Практика

Орлов мягко подталкивая заводит ее в кабинет и усаживает за стол, на котором дымится несколько коробок с едой из какого-то китайского ресторана. Сам садится рядом на стул, разворачиваясь так, что его колени касаются завернутых в халат бедер. — Какой мы вынесли урок из судьбы вчерашней Огневой? — его голос игрив, контрастен даже с «заботливым начальником», — Что нужно закусывать, Гамаль! Так что сейчас ты все это выработаешь у меня на глазах. И не спорь! Организм у тебя молодой, бойкий, а вот питательных веществ получает преступно мало. Вон стоит суп, ешь, а потом лапшу. Приступай и заодно передай мне коробку. А документы ей отправишь после обеда, пусть ещё ожиданием помучается. Словно сейчас с ней общается снова другой человек. Или тот же, но такой разный? Когда вообще он играет, а когда живет? Гамаль передаёт ему коробку, но сама не ест, понимая, что в рот ничего сейчас не полезет, да и забинтованная рука явно не давала ей покоя, ведь один лишь её такой вид заставлял желудок Гамаль кричать ей о том, что если она попытается поесть, он ей это не позволит. — Я закусывала… — вздохнула та, вспоминая суши, после которых, впрочем, она совсем ничего не помнит. — Простите, но спорить я буду. Потому что знаю свой желудок и его реакцию на еду после… — она не договорила. Не осмелилась сказать, что после истерики и алкоголя, да и не только их. — Хорошо, попробуй пить бульон, — спокойно объясняет мужчина, все так же с улыбкой и удовольствием уплетая лапшу палочками, — он нормализует работу желудка. И успокаивает нервы. Сядь, сосредоточься на еде. А как закончишь — ещё раз взглянешь на ситуацию и меня. Девушка вздыхает и всё же начинает немного есть, понимая, что за два дня её организм получил лишь немного суши и слишком много алкоголя. — И всё же… Почему вы… Не хотите дать другим возможность занять моё место? Другим, тем, кто лучше меня… Особенно… Сейчас, — девушка опустила голову. — Всё же одно дело давать второй шанс опытной секретарше, которая хоть и солгала, но была верна вам, а другое… — девушка опустила голову, мысленно готовая застрелиться. Сам он параллельно открывает ноутбук. На него в стоп-кадре выведена сцена из клуба. Появляется окно подтверждения удаления. Щелчок и напоминание пропадает. После, Орлов запускает видео вечера. Из зала, просматривая танец Гамаль. Приближает. Момент, где она обнимается с близнецами. Шприц в руке одного. — Значит вот так. Что ж, я ждал повода изгнать братьев Лоу. Но это скорее будет войной. Травить мою женщину — так далеко мало кто заходил. Удаление очередного файла. — А другое — забыла, что теперь она не просто никому не нужная студентка, а важная фигура и почти игрок, — заканчивает за неё Орлов, — и по неопытности расслабилась там, где этого делать не стоило. И так, как должна была бы расслабляться в моей компании. Или мне ты тоже не хотела бы подставить свою сочную попку, а после отблагодарить за порку активным горловым минетом? — почему-то после его слов в голове просыпаются воспоминания, что она была с ним. Тогда, в комнате. Она была уверена, что отдаётся Ему? Или обманывала себя, но ждала его? — Теперь отправь секретарше документы. И расскажи, почему не попросила приехать меня? Стеснялась подруги? Гамаль смотрит в пол, смутно вспоминая, что на пьяную голову… Чёрт возьми… Она вспомнила, как удивилась тому, что он делает в клубе, но подумала, что он просто узнал о её перемещениях этим вечером. Всё же это мысль немного, но изменила тон осудительного сознания. — Возможно я и думала, что это ты… — тихо прошептала она, почти пробубнив себе под нос. Да уж, пьяная голова девушке не подруга. Гамаль отправила документы, тяжело вздыхая и вспоминая тот вечер. — Видишь ли… Я туда пошла, чтобы подругу поддержать… Она рассталась с парнем и планировала… «клеить самых классных парней», кажется так. Так что ты скорее бы отпугнул всех парней, напугав их своим совершенством. Тогда я бы успешно провалила данную просьбу. Она попыталась взбодриться. — Ну, значит я по твоей вине упустил тот прекрасный вечер, где ты соблазняла и сама просила тебя отшлепать? — голос