Истоки трепетных чувств

      Алексей Щербаков уже который раз пробегал взглядом по строкам письма, которое ему доставили сегодня после обеда.       Алексей Сергеевич,       Если бы я был умен настолько, насколько этого желает мой отец, то нашел бы ваш адрес намного раньше, и вы б уже давно возмутились моей просьбе. Знаю, что не в праве вас о таком просить, у нас была лишь одна недолгая встреча, но даже этого мне было достаточно, чтобы понять — одно только ваше присутствие делает любое общество приятнее.       Я знаю, как вы не любите посещать подобные мероприятия, но прошу, сделайте мне одолжение. Приезжайте в эту пятницу на прием по случаю дня рождения дочери графа Попова. Даже если вы не знакомы с этой семьёй — приходите в качестве моего доброго друга и моральной поддержки. Уверен, все согласятся, что с вашим появлением, окрасится любая скучная беседа яркими красками.       Но и я в долгу не останусь, познакомлю вас со всеми влиятельными людьми, с какими только смогу, ведь, как понимаю, именно с этой целью вы прибыли к нам на празднество.       С надеждой на скорую встречу,       Ваш добрый знакомый,       Нурлан Сабуров       Ниже был написан адрес имения, место встречи и время.       Гневно сжимая кулаки, Алексей грязно выругался. Вновь посмотрел на письмо, на огромные напольные часы в кабинете и снова проклял весь мир. Несносную погоду, медлительного почтальона, нерасторопность Нурлана Юрьевича, себя, в конце концов. Сегодня была пятница, и он уже безбожно опоздал.       Вернувшись в тот день с приема у Сабуровых, Алексей впервые был в таком прекрасном расположении духа. Он не был взбешен как обычно, даже легкого раздражения не чувствовал. Ни с кем не поссорился и его не просили замолчать весь вечер. Удивительно. Выбрав своей жертвой отстраненного и молчаливого Нурлана Юрьевича, он ожидал, по меньшей мере, богатую почву для шуток и, как результат, щедрое количество недовольства и возмущений. Когда его спокойно вывели во двор, при этом отказавшись драться — он удивился, заинтригованный происходящим. Когда же принесли пистолеты — огорчился, ведь это означало, что он оскорбил слишком впечатлительного, мстительного, не имеющего хоть каплю юмора, человека. Простые фразы в оболочке слухов обычно заставляли всех занервничать, ведь Алексей интуитивно чётко знал куда следует бить — люди из высшего общества просто одержимы своей репутацией.       Но когда все обернулось своеобразным соревнованием… такое было впервые. Нурлан Юрьевич отлично держался, а сосредоточенный вид, с которым он стрелял, и вовсе завораживал. Алексей был более чем уверен, что все на службе с большим уважением относятся к Сабурову, а если же нет — тот умеет достойно постоять за себя.       У камина же все и вовсе стало прекрасно. Перед ним сидел замечательный собеседник, который смог поддержать любую предложенную тему. Он со смехом реагировал на каждое дополнение, не обращая внимание на то, насколько глупыми или же неприличными они были. И смех у него был удивительный: пару раз на особо смешных моментах он едва не покачивался на пушистом ковре.       Алексей невольно сравнивал того, кого видел в зале — неживую оболочку, окружённую незнакомыми людьми, словно потерянную в толпе, и Нурлана, что с мальчишеским задором рассказывал о своем первом бое, Нурлана, в глазах которого были видны пляшущие языки огня, и вовсе не из-за камина поблизости. А еще Нурлан был безумно красив, Алексей даже неосознанно сделал ему комплимент, самого себя же смутив. Он недоумевал, почему такой невероятный мужчина свободен и в чем-то даже кажется одиноким. Неужели вокруг одни слепые глупцы?       