Любовь в подарок

В одном ботинке неприятно чавкало. В подъезде было сумрачно и холодно. Мы поднимались молча. Я искоса поглядывала на Кондратюка и почему-то не решалась сказать ни слова. Хотя вопросы меня мучили многие. Какого фига он вообще бродит вечером по улицам совсем один? Впрочем, что с него взять? Он же полный дурачок и ходячая проблема. Марк был серьезным. Он вообще в последнее время редко улыбался. Хотя я и не могу припомнить его сияющим. Разве что когда он любезно кокетничал с Настиной подругой Катей на нашей даче. Ну, и раньше он иногда улыбался мне… В такие минуты моë сердце замирало, счастливо пропуская удары. От Марка вообще попробуй добейся улыбки. Он улыбается лишь в исключительных случаях, допустим, когда в наглую смеëтся надо мной. Прям царевна Несмеяна. Небрежность в одежде, коричневые вьющиеся волосы, пустые глаза… Марк был далек от элегантного Егора Сергеевича, с которым я упорно сравнивала всех встречающихся мне парней. Пока что почти подо все критерии, на удивление, подходил только Женя, опять-таки у Ани хороший вкус. Но в этой небрежности Кондратюка тоже была мужественность и привлекательность. Мне хотелось, чтобы Марк улыбнулся, но я не могла придумать, чем его развеселить. Да и самой веселиться не очень-то хотелось. Этот водитель, обливший меня с ног до головы, окончательно убил сегодняшний день. Мне казалось, что уже не будет ничего хорошего. И не только сегодня, а вообще… Жизнь кончена. Когда мы остановились у квартиры Кондратюка, я внезапно осознала, что не могу в нее зайти. Было неудобно. Все еще дрожа от холода, я сделала шаг назад. — Ты чего? — удивился Марк, обернувшись. Эта фраза — первая, которую он произнес за все время. — Да неудобно как-то, — пробормотала я. От холода зуб на зуб не попадал. Не хватало только простыть перед Новым годом. Впрочем… Какая теперь разница? Праздничного настроения в нашем доме всё равно не будет до следующей весны. А что касается моей простуды… Ну, заболею я, а может, даже умру. Насте наверняка будет только легче от этого. Надеюсь, ее до конца жизни будет грызть совесть из-за того, что я заболела после нашей ссоры. Я сбежала из дома, едва не попала под машину и замерзла насмерть. Мысль о том, как моя двоюродная сестра будет страдать от раскаяния, мне понравилась гораздо больше, чем все остальные мысли, бушующие в моей голове. Хотя желание это было, конечно, нездоровое, но я была так обижена на сестру, что меня это даже ничуть не испугало. — Дома никого нет, — сказал Марк. —Отец в командировке, мать на сутках. Егора Сергеевича тоже, походу, дома нет, я впрочем его не слышал за стенкой. — Ага, — сказала я глухо. Марк снова обернулся. И в его глазах сверкнуло что-то незнакомое и злое. Парень стал еще более колючим, и я решила, что он все-таки ревнует. И точно не нравится ему никакая Зуева… И Катька не нравится. Он не обманывал и не шутил — ему нравлюсь только я. И от этой мысли я широко улыбнулась. А потом ужаснулась, взглянув ему в глаза. Они смотрели на меня, прямо на лицо. Я встряхнула головой, подумав, что это просто навождение, но глаза Марк не отвëл, пустота напрочь исчезла из его глаз. — Что с тобой? — нервно выговорила я. — А что со мной? — состроил из себя дурочка Кондратюк, но я заметил как его лицо засияло. — Ты… ты меня видишь? — мой голос стал тихим, а внутри появилось знакомое чувство страха. Боже, я же выгляжу сейчас хуже некуда. Просто Кикимора болотная. — От части, — Марк вдруг засмеялся, счастливо засмеялся. — Лечение помогает! Врач сказал, что прогресс хороший. Цвета я пока не различаю, но зрачки начали реагировать на свет и я вижу твой тëмный силуэт. —Парень