Любовь в подарок

Настя вернулась домой только под вечер. Мы с мамой, и тётей Надей (которая приехала навестить дочь) обе перепуганные, выскочили ее встречать в коридор. Сестра молча сняла шапку, отряхнула ее от снега. Потом подняла на нас глаза, полные слез, и вымученно улыбнулась. А я оторопела, сзади Насти стоял Солнышко собственной персоной и тоже улыбался смущëнной улыбкой. Что он здесь делает? Как это произошло? Я замерла на месте не в силах оторвать от биолога взгляд. Круглые очки преподавателя запотели, почти полностью закрывая его глаза, а рыжая шевелюра падала на лоб, вся припорошенная снегом. Вид у него сейчас был как у провинившегося школьника, а не статного и величественного учителя. Егор Сергеевич робко мне улыбнулся и протëр очки большими пальцами рук, он, похоже, был абсолютно потерян и совершенно не знал что делать. В общем, аналогичная ситуация произошла и со мной. Тëтя Надя тут же бросилась к Насте с объятиями: — Настенька, доченька, где ты была все это время? — Гуляла, — глухо ответила Настя, уткнувшись матери в плечо. Я же стояла в стороне и глупо топталась на месте, уставившись на стоящего в дверях биолога. Похоже, кроме меня его пока-что больше никто не замечал. Утешение — не самая моя сильная сторона. Я не знала, что теперь сказать Насте… Ну, что? «Он мне сразу не понравился»? Или: «Забей, у тебя этих Валечек еще будет…» Все слова казались неподходящими. Тем более когда все зашло так далеко — до свадьбы. Когда нужно найти слова для утешения, все фразы кажутся таким глупыми и бестолковыми. Поэтому я просто молчала. Конечно, мама и тëтя Надя уже были в курсе того, что произошло. Я рассказала. Не стала говорить только о том, что случилось между мной и Валей в арке двора. Почему-то было стыдно. Да и неприятно об этом рассказывать маме. Хотя эта сцена так и стояла у меня перед глазами. Когда я пришла домой, то долго стояла под душем, пытаясь смыть с себя произошедшее… Отец и дядя Петя уже тоже знали, каким козлом оказался Валентин Макаров (благодаря чему я ему вообще не завидовала). Мама позвонила папе тотчас же после моего рассказа. Он пообещал приехать, как только освободится. Дядя Петя же был уже в пути сюда. — Мы с Валей расстались, — еле слышно произнесла Настя, не сдерживая слезы. — Кажется, что навсегда, мамочка. Он… Он… Сестра снова отчаянно разрыдалась у матери на плече, а мама и тëтя Надя принялись ее успокаивать: — Ну, ну, ну… Перестань, Настенька. Мы знаем. Мы все знаем. И мы всегда будем с тобой. Моя девочка… А почему от тебя сигаретами пахнет. — На остановке бомж курил. Настя, хочешь я его убью? — впервые подал голос Егор Сергеевич (было понятно, что убить он собирается отнюдь не бомжа) и всё мои родственники уставились на него, Солнышко смутился и опустил глаза. И он хочет убить Валю, им с Марком точно нужно работать вместе, будет больше толку. — Егор, ты предлагаешь мне это уже в четвëртый раз, — покачав головой, сказала Настя. «Егор», она обратилась к Солнышко по имени, причём так, будто они сто лет знакомы. — Ну, я могу… — пожал плечами биолог, ещё больше смущаясь. —Думал, вдруг ты передумаешь. «Ты»? Они что, реально друзья? Солнышко обращался к Насте с такой нежностью, будто она была единственной во всём мире. Я умилилась. Казалось, ещё чуть-чуть и он покраснеет. — Молодой человек, а вы кто? —удивлëнно спросила мама, с подозрением уставившись на Егора Сергеевича. — Это Егор, он мой друг детства, — ответила Настя и обратилась к тëте Наде. — Помнишь, мам? Егор Солнышкин. Друг детства? Что я пропустила? Мне понравился друг Насти? Боже, что происходит? — Здравствуйте, — мило улыбнулся Солнышко, выпрямив спину. — А, это вы, — глаза тëти Нади прояснились. — Здравствуй, Егор, давно тебя не видела. Они знают друг друга? Почему я не знала об этом? Я готова была кричать от неожиданности. — Почти шесть лет, — кивнул Егор Сергеевич. — А вы изменились. — Стараюсь. Здравствуй, Саша. Теперь настал черëд удивляться сестре, она даже на время забыла про Валечку. Настя непонимающе уставилась на меня, потом перевела взгляд на Солнышко: — Вы знакомы? — Да, — снова кивнул