И все же, по возвращении в родное поместье Алексею стало тоскливо. Новый знакомый был лишь яркой вспышкой в его жизни, кометой, что оставила за собой шлейф приятных воспоминаний и больше не вернется. Сын помещика, любивший проводить время больше со слугами, или вообще крепостными, не ровня всяким графам или же князьям. Алексей всегда это знал, но сейчас впервые об этом жалел. Он был уверен, что о нем даже и не вспомнят более, а сам — встречи искать не будет. В этом случае навязчивым быть вовсе не хотелось.       Как же он был счастлив, получив письмо. И как теперь зол, что получил слишком поздно. Его ждали прямо сейчас, и даже если бы Алексей все бросил и помчался на встречу — добрался бы лишь глубокой ночью.       Что о нем подумают теперь? Что он зазнавшийся? Что на него нельзя положиться в таком простейшем вопросе?       «Такой шанс упустил…» — убивался Щербаков.       — Лешка, ты чего? — спросил отец, заметив схватившегося за голову сына. Он редко видел его таким, все чаще с веселой, будто успел нашкодить, усмешкой на лице.       — Не попал на приём к графу Попову, — несчастно проскрипел в ответ, удивив своей фразой даже мебель в кабинете.       Сергей Андреевич подошел к сыну и коснулся его лба. Он подумал: «Быть может, его лихорадит? Или еще какая хворь?», но все было нормально.       — Я не ослышался? На приём к графу? Ты?       Алексей лишь мрачно кивнул, вовсе не обращая внимания на скепсис в словах.       — Зачем тебе туда? Ты же не любишь подобное.       — Нурлан Юрьевич попросил, ему тоже неуютно среди напыщенных индюков, а я подвожу, получается.       Улыбка понимания скользнула на лицо отца — наконец-то у его Лешки появились полезные знакомые, и вдвойне замечательно, что это сын Юрия Константиновича, да тот еще и в свет пытается его вывести. В самом деле, Сергей Андреевич никогда не был суеверным, но встреча с давним боевым товарищем еще тогда показалась ему добрым знаком, а теперь уж вовсе — благословением свыше.       — Не переживай, напиши ответ. Думаю, Нурлан Юрьевич все поймёт и держать зла на тебя не будет.       Озарившись улыбкой надежды, Алексей поблагодарил отца и бросился писать письмо. А когда закончил, лично отправился на почту, наказав передать Нурлану Сабурову прямо в руки и никому более.       И все же на сердце скребли кошки. Он представлял себе Нурлана Юрьевича, как он ждет сперва на улице, высматривая каждый подъезжающий экипаж, затем, отчаявшись, идет внутрь, не теряя надежды на встречу.       «Глупость! Стал бы Нурлан Юрьевич подобным заниматься? Разумеется, нет. В конце концов, я не какая-то барышня, чтобы из-за моего отсутствия так убиваться», подытожил Алексей, возвращаясь в поместье.       Поместье «Дубовая роща» было домом Алексея с самого его рождения. Здесь он провел свои лучшие годы. Тут все у него было впервые: первая шалость и первая драка — тогда же и был сломан нос. Первая детская любовь, окончившаяся трагически: та соседская девочка была слишком слаба, но все равно сдержала свою клятву любить до последнего вздоха — оспа забрала ее в царство мертвых промозглой зимой, в тот же год, когда они и познакомились. Первый удар молота о наковальню, как же Алексей убегал от кузнеца, когда тот узнал о его проделках. Первый заплыв на другой берег — неудачный, но потом Алексея научили плавать, и соседние земли были покорены.       Ребенком он был непоседливым, даже слишком, ему хотелось все узнать, увидеть, ощутить, попробовать, пощупать. Даже если родители не разрешали, он шел напролом, выдумывая способы осуществить задуманное. Так продолжал до сих пор. В один прекрасный день он решил, что хочет быть военным, объявил об этом отцу, сказав, что пойдет по его стопам и даже добьётся большего успеха. Отец всегда поддерживал, желая лишь одного — чтобы тот был счастлив.       