Путь к себе

      Скандал и не думал утихать. Всех участников забега опрашивали о случившемся по несколько раз, выясняя, кто что видел, слышал или подозревает. Вовлечены в разбирательство оказались и организаторы фестиваля, и спортивные органы федерального уровня, и даже прокуратура. Все это негативно сказалось на общей атмосфере, к «особенным» спортсменам стали относиться с еще большей настороженностью, количество пикетирующих у ворот «Черноморца» постоянно увеличивалось.       — Мы должны с тобой выступить вместе, единым фронтом, — наседал на Владимира Иванищенко. — На телевидение показаться, в Интернете. Мне кураторы текст для заявления прислали. Четкий, но и не подкопаться. Я нашей местной красотке Лисовской позвоню, думаю, она рада будет взять у нас интервью, а потом и на общероссийские каналы пойдем. Мои кураторы помогут.       — Нет. Я собираюсь заниматься только подготовкой к забегу. Остальное меня не интересует, — заявил Владимир.       — Ты что, не понимаешь?! — взвился Анатолий. — Да если мы сейчас промолчим, на нас всех собак повесят! Они нас уже травят! Пикетчиков у ворот базы видел? А их все больше! Они же все сделают, чтобы мы до призовых мест не добрались! Тысячу раз наши протезы перепроверят, всюду влезут, а потом еще и разобрать потребуют! Твои это, может быть, и переживут, а мои нет. У меня тут, — он похлопал себя по бедру, — сложная электроника, для ее извлечения специалистов из-за границы вызывать надо, а полуфинал уже завтра! Говорят, что на трассе чуть ли не на каждом шагу камер понаставили, да еще дроны летать будут. То есть за каждым нашим чихом следить будут!       — Пусть следят, — пожал плечами Замковой. — Мне скрывать нечего. Никаких секретных техник я применять не собираюсь.       — Мне тоже скрывать нечего, но это настораживает и… бесит! Мы же не мартышки в цирке, чтобы на потеху за каждым нашим движением следить!       — Съемки всегда ведут на соревнованиях. Ничего особенного, — попытался успокоить разошедшегося Анатолия Владимир.       — Но в этот раз особо пристально будут следить за тобой и мной. Считаешь, это нормально? Справедливо?       — Считаю, что сконцентрироваться нужно на главном — на забеге, и не трепать себе нервы по пустякам. Наши результаты станут главным доказательством нашей правоты.       — Какой ты наивный! Даже если нам выиграть удастся, тут же подымется вой, что мы добились победы нечестными методами! И пусть, даже вывернув наши протезы наизнанку, им не удастся найти никаких потайных штук, победу все равно выставят нечестной! Мы должны бороться сейчас! Доказывать! Убеждать, что мы ничего не нарушаем! А все происходящее — настоящая травля!       — Наши попытки оправдаться всерьез никто не воспримет. Напротив, покажется, что нам есть, в чем оправдываться. Скандал только сильнее разгорится. И при этом конкретных доказательств чего-либо ни у кого нет. Если мы победим, а нашу победу аннулируют, тогда нам точно будет за что спорить и за что бороться. Пока только шумиха, а метод «перекричать» в таких случаях не срабатывает на разрешение ситуации.       — Ты слишком холоднокровен! Не переживаешь? Не думаешь, что тебя могут просто задержать массой проверкой и не допустить до старта?       Спор продолжался долго и со стороны Иванищенко велся очень эмоционально, но Владимир не сдавался. В конце концов Анатолий зло выдал:       — Ты, видимо, не боец, вот и все. А я этого так не оставлю, — и, не прощаясь, он зашагал прочь по коридору реабилитационного центра, но через несколько метров неожиданно повернул обратно и заговорил почти шепотом. — Скажи мне честно, ты не хочешь поддержать меня в борьбе, потому что… потому… что тогда ночью я тебя?..       — Нет, — возмутился Владимир, — мы же решили о том случае забыть. Я забыл. Дело совсем не в этом.       