тот. — Я учитель биологии и по совместительству классный руководитель Саши. — Надо же, как тесен мир! —воскликнула мама. — Вы проходите, Егор Сергеевич, не стесняйтесь. — Вообще, Егор очень торопится, да? — Настя выразительно посмотрела на Солнышко. — Да, — покорно ответил он и снова улыбнулся, — до свидания, приятно было повидаться. Егор Сергеевич закрыл дверь с обратной стороны, а я так и осталась стоять, уставившись прямо перед собой. Вот это день сегодня, кошмар просто. А Настя, неужели она могла так просто отшить Солнышко, который готов был за не убить Валю? Нет, ну вы сравните Макарова и Егора Сергеевича, ясно же, кто выигрывает. Никогда не пойму свою двоюродную сестру. Следующие несколько дней в нашей квартире царила траурная и очень гнетущая обстановка. Настя практически не выходила из комнаты. Рыдала целыми днями. Мама и тëтя Надя носили ей на подносе бульон, чай, фрукты… Но Настя не притрагивалась к еде, и они вынуждены была нести все обратно на кухню. Сам Макаров попыток помириться пока не предпринимал и в нашей квартире не показывался. И это хорошо. Потому что папа был так зол на него, что, явись Валя к нам домой, отец тут же спустил бы его с лестницы. Это хорошо ещё, что дядя Петя работал в другом городе и часто наведываться сюда не мог. Мама и тëтя Надя все эти дни тоже ходили как мешком прихлопнутые. Никто из домашних не ожидал такой подставы от правильного женишка Макарова. Никто, кроме меня. Собственно, поэтому между мной и сестрой и вспыхнул первый конфликт. Хотя конфликтом это все же сложно назвать. Настя просто на мне сорвалась. В тот день маме удалось уговорить сестру хотя бы один раз пообедать с нами. Отец был на работе, а я только вернулась из школы, тëтя Надя недавно уехала по делам. Настя, уже по традиции, осталась дома. Да, это первая зима, когда моя двоюродная сестра начала прогуливать институт… Наш обед казался мне бесконечным и таким тяжелым, что мне даже воздуха в груди не хватало. Настя сидела молчаливая, с распухшим от слез носом. Было непривычно видеть сестру со взлохмаченными спутавшимися волосами и синяками под глазами. Мы обедали в тишине, без веселой болтовни Насти, которую всегда поддерживала мама. Странно, раньше мне казалось, что они чересчур много разговаривают за столом. Сейчас бы я отдала все на свете, чтобы наш обед проходил как обычно. — Настенька, сейчас начнется зачетная неделя, — осторожно начала мама. — Тебе все-таки нужно будет съездить в институт. Настя вымученно подняла глаза на маму. Ведь в институте она наверняка столкнется с Валей или его новой пассией. Это было мучительно и унизительно для сестры. — Я, конечно, занимаюсь организационными вопросами по поводу отмены вашей свадьбы, — продолжила мама, — но сдать за тебя сессию не могу. — Тëтя Света! Разве вы не понимаете? Там будет он!.. — громким трагическим шепотом произнесла сестра. — И что теперь? — подняла брови мама. — Институт и красный диплом бросать? Разве Валя того стоит? Нет, конечно, кто бы мог подумать… Я все-таки не сдержалась и закашлялась. — Я могла. Мне он никогда не нравился, — наконец произнесла я. —Это даже хорошо, что вы расстались. Настя посмотрела на меня колючим взглядом: — Хорошо, что мы расстались? — Конечно! — искренне отозвалась я. — Это же просто замечательно. Я думала, сестра поймет, что я имею в виду. Ведь ясно как божий день: подонок Макаров не достоин умницы и красавицы Насти. Но Настя вдруг выдала: — А ведь Валя как-то обмолвился, что ты неровно к нему дышишь. Я тогда только рассмеялась. Мама перестала пить чай и внимательно посмотрела на меня. Настя тоже по-прежнему не сводила сердитого взгляда. Теперь рассмеяться захотелось мне. Сквозь слезы. — Какие глупости, — только и сказала я. И с ужасом поняла, как неестественно прозвучал мой голос. Но дело, конечно, было в том, что произошло в арке. Меня по-прежнему не отпускала та ситуация. — Глупости? — переспросила Настя таким тоном, словно мне не верила. Она мне не верила! — Сашулик, ты ведь радуешься тому, что я порвала с Валей? — Радуюсь, потому что он — козел! —возмущенно сказала я. — И никогда он мне