говорил это с таким восторгом, что, думаю, даже на десятом этаже услышали бы его счастливый голос. Я молчала, тупо уставившись на него. Голова отказывалась соображать. — Я думал, ты будешь выше, — Марк снова заулыбался и потрепал меня по волосам. — Малявка. — Ой, можно подумать, что ты у нас трëхметровый, — хмыкнула я, толкнув его в плечо. А потом вдруг шагнула вперëд и осторожно обняла. —Поздравляю. Марк вздрогнул и застыл на месте. Обниматься с ним было сравнимо с объятиями со столбом, но у меня всё же счастливо забилось сердце. Смена моего настроения наверняка испугала Марка. Все то время, пока он возился с ключами, Кондратюк не сводил с меня слегка недоуменного взгляда, что было для меня настолько непривычно, что я покраснела. Надо будет привыкать к тому, что теперь не получится пялиться на него постоянно. Меня кидало из стороны в сторону… Как при биполярном расстройстве. Я даже решила, что за один день сошла с ума. Наконец замки поддались Кондратюку. Он распахнул дверь, и мы прошли в темную квартиру. Марк включил лампу на стене. При тусклом свете все в квартире казалось таинственным. Я встала напротив зеркала в полный рост и с ужасом осмотрела себя. Мокрая, жалкая, с распухшим от рыданий носом и грязевыми каплями на лице. Рыжие волосы как жесткая проволока, торчали из-под отяжелевшей шапки, которая сползла на лоб. Да уж, красавица… Ничего не скажешь! Марк, который сейчас стоял за моей спиной и тоже смотрел на меня в отражении, слава богу особо ничего не видел, так как по сравнению со мной он был моделью с обложки модного каталога. Я вздохнула и произнесла: — Ну я и чучело. — Да, похоже, сегодня не лучший твой день, но, думаю, там всё не так уж и плохо, — Марк пальцем нарисовал нимб вокруг моей головы. Теперь я не смотрела на себя. Только на его отражение. В полутьме глаза Кондратюка казались совсем тëмными, а черты лица — как никогда притягательными. Марк осторожно снял с меня влажную шапку, и мои волосы рассыпались по плечам. Мы стояли молча и пялились друг на друга в отражении с самым серьезным видом (я опять порадовалась тому, что парень видит не так много). — Можешь принять душ. Я тебе дам чистые вещи. А потом приходи на кухню, пока чай заварю. — сказал наконец Марк, снова улыбнувшись. —Юбочек у меня конечно нет, но… — Отстань, — я толкнула его в плечо, и Кондратюк расслабленно рассмеялся. Мы сняли верхнюю одежду. Марк принес мне свои треники, которые приятно пахли стиральным порошком. Я зашла в ванную и снова уставилась в зеркало. При ярком освещении мой вид показался мне еще хуже. Надо же, какой кошмар… А я еще считала, что Настя после всех своих страданий неважно выглядит. Я сняла грязные мокрые джинсы и стыдливо убрала их в угол. Нужно попросить у Марка пакет. Ванная казалась стерильно чистой, и я совсем не вписывалась в интерьер. Принимая душ, не могла отделаться от мысли, что моюсь в доме какого-то парня. А он ещё и не против… М-да. Я вспомнила, как мы с Камилой дулись на Аню из-за того, что она скрывает подробности своего романа. Знали бы девчонки, у кого я торчу в гостях, упали бы в обморок. А Андрей заржал бы как сивый мерин. Приняв душ и переодевшись в штаны Кондратюка, я снова критически осмотрела себя в зеркале. Конечно, треники были на несколько размеров больше. Тогда я подвязала их на талии. Когда осторожно вышла из ванной, на кухне как раз посвистывал чайник. На столе стояли пирожные в виде корзиночек с милыми желтыми цыплятами и розочками. Сто лет таких не видела. В последний раз ела их в далеком детстве. — Присаживайся, — кивнул Марк. Я смущенно уселась на край табуретки. — Я твои ботинки на батарею