А он и был. Блистал на службе, научился всему, что его интересовало, в общем и целом, то, чего он хотел — добивался, даже если казалось, что еще миг и все потерянно. Он любил играть по-крупному, рискуя даже своей жизнью.       У отца было много крепостных, и почти всех Алексей знал по именам. В определённый период, загоревшись идеей стать кузнецом, он проводил многие дни, принося дрова и упрашивая научить его выковать, отливать: «ну хоть что-нибудь!» Когда он самостоятельно сделал несколько ножей, его желание поутихло. Отец тогда вздохнул спокойно, сын передумал идти в ремесленники, но тут же придумал себе новое увлечение. Решил изучить все растения в округе. Сергей Андреевич понимал, что сын находится в поисках себя, но, когда Алексея самого пришлось искать в лесу, а потом срочно вызывать врача — заволновались все. Юный любитель природы заблудился и не заметил выпирающий корень дерева, а затем честно старался выйти самостоятельно, напрягая ушиб все сильнее. Но и с перевязанной ногой с ним не было покоя. Никогда, в общем-то, не было.       Вернувшись с почты в поместье, первым делом Алексей отправился на кухню — одно из самых любимых мест. Ею заведовала Настасья Павловна, вольная, но чья семья уже не первое поколение служит Щербаковым.       — Настуся, а что ты тут приготовила? Так вкусно пахнет, слюнки текут, — тут же превращаясь в маленького сорванца, залепетал Леша.       — Алексей Сергеевич, почему ужин пропускаете, все же было свежее, укусное, — Настасья Павловна любила эту семью, за свою считала, и всегда желала только добра. — Все стараешься-стараешься, а оно гуляет де-то. Ну неужели нельзя порадовать старую Настусю, а, Алексей Сергеевич?       — И вовсе ты, Настуся, не старая, еще меня переживешь, — подобравшись поближе к столу, Алексей чмокнул в пухлую щеку сердитую Настасью и уже собирался ухватить со стола хрустящий кусочек хлеба, как по пальцам прилетел удар полотенца.       — От льстец, врет и не краснеет. Мой руки и садись давай, сейчас быстренько что-нибудь придумаю.       Вскоре на столе был целый пир: и суп на первое, и картошечка с зеленью на второе, и всевозможные пироги, как с мясом, так и сладкие, и любимый компот из сухофруктов.       — Настуся, женился б на тебе, — благоговейно произнес Алексей и набросился на еду.       — Ох, Лешечка, ты б какого своих лет поискал, семейная жизнь не на одних пирогах держится.       — Тот, кто это придумал — твоих пирогов не ел.       Настасья Павловна лишь покачала головой. Она подумала, что данная чрезмерная активность, возникающая обычно на пустом месте, сегодня несколько отличалась. «Дитё что-то беспокоит, а что не скажет ведь», — с этой мыслью она заботливо погладила Лешку по голове и охая пошла прибираться.       На следующее утро Алексею вновь не было покоя. Он все придумывал для себя задания, приставал к окружающим, доводя их до состояния «послать бы куда подальше» и так по кругу. Оставшись на краткий миг в тишине, он неожиданно понял, что все еще волнуется. Ему казалось написанное письмо такой ничтожной попыткой оправдаться.       «Я бы себя не простил. Если б меня бросили на растерзание всем этим…»       Он не выносил мучительного ожидания, представляя ситуации одну хуже другой. Потом убеждал, что ничего страшного не случилось, что переживать не о чем. А затем брал письмо Нурлана и перечитывал его вновь и вновь.       В конце концов, Алексей собрался и поехал извиняться лично — ждать он больше не мог ни секунды.       Когда же вдали показалось имение Сабуровых, нервозность пробежала по телу. Поспешно принятые решения очень часто оборачивались против него самого. Не будет ли он выглядеть навязчиво? «Да что же мне так тяжко на душе?»       