не нравился! Вот еще… Это он постоянно пялился на меня, неужели вы не замечали? Мама с Настей молча переглянулись. И от их недоверчивых взглядов я пришла в настоящее отчаянье. — Тогда почему он меня поцеловал? — выкрикнула я от бессилия. Пауза затянулась, а мне по-прежнему никто не верил. — Валя тебя поцеловал? — тут же взвилась сестра. — Когда? — В тот день, когда вы расстались, — потухла я, вспоминая все минувшие события. — Я ведь видела его у своей школы. Он потом ещё Марка избил! — Ты целовалась с моим парнем?! —закричала Настя, не слушая моих объяснений. Со взлохмаченными волосами и бледной кожей она сейчас была похожа на ведьму. —После того, как мы расстались… Ты сразу же полезла целоваться с моим парнем?! Из уст Насти эти фразы прозвучали просто ужасно! Не знаю, что там вообразила себе сестра, на деле ведь все было отвратительно. И как хорошо, что за столом не было отца. Его бы от нашего разговора точно удар хватил. Я на обвинения Насти не могла найти слов. Это ж надо было так ситуацию выкрутить! — Все было не совсем так, — наконец отозвалась я. — Не совсем так? А как? — Настя сердилась все больше и больше. И тогда я тоже разозлилась. Какого черта мы ссоримся из-за этого урода? Когда как в том, что произошло, виноват только Макаров, и никто другой! Пока я пыталась сформулировать свою мысль, Настя жестко произнесла: — Нечего сказать? Я так и знала! Не ожидала такого от тебя, Сашулик! Настя выскочила из-за стола и снова убежала в свою комнату, в итоге так толком и не поев. Я устало обхватила голову руками. Думала, что мама, как обычно, бросится следом за Настей или начнет точно так же укоризненно меня отчитывать за поцелуй с чужим парнем… Пусть и бывшим. Но мама внезапно положила мне руку на спину и негромко спросила: — Александра, это было против твоей воли? Ее голос прозвучал так тихо, обеспокоенно и участливо, что я не выдержала и разревелась. Так же горько, как тогда в арке. — Мама, он просто животное! —всхлипывая, наконец произнесла я. —Он избил Марка! Не знаю почему, но эта часть нашего с Валей диалога постоянный выводила меня из себя. Да как он смел бить Марка? Моего Марка! Хотя, он вряд ли был моим. Но Кондратюк ведь ничего не видит, это не честно! Мама придвинула ближе стул и крепко обняла меня, давая волю слезам. Я даже не знаю, сколько проплакала. Слезы просто текли и текли, будто не было им конца. Было обидно, что Настя могла подумать про меня так плохо. И гадкий поступок Вали так и не выходил из головы. Зачем он полез целоваться? — Саша, но почему ты мне сразу не сказала о своих подозрениях? —спросила мама, когда я немного успокоилась. Тогда я подняла на нее заплаканные глаза: — Разве ты бы мне поверила? Настя вот не верит… Мама снова погладила меня по волосам. — Конечно, поверила бы. Ведь ты — мой ребенок. Я буду верить тебе всегда. — Но вы ведь души не чаяли в этом Вале, вы все. Я вообще сначала решила, что все это мне только кажется. Не было доказательств, были только опасения. — Опасениями как раз-таки и надо делиться, — сказала мама. — Пока не будет слишком поздно. Я вытерла слезы кулаком и вздохнула: — А еще я решила, что вдруг тебе это совсем не важно. Мамино лицо исказилось вдруг гримасой боли. Она встала с места, обхватила мою голову руками и, склонившись, поцеловала меня в висок. — Прости. Прости меня, Саша. Я действительно ничего не замечала. Как хорошо, что все обошлось. От ее слов я снова не смогла сдержать слезы. — Впредь мне рассказывай все, хорошо? — попросила мама. — Иначе я с ума сойду. Я неопределенно дернула плечом. Наверное, действительно нужно было все сразу рассказать маме… Но делиться с ней абсолютно всем я по-прежнему не планировала. Например, своей любовью ко взрослому учителю, которому, похоже, нравится моя сестра. Что тогда Настя убивается, Егор Сергеевича прекрасный мужчина. — А Настя? — спросила я, подняв голову и посмотрев на маму снизу вверх. — Она скоро остынет, — пообещала мама. — И вы поговорите. Все будет хорошо. Отношения у нас с сестрой и так особо не складывались. И теперь мне не верилось, что все может стать хотя бы как прежде.