поставил. И куртку почистил. А джинсы и шапку сейчас в стирку загружу. — Ой, ты чего… Не нужно, — еще больше смутилась я. — Я домой унесу и сама постираю. — Фигня, быстро с сушкой высушится. Не парься. Марк сказал это так легко, что париться действительно немного перехотелось. Хотя смущение никак не проходило. — Милые пирожные, — сказала я, кивнув на «корзиночки». — Ага. Это я за ними батю в магаз послал, — гордо ответил Марк. Почему-то меня это умилило, поэтому я рассмеялась. А Кондратюк, наоборот, стушевался. — Ну, вкусные же, — проворчал он. — За пирожными папу посылаешь, а по улицам вечером шастать, так ничего, — ответила я. — Если ты вдруг не заметила, я гулял прямо у своего дома. А там, во-первых, знаю каждый закуток даже наощупь, во-вторых, хотел проверить то, насколько хорошо вижу на свежем воздухе, — нахмурившись, сообщим Марк. — И как? — поинтересовалась я. — Не очень, — честно признался он, — там и деревья, и машины, и людей много. Мы пили чай, слушая, как свирепствует ветер за окном. Смущение постепенно уходило. На смену ему пришло уже позабытое чувство уюта. Дома царила такая нервная и напряженная атмосфера, что я уже отвыкла от простых радостей. — Как это, ничего не видеть? — все-таки не сдержалась и спросила я. Кондратюк тут же помрачнел: — Ужасно. — А конкретнее? — спросила я, но потом осеклась. — Ой, прости, если тебе неприятно об этом говорить. — Нормально всë, — отмахнулся парень. — В самом начале мозг начинает перестраиваться, от чего безумно болит голова, ты начинаешь теряться в пространстве. Знаешь, как это страшно, — идти по улице, пусть и с попутчиком, слышать, как рядом проезжают машины, заставляя тебя вздрагивать от страха, совершенно не соображая где ты, как ты, кто рядом. Кажется, что вот-вот напоришься на какой-нибудь столб или тебя собьёт иномарка. — Марк нервно сглотнул и продолжил. — А ещё невероятно скучно. Эти два года были самыми скучными в моей жизни, я даже сам не подозревал насколько для меня важно видеть всё вокруг. — Ого, — выдохнула я, мне стало ещё жальче этого дурочка. — Не жалей меня, не люблю это, — будто прочитав мои мысли сказал Кондратюк. — Не льсти себе, — хмыкнула я. — А из школы почему перевëлся? — О, ну тут всё до банальности просто. У меня отец военный, раньше мы в другом городе жили, а потом ему дали здесь квартиру, — пожал плечами парень. — Скукотень, — хмыкнула я с иронией в голосе, — а я то думала… Убийства, заговоры… Может быть, предательства… — У тебе бурная фантазия, Саша. —Марк тихо рассмеялся, а потом снова нахмурился: — Хочешь, я проверю дома он или нет. — Вообще-то я не для этого пришла, — стушевалась я. — Просто мимо проходила. Прозвучало это не слишком правдоподобно. Просто так получилось. А зачем я сюда пришла? Кого хотела здесь увидеть? Егора Сергеевича?.. Или все-таки Марка? — Ну-ну, — усмехнулся Марк. — Ты уже за ним шпионить начала? Я покачала головой: — Нет, конечно. Говорю ж тебе: случайно. Мне вообще на него все равно. Марк мне не особо верил. Пил чай и молчал. А я, доев пирожное, сделала большой глоток горячего чая, обожгла язык, поспешно поставила кружку на стол и всхлипнула. Марк из обиженного тут же сделался озадаченным. С тревогой в голосе спросил: — Саша, с тобой все в порядке? Это из-за него? — Нет, Марк, все плохо, — сказала я. И как только произнесла это, меня тут же захлестнуло прежними эмоциями. Отодвинув пустую чашку в сторону, я прильнула к Марку и снова зарыдала. Кондратюк осторожно погладил меня по плечу, но ни о чем не спрашивал. Ждал, когда я сама начну говорить. — Настя… — шмыгнула носом я, когда слез стало немного меньше. — Настя меня ненавидит. Она