Истоки трепетных чувств

      Нурлану вновь снился кошмар. Еще со времен его первого настоящего боя мертвецы приходили во снах. В виде противников с пронизанной пулями или шпагой грудью. В виде изувеченных тел, в которых не разглядеть, наш это или нет. Самыми страшными были невинные: женщины и дети, что не могли нигде спастись, старики, что хотели биться до последнего за свой клочок земли. Смерти же однополчан, близких друзей или едва знакомых и вовсе сжимали горло, запрещая рвано дышать, словно это он, Нурлан, виноват во всем случившемся. С тех пор на службе у него не было друзей, лишь простые знакомые. Потому что потерять человека сложно, но еще больнее и тяжелее утратить друга. Он не знал это, когда побывал в своей первой войне. Когда умерло большинство его друзей. С тех пор он старался не узнавать имен, лишь звания и фамилии. Просыпаясь среди сослуживцев, он не издавал ни звука, хотя в ушах звенели крики. Он не мог даже пошевелиться, чтобы смахнуть капли пота с лица, а признаться самому себе в том, что это слезы не позволяла гордость.       Но сегодня было иначе: поле безликих мертвых людей только окутало своим пропахшим гарью туманом, как Нурлан почувствовал навязчивые нотки. Они его и разбудили. Какой-то надоедливый стук, повторяющийся из раза в раз, сотрясал картинку, словно землетрясением разрушая поле. И открыв глаза, Нурлан увидел шкодливое, но такое довольное лицо Леши.       — Алексей? Что, что вы здесь делаете? — тут же подхватившись, он побежал к окну и приоткрыл створку. Вот так как был, в тонкой ночной рубахе и босой, обдуваемый морозным ветром, он рассматривал стоящего на ветке мужчину, совершено не понятно как здесь оказавшегося.       — Вы не отвечали на мои письма, уже и не знал, что думать.       За недели до этого.       Проводив гостя, Нурлан погладил непрочитанное письмо в своих руках уже предвкушая, как вскроет его своим новым ножом. Однако планы вновь нарушил отец, позвав сына в свой кабинет.       — Я надеюсь, ты понимаешь, что это означает. И чего от тебя ждут, — мягкость отца о многом говорила, но редко о чем-то хорошем. На «ты» он обычно переходил тогда, когда был безмерно рад и ситуация была полностью под его контролем.       — Да, отец.       — Данная помолвка очень выгодна для нас, поэтому завтра ты едешь выбирать подарки для своей будущей невесты. Трать деньги с умом, я тебя очень прошу. Если хочешь, тебе может составить компанию Лидия Николаевна, она должна знать, что нравится молодым барышням.       — Благодарю.       — И послезавтра мы отправляемся на представление — граф Попов любезно пригласил нас в свой театр.       — У меня не будет ни дня свободного? — нервно отозвался Нурлан, взбешенный очередными дурацкими планами. — Меня пригласили в поместье Щербаковых, и я б хотел успеть там побывать до отъезда.       — Это было бы неуместно. Алексей Сергеевич обременен дурным нравом, еще и вас, Нурлан Юрьевич, заразит этим, — от былой мягкости не осталось и следа, граф вновь отдавал приказы. — Между прочим, я уже побеспокоился о том, чтобы вы провели здесь больше времени, чем планировали изначально. Ваш командир смог войти в положение, так что считайте, что у вас небольшой отпуск. Но все же это не означает, что стоит тратить драгоценное время на дурные развлечения.       Еле подавив в себе разрывающий гнев, Нурлан хмуро кивнул. Его происходящее не устраивало от слова совсем. Он хотел бы проводить время так, как того сам хочет, или хотя бы вернуться на службу. Почему-то, выполняя приказы командира, он никогда не чувствовал давления или того, что его заставляют. Вероятно, сказывались добровольно принятые решения: пойти на службу, тренироваться, подчиняться приказам — этого Нурлан хотел и сам. Может, если б он сам решил жениться — принял бы новости с большим энтузиазмом? «Нет, ведь мое желание здесь никому не интересно».       Перед сном, склонившись над огарком свечи, Нурлан аккуратно разрезал конверт и развернул письмо. Оно было написано резким, угловатым почерком, словно в спешке. Алексей рассыпался в извинениях, клялся в том, что его верность крепче скал и что подобных промахов более не повторится. Писал он и про нож: он был сделан одним из первых, оттого и так особен для Алексея. Лучше этого ножа у него не получилось, да и не получится, тем самым подарок стал еще ценнее. Нурлан поднес рукоятку к свече, рассматривая узор. Чего-то конкретного там не было, просто неровные линии, образовывающие какие-то геометрические фигуры. Кажется, в одной скрывалась улыбающаяся рожица, а возможно так просто показалось Нурлану в тусклом свете. С обратной стороны рукояти линии были волнистыми, изображая течение, а может, потоки ветра или же причудливо изгибающиеся лианы. Нурлан не знал значения, вложенного в творение Алексея, но ему нравилось гадать. Разгадывая, ему казалось, что он таким образом общается со своим новым другом. Узнает с новой стороны. Откровенно говоря, ему и не приходила в голову мысль о том, что Алексей может создать нечто подобное. Что он имел дело с жаром во время долгих изнурительных часов роботы.       «Обязательно его расспрошу об этом», ухмыльнулся Нурлан, предвкушая встречу, но тут же посмурнел. Он подумал об отце и предстоящих планах, о которых тот ему сообщил, и о тех, о которых лишь предстоит узнать. О его недовольстве Алексеем, таким честным и чистым. Незапятнанным интригами, следующего лишь своим принципам и правилам. «Как только появится свободная минута — вырвусь».       Свободной минуты не было и в помине. Следующий день Нурлан Юрьевич провел, закупаясь различными шляпками, накидками и прочими безделушками. Лидия Николаевна действительно помогала, без нее он бы сбежал в первые же минуты. Графиня усмехалась каждый раз, как ужас появлялся в его глазах, и брала все в свои руки. Она знала, какая ткань подойдет глазам Кьяры, какой фасон сейчас в моде.       Она мило улыбалась, когда Нурлан рассматривал шейные платки, запонки, модные пиджаки, но, узнав, что он выбирает подарок Алексею Сергеевичу, сильно разозлилась.       — Как вы можете выбирать подарки этому человеку? Он такой невоспитанный, такой грубый, беспардонный…       — Вы все же чем-то на него обижены, Лидия Николаевна? Отчего же? Мне казалось, он произвел на вас приятное впечатление.       — Не знаю, почему вы так думаете, но все в точности до наоборот. К тому же, он не оценит ваших стараний, этот платок ему не понадобится — сами видели, в каком виде он предстал перед гостями! Он запятнает вашу репутацию, если уже это не сделал.       — Моя репутация безупречна, думаю, дружба с ним ничего не изменит. Но все же вам ведь он не понравился, как только вошел в дом.       — У меня достаточно причин не одобрять подобных друзей: первая, разумеется, — репутация. Человек, что не блюдёт свой внешний вид, — угроза приличному обществу, и в первую очередь — вам. Если он не в состоянии завязать шейный платок и не бросать тем самым тень на вас… И на него нельзя положиться, Нурлан Юрьевич, вы же и сами это знаете. Он не пришел, когда вы его так ждали.       — Дорогая Лидия Николаевна, мне приятны ваши волнения относительно моей персоны, — со всей искренностью в полупоклоне произнес Нурлан. — Но позвольте все же заступиться за Алексея Сергеевича. При всем его желании он не смог прийти и при первой же возможности — примчался с извинениями. Да, он прямолинеен и простодушен, но в этом его очарование. И я горжусь тем, что такой человек, как он, заинтересован в моей компании, в моей дружбе. Но в одном вы правы, все эти глупые вещи его не поразят. Даже шейные платки стесняют его энергетику, вот и без него был тогда.       — Пообещайте мне, вы прекратите с ним общение, как только он задумает подвести вас еще раз.       — Клянусь, только он не подведет, — и Нурлан принялся рассказывать графине про Алексея, какой он разносторонний и необычный. В какой-то момент ему показалось, что слишком идеализирует мужчину, стараясь выставить в выгодном свете. Ему просто хотелось убедить графиню, что он не так уж и плох. — Возможно, вам покажется мое мнение несколько поспешным…       — Я вам верю, Нурлан Юрьевич, вы уже доказали, что стараетесь вести себя по совести. Только не будьте слишком уж доверчивы. Да и Юрий Константинович не одобрит подобной дружбы.       — Юрию Константиновичу пора понять, что друзей я в праве выбирать самостоятельно, — несколько холодно возразил Нурлан, отбрасывая очередной платок.       С какой-то стороны ему было приятно, что мачеха о нем беспокоится — при должном общении ее можно склонить в свою сторону и, возможно, тогда будет легче образумить отца. Но с другой — он не знал о степени влияния отца на молодую жену — с тем же успехом она могла выступить и против него.       Но покамест она добродушно улыбалась и помогала выбирать подарки. «Она заметила мое настроение, когда я был у Поповых, и переживала. Алексей сразу сказал, что она к нему враждебно отнеслась, неужто только из-за этого?»       — Простите, я более не буду вмешиваться в ваши дела, — виноватые нотки в голосе вернули Нурлана к разговору.       — Надеюсь, я не обидел вас ненароком?       — Я действительно считаю, что вы правы. Мужчина принимает решения самостоятельно, женщинам не следует мешать.       — Не преуменьшайте свою роль, если вы захотите — отец за вас горы свернет. Ваша сила в том, чтобы убедить Юрия Константиновича принять ваши решения за свои собственные.       Молодая графиня задумчиво погладила сверкающую брошь, а потом все же улыбнулась:       — Благодарю за поддержку, Нурлан Юрьевич, и веру в меня. Как что-нибудь понадобится — обращайтесь, я всегда помогу.       Так и повелась дружба Нурлана с Лидией Николаевной. Она подмечала его настроение или же состояние и старалась как-то повлиять на происходящее. Когда уставший Нурлан вернулся в поместье и отец захотел провести очередную беседу, посвященную их предстоящим планам, графиня, сославшись на хрупкое здоровье, упросила мужа провести ее отдохнуть.       Тогда Нурлан и сам успел скрыться в своей комнате, намереваясь перечитать письмо, но так и уснул на кровати с конвертом в руках.       Последующие дни проходили не менее активно. Нурлану было некогда перевести дух, он и сам себя чувствовал загнанной кобылой на скачках, и подвести отца, сделавшего на него непонятную ставку, не имел права. Поход в театр с семейством Поповых был интересен: на сцене Ромео и Джульетта объяснялись друг другу в любви так проникновенно, что Нурлан придвинулся поближе, внимая каждому слову. А в конце его так поразила смерть влюбленных, что влага в глазах задрожала, хорошо, что было темно и никто этого не заметил. Но все же он не понимал, неужели можно так преданно, так отчаянно любить, что умрешь за другого. Поверить, что он сам способен на такое, не получалось, не столько из-за смерти. Ему показалось, что он просто никогда не полюбит. «Другое дело Алексей, у него столько любовных интересов было, хоть он и считает их незначительными… как можно было отказаться от него, не ответить на его чувства?»       За походами в театр следовали скромные приемы и конные прогулки с Кьярой. С самой же «невестой» отношения складывались вполне дружелюбные, ей приглянусь преподнесенные подарки, да и, кажется, — сам Нурлан Юрьевич. Она охотно принимала знаки внимания, смущенно поглядывая с-под ресниц, и ее щечки розовели, показывая милые ямочки. Она хорошо держалась в седле и отлично знала французский, об этом стало известно, когда она исполнила на этом языке какую-то грустную песню. Единственное, что Нурлану в ней не нравилось, это временами пробивающийся характер ее отца. Сперва, когда она сверхне относилась в прислуге, Нурлан подумал, что ее своеобразная жесткость даже в чем-то хороша: хозяйка должна уметь держать дом в порядке, и таким образом ее грубое отношение к слугам могло быть очень уместным. Но когда такая милая и скромная девушка приказала высечь молодого юношу за незначительную провинность… фраза прозвучала четко, твердо, и явно не первый раз слетала с нежных губ Кьяры.       — Простите, но вы уверены, что это подходящее наказание за такой проступок? — вмешался Нурлан, поражённый случившимся, да еще и в его присутствии. Испуганный юноша, что помогал спешиться Кьяре, оступился и слегка обрызгал ботинки девушки.       — Мне отец тоже говорит, что я с прислугой слишком мягкая, думаете следовало назвать большее количество ударов?       — Скорее наоборот, — тихо произнес Нурлан, стараясь не демонстрировать настолько явный шок на лице. — Он же ненамеренно, тем более — почистить обувь не займет много времени.       — С мелких проступков начинаются великие злодеяния, Нурлан Юрьевич. Отец говорит, что следует пресекать любое неповиновение или же провинность. Вы согласны?       Нурлан ничего не ответил, сделав вид, что не услышал вопроса. На самом деле, он был всеми мыслями с тем мальчишкой, уже познавшим все горести простой жизни. «Если б не мое положение — как бы ко мне относились Поповы? Если бы я был одним из их рабочих, крепостных — сколько б ударов досталось мне? И как же они меняются, узнав о статусе…»       Кьяра продолжила щебетать о своем, словно ничего и не случилось. Чем больше она проводила времени с Нурланом, тем меньше молчала в его присутствии. Видимо, при знакомстве она лишь присматривалась, оттого и была такой молчаливой, а может, всему виной было присутствие Арсения Сергеевича. В любом случае, при общении с Нурланом, она была спокойной и трогательной. Этот диссонанс путал, но возникал не так часто, чтобы переживать.       Сам Арсений Сергеевич появлялся не так часто, какая-то хворь у него на глазу не давала щеголять в обществе, так что он, если и появлялся, то в различных шляпах, прикрывающих лицо.       Когда же Нурлан возвращался домой, у него еле хватало сил добраться до постели — он каждый раз обещал себе, что напишет Алексею, что вскоре вырвется к нему в гости, но сон упрямо закрывал его глаза, показывая одни и те же отвратительные сны. Просыпаясь посреди ночи, Нурлан находил в руках то самое письмо Алексея, которое так и оставалось в открытом конверте, поглаживал пальцами шершавую бумагу и проваливался обратно в сон, только уже спокойный.       — Какие письма? У меня только то, что доставили вместе с ножом.       — Да как же? Столько отослал, даже навязчиво несколько.       — Что-то случилось?       — Нет, что вы. Просто настойчиво приглашал в гости, — несколько смутившись, но все с той же нахальной улыбкой произнес Алексей. — Вы сказали на днях, а уже столько времени прошло, да и не отвечали.       — Весь в делах, ни минуты передохнуть, не то, что разъезжать по гостям. Но где же письма — у меня ответа нет, — какие-то неприятные мысли стали закрадываться в голове Нурлана: а не отец часом всему виной? Ему не понравился Алексей, да и назойливые наставления о правильном и лучшем будущем могли служить оправданием.       — В общем, я просто хотел убедиться, что все нормально.       Первые дни после возвращения домой Алексей провел сумбурно. Предвкушая предстоящую встречу, он успел всех вокруг замучить. Настусю — подбором идеального меню. Хозяйка постоянно ворчала, чай не царя какого встречать будет, на кой ей такой разносол готовить, еще и не понятно, на когда и в каком количестве.       Кого-то Алексей заставил заняться уборкой, да вычистить так, чтоб краше, чем во дворце было. По всем местам прошелся в поисках развлечений: он не знал, что Нурлану Юрьевичу будет интересно, так что хотел предстать во всеоружии. В какой-то прекрасный момент Алексей подумал, что от него хотят простоты, что от напыщенных приемов Нурлана Юрьевича должно быть уже воротит, и кинулся все переделывать обратно. Спустя неделю мужчина слегка успокоился, однако с каждым днем смутные волнения одолевали его. «Может, это изощренная месть? Я тогда не пришел, и теперь в ответ… Нет, Нурлан не такой…» — мысли летали, сменяя друг друга стремительно, даже проклятый аромат платка не помогал. Аккуратно сложенный кусок ткани отныне постоянно находился в кармане, Алексей это оправдывал тем, что просто забыл достать, что не может подобрать ему место, и что вдруг он кому-нибудь понадобится. Правда, таким дорогим, изящным Алексей никогда не пользовался, да и не собирался, честно говоря. А вот достать на мгновение, тут же убрав, и вдыхать слабый, тонкий шлейф аромата до нельзя нравилось.       В любом случае, ничего не помогало. Тревога сменялась грустью и неуверенностью, а когда на очередное письмо не пришло ответа — Алексей и вовсе стал несчастным. Никогда ранее он не переживал так сильно. Ему то не нравились собственные манеры, то злили подобные мысли, что, заставляя сомневаться в себе, хотели изменить мужчину до неузнаваемости. «Никто не заставит меня быть лживой падалью» — повторял себе Алексей, сдергивая очередной раз на мгновение примеренный образ столичного модника.       Когда ждать не осталось сил, решил самому добраться и выяснить, да прямо сразу как проснулся — беспокойной ночью.       — И все? Уже уходите? — недоумевал Нурлан.       — Ну… я же правильно понимаю, что все в порядке? Продолжайте спать, добрых снов.       — Серьёзно? Вы проделали такой путь просто чтобы узнать, что со мной?       — Да, — серьёзно ответил Алексей, не понимая, от чего Нурлан так удивлен. — Еще вновь позвать вас в гости, но, так понимаю, вы слишком заняты…       — Я согласен.       — Что?       — Мне не нравится все происходящее — мной манипулируют, как хотят, лишают и права выбора, и собственной жизни. Так еще и корреспонденции. Так что да, я согласен навестить вас прямо сейчас. Только дайте пару минут, я приведу себя в порядок.       — Это что же получается? Я подталкиваю вас к бунту и побегу, Нурлан Юрьевич? — задорно усмехнулся Алексей, облокачиваясь на подоконник.       — Я б даже сказал: спасаете из заточения. Чем вы добирались?       — На своей Ромашке, она ждет неподалеку от ворот, — махнув куда-то в сторону, Алексей пояснил удивленному Нурлану, что это его любимая лошадь.       Договорившись встретиться у ворот, а после одеваясь потеплее, Нурлан глупо улыбался. Сама мысль о том, что отец проснется и будет ждать его, строить планы, но ничего из этого не выйдет, заставляла хохотать, от чего еле получалось удержаться. А еще больше окрыляло то, как именно Нурлан планирует провести день, а главное — с кем. Алексей поистине казался солнечным лучом, пробившимся сквозь тучи неизбежности. Его задорная ухмылка, появившаяся на лице перед тем, как Алексей ловко юркнул с дерева в ближайший сугроб и перебежками скрылся за домом, все еще стояла перед глазами. «Если б мне так искренне улыбались хотя бы раз в неделю, я был бы счастливее. А может, и не женился бы…» О том, как он связал два этих события воедино, решил не думать.       Собравшись, Нурлан подумал и решил не исчезать совсем уж бесследно, так что начеркал пару строк, объяснившись важными делами, неожиданно возникшими. Записку он оставил на столике в зале, где Юрий Константинович любил по утрам читать газету, потягивая трубку и жалуясь на новости. Тихо выскользнув за пределы дома, он счастливо помчался к конюшне, чувствуя себя нашкодившим юнцом. Он и не помнил уже, когда в последний раз делал то, что хотел, кроме… в памяти всплывали только прошлые встречи с Алексеем. «Почему же раньше я такого не делал? Чего ждал? С другой стороны, ведь служить пошел, сбегая из дома. На войне чувствовал себя свободнее, чем в родном доме. Надо возвращаться как можно скорее, и пусть отправят куда подальше. Интересно, в каком полку служит Алексей и почему сейчас прохлаждается дома», размышлял он, прохаживаясь мимо лошадей, встрепенувшихся ото сна незваным утренним гостем. Уверенным шагом он направился к служебной Стреле, но тут его окликнуло недовольное ржание Султана. Конь фыркал и сердито перебирал ногами, всячески требуя к себе внимания.       — Ревнивец, — любовно произнес Нурлан, поглаживая его морду. — Ты ж не выдержишь долгой поездки, когда последний раз тебя гнали дальше дома, а?       Ответом вновь звучало фырканье и ржание, мол, ничего подобного, возьми, проверь. Нурлан бросил взгляд на Стрелу, лениво отвернувшуюся от него, и, судя по всему, от поездки.       — Ладно-ладно, но потом не жалуйся, — довольный конь закивал, словно ждал этого с самого возвращения хозяина.       Подготовив Султана, Нурлан помчался прочь из дома и вскоре встретился с заскучавшим Алексеем верхом на соловой лошади — та была безумно красивой, выделяясь на фоне белого снега, ее ровный песочный цвет наверняка не раз помогал ездоку скрыться где-нибудь в поле среди колосьев пшеницы или же песков.       — Что? Красавица, да? — гордо усмехнулся Алексей, увидев полный восхищения взгляд Нурлана, и похлопал лошадь по боку. — Слыхала, Ромашка, ты впечатлила самого графа.       — А почему Ромашка?       — Та любит она их. Только наступит лето, так в поле ее несет, гуляет среди цветов. Я проверял — другие ее так не волнуют, от роз так вообще морду воротит. Вот и назвали.       — Проверяли? Это как? — неожиданно рассмеялся Нурлан. — Водили по полям с другими цветами? И букеты роз ей приносили?       — Да всякое было, догоняйте, — отмахнулся Алексей и, ударив каблуками, рванул вперед.       Мчаться по заснеженным дорогам наперегонки было чем-то далеким, забытым за последние недели забот и нервов. Но все же отдающим счастьем. Даже неспешная прогулка с Кьярой была какой-то наигранной, заставляющей держать гордо спину, натягивать на лицо эмоции удовольствия. Сейчас же Нурлан не думал ни о чем, просто несся на Султане, как когда-то давным-давно, и чувствовал себя свободным от всего. Ему была необходима эта гонка с ветром, эта беспечность Алексея, что захохотал во весь голос, задев ветку рукой и окатив снегом Нурлана.       — Давай, Султан, ну же, мы должны их обогнать.       Когда все же удалось поравняться, Алексей хитро улыбнулся и свернул в сторону леса, вновь разрывая расстояние. Долго гнаться не пришлось, Ромашка вскоре замедлилась, а ее всадник стал вертеть головой по сторонам. Решив этим воспользоваться, Нурлан свесился к ближайшему сугробу и слепив снежку бросил ее прямо в голову Алексея. Тот лишь вновь рассмеялся и подождал, пока к нему присоединится Нурлан.       — Что случилось?       — Тут где-то поблизости должна быть поляна, летом довольно симпатичная.       — Сейчас не лето. Да и зачем она нам?       — А вот все вам расскажи, Нурлан Юрьевич.       — Никаких Юрьевичей, званий или титулов. Сегодня я простой человек.       — Ладно, простой Нурик, кажется нам туда.       Неспешным шагом они следовали по лесу, то нагибаясь под ветвями, то сбредая все глубже от тропинки в лес. Нурлан все обдумывал услышанное прозвище — оно казалось ему каким-то детским, забавным и заставляло вновь ухмыляться. Наконец Алексей вскрикнул: «Вот!».       Перед ними расстилалась небольшая заснеженная полянка, рядом с которой было замерзшее озеро.       — Откуда вы знали про это место? — насколько мог судить Нурлан, до поместья Щербаковых еще несколько часов пути, и этот лес скорее ближе к его собственному дому, хотя тоже далеко.       — Случайно наткнулся несколько дней назад, тогда еще снег не выпал, так что все ориентиры было легче обнаружить.       — А что вы тут делали? И откуда знаете, что летом здесь красиво?       — Так лес, озеро, солнышко — красота. Птички поют, белочки скачут. Лучи, что пробиваются сквозь листву.       — Да вы романтик, Алексей? — заметив, что первый вопрос проигнорирован, Нурлан решил не давить. Просто спешился вместе со своим спутником и прогуливался вдоль озера.       — Я никогда не любил читать. Что пишут эти романтики?       — Не знаю, — пожал плечами Нурлан. Он что-то слышал о новом направлении от Арсения Сергеевича, но не придал этому значения. — Наверное, о чувствах.       — Тогда вам следует о них узнать больше, может они смогут ответить на ваш вопрос.       Алексей спустился ближе к озеру, осторожно делая шаг на лед. Потом еще один. Так и не услышав потрескивание, он побрел к самому центру.       — Вы куда? Алексей?       — Идите сюда. — Затем опустился на колени и принялся водить ладонями по припорошенному льду. Что он делал, Нурлан не знал, но любопытство все же пересилило.       Заглянув в расчищенное ледовое окошко, он увидел смутно проглядывающееся дно: где-то были каменные глыбы, где-то застывшие узоры пузырьков танцевали вокруг веток какого-то дерева. На самом деле дна было не видать, но все равно темная застывшая глубина завораживала.       «Нет, ну он определённо романтик», — заключил Нурлан, поглядывая на счастливое лицо Алексея. Он совершенно не замечал того, что сидит точно так же, как и его друг, что испытывает те же эмоции, что и он. Ему просто было хорошо. Ну и немного холодно, не май месяц на дворе.       — Ладно, что это мы, — вскочил Алексей стремительно. Под ним тут же раздался хруст. Нурлан, что оставался в сидячем положении, медленно отполз.       — Опуститесь, — посоветовал он обеспокоенно. — Надо распределить вес.       Нурлану не хотелось разводить панику, но страх того, что лед проломится прямо под Алексеем и тот утонет в холодных водах прямо у него на глазах, в лесу, где неоткуда ждать помощи, брал верх с каждой секундой.       Ползком и очень медленно, они добрались до берега и лишь тогда Нурлан выдохнул спокойно. Его начинала одолевать злость за то, что они так беспечно гуляли по льду, да еще и по самому центру, где лед тоньше, чем у берега, и что он не остановил от этой сумасбродной идеи. Хорошо, что лед выдержал, а не то…       — Что-то вы побледнели, с вами все в порядке?       — Помолчите, — выпалил Нурлан недовольно. Он все еще пытался отогнать ужасные картины, как ему прилетел снежок прямо в затылок.       — Вы меня уже второй раз затыкаете — входит в привычку. Дурную, знаете ли.       — Извините, — выдохнул Нурлан, — просто перенервничал.       — Да не бойтесь вы так, я бы вас вытащил вдруг чего.       Тут уже Нурлан засмеялся. Он выглядел напуганным, нервным ребенком в глазах Алексея. Вот до чего докатился.       — Вы мне не поверите, если скажу, что я переживал за вашу жизнь, да?       В ответ Алексей лишь солнечно улыбнулся и протянул руку, помогая встать. Он действительно не думал в таком ключе, ведь идея пойти рассматривать дно была его, соответственно и вина за случившееся тоже. Пострадай Нурлан — он бы себе этого не простил.       — Скоро околеем, поехали дальше? — предложил он просто.       Вместо ответа в животе Нурлана раздалось довольное урчание.       — Вы еще и голодный, понятно теперь, почему мое общество не нравится вашему.       Пока они ехали в поместье, Нурлан рассказал о своем разговоре с графиней: что она теперь более благосклонна, что просто переживала за него и более не держит зла на Алексея. От этого мужчина заметно повеселел.       Когда они добрались, Нурлан с любопытством рассматривал окружающих людей, их дома, прилегающие поля. Алексей показывал значимые для него места, рассказывал смешные истории, постоянно отвлекаясь на здоровающихся с ним людей.       — Я смотрю, вы очень уважаемы.       — Да-к все ж свои, — пожал плечами Алексей и продолжил историю.       Спешившись у конюшни и отдав молодому конюху поводья, они поспешили в самое лучшее помещение, по словам хозяина дома, — кухню.       То, как Алексей просто относится к всем окружающим людям, было поразительно. Он спокойнейшим образом жал всем руки, махал, обнимал или же похлопывал по плечу. На кухне он представил Настасье Нурлана. Та его оглядела с головы до ног и произнесла:       — Так вот из-за кого столько шуму. Ну, господа важные, голодные поди с дороги, сейчас быстренько завтрак соберу, обожите в столовой.       — Да ладно тебе, Настуся, мы и тут можем…       — Нет, Алексей Сергеевич, ваш отец тоже еще не трапезничал, да и гостей не гоже на кухне подчевать. Идите давайте, у меня почти все готовое.       Контраст от того, что Нурлан видел сейчас и недавно у Поповых, вводил в ступор. Казалось, он попал в другую реальность и теперь не знал, какая из них правильная. Здесь все было таким… простым. Легким. А еще свободным.       Отец Алексея тоже произвел приятное впечатление. Это был невысокий, полноватый мужчина с военной выправкой и пышными моржовыми усами. Он хромал на правую ногу, видимо, из-за того самого ранения, о котором говорил Юрий Константинович.       — Приветствую, Нурлан Юрьевич, смотрю, мой оболтус все же уговорил вас приехать.       — Рад познакомиться, посетить ваш дом — честь для меня.       — Отбросьте церемонии и чувствуйте себя как дома. Сын моего друга, а также друг моего сына — мне как родной, — громогласно расхохотался Сергей Андреевич и, пока подавали на стол, провел экскурсию по владениям. О каждой постройке, каждом деревце, о каждом комке земли он говорил с нежной любовью. Все возводилось под щепетильном присмотром хозяина, казалось, что он знает про каждый камень и травинку на своей земле, безмерно гордясь тем, что имеет.       