***

На экране то и дело мелькали праздничная реклама «Кока-Колы» и анонсы всевозможных новогодних распродаж в магазинах бытовой техники. У всех актеров, с восторгом рассказывающих об акциях, были такие счастливые лица, будто они на самом деле сэкономили кучу денег… Слишком довольные, красивые и неестественно белозубые. Эти люди из телика только раздражали. У нас же дома праздничного настроения так и не появилось. Настя наконец начала выбираться на улицу и ездить сдавать зачеты. Из института возвращалась молчаливая и, не вдаваясь в подробности, просто сообщала маме: «Сдала». И это было настоящим чудом, учитывая, что к зачетам моя сестра теперь не готовилась — не до этого ей было. Просто зачетка работала на нее. Мы даже не знали, как проходили их встречи с Валей. То, что они пересекались в коридорах института, — факт. Возможно, мама знала какие-то подробности, но со мной Настя не разговаривала. А я и не лезла к ней с расспросами. Мы и раньше не были близки, а теперь и подавно. После той ссоры на кухне сестра смотрела на меня как на государственного изменника. А я не находила в себе смелости поговорить с ней наконец по душам. Возможно, Настя решила, что мне все равно, раз я не лезу к ней с задушевными разговорами. Но я, как и родители, тоже переживала за сестру. Без ее громкого смеха и бесконечных бесед квартира казалась пустой. Настя вела себя со мной так, будто это я увела у нее жениха. Иначе чем объяснить ее вечное раздражение? Я старалась войти в положение сестры и не обращать внимания на ее язвительные комментарии, хотя это было сложно… Сидеть дома становилось все невозможнее, но выбраться из квартиры было особо некуда. Тем более в такую скверную погоду. С Щербаковой я встретиться теперь не могла. У подруги появился какой-то тайный поклонник. Даже не знаю каким должен быть этот парень, что сама Аня Щербакова великодушно разрешила сводить ее в кафе на первое свидание. А где первое, там и второе… Мне было интересно посмотреть, что же это за принц на белом коне, покоривший мою подругу, но Аня не спешила нас с ним знакомить. Андрей и Камила видели его как-то издалека. По словам друзей, Аня со своим новоиспеченным парнем брели по аллее, мило держась за руки. Аня казалась непривычно смущенной и тихой. — Ну, он ничего такой, — сказала Камила на большой перемене в столовой, когда Аня отправилась за чаем. Чем заслужила выразительный взгляд Андрея. Мы сидели за столом, и друзья, уже зная, что произошло у нас дома, старались меня подбодрить сплетнями. В том числе и о нашей дорогой и любимой Щербаковой. — Вынужден согласиться, — нахмурился Андрей. — И почему Аня называла его макарониной? — Спагеттиной, — поправила его Камила. — Не суть важно! — отмахнулся парень.  — В общем, парень как парень. Жду не дождусь, когда Аня нас с ним познакомит. Может, Новый год вместе встретим? В то, что скоро наступит Новый год, особо не верилось. Даже новогодняя реклама «Колы» не могла спасти положение. Не было не только праздничного настроения, но и зимней погоды. В город пришла обещанная аномальная оттепель с дождями. Вот уже пару дней держалась плюсовая температура. По тротуарам разлились мутные лужи, на обочинах — грязь. Но самое неприятное — это гололед по утрам. И пахло на улицах вовсе не приближающимся Новым годом, а выхлопами, мокрым асфальтом и прелыми листьями. Даже не верилось, что три недели назад мы слушали, как воет метель, сидя у камина на даче. Тогда Настя была счастливой, а Марк — рядом со мной. Тот самый Марк, который сейчас в школе ко мне практически не подходит. Все это было будто в прошлой жизни. А еще я вспомнила, что у Насти лежат два билета на «Щелкунчика». Наверняка теперь пропадут… Жалко. Камила уехала на спортивные сборы, Аня прогуливалась