Орлова становится ниже, грудным, вибрирующим на частоте, заставившей ее тело заныть от воспоминаний и предвкушения, — тебе не стыдно, Гамаль? Не считаешь, что должна мне после такого приватный танец на коленях? — его рука приглашающе скользит по брюкам. Девушка сначала виновато опустила голову, а после всё же возмущённо посмотрела на него. Настолько, насколько это было возможно в её положении. — Может я и виновата, но пока моя рука не заживёт, я не собираюсь даже пытаться, — с нотками сердитости и обиды произносит девушка. Ей действительно было больно и страшно. Да и неприятно… Берет за подбородок и разворачивает к себе. Приближает лицо, почти касаясь губами, дразня. — Я знаю, что ты способна доставить мне удовольствие, даже если я свяжу тебе обе руки над головой, — другая рука уверенно поглаживает ее бедро, чуть распахнув подол халата, — и боль тебе не помеха, когда наслаждаешься мной. Иди ко мне, малышка. — опять аромат его парфюма… нет, его тела — манит сильнее всего. — Мне больно и не удобно. И противно. И я не хочу. Особенно сейчас. Может ты и возбуждаешь меня, но это не значит, что я готова накинуться на тебя, стоит только поманить. Особенно — когда у меня не всё в порядке. И как завтра я буду объяснять матери это, я тоже не представляю… Девушка попыталась отстраниться от него. — Вот развяжешь завтра повязку — и увидишь, — он улыбается, но не отпускает, — тебе противно думать обо мне и том, что ты себя так вела бы со мной? Его ладонь не скользит дальше, но дразнит, поглаживая. Нежно, как он умеет, словно зная все точки ее тела, которые включают скрытую внутри беспомощную и счастливую рядом с ним самку. — Нет… Мне противно думать, что я напилась и связалась… С твоим менеджером… И чёрт знает, что ещё натворила… А ещё противно ощущать бинты, — девушка вздохнула, стараясь игнорировать его руку. Гамаль в конец грустнеет и теряется. — Так, давай договоримся, — он чуть отстраняется, все ещё оставаясь близким, — ты не сделала ничего непоправимого. Ты ошиблась, что нормально для любого человека. И должна сделать выводы из своих ошибок. Я достаточно жестко наказал тебя, чтобы тебе не пришлось делать это самой, разрушая то, чего добилась. — Нет сделала. Я напилась и предала тебя. И единственный вывод, который из этого можно сделать, так это тот, что доверять мне нельзя, а самой мне к алкоголю близко подходить не стоит, — девушка опустила голову. — Никакое наказание и никакие слова не оправдают того, что я наделала… После он привлекает и целует. Не страстно, лишь касаясь губами, но явно показывая, что готов на большее. — А сейчас соберись и марш за работу. Пришли правки от дизайнеров. Посещение стройки переносим на завтра. И поможешь выбрать группу на открытие. Нужно что-то современное, но подходящее под диско-формат. — Диско? Ты серьёзно? Мне казалось, клуб строят у института для студентов, а не для преподавателей за 40. Девушка села за ноутбук, приступая к работе и игнорируя боль в руке. — Диско-формат, а не стиль, — поглаживает по плечу, вставая рядом, — Чтобы не вставали в рядок у сцены и не разошлись после часового саундчека. Нужен кто-то на тяжелую тусовку на всю ночь. С перерывами, но чтобы зажигали танцпол раз за разом. Потом наклоняется и шепчет на ухо: — Предательство не в сексе с другими мужчинами. Тем более, что тебя обкололи и ты была уверена, что это я. Ты предашь меня, если продолжишь ныть и жалеть себя, меня, свою судьбу, — хватает зубами нежно за ухо и отпускает, — Соберись, моя маленькая дрянь, я не позволю тебе споткнуться о такую мелочь! — Бе-бе-бе, тебе к диско только какого-нибудь медляка не хватает, чтобы отпугнуть абсолютно всю свою аудиторию. Джаз-фанк, фолк, а не ваше диско с выдержкой 40 лет. На крайняк хип-хоп. А не вот это вот, — фыркает та. — И соберись. Легко сказать, особенно, когда твои первые отношения не были связаны с непосредственным подчинением, а также ты сам их не портил тем, что изменил дорогому человеку с не пойми кем, — девушка шмыгнула носом, но всё же после сосредоточилась на работе, потерев переносицу. — Ты ещё бы джаз вспомнила, — смеется. — давай