Сам дом был не меньше, чем у Сабуровых, хотя кое-чем он разительно отличался — в нем буйствовала жизнь, там не было ничего наносного или же искусственного, только то, что напрямую характеризовало яркий и экспрессивный темперамент хозяев. У многих вещей были свои истории, только Алексей — герой большинства из них, в присутствие отца все чаще краснел, не в каждой он выступал с великолепной стороны. Родитель травил о нем байки одну за другой даже за столом.       — А вот рассказывал ли вам Алексей Сергеевич, как он из своих, сугубо благих, побуждений чуть не потравил всех крепостных? — не останавливался Сергей Андреевич. Нурлан же внимал каждому слову, предвкушая очередной взрыв хохота.       — Ну, пап!       — Решил он однажды поблагодарить всех за труды многолетние. Между прочим, перед этим он пробрался ко мне в кабинет и успел им вольных выписать, — многозначительный взгляд в сторону сына ясно дал понять — бунт не удался.       — Как это?       — Ну, прекращайте уже, — недовольно ворчал Алексей.       — Взял бумагу, написал мол, теперь вы свободны, идите куда хотите, ничего вы нам не должны. Закорюку свою намалевал… Получив на орехи, убежал в лес, а как же, задели его добросердечную душу и гордость. А там он набрел на грибную поляну и решил супа на всех наварить, отблагодарить, так сказать. Хорошо хоть Настасья Павловна вернулась от родных, увидела, что на кухне творилось.       — Я хотел как лучше, — обиженно пробормотал Алексей, потирая покрасневшее ухо. Видимо, вспомнил, что было дальше.       — Благими намерениями, сам знаешь. Расскажи-ка лучше Нурлану Юрьевичу критерии выбора лучших грибов на суп. Ну же, — повторил отец просьбу, когда его демонстративно проигнорировали.       — Самые красивые, — проворчал Алексей, складывая руки на груди.       — А самые красивые это…?       — Алексей, не переживайте, я в детстве тоже на орехи получал, может даже чаще чем вы, — решил приободрить совсем уж погрустневшего друга Нурлан. — Да я и сейчас совершенно не разбираюсь в грибах, тоже выбрал бы самые красивые. Еще бы попробовал по пути, и поминай как звали.       — Ну с тех пор Алексей Сергеевич может отличить любой гриб, так что, если вдруг решите благодарить крепостных — знаете к кому обращаться.       — И все равно, — подал голос Щербаков-младший, — я считаю, что необходимо отменить крепостное право, ну в самом деле — все мы люди и хотим жить свободно…       — Вот кто тебе эти глупости внушил? — неожиданно взорвался отец: его лицо побагровело, кустистые брови хмуро съехались, а свои пышные усы Сергей Андреевич так нервно стал подкручивать, что казалось и вовсе оторвет. — Каждый раз я повторяю, и каждый раз он со мной спорит!       — Да тебя лишь одно волнует!       Обеспокоенный резким перепадом настроения за столом, Нурлан хотел как-то разрядить обстановку, но ему банально не давали и слова вставить.       — Революционер паршивый! Тебя вскормили эти «узурпаторские меры»! И так ты хочешь отблагодарить?       — Именно, — холодность ответа неожиданно поставила точку в разговоре и повисла напряжённая тишина.       Осторожное прикосновение Нурлана к плечу Алексея чудесным образом дало всем выдохнуть с облегчением. Еще секунду назад спорящие мужчины вспомнили о своем госте и оба приняли смущенный виноватый вид. «Как он поразительно похож на своего отца», — подумал Нурлан, вспоминая недавнюю вспышку гнева Алексея из-за недовольства Поповым и Юрием Константиновичем.       — Простите, Нурлан Юрьевич, что стали свидетелем данного инцидента, — добродушно пожал плечами Щербаков-старший.       — Да, мы слегка… увлеклись, — все еще ощущая ладонь Нурлана на своем плече, Алексей неожиданно понял, что это его успокаивало. А когда спасительное тепло исчезло, безумно захотел его вернуть. — А ведь ты не все показал Нурлану Юрьевичу, — как ни в чем не бывало продолжил он.       — О чем это ты?       — О нашей гордости, мы ей вместе занимались, Нурлан Юрьевич, вы должны обязательно…       — А-а, — благодушно потянул Сергей Андреевич и подозвал слугу, — растопите баньку, да как следует. Алексей прав, мы постарались на славу. А как он может пройтись веничком дубовым — словно заново рожден. Лично у меня — даже нога проходит, что хоть кадриль отплясывай.       После такого Нурлан не мог отказаться. Вскоре Алексей отлучился лично все проконтролировать, оставив Нурлана со своим отцом в гостевой комнате обсуждать военную службу. Сергей Андреевич потягивал медовуху, пускал кольца дыма и продолжал свои истории. Он то нахваливал сына, то бранил, но все же в его голосе слышалась гордость и бесконечная любовь. Он сравнивал себя и Алексея, говорил, что не был таким своевольным, что тот в мать пошёл, да и взгляд у него такой же лукавый временами, как и у нее. Тут же он и раскрыл Нурлану, почему тот дома отсиживается. Оказалось, что Алексей вновь ослушался приказа, натворил делов, хоть и во благо, за что его разжаловали, еще и ранение в плечо получил. По официальной версии он восстанавливался, но, на самом деле, отцу пришлось похлопотать чтобы заменить на домашнее лечение жесткое дисциплинарное взыскание или же вообще — перевод в другой полк куда-нибудь в горячую точку.       — Он слишком идейный, бросится сломя голову за правое дело — да и погибнет зазря. Вот, думал ваше приличное общество его немного облагоразумит.       — Скорее, это я научусь от него плохого, — усмехнулся Нурлан. — Сюда я сбежал вопреки воле отца.       — А этот пройдоха слишком любит все контролировать, так что самую малость бунтарства не повредит, — пыхнул прямо под потолок щедрое облако дыма недовольный Щербаков-старший. — Я вашего отца давно знаю, еще когда он не был графом, но уже тогда это был разумный мужчина. Целеустремленный. Знал, чего хотел и добился же. Мой же хочет всего и сразу. То ему грибы собирать надо, то ковать, а то и музицировать.       — Да? Уж не на этом ли рояле играет Алексей? — пораженно кивнул в сторону стоящего около окна инструмента Нурлан.       — Было дело, вы попросите его, вот он как раз возвращается.       Алексей шел к ним с таким довольным лицом, что всем непроизвольно захотелось улыбнуться при виде его.       — Я такой веничек подобрал, просто песня. Пока можно прогуляться, нас позовут как будет готово.       — Ходят слухи, что вы довольно недурно музицируете, господин Щербаков, — кивнул в сторону инструмента Нурлан, сомневаясь в том, что услышит хоть одну ноту.       — Я бы так не сказал, но дамы без ума, — многозначительно подмигнув, Алексей сел за рояль.       Мелодия не была затейливой или бодрой, Нурлан ожидал что-то похожее на ритмичный марш, или просто веселое и энергичное, как сам Алексей. Но мелодия была тихая и нежная, тягучая, как та хваленая медовуха Сергея Андреевича. Под нее хотелось кружиться в вальсе, обнимая любимого человека, хотелось мечтать о недостижимом. Хотелось любить.       — Кто вас этому научил? — под наваждением от удивительной игры, Нурлан и не заметил, как пересек комнату и оказался подле рояля.       — Мама, — как-то слишком тихо, что Нурлан подумал ему показалось, ответил Леша, продолжая проникновенно играть. — Она… она очень любила музыку. Бывало, посадит меня рядом, учит, а отец приходит и ворчит, мол, не мужское это дело, да тренироваться зовет. А мама так посмотрит на него, и мелодия прямо в душу попадет. Так он и залюбуется ею. И я не о музыке. Позволял он ей все, потому что любил, — и тихо кивнул в сторону отца, что, словно невзначай, смахнул влагу с щеки. — До сих пор любит.       И Леша поднял на Нурлана взгляд, так, что тот сразу понял Сергея Андреевича. Есть что-то в этих глазах искреннее и нежное, что позволить хочется все. Только пусть бегают пальцы по черно-белым клавишам, только пусть вновь улыбкой согреют и взглядом обнимут.       «Какие же чудеса творит музыка», смущенно отвернулся к окну Нурлан, пытаясь сбросить наваждение. Только ноты все сливались в свой дивный танец, навсегда оставаясь в памяти мужчины.       — Ну, будет вам в доме сидеть, — воскликнул Алексей, опустив крышку и вскочив, как ни в чем не бывало. Он вновь стал тем неуемным человеком, что побежит вперед сломя голову. — Пойдемте прогуляемся.       Алексею нужно было стряхнуться, он все еще грустил о матери, умершей, когда ему было пятнадцать. Только сев играть ее любимую мелодию, он словно вернулся в прошлое. Вот она тихо сидит рядом, направляя его руки. На нее падают лучи солнца, придавая неземного свечения, и она опускает веки, соединяясь в единое целое с музыкой. Она ею говорит, она ею дышит. Из нот словно складывается: «Я люблю тебя, Лешенька» обнимая ласково за плечи. Неожиданно в этой иллюзии появился Нурлан, задавая вопрос. Он не прогнал сладкие грезы, лишь остался рядом и больше ничего не говорил. «Он тоже окружен светом», заметил тогда Алексей пораженно и глаз отвести не смог. Кажется, он улыбался ему, хотел что-то сказать, но не знал что, да и не мог ни звука издать. Хоть Нурлан и отвел взгляд, но Алексей все еще чувствовал его на себе. Он не понимал своих чувств, и все смотрел, смотрел. «У него красивый профиль, такого на монетах чеканить. Золотых, чтобы грязные ладони простолюдин не запятнали». Черная прядь, упавшая на глаза, придала ему загадочности, или же Алексею уже чудилось, но в нем было столько эмоций, что он сбился несколько раз, в итоге сделав мелодию короче. Ему определенно нужно было стряхнуться.       Они молча следовали в неизвестном направлении, не замечая ничего вокруг. Алексей вел куда глаза глядят, но мысленно оставался в том зале. «Что это было? Обыкновенное восхищение человеком, вот и всего. Да, Нурлан хорош собой, даже очень, чего уж скрывать. Завидный жених, как никак. Нашел ли он кого-то? Или выбор пал на дочь Попова?»       — А куда мы идем? — прервал тишину Нурлан.       — Прямо, — простодушно ответил Алексей, заозиравшись вокруг. — О, пойдемте, — и он указал на небольшую постройку поблизости.       Это оказался коровник. Зачем они туда пришли, не знали оба, но Алексей тут же выкрутился из ситуации. Он направился к дальнему углу, заваленному сеном и с придыханием, произнес:       — Она к нам сама пришла, да еще и с выводком, — раздался пронзительный писк. — Жалко их, утопят ведь.       В кучке соломы ползали уже не новорождённые, но все еще крохотные котята. Их мордочки любопытно озирались по сторонам, ощущая новые незнакомые запахи, а маленькие лапки неловко перебирали. Нурлан насчитал четверо котят и спящую поблизости кошку. Один, особенно любопытный котенок перелез через маму и побрел к Алексею. Тот, не раздумывая подхватил его и протянул Нурлану.       — Смотрите какой: смелый и любопытный, а пушистый…       Не то чтобы Нурлан хотел возиться с животными, кроме лошадей, разумеется, но ему пришлось взять этот черный комок шерсти на руки. Тот запищал, смешно размахивая лапками, но вскоре уютно устроился на сгибе локтя.       — А вы ему нравитесь, Нурлан. Не хотите себе забрать? Ну или подарить кому, может, Кьяре. Еще бы бант повязать на шее.       — Спасибо, конечно, но…       — В ваших руках его судьба — утопят ведь.       — Ладно, — не сумев отказать упрашивавшим глазам Алексея и тихому урчанию, Нурлан почесал малыша за ухом. Он и не заметил, как сам же позволил улыбке украсить свое лицо. — Дома меня не поймут, но Кьяре, думаю, понравится.       — Как у вас с ней? — поднялся Алексей и повел своего спутника дальше.       — Как и должно быть. Мы проводим много времени вместе. Она хорошая девушка, в общем-то. Довольно умна и хозяйственна, ездит верхом, прекрасно выглядит. Идеальная невеста.       — Рад за вас. А что ж вы, и с Арсением Сергеевичем завели дружбу?       — С ним натянутые отношения, но слово дочери для него закон.       — Надо же, напыщенный индюк и чужим мнением интересуется, — проворчал Алексей, чем вызвал взрыв хохота.       — Зря вы так, судите о людях по их статусу. Чем же вы лучше тех же индюков?       — Все равно вы не измените моего мнения, Нурлан Юрьевич. Все, кого я встречал, были такими мерзкими типами, что…       — И даже я? — лукаво улыбнувшись, в точности как это делает сам Алексей, Нурлан остановился и прижал котенка поближе к груди.       — Вы просто дьявольское недоразумение, — смутился тот и нервно продолжил путь. Алексею не нравилось происходящее. Ему перестал нравиться этот облезлый комок шерсти, так уютно пристроившийся на чужих руках. Его раздражало солнце, зачем-то выбившееся из-за туч в такую зимнюю стужу, и снег, что сверкал от его лучей. А особенно Нурлан Юрьевич, что казался божеством в окружении света. «Уже второй раз за день… не понимаю, не понимаю…»       — Алексей Сергеич, доброго денёчка.       — Здоровались уже, — буркнул Алексей, приближающемуся невысокому мужчине в обыкновенной рубахе.       — Да-к день какой прекрасный, можно и второй раз похвалить, и третий. Да и думал представите меня, что ли, — изучающий взгляд незнакомца пробежался по Сабурову. Мужчина этот не казался старым, но в темных глазах его было что-то такое, от чего, казалось, он способен поведать все тайны мироздания. Да и то, как он беспечно разгуливал в рубахе, не стесняясь холода тоже немало удивляло.       — Нурлан Юрьевич, — просто протянул руку гость в качестве знакомства.       — Очень приятно, Дмитрий. Можно просто Димка, Митька, аль как душе угодно.       — Это наш знахарь, — все же подключился к разговору Алексей, прогнав непонятные эмоций. — Это он меня учил травы различать, виды грибов и деревьев. Золотые руки у него, многих на ноги поставил. Если б не он — мама б намного раньше умерла. Да и отцу здорово помог с ногой.       — Да будет вам, — отмахнулся мужчина. — Банька почти готова, все недомогания прогонит, — а потом повернулся к Нурлану, заглянул ему в глаза, прищурившись, и добавил, — спать сегодня лучше будете, а нет, так меня позовите.       — С-спасибо, — терзаемый вопросами, Нурлан не решился задать ни одного, что его на самом деле интересовало. Вместо этого спросил, — а если хворь какая на глазу — сможете вылечить?       — Для кого спрашиваете? Не для себя ж ведь.       — Да, для отца моей невесты, — решив, что от судьбы не уйти, Нурлан стал называть все своими именами, — мне говорили, что их лекари не смогли справиться, кажется, даже к столичным докторам обращались. Точно не скажу, но, если б вы смогли помочь, я был бы очень благодарен.       — От чего ж не помочь хорошему человеку?       — Не такому уж и хорошему, — не удержался Алексей от комментария.       — Не судите, да не судимы будете, — как-бы промежду прочим изрек Дмитрий, но его упрек все же достиг адресата. — Осмотреть надо, а там уж скажу точно, вы не против, Алексей Сергеич?       — Едь уже. Передай Настасье подготовить корзину какую для животинки, да и отмыть бы не помешало. Ну она разберется.       — Хозяин-барин, — усмехнулся Дмитрий, забирая котенка. Кажется, его развеселила какая-то мысль, но ее он оставил при себе. — Венички что надо, — заговорчески подмигнул он напоследок.       — Ты смотри на него, то я Леха да дурень безмозглый, а как при вас так Алексей Сергеич, — по-доброму возмутился хозяин поместья.       — Вы точно не против? Арсений Сергеевич не будет с ним так добр, как вы.       — А вот за это я даже не переживаю. Он только с виду божий одуванчик… а какое он варенье из них делает, а настойки. Кудесник, честное слово.       Через некоторое время, когда солнце начало спускаться к разлогим полям да прятаться за надвигающиеся темные тучи, Алексей с Нурланом спорили о ближайших планах. Последний, не ожидав того, что так сильно задержится, извинялся, собираясь домой, а сам же Алексей уверял, что гость их нисколько не потеснит, тем более комнату ему уже приготовили, да и банька ждет, а вернуться можно и завтра, и к чему такая спешка. В конце концов, напомнив о трудах Настасьи, о сборах знахаря, да и вообще об обстановке дома, Алексею удалось убедить гостя остаться у них на ночь.       Как бы он ни желал счастья Нурлану, который старался следовать определённым правилам своей семьи, понимал, что от одного лишь упоминания о возвращении тот, словно под невидимой ношей, тянется ближе к земле. «Он меняется, становится неживым каким-то. Одним взглядом словно упрашивает не отпускать. Или мне вновь мерещится. Что за день сегодня такой странный?»       — Вы как хотите, но я вас, Нурлан, сегодня никуда не отпущу.       Эта фраза все и решила. Так что теперь, полностью расслабленный Нурлан, в окружении огромного обилия травяных и хвойных запахов, лежал в чем мать родила на широком деревянном полкé. После холодной и снежной погоды на улице, ему было слегка жарковато, да и пара многовато, но он об этом не думал. Ему нравилось просто лежать, зная, что рядом суетится Алексей, который в отличие он него чувствовал себя прекрасно, то и дело поддавая парку и размахивая вениками, невнимательно слушать его рассказы о строительстве, правильно подобранных веточках и тому подобном.       Алексей никогда не считал себя болтливым человеком, но сегодня, подловив на этом уже не первый раз, не мог найти объяснение. Отчего-то ему хотелось говорить. Рассказать все о себе. Поделиться каждой мыслью, даже самой глупой. Хотелось, чтобы его знали как свои пять пальцев. Замолчал он только тогда, когда взглянул на Нурлана, безмятежно прикрывшего глаза, словно смотрит самый счастливый сон, и прекрасного, как все античные боги. Взгляд пробежался по натренированному телу, по изгибам плеч, проглядывающим мышцам спины и россыпи родинок. Местами виднелись еще бледнее, чем сама кожа, шрамы, полученные в бою, а может они хранили иные истории. Как, например, вот тот, в форме кривой линии на предплечье, маленький Нурлан получил, когда неудачно перелазил через забор — об этом Алексей узнал еще тогда, у камина. Но многие он видел в первый раз. Любопытным рукам страсть как хотелось прикоснуться, очертить каждую линию, каждый узор и изгиб тела. Но Леша не смел. Он слишком осторожно, слишком трепетно провел дубовыми веточками по чужой коже, не произнося ничего даже мысленно.       — Я думал вы будете парить от души, — заявил Нурлан с легкой улыбкой, так и не открывая глаза.       — Конечно, а как же, просто прогреть надо, примеряюсь, правильный наклон, сила удара, сами понимаете, это целая технология… — залепетал Леша, чувствуя себя по меньшей мене вором, пойманным с поличным. Хотя он ничего не крал, разве что драгоценные минуты ожидания, но на что он их тратил… — У вас больше шрамов, чем показывали.       — Они не такие интересные, без славного прошлого, не думаю, что вам будет интересно про них слушать.       — Мне все интересно, если это рассказываете вы, тем более о вас самом.       И он не дал ответу слететь с чужих губ, проходясь быстрыми ритмичными ударами веника по стопам мужчины. Наблюдая, как бледное тело постепенно краснеет, разгоняя кровь по каждой клетке. Он неосознанно смущался поднять взгляд выше колен, хотя исправно постукивал по всему телу. Движения были отточенные: опустить пар, прогревая, легкие шлепки по ногам, ягодицам, спине и рукам. Леша был уверен, что сейчас он стоит красный, как вареный рак, и не мог объяснить, почему. Мокрое тело Нурлана вызывало в нем такие странные эмоции, это были не те же, что днем, у рояля, или на прогулке с котенком. Он не видел толком лица, и не знал, хорошо это или плохо, зато слышал приглушенные стоны удовольствия. Это было что-то дикое и неконтролируемое. Он боялся переусердствовать, заведенный ритмичными постукиваниями по спине и ягодицам, уже даже не стесняясь жадно смотреть, упиваться зрелищем. Ему хотелось, хотелось…       Он, не выдержав, отвернулся и принялся бить себя по плечам и груди, пробормотав что-то похожее на: «передохни малехо и перевернись». Он обещал, что качественно отпарит, что это будет запоминающийся опыт, что никто как он больше не сделает. «Что со мной? Может, головой ударился. Перегрелся. Да что со мной такое?» Разогнав вокруг себя пар и придя немного в чувства, он повернулся обратно и понял, что лучше ему не стало. Совсем наоборот. Нурлан лежал теперь на спине, все такой же нагой, такой же удивительный. Замерев, Леша смотрел на поблескивающие дорожки пота, одна капля самым наглым образом текла по животу, теряясь между кубиками пресса. «О господь всемогущий», — подумал Леша и шлепнул себя веником по лицу. Он понял, что хоть смущающие его ягодицы скрыты, но лучше б Нурлан не шевелился вовсе. «На кой черт меня дернуло его сюда вести?» Он продолжил дело, надеясь на то, что чем быстрее он закончит и выйдет на свежий воздух, тем скорее придет в себя. С ним еще никогда такого не было. Рассмотрев мужчину со всех сторон, он судорожно вспоминал все прошлые разы, когда был в бане, когда видел сослуживцев без одежды, но такой бурной реакции не помнил ни на кого мужского пола. Никогда. С ужасом он почувствовал напряжение внизу живота. Он не любил в бане заворачиваться в полотенце и воочию видел, как предает его собственное тело.       «Нет, ну бывало же у Руслана, Сережи, да у многих, и ничего страшного, да и помогали по дружбе иногда, если девушек не найти», смущенно перебирал в памяти воспоминания. Даже думать о том, что он решит свою проблему здесь, при Нурлане, ему казалось дикостью, тем более — попросить его о помощи. Он мысленно благодарил друга за то, что тот так и не открыл глаза, что не знал, какие безобразные мысли роятся в его голове, и что не видел всего происходящего. «Что бы он обо мне тогда подумал?» — нервно смахивал пот со лба Алексей. Он винил себя из-за отсутствия полотенца, простыни, да хоть какой-то ткани на бедрах, но даже если б что-то было, топорщилось бы до безобразия, и Алексей, на скорую руку закончив, вылетел из парилки, словно пуля из ружья. Он не остановился пока не выбежал из домика, и не увалился в ближайший сугроб, позволяя крику вырваться из его лёгких. Ему нужно было отдышаться. Остыть. Выбросить эти безобразия из головы. «Какой стыд! Он же… я же… Господи, помилуй мою грешную душу! Я останусь тут и замерзну насмерть за помыслы мои, я готов понести наказание!» Такое тоже было для Алексея впервые. Он не был набожным, да, делал то, что было принято, ходил иногда в церковь, где-то в доме даже лежал крестик, но он сомневался. Одна из заповедей — «не убий», а это его работа. Даже на войне он так не переживал за свою душу. «Да ладно моя, как же его, он то не виноват, что я…»       Неожиданно рядом возник Нурлан все в том же бесподобном образе новорождённого, и приземлился рядом на снегу.       — Ух, хорошо, а ведь и правда — вы отменный мастер, — заявил Нурлан, обтираясь снегом.       — Спасибо, — уверенно улыбнулся Алексей, словно ничего необычного не случилось, набрасывая горкой снег себе на ноги.       — Хотите, и я вас веничком пройду, а то неудобно ж поди самому.       «Вы даже не представляете, как мне неудобно», — подумал он, поглубже зарываясь в снег. Холод помогал, правда, наличие поблизости причины неудобств заставляло переживать о повторном конфузе.       — Да я уже напарился, может, как-то в следующий раз, — Алексей надеялся, что тусклый уличный свет не позволяет рассмотреть его лицо, ведь оно бы выдало его, как пить дать выдало.       — Не застудите себе там ничего, — прозвучал откуда-то голос Димы, — я чаю принес, если закончили, то прошу к столу.       Вернувшись в предбанник, мужчины завернулись в полотенца: Нурлан лишь обернул бедра, тогда как Алексей, чувствуя себе голым под пристальным взглядом, сидел, обмотавшись по шею. Чай, приготовленный для каждого лично Димой, окутывал своими разнообразными запахами. В одной кружке были листья каких-то ягод и немного мяты, в другой же различались нотки ромашки и меда.       Освежающий мятный вкус чая потихоньку успокаивал, так что вскоре Алексей был полностью расслаблен, почти забыв о недавнем происшествии. Лишь где-то на задворках сознания осталось тихое недоумение, но и оно не мешало вновь смеяться с шуток Нурлана и рассказывать ему свои. Он снова мог смотреть ему в глаза, сжимать плечо, и даже подставлять свое, когда Нурлан, покачиваясь от смеха утыкался в него, иногда постукивая ладонью по ноге. Им было хорошо. Они были свободны от всех тех вещей, что сковывают как морально, так и физически.       Они были обычными людьми без статуса или роли, просто два счастливых человека без прошлого и будущего, существующие здесь и сейчас в обществе друг друга, как если б так и должно было быть всегда.       Расходились они неохотно, медленно возвращаясь в поместье, неспешно бредя по коридорам и искренне желая доброй ночи. Нурлану выделили небольшую, но хорошо прогретую комнату. В ней почему-то все напоминало о Алексее: «Видимо, его неуемный дух пропитал собой даже стены, — усмехнулся Нурлан, быстро запрыгивая в постель. — Хороший он человек, а какое сумбурное первое впечатление было… — не успел он закончить мысль, как его сморило сном».       Сам же Алексей не ложился. Он мерил шагами комнату, выглядывал в окно, недовольно подмечая огромные тучи, затем ложился в постель и вновь вскакивал. Стоило ему коснуться головой подушки, как всплывали события дня и недоумение происходящего будоражило до кончиков пальцев. Он думал о Нурлане, о всей его жизни и этом единственном дне, когда он смог его отвлечь, дал шанс вдохнуть полной грудью. «Что, если я делаю только хуже? Он же не сможет все бросить, это его жизнь, и теперь его ноша станет тяжелее настолько, что терпеть прошлую жизнь не захочется…» Алексей переживал, кусая свои губы и комкая любую попавшуюся в ладони ткань. Ему не хотелось рушить все своей беспечностью.       «Я не должен влиять на него. Ему нужно быть дома, впечатлять Кьяру и Попова, а не заниматься со мной черт пойми чем! Женится, заведет наследников и дело с концом. Хорошо, что хоть как-то можно загладить вину перед невестой — кто ж не любит котят? Да и графа от хвори Димка вылечит, надо бы ему вольную дать за старания, тут уж отец не отвертится. Так что, можно сказать, Нурлан здесь по делу…», он все убеждал себя в том, что не сделал ничего плохого, как в комнату стали потихоньку проникать первые лучи солнца, пробившегося сквозь тучи. Тогда уже он вскочил и отправился собираться в поездку. А когда было почти все готово, робко постучал в дверь спальни Нурлана. Ему не ответили, и он с благими намерениями вошел внутрь. Спящий мужчина лежал на животе раскинув руки в стороны и улыбался во сне.       «Кажется, он выглядит моложе, — непослушной рукой он откинул упавшую на глаза Нурлана прядь. — Даже будить не хочется…» — задумавшись, он водил пальцами по его волосам, а когда заметил, что головой тянутся за ладонью, и вовсе смутился.       — Нурик, — тихо прошептал он, все еще не решаясь нарушить чужой покой, — Ну-ур, — протянул уже громче, когда нос мужчины недовольно сморщился. Тогда Леша выхватил торчащее перышко из подушки и пощекотал им под носом. Случайно съехал ниже и очертил контур губ. Правда, случайно. Он же не хотел этого делать. Чего б ему этого хотеть?       — Нурик, пора ехать, любовные подвиги ждут, — отбросив перо и глупости, роящиеся в голове, он легко потряс мужчину за плечо, наконец добившись своей цели.       Заспанный Нурлан выглядел очаровательно. Он хорошо отдохнул и даже поблагодарил Дмитрия за его волшебные травы. Из-за того, что возвращался не один, да и не с пустыми руками, отпускать его решили исключительно экипажем, нагруженным продовольствиями Настуси. Сам знахарь почти ничего не взял, кроме старой потертой сумки, что уже стояла внутри рядом с мяукающей корзиной — или же котёнку было скучно, или доносящиеся запахи трав не нравились чувствительному носу.       Алексей все рвался проводить гостя, хотел себе эти минуты дороги, но Нурлан, радушно улыбаясь, крепко жал его руку, отговаривая.       — В самом деле, не потеряюсь же я, — отмахивался он, и сам не желая ехать.       — Пообещайте, Нурлан Юрьевич.       — Я вам напишу, Алексей Сергеевич, обещаю.       А после подошел Дима и увел его в сторону, позволяя Нурлану попрощаться с остальными, а после скрыться в экипаже:       — Ты эт, не дури, если вдруг чего — сразу за мной посылай, не нравится мне твой вид, ох не нравится, — тихо бормотал на ухо Алексею. — Если б знал, что и у тебя со сном проблемы, тот же отвар, что и Нурлану сделал бы.       — Не переживай, просто думал много.       — Ты и думал? Точно хворь какая неведомая, — рассмеялся Дима, уворачиваясь от толчка в бок. — Но ты понял меня, если что — бросаю вашего графа…       — Едь уже, спасатель-подорожник, — рассмеялся в ответ Алексей, отпихивая его от себя.       Они все прощались, думая о том, что их ждет впереди, с верой в будущее, с надеждой на перемены, каждый мечтая о чем-то своем. В этом поместье, мирно существующем вдали от светских новостей и сплетен, в мыслях Нурлана о собственной судьбе и семье, в неумной жизни Алексея, требующей новых чувств и эмоций, не было и намека на происходящее в привычном им мире. В мире, которому грозил конец.