с Мистером Икс, некогда бывшим Спагеттиной, Андрей зависал где-то с компанией пацанов, а мне не оставалось ничего другого, как сидеть на подоконнике и наблюдать за тем, как машины обдают брызгами прохожих. Окна большой комнаты выходили на оживленный проспект. В толпе я разглядела ряженого Деда Мороза, раздающего листовки. Он выглядел забавно на фоне разлитых мутных луж. Его белые кроссовки, выглядывающие из-под красной бархатной шубы, казались нелепыми. Настя с мамой пялились на экран равнодушными взглядами и периодически переключали каналы. Я даже завидовала папе: ему есть где на законных основаниях пропадать целыми днями, чтобы не быть в этой угнетающей домашней обстановке. Над городом набухли тяжелые серые тучи. Что в них? Снова дождь или наконец снег? Конечно, больше бы хотелось второго. Снег хотя бы город побелил и украсил… Я тяжело вздохнула. — Ну, что ты маешься? — посмотрела на меня мама. — Тебе заняться нечем? Вообще-то мне, конечно, было чем заняться. Например, уроками на завтра. Но на них тем более не было настроения. — Нечем, — ответила я. — Иди прогуляйся, — посоветовала мама. Она как будто не смотрела сегодня в окно и не замечала предгрозового жуткого неба. Прогуливаться было не с кем, поэтому я промолчала. — Позови на прогулку Марка или Аню, — не отставала мама. Про Кондратюка мне нечего было сказать, а вот про Щербакову я все-таки сообщила: — Не могу. У Ани появился секретный парень, с которым она меня не знакомит. — Боится, что ты и с ним поцелуешься? — подала вдруг голос Настя, продолжая пялиться на экран. Сказала это как будто между делом. Я тут же взвилась: — Ты дура, что ли? — Ш-ш-ш, — зашипела мама. Вообще разборки между нами были делом очень редким. Только в детстве мне могло попасть от двоюродной сестры из-за того, что я испортила ее вещи. Но с возрастом Настя стала намного терпимее и снисходительнее. Да и я почти не лезла на рожон. А теперь мы не могли сдержаться из-за любой мелочи. Тут же срывались друг на друга. — Ты слышала, что она сказала? —возмущенно проговорила я, спрыгивая с подоконника. Мама ведь была в курсе всей ситуации! Она знала, что инициатором тоже ужасного поцелуя была не я. Господи, зачем я вообще им об этом рассказала? — Слышала, — кивнула мама, а затем повернулась к сестре: — Настя, извинись перед Сашей. Настя наконец оторвалась от телевизора и посмотрела на меня немигающим взглядом. — Что? — спросила она растерянно, будто только что очнулась от многолетнего сна. — Извиниться? Перед ней? Это она должна передо мной извиняться! — Вот еще! Лучше терку лизнуть или горчицы наесться, выбирай. — Девочки! — ахнула мама. — Что с вами? Прекратите обе! — Она целовалась с моим парнем! —закричала Настя. — Уже после того, как вы расстались! — напомнила я. — Он же настоящий негодяй! — И ты решила меня еще раз в этом убедить? — ехидно отозвалась сестра. Глаза у нее зло блестели, темная прядь упала на лицо, щеки раскраснелись… Ну хоть уже привычная бледность ушла. — Конечно! Он — настоящий отморозок! — кричала я. Обычно нужно было постараться, чтобы вывести меня на эмоции. Как и Настю. Она — вечно позитивная и спокойная; я — безразличная и снисходительная. Но теперь мы ощетинились, как две дворовые кошки. Мама только растерянно переводила взгляд с сестры на меня. Я продолжала вопить: — И вообще, это он меня поцеловал! — Потому что ты его спровоцировала!.. — Настя тоже вскочила с дивана. В какой-то момент мне показалось, что она схватит с журнального столика вазу и запустит ею в меня. — Валя мне все рассказывал! Все, все! И как ты смотрела на него все время, и как касалась его, пока меня рядом не было, и как… Я в ужасе посмотрела на маму и залепетала: — Это неправда! Мама, честное слово, ничего такого