Оказавшись на пороге, он робко постучал. Когда же его впустили, а навстречу вышла графиня — стушевался еще больше.       — Кажется, вы были недавно у нас на приеме, — решила помочь гостю Лидия Николаевна, заметив, что тот и слова вымолвить не может.       — Да, поздравляю еще раз. Я… — вновь замялся, не зная, как объяснить столь спонтанный визит. — Хотел принести свои извинения, я должен был еще вчера…       — Так это вас так упорно высматривал Нурлан Юрьевич? Он очень огорчился, когда вы не прибыли.       — Это все погода, письмо доставили слишком поздно…       — Вы не обязаны мне что-либо объяснять. Передайте, пожалуйста, Нурлану Юрьевичу, что к нему гость, — окликнула графиня слугу. — Только не говорите, кто именно, пусть это будет сюрприз. Не стойте же, присаживайтесь, — вернув все внимание гостю, она указала ему на светлое кресло.       Алексей состоял из сплошной неловкости в тот момент: не мог не то, что сказать фразу какую-то, даже мысль толком не формулировалась, не говоря уже о поведении. Ему хотелось произвести приятное впечатление, но, увы, не получалось. Объяснения этому он тоже не мог найти: то ли суровый взгляд графини смущал, то ли волнение перед встречей.       Когда же показался Нурлан Юрьевич, тот выглядел сперва недовольным, с нахмуренными бровями, затем изумленным, а после и вовсе недоумевающим. «Соберись, ну же, — думал Алексей, понимая, что слова так и не собираются слетать с его губ».       — Здравствуйте, Алексей Сергеевич, чем обязан вашему визиту?       — Я так понимаю, что вы все еще не получили мое письмо, — начал, ухватившись за хрупкую соломинку. Его пальцы непрерывно перебирали край плаща, — тем легче мне будет объяснить. Понимаете, я…       Он запнулся, смущенный вниманием графини, что тихо вышивала на диване и при этом явно следила за их разговором.       — Письмо доставили слишком поздно, я не смог выполнить вашу просьбу лишь поэтому, так бы я всегда пришел к вам… — вновь остановившись, он судорожно вздохнул. — Не держите на меня зла, так уж сложилось и вовсе не по моей воле.       — Спасибо, что объяснили лично, я уж подумал, что мое общество вам не по нраву, — от Алексея не скрылся вздох облегчения Нурлана Юрьевича, да и зрительно он стал более расслабленным, чем в первые секунды разговора. — Рад, что все прояснилось.       — Тогда, раз уж все нормально — не буду более вас задерживать.       — Подождите! — как-то напряженно отозвался Нурлан. — Вы же проделали такой путь, устали, наверное. Может, останетесь ненадолго?       — Нурлан Юрьевич, — подала голос графиня, не поднимая глаз от ткани, — не забудьте, что сегодня к нам пожалуют гости.       — Я помню. И все же, Алексей Сергеевич, надо бы хоть лошадям передохнуть дать.       Бросив взгляд на поджавшую губы графиню, Алексей задумался. Отчего-то она ему не рада, хотя сам Нурлан Юрьевич, казалось, наоборот — смотрел уверенно, но все же какая-то толика волнения в нем присутствовала.       — Разве что ненадолго, — все же согласился, и напряженные губы Нурлана растянулись в легкую улыбку.       — Я так посмотрю, вы постоянно в делах, каждый день приемы, гости.       — Не напоминайте, — нахмурился Нурлан Юрьевич, — то все отец, ему зачем-то понадобились наследники. Вынь да положь.       — Понимаю, мой тоже хочет, но не настаивает. У меня характер взрывной, знает, что не добьётся желаемого, — тихо признался Алексей, пока они прогуливались по дому.       — Завидую вам, меня воспитывали иначе, поперёк воли отца… сами понимаете. Алексей Сергеевич, а вы…       — Ну перестаньте, в самом деле, какой я вам Алексей Сергеевич. Еще сиятельством меня назовите, — добродушно усмехнулся. Ему категорически не нравился подобный тон, особенно когда обстановка скорее интимная, чем официальная.       — И как же прикажете вас величать? — вздернул брови Нурлан, пропуская в комнату спутника.       — Просто Алексей, — пожал плечами, словно говорил такие элементарные вещи, что грех их не знать. — Хотите — Лешкой, так самые близкие называют, но это редко, чаще они на меня сердятся и тогда уже полным именем…       Увидев удивленный взгляд Нурлана Юрьевича, Алексей пропустил заново в голове все, что сказал до этого. «Я что? Назвал его самым близким? Господи, ну какой же я дурак, совершенно не слежу за речью. Черт, зачем же я остался, сейчас наговорю такого, что со мной и дела не захотят никакого иметь».       — Хотя, чего это я указываю графу. Прошу прощения, можете обращаться ко мне как пожелаете, это не проблема.       — Спасибо, Алексей, — мягко произнесенная фраза Нурлана Юрьевича и насмешливо улыбающиеся глаза вновь принесли покой. — Тогда и вы зовите меня Нурлан, только не при отце — он этого не одобрит.       Смущенный Алексей решил отвлечься, рассматривая убранство комнаты. Нурлан привел его туда же, где они в прошлый раз прятались от пристальных взглядов публики. Тогда было темно, лишь камин освещал крохотный кусочек комнаты, а может, Алексей не заметил ничего, потому что был слишком увлечен своим собеседником, что и по сторонам глядеть было некогда.       — А здесь уютно.       Небольшая комната не была заставлена вещами, тут был лишь камин, возле которого лежала столь полюбившаяся Алексею мягкая шкура, несколько кресел, в одно из них полетел плащ, почти пустой письменный стол, и небольшой книжный шкаф.       — Это что-то вроде моего детского кабинета. Отец с ранних лет меня готовил, что в один прекрасный день его дела перейдут в мои руки.       — Теперь же это отличное убежище?       — Что-то вроде того, — усмехнулся Нурлан. — Знаете, я же хотел с вами поговорить. Право, даже знаю, как начать, чтобы вы меня поняли.       — Не робейте, — и в качестве демонстрации полного расслабления, Алексей увалился на ковер и постучал ладонью по месту напротив. — В прошлый раз вы были более открытым, всему виной ваши безудержные попытки залить свою обреченность алкоголем?       — Скорее всего.       — Со мной себя можно не контролировать, будьте уверены.       Немного замявшись, Нурлан все же опустился подле гостя. Вновь окинув его взглядом, подметил некую небрежность во внешнем виде: тона одежды не сочетались, шейный платок болтался, скорее всего завязанный наспех, пуговица на правой манжете и вовсе не застегнута.       — Позволите?       — Что? — слегка всполошившись, Алексей суматошно оглядел руку, на которую указывал Нурлан. — А, это… благодарю.       Касание чужих рук к запястью отозвалось в Алексее новыми ощущениями. Он был смущен до кончиков волос, привычно топорщившихся во все стороны. К нему прикасались так осторожно и, несмотря на шероховатость грубых пальцев, с нежностью, что вызывала невольную дрожь по телу.       — Просто очень спешил к вам, не думайте, что я такой уж непутевый, — начал оправдываться, но, увидев насмешливый взгляд Нурлана, лишь смутился еще больше. Только манжета оказалась застегнутой, он резко выдернул руку из чужих ладоней.       — Ни в коем случае, по вам видно, что одевались вы на ходу, — он указал пальцем на шею и все же рассмеялся.       — И как только вы это все подмечаете? Своими-то узкими глазами, — сдернув окончательно платок, проворчал себе под нос, но так, чтобы собеседник услышал и вновь залился смехом.       — Годы практики, не зря же я так хорошо стреляю.       — А что это вы вздумали свой глазомер на меня наводить? Подстрелить взором своим решили?       — А что, если и так? — и невольно подмигнув, Нурлан свернулся от хохота: Алексей тут же среагировал, упав на пол и схватившись за сердце покачивался из стороны в сторону.       — Передайте моему отцу, — прохрипел он с надрывом, — что не видать ему внуков. И что я его… люблю…       Теперь уже оба мужчины заливались смехом. Развалившись на пушистом меху, Алексей наблюдал. Ему все больше и больше нравился Нурлан, с ним было действительно легко, даже и не помнилось, что смущался по началу. Опершись на локти, он приподнялся. Нурлан все еще улыбался, из-за чего его глаза сомкнулись в тоненькие щелочки.       — Так и о чем вы хотели поговорить? Пока не убили меня окончательно.       — Вы знаете, что отец одержим моей женитьбой, но я не уверен, что… — и Нурлан прервался, не зная, как правильно подобрать слова.       — Что сами этого хотите? Поверьте мне, многие не хотят, но что уж тут поделать. Знаете, для скольких брак — лишь выгодная сделка? И лишь немногим выпадает возможность полюбить ту самую, на которой и женишься потом.       — Знаю, но… я никогда не любил. Даже понятия не имею, каково это, но меня вынуждают сделать выбор. И срочно. Я не хочу слепую выгоду.       Алексей вдруг сел, сбрасывая маску шута. Прикоснулся к чужому плечу, и глядя прямо в глаза, произнес:       — Значит стойте на своем, Нурлан Юрьевич. Любовь вас обязательно найдет. Ее не нужно понимать, это не математические исчисления. Когда придёт время — вы почувствуете. Здесь почувствуете, — и он прижал ладонь к чужой груди, даже сквозь одежду чувствуя, как колотится сердце.       Когда Нурлан коснулся его пальцев, и посмотрев в глаза, тихо прошептал «спасибо», Алексей вновь смутился, судорожно отодвигаясь на свое место.       — А вы когда-то любили?       — Как сказать, я точно был увлечен, но это все было так мимолетно, что глупо называть таким высоким чувством.       — Расскажете?       И Алексей принялся говорить: о той маленькой девочке, что клялась на красивом красном камешке о своей вечной любви и умерла от оспы. О молодой, но тогда старшей на одиннадцать лет, девушке, что лишь однажды погостила у них, но надолго запала в душу мальчику. О девочке, что жила за рекой и ради которой пришлось научиться плавать. О той, которая не верила в него, говорила, что он ничего не сможет и никогда не станет военным — отчего-то заслужить ее одобрение очень хотелось. Обязательно о той, что была бесповоротно влюблена в его друга. И о той, что пела о любви, а оказалась обыкновенной салонной девкой. Леша все рассказывал и рассказывал, а его с искренним интересом слушали, пока их не прервал чей-то стук.       — Нурлан Юрьевич, гости прибудут с минуты на минуту, — раздалось за дверью.       Оба мужчины словно очнулись, они и забыли о том, где находятся, о времени и всем остальном.       — Уже темнеет, мне пора, — поспешно начал Алексей, вскакивая с места, но его уверенно схватили за запястье.       — Останьтесь. Прошу вас.       — Не думаю, что графиня будет рада меня видеть. Да и вообще, что мое присутствие будет уместно.       — Вы приглашенный мною человек, никто не посмеет и слова сказать. И с графиней я сам поговорю, она очень доброжелательна, вам, скорее всего, показалась ее неприязнь.       — Но мне все же неловко…       — Вы что-то говорили о том, что всегда бы пришли мне на выручку, — хитро сощурился Нурлан, поглядывая на собеседника.       — И от слов своих не отказываюсь, — твердо произнес Алексей, отчетливо понимая, что сам себя добровольно насаживает на крючок. — Показывайте ваших гостей, сейчас они позорно сбегут, вымаливая прощения, что зря вас побеспокоили.       — Ну это уже будет слишком, но мне нравится ваш настрой, Алексей Сергеевич.       