почему-то винит меня в том, что они с Валей расстались… Из-за того, что он меня поцеловал. — Валя… — скрепя зубами сказал Марк. — Нет, я всё же оторву ему голову. Я, закусив губу, закивала. — Уверена, Аня подержит его, пока ты будешь это делать, — сквозь слезы улыбнулась я. Рассказ мой получался сбивчивым и странным, но Марк все равно меня слушал. При этом не переставал хмуриться. Я думала, мне станет легче, если я выговорюсь, но по мере моего рассказа стало казаться, что все, наоборот, нагромождается как снежный ком. Все тяжелее и тяжелее мне становилось. В какой-то момент даже показалось, что я вот-вот покачусь кубарем в эту снежную пропасть и переломаю себя всю. — За что мне это? — немного высокопарно произнесла я в конце своего монолога. — Все в порядке, — сказал Марк невозмутимо. — Просто ты взрослеешь. — Взрослеть больно, если честно, — призналась я. — Есть такое, — согласился Кондратюк. — И я некрасивая, когда плачу, — снова шмыгнула я. Было неудобно показываться перед Марком в таком виде. Даже если он мало что заметит. Думала, сейчас Кондратюк скажет мне что-нибудь ободряющее. Мол, все проходит, и это пройдет, не плачь. Сестра поймет, что была не права, и бла-бла-бла… Но Марк вдруг предложил: — А пойдем в кино? — В кино? — удивилась я. — Ну да. Здесь рядом кинотеатр. — А ты? — Что я? — Как ты будешь смотреть? — Есть звук, и тëмные силуэты, чем тебе не фильм? Моя куртка была еще влажной, поэтому Кондратюк выдал мне свою и еще дал шапку. Смотрелась я в этом нелепо, как гном, которому одежда больше на несколько размеров, но деваться было некуда. Кинотеатр действительно находился рядом. Да и времени еще было немного, несмотря на темноту за окном. — Отвлечешься, — добавил Марк. Он был прав — отвлечься мне было необходимо. После рассказа о том, что происходило у нас дома, на душе стало только тяжелее. Проходя мимо большой комнаты, я заметила, что у Марка уже наряжена елка. Искусственная, высоченная и очень красивая. С красными шарами и золотистыми бантами. — Ой, у вас уже елка, — с восторгом отозвалась я. И снова иголкой в сердце кольнуло разочарование. У нас в доме ответственной за елку всегда была Настя. Она украшала не только новогоднее дерево, но и всю квартиру. Делала еловые венки, развешивала гирлянды и лепила забавных снеговиков на окна. В этом же году ни о какой подготовке и речи не шло. Всем нам стало не до Нового года. — Ага, — кивнул Марк. — Она у нас потом до марта стоит. Мама говорит, что в противном случае не доживет до весны. — Понятно, — грустно улыбнулась я. На улице было совсем темно. Мы шли какими-то закоулками, минуя подсвеченный проспект. Я не очень хорошо знала этот район, поэтому рассчитывала лишь на свою интуицию и указания Марка, которые, к слову, только мешали. Дождь закончился, и асфальт немного подморозило. Поэтому я время от времени поскальзывалась, хватая Марка за руку. Он был не против. И я — тоже. Вообще мне хотелось идти с ним под руку до самого кинотеатра. И в какой-то момент, снова едва не навернувшись, я так и не стала выпускать его руку. Ладонь Марка снова была теплой. Мы очень долго выбирали фильм. В репертуаре были в основном новогодние комедии. Марк сказал, что терпеть их не может, но, похоже, это именно то, что мне сейчас нужно. А я подумала, что то, что сейчас нужно, — это он. Настолько спокойнее мне стало. Можно и без комедий обойтись. Но все-таки я вяло кивнула в ответ, и Марк направился к кассе. Вспомнив, что он сам может не справиться, я побежала следом. Народу в этот вечер было много, поэтому нам достались практически последние места в конце зала. — Места для поцелуев? — спросила