тогда составь список r’n’b групп и исполнителей, ди-джеев. Надо заявить о себе по полной, позовём сразу пяток звёзд, чтобы заговорили во всем городе. Так за работой пролетает остаток дня. В процессе Орлов умудряется скормить ей ещё еды, точно угадывая, когда она занята настолько, чтобы не заметить, как отправляет в рот все новые и новые порции. Девушка усердно и довольно плодотворно работает, желая поскорее сделать всё, чтобы принести ему прибыль. И сделать качественно. Так что под конец дня она выжата как лимон, но зато работа её действительно сделана качественно и необычно. Уже собираясь домой, он указывает на шкаф на входе в кабинет. — Переоденься, там есть костюм на тебя. Белья, правда, нет, но возвращаться и искать его не стоит. И дай сюда руку, пора поменять мазь. Рука, кстати, не напоминала о себе примерно с конца обеда. — Вот так мужчины грабят женщин. Превращают их нижнее бельё в тряпки. А оно стоит не так уж и мало, если, конечно, качественное, — фыркает Гамаль, с усмешкой, после чего всё же переодевается немного неуклюже из-за руки, а после даёт ему свою руку. После он снова смазывает и перебинтовывает руку. При этом девушка совсем не чувствует боли. Девушка смотрит на руку, пытаясь оценить масштаб ущерба и проблемы. А ещё заранее понять, покупать мази от шрамов или они будут бессильны. — Значит, я обязан возместить тебе ущерб, Гамаль, — ведёт ее в лифт. Уже в нем привлекает и мягко целует. Рука его при этом задрала юбку костюма настолько, что поглаживает прямо беззащитное лоно. — Сейчас? — Нас… Могут увидеть… И не факт, что только твои работники… Журналисты очень коварные люди, особенно если им много заплатить… А я ещё хочу пожить… И дать нормально работать родителям, — вздыхает та, прикрыв блаженно глаза. — И потому ты оттолкнёшь мою руку, уже всю в твоих соках? — он издевательски шепчет, лишь усиливая ласки, а его голос сводит с ума. Лифт ещё движется, а она уже ощущает приближающееся наслаждение. — Или насладишься сильнее, умоляя успеть до того, как двери откроются? Гамаль не ответила, действительно сильнее насадившись на его пальцы, громко простонав и все же наплевав на то, что их могут услышать, жадно принимая его, изголодавшаяся по нему, по его рукам и члену. Поцелуй-укус, заглушающий стон. Толчки ладонью по клитору, влажный, грязный, хлюпающий звук. Ещё быстрее и жарче. Гамаль кончила, едва не закричав, крепко сжав в себе его пальцы. …мужчина подхватывает ее и заканчивает поцелуй. Ставит на ноги и опускает юбку ровно в момент открытия дверей, выводя спутницу к лимузину. Открывает дверь, усаживая. Гамаль устало целует его, прижимаясь к нему и пытаясь отдышаться, отойти от бурного оргазма, унять дрожь, успокоить тело и в целом остаться на ногах и быть способной ходить. — Выбирай, отвезти тебя домой отсыпаться или в магазин за новым бельём, — улыбается, прищурившись. Похоже, обычной примеркой белья эта поездка не ограничится. — Это слишком сложный выбор… Но, наверное, всё же… — она задумчиво прикусывает губу, понимая, что не хочет расставаться и снова быть одна, но с другой стороны она понимала, что устала, да и выглядит мягко говоря не очень и это не упоминая того, сколько может стоить нижнее бельё и как именно на неё его будут примерять… Наверняка как платье и костюмы… А если это будет делать он сам… — Ты… У тебя… Ты сегодня занят? — осторожно спрашивает она. — Да, очень сильно, на всю ночь, — уже в машине. — Я собираюсь украсть свою подчиненную и долго и жестко доказывать ей, что меня нужно слушаться и любить. Может быть, даже отнесу ее в домик в парке, — смеётся и кивает. — Так что считай, твоя судьба предрешена и ужасна. — Вообще-то у меня немного другие планы, — чуть строго, с откровенными смешинками в глазах, отвечает та. — Я запланировала пригласить начальника домой вечером и заставить его всё же оценить мои кулинарные и не только способности по достоинству. — Да неужели? — он делает вид, что раздумывает. — Кого же я хочу больше? Связанную Огневу-пленницу или ее стряпню? Сложный выбор, — потом подмигивает. — Я знаю, как ты устала, так что отложим