Последние

Велета с трудом распахнула глаза и тихонько застонала. Казалось, будто пуд железа давит голову к подушке, ноги и руки ломит, а нутро морозит. Утреннюю трапезу можно пропустить, никто и не заметит: дружина, наконец, вернулась в Нета-Дун, и Плотица с Данияром, и их отроки. Хворь отступила, и теперь все укрепляют дух упражнениями да нырянием в ледяные морские воды. Девушка смежила веки, но уснуть не удалось, так и провалялась в постели, не в силах согреться под теплым шерстяным одеялом. Солнце поднималось всё выше, вставать не хотелось совершенно, но и братьев тревожить Велета не решилась, так что пришлось собираться и спускаться в гридницу. Жарко. От шума голова сразу же разболелась ещё сильнее, но девушка всё-таки дошла до своего места и опустилась на лавку рядом с братьями. Те были заняты беседой: Славомир громогласно обсуждал с кметями удачную охоту, кто-то смеялся, кто-то вспоминал доблесть, отвагу и хитрость, с которой ходили на зверя… Велета поморщилась, взяла ложку и принялась вяло перемешивать похлёбку. — Велета, — позвал Бренн. Девушка нутром почувствовала внимательный взгляд светло-голубых глаз и, смущаясь, опустила взгляд долу. Нет, не сумеет она скрыть от Бренна ничего. — Что случилось? — спросил тот по-галатски и пододвинулся поближе. — Неможится мне, — пожала плечами девушка, — немного. Бренн нахмурился, протянул ладонь и принялся легонько дотрагиваться до пышущего жаром лица Велеты. Та заворожённо смотрела, как темнеют глаза мужчины, становятся похожи на глубокие морские воды или тёмное небо, вот-вот готовое пролиться дождём. Велета прикрыла глаза. Прикосновения прохладных пальцев были такими приятными, что девушка невольно улыбнулась. — Всё хорошо, Бренн, просто… посплю немного и к вечеру оклемаюсь. Бренн убрал руки и Велета разочарованно вздохнула, но мужчина тут же взял её маленькие ладошки в свои ладони и нахмурился ещё сильнее. — Лицо горит, а пальцы что лёд на северном море, — тихо произнёс он, вглядываясь в затуманенные глаза девушки. — Пойдем в горницу. Не выпуская девичью ладонь, он повел Велету наверх. Около лестницы девушка остановилась и прислонилась к бревенчатой стене, голова стала невыносимо тяжелой, ноги отказывались идти. — Погоди, Бренн, дух переведу немножко, — попросила она. Мужчина, не говоря ни слова, легко подхватил её на руки, Велета тихонько охнула и прикрыла глаза. Казалось, будто она лежит в колыбели, а та плавно качается, навевая тихие грёзы. — Жарко… — пробормотала Велета в Бренново плечо. — Сейчас, сейчас… потерпи немного, ласточка моя, — прошептал Бренн, касаясь губами её макушки, — вот так… Он аккуратно уложил девушку на постель и принялся расстёгивать ремешки и фибулы, стягивавшие её одежды. — Ой, не надо… — устало протянула Велета, но когда брат стащил с неё платье, стало и правда полегче. — Ты горячее углей в печи, — покачал головой мужчина и потянул за подол нижней рубахи. *** Славомир, увлечённый разговором, не сразу заметил, что Бренн с Велетой поднялись из-за стола, и только звук открывающейся двери заставил его отвлечься. Куда это они? И Велета сидела какая-то грустная… Мужчина допил свою чашу, поднялся из-за стола и направился наверх. Дверь в комнату Велеты была приотворена, Славомир тихонько заглянул внутрь и стиснул зубы, почувствовав, словно сердце обращается в камень. Велета, нагая и раскрасневшаяся, лежала на постели, прикрытая одной простынью, и тихонько стонала, Бренн склонился над ней и касался губами покрытого испариной лба. Не выдержав, Славомир громко отворил дверь. — Вы куда пропали? — грозно спросил мужчина, останавливаясь на пороге. — Якко, — тихо откликнулась Велета и вяло потянула к себе ладонь Бренна, стараясь положить себе на лоб. — Оставь так руку, Бренн, хорошо так… — Позови Хагена, — глухо отозвался