляла меня смотреть целых три раза, между прочим. — Нет, Драко. Ты больше похож на человека, который пришел предъявлять за то, что авгуреи на твоем участке воруют еду у павлинов, и почему-то никто не бежит с этим разбираться. — Она поймала скептический взгляд Малфоя и поспешила подсластить пилюлю: — Но если хочешь атмосферы, то я вполне могу дать тебе список рэп-исполнителей, саундтреки которых ты можешь включить при входе в Аврорат. Малфой демонстративно проигнорировал ее потрясающее предложение, отклонился на спинку стула и продолжил пить свой черный кофе, до того момента пока его взгляд не упал на пальцы Гермионы, тарабанящие по поверхности стола в четком ритме. — Ты нервничаешь? Гермиона, зачем ты меня позвала? Она вскинула глаза, взмахнув пушистыми ресницами, и прекратила постукивать. — Просто хотела удостовериться в том, что мы готовы. — Мы готовы, Гермиона. Мы все продумали. Ты все продумала. — По-видимому, они поменялись ролями, и теперь была очередь Драко успокаивать нарастающее беспокойство Грейнджер. — Да. Я все продумала, — сказала она монотонным голосом, словно пыталась уверить в этом сама себя. Минута настороженной тишины, сопровождаемая натянутым молчанием. Гермиона не решалась с ним заговорить, хотя до его прихода была в полной уверенности, что готова, и Малфой решил закончить эту игру первым: — А если что-то пойдет не так? Что если в любой из моментов все сорвется? Более вероятно, что сейчас сорвется голос Гермионы, чем план, который они проговорили тысячу раз. Она сделала глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза, тонкая жилка билась на шее, пульсируя в такт дыханию. Пора выложить все карты на стол.