не было! Почему, любимая сестра, ты веришь кому угодно кроме меня? — А я не хотела ему верить. Но теперь понимаю, что все сказанные тобою пренебрежительные слова в его сторону были исключительно для того, чтобы усыпить мою бдительность. Я не верила, что двоюродная сестра обвиняет меня в такой низости. Да, ей плохо. Ее мир рухнул. Но почему она в этом винит только меня? Что я ей сделала? Пусть отыгрывается на своëм Егоре Сергеевичи! Или Валентине, лучше на нëм! Внезапно мне даже стало ее ни капельки не жаль. Она сама была слепа все это время. — Да пошла ты… — произнесла я жестко, направляясь в коридор. Схватила куртку с вешалки. Из комнаты доносилось бормотание телевизора и мамин шепот: «Настя, ты не права… Ты вспылила…» Вспылила? Она несправедливо обвинила меня во всех смертных грехах! Выставила какой-то падшей подлой девкой. Волна обиды и ненависти снова захлестнула меня, и я, натягивая куртку, выглянула из коридора в комнату. — Отчасти ты сама виновата в том, что с тобой произошло! — зло заговорила я. — И в одном был прав твой обожаемый Валечка: ты, Настя, безвольная тряпка, которая все ему прощала, и в итоге это привело к краху! Настя не сводила с меня ненавидящего взгляда. Еще ни разу в жизни она не смотрела на меня такими глазами. Я могла представить со стороны, что мой взгляд был ничуть не добрее. Я поняла, что это — конец. Наверное, мы никогда не простим друг друга. — Уходи, — спокойно сказала Настя. И хотя я была уже в куртке и с шарфом в руках, все-таки нервно рассмеялась: — С чего это мне уходить? Я здесь тоже живу, между прочим! — Я не хочу тебя сейчас видеть, — проговорила сестра. — Аналогично, — усмехнулась я, все-таки обуваясь. Оставаться сейчас в квартире рядом с сестрой у меня и у самой не было никакого желания. И перед тем, как выйти в подъезд, я выкрикнула: — Тряпка! Ненавижу тебя! Еще никогда мне не хотелось так сильно обидеть сестру в ответ. Задеть, чтобы ей было еще больнее, чем есть. Я чувствовала вселенскую несправедливость. Только оставшись одна на темной лестничной клетке, я дала волю слезам. Всхлипнула громко и жалостливо. Еще и еще. Горячие тяжелые слезы застилали глаза, скатывались по щекам. Я спустилась практически на ощупь, в спасении хватаясь за перила. Из-за слез и дороги толком не разбирала. На улице надоевшая слякоть и снег с дождем. На обочинах — островки растаявшего снега. И ветер. Ледяной гудящий ветер, сбивающий с ног. Ну почему даже погода против меня? Я шла по проспекту, вытирая непрекращающиеся слезы тыльной стороной ладони. Прохожие с удивлением косились на меня, но мне было плевать. Я старалась ни с кем не встречаться взглядом. На улице уже сгустились синие сумерки. Широкие украшенные витрины магазинов были ярко освещены. Порывистый ветер едва не сбивал с ног, но я упрямо брела дальше. Сама не помню, как дошла до остановки. После рабочего дня еле втиснулась в переполненный автобус. Из-за вечерних пробок ехали медленно, надолго застревая на каждом светофоре. Кондуктор ругалась с кем-то в начале автобуса из-за неуплаты за проезд, рядом со мной два парня спорили о том, как лучше поделить шпоры для зачета по английскому. Девушка, сидящая у окна, долго трепалась по телефону, рассказывая о планах на Новый год… С кем встретит, какое платье на ней будет и что есть вариант заказать подешевле ящик очень хорошего шампанского. Все эти разговоры я слушала фоном. Просто людской шум, ничего не значащие обрывки фраз. Толпа сама вытолкнула меня на нужной остановке, и я решила, что это знак. Мне хотелось быть именно здесь. У этого старого красивого дома, с неприветливым темным двором-колодцем. Здесь было еще сумрачнее, чем на улице, все вокруг накрыла мутная дождевая пелена. Над головой вспыхнул уличный фонарь, но