труды и покупки до следующего раза. А сегодня поедем к тебе, но готовить буду я. Рука все же должна быть в покое до утра. — Ну, беря её стряпню, ты заодно получишь и Огневу. — Ну уж нет! В моём доме готовлю я. И вообще… Да и мне ещё надо будет зайти и купить продуктов… Авто останавливается как раз у подъезда. Мужчина провожает Гамаль до магазина и оплачивает продукты под возмущение девушки, заодно добавляя больше фруктов. Все относит к ней домой. Ужин, можно сказать, готовят вместе. Без всяких просьб он помогает с разделкой, замешиванием и прочими операциями, которые должны были бы требовать пары рук или просто были понятны. Ещё он даже успевает включить музыку и иногда целовать ее, прижимая к кухонному столу, но не переходя таких желанных границ. Готовить с ним вместе ей приносило удовольствие. Она улыбалась весь вечер, просто наслаждаясь проводимым с ним временем. Наслаждаясь готовкой и его поцелуями. Девушка едва ли не сияет, чувствуя приятную теплоту на душе и понимая, что всё же между ними может быть вполне себе не только секс… По крайней мере, сейчас она в это верит. Когда ужин съеден, мужчина требует дать ему руку. Бинты отправляются в мусорку, а на месте, где ожидался ожог — лишь пленка заживающей кожи. Чуть светлее окружающей, но почти не заметная. Тут Гамаль вспоминает, что, рассматривая торс Орлова, отмечала несколько светлых участков. Он тоже заживлял ожоги? Раны? — Боль оставляет следы не на теле, а в сознании, — поглаживает светлый след на ладони, — помни, что важен урок, а не ошибка. Девушка смотрит в его глаза, поджав губу и задумавшись. Гамаль несмело прижалась к нему, желая быть как можно ближе к нему и просто ощущать его рядом. — Я постараюсь сделать из этого правильные выводы… — прошептала она, не отрывая от него взгляда. — Прости меня… Мне правда очень стыдно. Ты единственный, кто заставляет трепетать моё тело и душу… — А ты заставляешь меня чувствовать себя живым, — берет за подбородок и целует, — хотя и хочется иногда назло тебе показать, как выглядят и обращаются с теми, кем ты так боишься стать со мной. — Не заставляй меня извиняться и за это. Всё же не каждый день я отдаю себя в твои руки. И уж точно никогда до недавнего времени я не была чьей-то, а теперь я твоя… Его рука обнимает ниже талии, сжимает. — Будь моей — ты бы покорно исполняла все, что я тебе говорю, — тянется к губам, но не целует, дразнит. Играет, уклоняясь от поцелуя, но оставаясь так близко, — и мне хочется владеть тобой целиком. Глубже, чем теми куклами, что пытались занять это место простыми согласиями. Девушка шумно выдохнула, чувствуя его близость. — Я… хочу быть твоей. Я… Уже плохо мыслю себя без тебя… Я думала, что потеряла тебя… и мне казалось, что мой мир стал медленно, по кусочкам, рушиться… — О разрушении мира мы поговорим, когда я буду учить тебя управлять другими. Тебе придётся научиться делать это с ними насильно, чтобы потом прогибать под себя, — он читает эту сомнительного морального окраса лекцию, продолжая ласкать девушку. Снова его ладонь гладит бёдра. Конечно, домашний костюм Гамаль совсем не юбочный. И сейчас не повторить то, что было в лифте. Может, что-то удобное в юбках и есть, раз уж твой мужчина так любит дразнить тебя. Он с улыбкой поглаживает ягодицы. Это ласка с обеих сторон мешает решить — выгибаться навстречу какой руке? И целовать ли губы, которые до сих пол лишь манят в миллиметрах от ее рта? Девушка чувствовала, как возбуждение внутри неё распускается, словно цветок весной, под лучами солнца. И Гамаль всё же решилась, слегка отстранившись от него, стала бесцеремонно расстёргивать пуговицы его рубашки, а затем и брюк, желая поскорее увидеть его тело, а заодно и наконец попытаться поиздеваться над ним, как это постоянно делает он с ней. Она совсем не была уверенна, что ей это удастся, но пробовать стоило. И он даже помогает ей. Первой на пол полетела рубашка. Конечно, если он каждый день тренируется в личном зале, то может себе позволить и питаться — тело все равно остаётся сексуально накаченным и пышущим мощью. Сейчас, правда, лучше заметны светлые участки