Анатолий мотнул головой, всем своим видом показывая, что не верит, но больше ничего не сказал. Развернулся и ушел, скрывая от Замкового ехидную усмешку, а тот остался один, не зная, что делась с бушующими теперь в душе эмоциями. Конечно, он ничего не забыл, но старался не думать и не придавать этому инциденту никакого значения. Однако теперь невольно вспоминал и думал, от таких размышлений становилось не по себе, пыталось проскользнуть чувство вины за то, что не разделяет чувств другого… Барахтаться в подобных рассуждениях Владимир не умел и не хотел, предпочитал все ясно видеть и четко для себя определять, поэтому тему закрыл, оставляя себе только тренировки.       Трасса второго этапа его не удивила. Средней сложности. Участков, где можно было покорять крутые подъемы прибавилось, и Владимир на них серьезно рассчитывал. Зрителей у старта собралось больше, чем на первом этапе, многие выкрикивали речевки в поддержку своих кумиров, не обошлось и без активистов «За чистый спорт».       — Мы с тобой определенно звезды, — усмехнулся Анатолий, показывая Замковому группу в одинаковых футболках с известной эмблемой. — Сколько людей ради нас пришло. Мы же их не разочаруем, ведь так? — игриво закончил он.       — Конечно, — сдержанно отозвался Владимир, не желая сейчас отвлекаться ни на что постороннее.       После стартового сигнала всякая товарищеская солидарность испарилась, и бегуны устремились вперед, каждый мечтал только о победе.       Шаг за шагом, и метр за метром, дистанция сдавалась, но не переставала сопротивляться. Полуденное солнце жгло, стоячий воздух был горячим, а у трассы и вовсе раскаленным. Деревья на склонах и обочинах манили своей прохладой, но редко кто решался уйти в их тень, дорожа каждой минутой.       Самым важным и сложным всегда было распределение сил: не растрачивать зря, но и поддерживать нужный темп, уметь отдыхать, не останавливаясь, переключаться, нагружать разные части тела и в конце концов собраться в нужный момент и выдать все без остатка.       Владимир снова многих пропустил вперед, но теперь уже держал в памяти, сколько именно и стартовые номера. Планомерно он вошел в удобный для себя ритм и занялся выработкой тактики, исходя из особенностей новой трассы. Где-то над ним неотступно гудел дрон.       «Интересно, это административный или кураторский?» — подумал Замковой, вспомнив, что Ларионов тоже обещал присматривать за ним сверху.       — Если что, и у нас будет свое видео. Будет, чем защищаться в случае конфликтов, — решительно пояснял куратор.       Усмехнувшись, Владимир посмотрел вверх. С земли аппарат выглядел совсем маленьким, но его почти дружеское присутствие почему-то ободряло. Марафонец едва сдержался, чтобы не помахать следящим за ним через камеру.       Трасса, разумеется, не была безлюдной. Кроме самих бегунов, на обочинах стояли группки зрителей и болельщиков, поддерживая спортсменов аплодисментами, дежурила полиция, медленно ехали вдоль прочерченных дорожек медики и телеоператоры с камерами. Время от времени Замковому попадались на глаза техники его фирмы в красно-синих футболках. Они следовали за ним на велосипедах, периодически обгоняя и сменяя друг друга, чтобы в случае проблемы с протезами немедленно оказать нужную помощь. Ларионов с трудом выбил на это разрешение, стараясь быть готовым к любым неожиданностям. Иванищенко кураторы из «КиберЭпендиж» такого сопровождения на трасе не организовали. Владимир даже задумался, чем стоит это объяснить: уверенностью в надежности протезов или в нежелании нести дополнительные расходы?       Мерность бега, ритмичность и монотонность настраивали организм на определенную степень транса, и тогда мысли готовы были ускользать в какую угодно сторону, при этом оставаясь расплывчатыми обрывочными образами. Тело словно переходило в режим автопилота. Важно было не проваливаться глубоко в это состояние, а держаться на поверхности, чтобы в любую секунду перейти в фазу активности, как в мыслях, так и в действиях.       Заметив на обочине указатель о приближении пункта питания, Владимир дал себе взбодриться и настроиться на прием.       