это не прибавило двору никакого уюта. Огромная лужа разлилась прямо из арки, словно озеро. В ней отражались зажженные в окнах огни и тот самый фонарь. Со стороны оживленного проспекта доносились голоса, слышалось гудение машин. Тут же из проехавшего авто донеслись глухие басы магнитолы. Город продолжал жить в своем привычном ритме. Я застыла рядом с огромной лужей, думая, как лучше ее обойти. А может, это знак, что и не нужно мне идти дальше? Лучше развернуться и отправиться домой. Из размышлений меня вытянули веселые голоса. Я подняла голову и увидела их. В сумерках даже не сразу узнала… Только по знакомой походке. Он шел, трепетно держа ее за руку. Тогда я попятилась и встала под огромное дерево, чтобы меня не заметили. Вот они тоже остановились у противоположного края лужи, не зная, как ее миновать. Он что-то негромко сказал ей, а она тихо рассмеялась. Вот она привстала на носочки и поцеловала его. Несмело, трогательно, в щеку. И его лицо тут же стало счастливым. Возможно, уже от обиды слезы снова навернулись мне на глаза. Я смотрела, как Женя с легкостью подхватил свою спутницу на руки и перенес через лужу. Меня они, конечно, не могли заметить. Они бы сейчас никого рядом не заметили, так были увлечены собой и своим счастьем. Я стояла в тени голого высокого дерева и боялась пошевелиться. Не сводила с них немигающий взгляд. И, как назло, дождь еще больше разошелся. Этой, как выразилась Камила, Спагеттиной, был Женя. Господи, это действительно был он. У Ани хороший вкус, что я могу сказать. Я вспомнила о своей сестре, которая на почве несчастной любви сошла с ума. Перестала быть собой и стала какой-то незнакомой, озлобленной и несчастной Настей. Почему любовь может причинять столько боли? Разве это не трепетное и сильное чувство, которое должно тебя делать только лучше? Аня и Женя будто нарочно уходили медленно, не спеша. О чем-то весело болтая в свете одинокого фонаря. А я вдруг вспомнила о своем новогоднем желании. Таким глупым теперь оно мне показалось. Закинутым глубоко в ящик. Все волшебство исчезло в миг. И я исчезла, как растаявший декабрьский снег. Ребята скрылись за углом дома, а я почему-то так и осталась стоять под дождем. И зачем сюда приперлась? Вот дура! Делаю самые нелогичные вещи на свете, а потом о них жалею… Я вышла из-под дерева и направилась в сторону проспекта. Погрязнув в своих печальных мыслях, не сразу услышала шум мотора. Из арки на скорости выскочила иномарка, осветив двор фарами. В последний момент я успела отскочить в сторону. Машина пронеслась мимо, по той самой огромной луже, обдав меня веером холодных брызг с ног до головы. Стало так холодно и неуютно, что меня бросило в дрожь. Если до этого мне казалось, что хуже мне уже не может быть, то теперь я поняла, как сильно ошиблась. Ледяные капли стекали по щекам к подбородку. В голове крутился только один вопрос: за что мне все это в один день? Как теперь возвращаться домой, облитой с ног до головы? Мне даже не хотелось ругаться на унесшегося водителя иномарки. Казалось, что это само собой разумеется. Этот день должен был закончиться только так, и никак иначе. Я великая неудачница. Никчемная, несчастная, глупая. Я все это заслужила. Стояла под проливным дождем, проклиная собственную жизнь. Снова подул ветер, и меня бросило в дрожь. А когда я взглянула в сторону арки, сердце екнуло. Там стоял растерянный Марк. В тусклом свете фонаря он казался каким-то незнакомым, но при этом, как и всегда, красивым, даже синяк под глазом и разбитый нос немог ему помешать. — Марк, — тихо и неуверенно позвала я. — Саша, — эхом ответил мне он. Наверное, узнал по голосу. Кондратюк кивнул, подзывая меня к себе. И я пошагала к нему прямиком по луже, еще вдобавок промочив ноги.