Бренн. Славомир, холодея, бросился к постели, опустился на колени и быстро подхватил ладошку Велеты, соскользнувшую с кровати. Девушка вяло пошевелила тонкими белыми пальчиками. — Якко, ты пришел, — тихонько пробормотала она, не открывая глаз, и застонала. — Жарко… — Велета, — неистово зашептал Славомир, прижимая ладошку девушки к губам, — Велетушка… — Якко, — раздался суровый голос Бренна. Славомир, словно оцепеневший, с трудом перевёл взгляд на брата, почти не в силах оторваться от Велеты. — Иди за Хагеном, — повелительные ноты в голосе Бренна немного отрезвили Славомира, — пусть готовит свой отвар. Плотице скажи, что дела на сегодня отменяются, я буду здесь. А потом иди на двор, отроков проверять на владение рукопашным боем. Сам разомнёшься, голова проветрится. — Никуда я от неё не пойду! — горячо зашептал Славомир. — Ты здесь весь день с ней пробудешь, а я?.. — А ты ночью дежурить станешь, — спокойно сказал Брен. Славомир выдохнул. На мгновение усомнился он в мудрости Вождя, хотел пренебречь приказом, хотя никогда Бренн не подводил его, всегда был справедлив и умён. Велета закашлялась. Славомир вскочил, выпуская её нежную руку, и помчался на поиски Хагена. «Вот глупец я, глупец!» Мужчине было стыдно. Он знал, что никогда Бренн ему поперёк дороги не встанет, скорее, собой и своим сердцем пожертвует ради брата, но вспыльчивый нрав иногда заставлял Славомира думать и говорить глупости. И, иногда, совершать их. *** Весь день не было видно Бренна. Весь день Славомир выполнял его обязанности и отроки дивились, почему обычно веселый, шумливый и яркий воевода сегодня так хмур и мрачен. Вечером Бренн не спустился на трапезу, Славомиру кусок в горло не лез, хмельной мёд не кружил голову. Когда дежурные отроки принялись убирать со стола, Славомир поднялся и направился к выходу — всё, теперь пришло его время караулить сестрицу. У самой лестницы его встретил Эйнар, в глазах шведа плескалась тревога. — Я вот что спросить хочу… — начал он, но Славомир только махнул рукой и принялся подниматься по лестнице. Не до разговоров сейчас. — Всё ли хорошо с Велетой? — Эйнар стал подниматься вслед за кметем, хотя отрокам заходить на верх было строжайше запрещено. — Не было её сегодня утром, на улицу не выходила, на ужин не спустилась… — Не твоего ума дело, — мрачно ответил Славомир, — ступай себе, не то… Эйнар угрюмо посмотрел на Славомира, краска бросилась ему в лицо. Юноша сжал губы и спустился вниз. Славомир поспешил в горницу. Внутри витал запах благовонных трав, на стенах углём начерчены руны: Урус, Кано, Ингуз, Соулу… Славомир с облегчением выдохнул, всё правильно, Бренн постарался. Велета лежала на постели, смятая влажная простыня валялась в ногах, на челе девушки — влажная прохладная тряпица. Бренн сидел тут же, подле постели. Когда зашёл Славомир, он быстро накинул на девушку простынь, но та, пробормотав что-то невнятное, снова скинула её. — Ничего, — прошептал Славомир, садясь рядом с братом, — как она? — Плохо, — покачал головой Бренн, — едва выпила хагенов отвар. Вот, ещё стоит чаша, и я ночью еще поднесу. Здесь тряпицу смачивай, когда совсем горячей станет. — Да, да, конечно, — закивал Славомир и растерянно посмотрел на брата. Тот горько усмехнулся, положил ладонь на плечо Славомира и легонько сжал. — Таким беспомощным себя чувствую, — выдохнул Славомир, — и… боюсь? Нутро от страха сжимается. — Так есть, — кивнул Бренн. — Против двух десятков датчан выйду, не побоюсь, а тут… — Знаю. Терпи, Славомир. Терпи. Ты должен быть спокоен. Не поддавайся этому страху, — отрывисто произнес Бренн. — Как ты так можешь, Бренн? Как можешь сохранять такую ясность? Когда она тут лежит, горячая, в бреду… Как не боишься её потерять? Бренн молчал. Он задумчиво смотрел на Велету, легонько погладил её растрепавшуюся косу. Славомир уже думал, что