Из-за очередного поворота дороги показались столы с рядами бутылок, за ними стояли раздатчики в форме с эмблемами фестиваля и на вытянутых руках протягивали марафонцам энергетические гели. Люди улыбались, чувствовалось, что они сопереживают, стремятся помочь и желают победы каждому. Бегуны выхватывали у них батончики и проносились дальше.       «Как же мне всего этого не хватало», — подумал Владимир с теплотой и радостью, к которым примешивалась грусть.       Он ограничился только бутылкой воды. Открыл, выпил наполовину и отшвырнул в сторону к обочине, что немного отвлекло внимание, и через мгновение он едва не споткнулся о валяющуюся посреди дороги чужую бутылку. Заметив ее в последний момент, он перескочил через кем-то брошенное препятствие и продолжил бег, задаваясь вопросом: «Намеренно ли это было сделано?» С темпа он не сбился, но решил, что пора ускоряться.       Преодолев половину пути, Владимир нагнал плотную группу из пяти человек. Судя по количеству бегущих, это еще были не лидеры, но чтобы гарантировано попасть в финал, их следовало обойти. Встроившись в их темп примерно на минуту, дальше Замковой пошел на обгон. Двое из возглавлявших группу попытались не дать ему оторваться, тоже прибавили скорость, не позволяя себя опередить.       Владимир заметил еще в первом этапе марафона, что большинство участников предпочитает сосредотачиваться на беговом прохождении трассы, мало уделяя внимания горной части пути, хотя та в некоторых случаях позволяла существенно срезать дорогу. Вполне понятно, что организму удобнее работать в одном режиме и так проще распределять силы, без необходимости ударных нагрузок, вот только Владимиру такая тактика не подходила. Его тело требовало смены действий.       Вложив немало сил в то, чтобы обогнать пятерку бегунов, Замковой ушел в сторону и ринулся штурмовать склон. При подъеме ведущую роль взяли на себя другие мышцы, подключились руки, и перераспределение нагрузки позволило более уставшим членам восстановить силы. Владимир так неожиданно бодро и где-то даже радостно покорил подъем, что один из пятерки устремился за ним.       Перебравшись на другую сторону хребта небольшого отрога, Владимир увидел внизу огибающую возвышенность трассу и бегунов, которых сумел опередить, а главное, заметил и посчитал тех, кто обогнал его самого. Достигнув склона, по которому собирался спускаться, Замковой, к своему удивлению, обнаружил там еще одного любителя кручь под номером сто двадцать четыре. Тот бежал вниз по самому удобному маршруту — тропинке, пробитой талыми водами. Можно было, конечно, последовать за ним, но тогда его не удалось бы обойти. Пришлось Владимиру выбирать менее удачную дорогу, но зато он использовал боковые полупрыжки, чтобы ускорить продвижение.       Заметив соперника, сто двадцать четвертый занервничал, стал спускаться более поспешно и в какой-то момент оступился, вскрикнул и присел, схватившись за правую стопу, затем попытался продолжить бег, но не одолел и двух метров, как снова присел. Владимир искренне пожалел получившего травму, но ни прийти на помощь, ни даже остановиться он не мог, пришлось подавать знаки наблюдавшим через дрон, что человек в беде. Не зная, поняли его или нет, точно такие же знаки Владимир, спускаясь, стал подавать и дежурившим на трассе медикам. Однако те поняли его, только когда Замковой почти достиг шоссе. Бригада в белых халатах тут же устремилась наверх, и за травмированного марафонца можно было больше не переживать.       Вернувшись на асфальтированное покрытие, Владимир продолжил постепенно наращивать темп, догнал группу из двух спортсменов, но обгонять их по прямой не стал, а снова ушел на склон. Пока силы в руках горели, нужно было пользоваться. Поднимался Замковой почти на четвереньках, правила этого не запрещали, и он пользовался таким способом в полной мере. Покорив очередной отрог, увидел вдалеке финиш и вереницу спешащих к нему соперников. Оставалось немного.       