кожи. Много, наслаивающихся. Больших и маленьких. Ремень он вынимает из штанов и кладёт на стол. Позволяет расстегнуть брюки, под которыми оказывается без белья, демонстрируя девушке предмет ее вожделения. Девушка здоровой рукой провела по его торсу, любуясь им и отмечая, что шрамы если и не украшают мужчин, то хотя бы и не портят их… Только хотелось бы знать, откуда, но вряд ли сейчас самое время расспрашивать его, особенно когда она уже на половине пути… Особенно, когда она так хочет его. — Неа, милая, у тебя же повреждена рука. Так что сегодня, — с улыбкой и взглядом превосходства гладит по щеке, — за спину и только губками. Давай, я скучал но твоему язычку на нем. Она немного напряжённо провожает взглядом ремень, чувствуя как внизу живота что-то приятно сжимается, заставляя её ещё сильнее хотеть его. Гамаль смотрит на его член, уже протянув было руку, но после покорно заводит обе руки за спину. Девушка села на колени перед ним, между его ног, после чего стала сначала лишь водить кончиком языка по его головке, словно пробуя. Также лишь кончиком вылизала снизу вверх ствол и лишь после взяла в ротик, почти насаживаясь горлом и игнорируя его протест. Все это время мужчина молча стоит, спрятав руки за спиной. Внимательно смотрит на девушку, лишь ободряюще улыбаясь, когда их взгляды пересекаются. Гамаль жадно брала его член, желая доставить ему удовольствие и уже не думая о том, что хотела вообще-то поддразнить его и отстраниться. Впрочем, видя его голым, она вообще мало о чём могла думать. Когда же он насаживается до самого основания, он берет ремень, медленно складывая вдвое, выпрямляя и поглаживая. — Ты так и собираешься ограничиться одним минетом? — неожиданно жёсткий вопрос под стать движениям готовящегося к порке Хозяина. Почему-то именно это слово сейчас описывало голого, но такого властного мужчину, — или все же снимешь эти тряпки? Живее! Девушка вздрогнула от его слов, после чего стала лихорадочно, одной рукой пытаться снять с себя одежду, опустив взгляд и впервые так ярко осознавая, как же тяжело делать такую простую вещь одной рукой. Уже вскоре, впрочем, она была перед ним абсолютно обнажена, показывая ему ещё ярче, как сильно она хочет его. — Колени шире. Ещё. Еще, — почему безжалостное обращение любимого мужчины кажется таким притягательным, — смотреть в глаза! Гамаль покорно широко развела ножки, чуть покраснев. Видя как её половые губы набухли от желания и теперь всё было покрыто смазкой, сочащейся из неё. Ремень опускается на плечи. Удар-ласка. Не обжигает, не гладит. Что-то общее. По спине, сильнее, ярче. Это не наказание, это приятная боль. Ещё и ещё. От удара девушка резко и шумно выдохнула, но скорее испугалась, чем действительно почувствовала боль. Следующие удары вызывали в ней примерно такую же реакцию, хотя она совсем не ожидала, что он будет бить её по спине, а не по заднице, ведь подобное они почти не практиковали. Вторая рука гладит по щеке и шее. Становится жарче. Он разогрел ее спину и усилил удары. Теперь это боль, но ожидаемая и желанная. Он словно возвращает ей старания, энергию, страсть, с которой она растягивает членом своё уже почти привыкшее горло. Рука ниже и хватает сосок, сжимая. Ремень длиннее и ложится полосами от ягодиц до лопаток. Вскоре спина уже начинала потихоньку ныть, приглушая саму боль от удара, но растягивая её действие. Она начала тихо скулить от боли, а иногда и вскрикивать. И пока боль усиливается, смесь скулежа и вскриков превращается в всхлипывания и крики от боли. Желанной боли. — Кончишь раньше меня, милая, — сдавливает сосок сильнее, вызывая волну внизу тела, возвещающую о возможности такого исхода, — останешься спать связанной. Не то что бы он интересовался ее согласием на такую игру. Но ремень отпущен до конца, а волнообразные движения позволяют умелому экзекутору пороть даже не ягодицы. Конец ремня, изгибаясь, обжигает бёдра снизу, пролетая аж над самым полом. И эти удары все сильнее, но лишь приближают финал, для которого ему достаточно лишь коснуться её. Гамаль пронзительно вскрикивает, чувствуя боль в соске и одновременно