я, заглядывая в билет, который Марк протянул мне. — Именно, — сказал Кондратюк, не сводя с меня внимательного взгляда. Я выдержала его взгляд и слабо улыбнулась. — Хватит на меня смотреть, я привыкла, что ты самозабвенно глядишь вдаль, — пихнула я его в плечо. — Дай мне возможность тебя увидеть! — возмутился он. — Не будь такой жадной, Саша! Возможно, фильм был сносным. И местами смешным. Но я все никак не могла сосредоточиться на кино и перестать думать обо всем, что произошло. Сначала об Ане и Жене, потом об Насте и Вале… И о том позорном поцелуе, который произошел в арке. Никогда не думала, что целоваться — настолько неприятное занятие. А если я больше никогда не захочу никого поцеловать? Так и проживу всю жизнь без любви только с воспоминанием о той замерзшей арке и липких объятиях Макарова… Я покосилась на Марка. Он, склонив голову набок и, закрыв глаза, мило дремал. Надо же, ему действительно это неинтересно. И он терпит эту новогоднюю комедию только из-за меня. В своих мыслях я потеряла счет времени. Сколько прошло? Кажется, это еще даже не середина фильма… Марк, почувствовав на себе мой взгляд, повернул ко мне голову. — Тебе тоже неинтересно? —наклонившись близко, спросил он на ухо. Из-за всех мыслей я даже не сразу сообразила, о чем он, и тут же зачем-то переспросила: — Что? — Тебе тоже неинтересно? — повторил свой вопрос Марк. Он так и продолжал внимательно на меня смотреть. — Да, — хмуро ответила я. — Тебе не угодишь, — многозначительно заметил он. — Какая есть. — Может мне всё-таки убить Валю? —наверное, уже в сотый раз поинтересовался Марк. Его глаза блестели в полутьме. Что-то перевернулось внутри. — Какой ты жестокий! — возмутилась я. — Какой есть, — передразнил меня он, а потом вдруг стал очень серьёзным. — Саш, я, конечно, понимаю, что не тот о ком ты мечтала, но… — Но? — Можно я тебя поцелую? Вместо ответа я вдруг обхватила ладонями лицо Марка и первой его поцеловала. Поначалу Марк явно растерялся. Затем все-таки ответил на мой поцелуй. И тут же меня захлестнуло. Нет, это совсем не было похоже на поцелуй с Валей. А ведь я так боялась, что после произошедшего никогда и ни с кем не смогу поцеловаться… Но клин клином вышибают. Целуясь, я провела ладонью по кудрявым волосам Кондратюка. Из колонок гремела музыка. Марк углубил поцелуй, и мое сердце толчками заходило в груди. Я давно хотела его поцеловать. Еще на даче. Мне кажется, мы целовались всю оставшуюся половину фильма. Я совсем потеряла счет времени. Из кинозала вышла на ослабленных ногах и с дрожащим счастливым сердцем. Мы не держались за руки и не обнимались. Нам без слов было хорошо. Удивительно, но только сейчас мне стало по-настоящему легко. Будто крылья выросли за спиной. У гардероба уже толпились люди, пришедшие на следующий сеанс. Мой взгляд зацепился за одну из парочек. Аня Щербакова стояла напротив высокого парня в широких брюках и безразмерной толстовке. Аня и Женя мило держались за руки и смотрели друг другу в глаза, не замечая никого вокруг. Их время от времени толкали, но они были поглощены только друг другом. Никогда я не видела Аню такой. Смущенной и потерянной. Сильная, волевая, иногда жесткая, теперь она краснела и скромно улыбалась. А еще я впервые видела подругу в юбке. Милой, шерстяной, в клеточку. На ногах — ботиночки на невысоких каблуках. Я подумала, что если сейчас Аня меня заметит, то я могу все испортить. Если она решила держать свою любовь в секрете, я не вправе нарушать ее личные границы. Не хотелось смущать подругу. Мы с Марком уже получили свою верхнюю одежду. Я нащупала в кармане телефон и навела его на парочку, сделала пару снимков. — Что