Пот заливал глаза, робкий ветерок даже на хребтах не охлаждал, впереди ждали последние, самые тяжелые и самые ответственные километры, а силы… их оставалось меньше, чем хотелось бы. Очень внимательно, концентрируясь на каждом движении, Владимир преодолел спуск и устремился по шоссе к финишной черте. Дорога здесь впервые за всю трассу имела длительный уклон вниз. Пользуясь этим, ускорились все бегуны, шаги стали более широкими и поспешными, кто-то попытался уйти в отрыв. Замковому даже показалось, что во главе лидерской группы, к которой он неуклонно приближался, мелькает номер девятнадцать — Никиты Поликарпова.       Кроссовки продолжали упрямо биться о дорогу, ноги постепенно тяжелели, и стало появляться ощущение, что трасса бежит не к нему навстречу, а от него…       «Нехороший признак, — с тревогой подумал Владимир. — Неужели перегрузка? Но еще рано. Или волнение? Жара? Напряжение финиша?»       Из груди поползла какая-то ненормальная легкость, обвила ноги, приподняла, понесла… Владимир сжал кулаки. Нельзя было поддаваться. Это тело пытается ответить на перенапряжение, поддерживая себя целым коктейлем особых веществ. Ноги словно задвигались быстрее, казалось, что еще чуть-чуть и можно взлететь! Владимир упрямо опускал себя на землю, прикусывал язык и щеки, до боли сжимал кулаки, стараясь удержать в реальности.       «Рано! Еще рано!» — убеждал он сам себя, но разум желал хмелеть и лететь.       Замковой хорошо знал, что такое состояние долго не продлиться, зато потом наступит тяжелое «протрезвление», которое отнимет последние силы.       Он продолжал бежать, считал то шаги, выверяя темп, то вдохи и выдохи, чтобы сконцентрироваться на ритме. В ушах шумело, то ли гул ветра, то ли отголоски пульса.       Эйфория закончилась за несколько сотен метров до финиша, происходящее дальше Владимир видел, словно во сне. Завершила забег лидирующая тройка. Зрители приветствовали бегунов. Те поздравляли друг друга с окончанием этапа. По небу плыли облака. Солнце стало еще беспощаднее.       Финишные створы возникли перед Замковым как-то неожиданно, распахнулись, а болельщики приветственно захлопали. Владимир пересек заветную черту, сменил бег на ходьбу и стал растерянно озираться по сторонам, приходя в себя.       — Все хорошо? — налетел на него Ларионов. — Как самочувствие?       Подоспел и медик из группы сопровождения, схватил руку Владимира, проверяя пульс.       — Нормально, — через силу улыбнулся Замковой. — Отдышусь сейчас. Пройдусь.       — Как протезы? — не унимался куратор.       — Без нареканий. Что по результатам? — поинтересовался Владимир самым главным.       — Пятый, — сообщил техник.       — Нормально, — кивнул Владимир, делая вид, что все идет по плану, хотя на самом деле результат его совершенно не устраивал.       После очередного тщательного обследования протезов, Замковой узнал об остальных результатах забега: в этот раз первым стал Максим Салаватов, вторым — Александр Чернецов, Никита пришел третьим, Иванищенко только восьмым.       Казалось, все складывается неплохо, впереди был финал и немалый шанс на победу. Владимир упорно гнал от себя тревожные мысли о невовремя накрывшей на этапе эйфории, это помогало сохранить боевой настрой, но вокруг страсти продолжали бушевать.       С утра позвонил Поликарпов:       — Видел вчерашнее интервью твоего так называемого товарища, Иванищенко?       — Нет. А что там?       — Посмотри, — посоветовал Никита, плохо скрывая раздражение. — Лучше в первоисточнике, а то его уже где только не прополоскали.       И вот с экрана с азартным блеском в глазах Лисовская вещала, что стали известны новые подробности скандала на фестивальном марафоне. В подтверждение этого рядом с ней появился Иванищенко.       — Расскажите же нашим зрителям! — восторженно требовала журналистка.       — Я хочу заявить прямо, что никакого отношения к возмутительному инциденту, произошедшему на первом забеге, не имею. Меня подозревали только на том основании, что я не являюсь обычным спортсменом, а по заявлению пострадавшего, замешан во всем именно необычный спортсмен. Так вот, повторяю, я к этой истории не причастен. Может кто-то предъявить иные доказательства? Нет? Так прекратите травлю!       — Хотите сказать, что вас несправедливо обвиняют? Преследуют?       — Да, несправедливо! Я тут не причем! Я не могу говорить за других! Не могу поручиться за остальных особенных спортсменов! Но в отношении себя никакие сплетни распускать не позволю! Все, кто попытаются продолжать травлю и бездоказательные обвинения, получат вызов в суд! В прокуратуру! И так далее!       — А сколько, кроме вас, особенных спортсменов участвует в этом марафоне? Озвучьте цифру, чтобы наши зрители были в курсе.       — Нас двое. А что? — Иванищенко сделал вид непонимающего подвоха простачка.       — А имя второго не напомните? — коварно поинтересовалась Лисовская.       Владимир напрягся, легко догадываясь, к чему все идет.       — Уточните в оргкомитете фестивали, — ушел от прямого ответа Иванищенко, а потом опять жарко и напористо стал убеждать аудиторию телеканала, что невиновен и сам борется за честность соревнований и равноправие участников.       — Вот виновный и назначен, — пробормотал Владимир. Не дождавшись звонка, Никита сам позвонил Замковому:       — Смотрел? Что скажешь?       — А ты ждешь оправданий? — мрачно спросил Владимир.       — Я хочу правды.       — Правда в том, что я не причастен. Но Иванищенко говорит тоже самое. Хочешь решить, кому верить?       — Хочу! — честно признался Никита. — Мне не нравится, что из-за этого хитреца теперь все подозревают тебя! Мне не нравится, что и меня вынуждают тебя подозревать!       — Я не причем, — в очередной раз повторил Владимир. — Обратного никто не доказал, но и свою невиновность мне доказывать нечем. Значит, остается только доверие. Ты мне доверяешь? Готов верить просто на слово?       Никита раздраженно стиснул зубы. До той страшной катастрофы, что отобрала у его товарища ноги, а у Никиты самого Владимира, Поликарпов ответил бы, что доверяет, не задумываясь ни на мгновение, но в данной ситуации такой однозначности уже не было. Потеря ног для бегуна — страшный удар, настолько страшный, что может сломать психику, и ушедший в себя Владимир находился к этому краю в опасной близости. Его возвращение на дистанцию — несомненное чудо, но на что Владимир готов пойти ради возвращения на пьедестал? А если на все? Даже на такое?       Так и не найдя в себе силы хоть что-то ответить, Никита прервал звонок.       — Прощай, — с горечью произнес Владимир в отозвавшийся гудками телефон.       Однако неприятности и на этом не закончились. На следующий день позвонил Ларионов и набросился на подопечного с расспросами:       — Как самочувствие? Как температура? Голова не болит? Тошноты нет? Диареи?       — Нет, — опешил Замковой. — А в чем дело?       — Точно ничего? Хорошо себя чувствуешь? Тренировку не надо перенести? Слабости нет? Повнимательнее прислушайся к себе.       — Нет, самочувствие нормальное. А что случилось?       — Массовое расстройство пищеварения среди участников фестиваля. Подозревают закрепленную за фестивалем столовую. О массовом отравлении пока не говорят, но слухи ходят. Поэтому и спрашиваю, с самочувствием все в порядке?       — В порядке, — уверенно ответил Владимир. — Я в основном здесь, в реабилитационном центре питаюсь.       — Это хорошо. Нам обо всем наш медик рассказал. Случившееся пока широко не афишируется, чтобы шумиху о новом скандале не всколыхнуть, но надо быть осторожным. Не знаю, стоит ли радоваться, но… Чернецов и Салаватов как раз и слегли.       Самое культурное, что удалось Владимиру на это ответить:       — Ничего себе.       — Н-да, прицельно бьет, — загадочно произнес Ларионов. — Будь осторожен. Следи за тем, что ешь и пьешь.       Озадаченно поразмышляв несколько минут, Владимир написал Никите сообщение на телефон: «В столовой фестиваля не ешь», чем вызвал у Поликарпова еще более сильную озадаченность и тревогу.       Недомогание Замкового обошло стороной, а вот неугомонная Лисовская в покое не оставила — подкараулила на утренней пробежке, вынырнула из кустов с микрофоном и увязалась за бегуном.       — Неужели так и не хотите дать интервью? Неужели вам нечего сказать?