с этим дикое возбуждение и приближение оргазма. Его слова особенно сделали и чувства яркими. От ударов Гамаль, однако, уже едва не рыдала, чувствуя, как болезненная пелена медленно застилает глаза. Девушка теперь уже извивалась, пытаясь отстраниться от жалящих ударов, облегающих спину, ягодицы и даже бёдра и все же чувствуя вместе с ними дикое желание. От смеси особенно сильного удара, от мысли, что она по-прежнему его, от сжатого до боли соска, от почти невесомых на её клиторе пальцев, когда он наклонился, она кончила. Удары прекратились. — Ммм, как ты плохо старалась, милочка, — отступает и отбрасывает ремень. Улыбается и кивает на стол, — ложись. На спину, ножки пошире. Придётся заняться тобой пожёстче. Гамаль, дрожа, встала, покорно ложась на стол, чувствуя, как спина стонет от боли, а ягодицы горят. В голове было пусто — почти ни одной мысли. Прохладная столешница унимает боль на спине. Взяв за бёдра, он приподнимает, легко удерживая попку на весу, и входит в так давно ждущее лоно. Одного этого хватает, чтобы тело выгнулось от второго за пять минут приступа наслаждения. И уж точно не последнего. Он лишь усиливает толчки, когда мышцы ее влагалища стискивают ствол. Это продляет чувство падения в огонь. А стоит ему перекинуть обе ножки девушки на один локоть, чтобы второй резко начать шлепать и без того горящие ягодицы — кажется, что то ощущение, что девушка считала оргазмом, меркнет перед новым долгим, темным чувством падения в сладкую бездну. Когда боль лишь усиливает ласку, заставляя сознание глядеть со стороны на себя, лежащую перед ним, для него, ради него. И радоваться каждому удару, руки и бёдер, до следов сжимая свою грудь, чтобы было больнее, ещё больнее и ярче. Гамаль кричит, стоит ему лишь войти в неё, чувствуя, как она уже кончает, стягивая его внутри себя и чувствуя себя безумно вымотанной. Несмотря на то что это было приятно, её тело не могло так долго быть бодрым и сильным. От шлепков она тоже кончает, уже не в силах кричать и едва вообще оставаясь в сознании. Ей кажется, что она кончает от любого его прикосновения, но вот её тело явно было против таких тренировок. — Я больше не могу… — почти прошептала Гамаль, а после вновь ощутила волну оргазма, чувствуя, как всё отходит на второй план. — Ты наказана, девочка, — он даёт ей прийти в себя, вынимая член и водя им поверх ее половых губ, снова разведя ножки девушки — ты вела себя очень плохо и за это я буду любить тебя всю ночь. Такими способами, о которых ты и фантазировать боишься. Гамаль жалобно стонет, чувствуя усталость и то, что не продержится всю ночь. А ещё чувствуя, как он дразнит её и не даёт свести ножки. — Пожалуйста, господин, не надо… Я не справлюсь, — почти умоляет она его, понимая, что ещё чуть-чуть и сойдёт с ума… Ну или просто потеряет сознание. Он ложится на неё, обнимая за шею, чуть перекрывая воздух. Его глаза так близко, его дыхание на ее губах. Он почти снова в ней. — Я знаю, что тебе нравится быть моей. И чувствовать боль, — кусает ее за нижнюю губу, заставляя одним этим, полным власти и секса жестом, почувствовать приближение нового оргазма, — скажи это. Признайся, что боишься и хочешь боли и меня каждую ночь! Девушка смотрела в его глаза, шумно дыша и боясь отвести взгляд. — Я хочу вас и то, что вы делаете со мной каждую ночь… — тихо произнесла девушка, понимая, что действительно хотела бы видеть его рядом каждую ночь, но… Не всегда ради секса… — Хорошая девочка, — он шепчет на ухо, поднимает ее руки над головой, — моя девочка. В себя она приходит в темноте. В своей постели. На его груди, слушая мерное дыхание. Он прижимает ее рукой за талию. И вопреки обещанию — она не связана, хоть и обессилена. Гамаль смутно открывает глаза, чувствуя усталость и слабость во всём теле. Мимолётное шевеление отдаётся болью в спине, от чего она слегка приоткрывает рот, зажмурившись. И всё же она с трудом чуть меняет позу, удобнее устраиваясь на такой красивой и властной подушке. — Спокойной ночи, Мой господин, — сонно шепчет она, после чего, одну руку положив под его спину и как бы обнимая его, засыпает.