ты делаешь? — удивился Марк. — Это компромат, буду им Аню шантажировать, — сообщила я и потянула его за руку. — Пойдем скорее. Марк завертел головой: — В чем дело? — Просто давай быстрее, — попросила я, косясь в сторону Ани. — Ты не хочешь, чтобы нас видели вместе? — как-то сухо спросил он. — Разве в этом дело? Нет, просто не хочу, чтобы твой друг и моя подруга заметили нас, — растерянно отозвалась я, не сводя взгляд с Ани. — Там и Женя есть? — Марк проследил за моей рукой, которой я указывала парочку. — Боже, неужели Женя такой жираф, — ахнул он и улыбнулся. — Скинь мне фотки потом. Мне показалось, что сказал Кондратюк это слишком громко. Я снова с опаской посмотрела на Щербакову. Но подруга не замечала никого и ничего вокруг. Намотав шарф, я первой направилась к выходу. Марк молча последовал за мной. На улице летели крупные снежные хлопья. Все вокруг было покрыто белой пеленой. После теплого кинозала и поцелуев лицо горело, поэтому мокрые снежинки, медленно падающие на лицо, приятно холодили. Мы шли молча, снова каждый думая о своем. Мои мысли по-прежнему скакали — правда, теперь я думала преимущественно о том, что произошло в кинозале. Мне больше никогда не хотелось вспоминать о Макарове. Поцелуи с Марком затмили все. Целоваться с упоением оказалось так приятно… Сердце застучало только при одном воспоминании. И все-таки теперь между нами возникла страшная неловкость. — Ты ведь понимаешь, что это ничего не значит, — откашлявшись, сказала я и покосилась на Марка. — Понимаю, — наконец сказал он. Я к тому времени уже вся извелась в ожидании его ответа. Не хотелось, чтобы он все не так понял. — Я сегодня немного не в себе, — призналась я. — И сама не ведаю, что творю. Снег без остановки сыпал с черного неба. Несмотря на нашу «условную договоренность», меня продолжало тянуть со страшной силой к Марку. Его ко мне, по всей видимости, тоже. Во второй раз он первым притормозил и, взяв меня за руки, нагнулся и поцеловал в губы. Так мы, не сговариваясь, несколько раз остановились посреди улицы и, мешая прохожим, снова и снова целовались, словно безумные. Холодные снежинки мягко касались наших лиц, вокруг нетерпеливо гудели машины, играла музыка, шумел вечерний зимний город… Только когда мы попрощались у подъезда Марка, я вспомнила, что оставила грязные вещи у него. Вернувшись домой, я открыла квартиру своим ключом. В коридоре было темно. Дверь в комнату Насти привычно закрыта, только тонкая полоска желтого света под ней. Из кухни выглянула мама. Я не сказала ей ни слова. Молча разделась и прошла в ванную — мыть руки. Мама пошла за мной. — Что на тебе надето? — Мужская одежда, — устало сообщила я. — Вижу, что мужская. Саша, где ты была? — Мама, ничего серьезного. Это вещи Марка. Меня обрызгала машина, я попала под дождь… — Все это я объясняла будничным голосом, стараясь не вспоминать о сегодняшней ссоре. Наедине с Марком мне казалось, что все прошло и немного отпустило. Но гнетущая тишина снова вернула все на свои места. Мама продолжала смотреть на меня обеспокоенно, а я почувствовала, как задрожали мои губы. — Вы меня в могилу сведете своими ссорами и побегами из дома, — устало сказала мама. — Всем сейчас тяжело. Я упрямо вытирала руки полотенцем и молчала. Иногда в такие моменты, когда всем плохо, кажется, что тебе хуже всех. Мама молча меня обняла. — Ну, где болит? Дай подую? —спросила она меня точно так же, как спрашивала в детстве. Тогда я показала на сердце. Мама грустно рассмеялась. — Настя показала точно так же. Как жаль, что сейчас я не могу примирить вас, как в детстве. Мы все это переживем. Осталось дождаться, кто сделает первый шаг.