брат ничего не ответит, но тот вдруг тихо заговорил. — Когда это всё случилось… там, у нас в Нете*, когда жена моя и сыновья погибли… я думал, конец. Думал, сердце моё выжжено и ничего в нём не осталось, кроме чёрной мести. Думал, никогда не смогу ни радоваться, ни… — Бренн говорил, не глядя на Славомира, тот же молчал, затаив дыхание. — У меня был ты, пятнадцатилетний воин, такой же яростный, как я, готовый в крови утопить наше прошлое. И была она — наша маленькая пташка, чудом выживший птенец, почти не помнящий родного гнезда. Я жил только ради мести. И ради вас. И… она всегда была такая нежная, помнишь? — Помню, — улыбнулся Славомир, — как забыть. — Такая ласковая, добрая… растопила моё сердце, вернула к жизни. Научила и радоваться, и любить. Любовь всегда об руку с болью ходит, Якко. И всё, что ты говоришь, я тоже всё это чувствую. Но… мы должны быть сильными, — он повернулся к брату и посмотрел в глаза, — для наших людей. Друг для друга. Для неё. Ты должен быть сильным, как скала, Якко. — Но что, если… Бренн покачал головой, не давая Славомиру закончить. — Что бы ни случилось, мы пройдем через это. Вместе. Велета застонала. Славомир встерпенулся и беспомощно посмотрел на брата. — Поменяй ей тряпицу, — с какой-то усталой добротой сказал Бренн, — я спущусь вниз, поем и постараюсь уснуть. Славомир потянулся к пылающему лбу Велеты, Бренн, отметив решительность в его взгляде, слегка улыбнулся и вышел из горницы. Но сразу дойти до кухни ему было не суждено. — Почему полуночничаешь, Эйнар, сын Магнуса? — спросил Бренн, спокойно глядя на томящегося у лестницы шведа. — Кто тебя в дозор у гридницы поставил? — Я не… Что с Велетой? Ответь мне, Мстивой Ломанный, — хмуро произнёс Эйнар, снизу вверх глядя на Вождя. Бренн задумчиво посмотрел на отрока. Не доведут до добра дерзкие речи, беспокойство его за Велету и радовало, и тревожило. С другой стороны… Бренн устал. И Славомир устал. И если есть в дружине отрок, без раздумий готовый сестрице в беде помогать, так то вовсе и не худо, а во благо. — Пойдем со мной, Эйнар, сын Магнуса, негоже на ходу серьезные дела обсуждать, — сказал Бренн и двинулся на кухню. Краем глаза он видел, как удивлённо поползли вверх брови Эйнара и мысленно улыбнулся. Да, этот воин ему нужен. Этот навсегда верным будет и вправду живот за него положит. На кухне Бренн взял похлёбки, хлеба да козьего сыра, налил горячего мёда — Хаген предусмотрительно распорядился оставить котелок на печи, и кивнул Эйнару, чтобы тот садился рядом. Эйнар, порозовевший от оказанной чести, робея опустился на лавку. — Я, Воевода, не потому речи столь дерзкие веду, что не уважаю тебя или брата твоего, и не потому ответа с Вождя прошу, что места своего не знаю, — произнёс Эйнар, не выдержав молчания. — …а потому, что ума лишился от беспокойства, — закончил за него Бренн. Эйнар вспыхнул пуще прежнего, но Вождь не смеялся над ним, лишь спокойно продолжал трапезу. — Недаром про твою мудрость молва идёт, — кивнул Эйнар, — всё так. Сердце у меня не на месте, думать ни о чём не могу… — Только о сестре моей наречённой, — хмыкнул Бренн. Эйнар, вконец смутившись, замолчал. Робел он перед Вождём, хотя раньше за словом в карман никогда не лез. — Не томи, Вождь, — взмолился он, — коли не хотел отвечать, так не стал бы меня сюда звать, да подле себя сажать. — Захворала Велета, — ровным голосом ответил Бренн, — тяжело захворала. У ней Славомир сейчас, — продолжил он, как бы предупреждая Эйнара, чтобы тот не совершал глупости, а потом посмотрел на юношу и очень серьёзно добавил: — попроси за неё, Эйнар, сын Магнуса, своих богов попроси. — Я… да, да, — горе отразилось на лице юноши, — как же… конечно попрошу! — Вот и славно, — Бренн потянулся к чаше с мёдом. — Ступай. И Эйнар ушёл, тяжело ступая по гладкому бревенчатому полу.