Пока они шли, Нурлан Юрьевич успел поделиться с Алексеем некоторой информацией. Родство с Поповыми, а именно их и ожидали к обеду, по мнению Сабурова-старшего, было одним из самых благоприятных: во-первых, из-за достойного титула передающегося по наследству уже не первое поколение, во-вторых, старинный род имел хорошие связи со многими влиятельными людьми, поговаривают, даже с заграничными королями. И наконец, юное дарование графа — любимая и единственная девятнадцатилетняя дочь, что уже души не чаяла в Нурлане Юрьевиче.       — Так рыбка попала в сети? От чего же вы так печалитесь?       — Я не уверен, что она та самая, с кем я смогу провести всю жизнь. А она достойна того, кто будет ее любить по-настоящему.       — Что за имя у нее такое чужестранное — Кьяра?       — Граф Попов — необычный человек, творческая натура, говорят — он мечтал быть актером, даже театр свой построил. Дома у него все под стать. И дочь назвал в честь какой-то то ли актрисы, то ли певицы. Ну это все слухи, если захотите — узнаете сами.       В голове Алексея уже сложилось впечатление о госте, как о каком-то напыщенном чудаке, так еще и увидев его недовольный взгляд, коим прошлись по нему, начиная от потертой обуви, заканчивая небрежно свисающим шейным платком на плечах, лишь убедился в своих умозаключениях.       Сам же Попов Арсений Сергеевич выглядел идеально, по последней моде, там не то, что одежда — каждый волосок под черным цилиндром был на своем месте. Приталенный фрак подчеркивал статную фигуру, а белая накрахмаленная рубашка того и гляди захрустит при малейшем движении.       — Мое почтение, — Попов небрежно протянул для пожатия руку, украшенную перстнем, приветствуя исключительно Нурлана Юрьевича. — Нынче погода отвратительная, надеюсь, ваш прием сможет порадовать. Хотя бы дам. — сказав это, он сбросил со своих плеч плащ и протянул его Алексею.       Натянув самую нахальную улыбку, какую только имел в своем наборе, Алексей никак не пошевелился:       — А что это вы, дам потеряли, пока отражением своим любовались? Где же они?       — Нурлан Юрьевич, вы б доходчивее слугам их обязанности объясняли, а то обидеть могут гостя ненароком.       Только Алексей собрался парочку крепких высказать, как распахнулась дверь и в нее проследовали слуги с корзинами роз, и вслед за ними две миловидные девушки.       — Моя дражайшая супруга Алена Никаноровна отказалась ехать с пустыми руками к новой хозяйке этого прекрасного имения, так что эти цветы, выращенные в нашей оранжерее, скромный подарок ее сиятельству.       — Хорошо постарались ваши слуги… — начал было Алексей, но был тут же перебит Нурланом, не ожидавшим столь активного участия.       — Позвольте представить. Мой добрый друг Алексей Сергеевич Щербаков, он отобедает с нами, — легким сжатием плеча, он постарался намекнуть, попросить быть сдержаннее. Все же гости даже не успели познакомиться, а уже проклинают друг друга взглядом.       — Не знал, что вы водите дружбу с плебеями, — от снисходительной усмешки Попова воротить стало обоих, а хватка на плече лишь стала еще сильнее.       — Позвольте признать, хоть ваш супруг очень старался превзойти вашу красоту, но, увы, — решив действовать иначе, Алексей обратился к графине и ее дочери. — Он на вашем фоне меркнет, как фонарь перед рассветом.       Графиня сдержанно кивнула, принимая комплимент, а вот юная Кьяра тихо спрятала смешок, прикрыв рот ладошкой. Попробовав представить данный союз семейства Сабуровых и Поповых, Алексей задумчиво замолчал. Девушка была еще так молода, но с такой нежностью смотрела на Нурлана Юрьевича, что заставила его заволноваться. «Если Нурлан Юрьевич присмотрится к ней, поймет, что она замечательная партия, и, не дай бог, еще и влюбится в нее… Он же начнет все свое время ей посвящать, пропадет необходимость во всех этих приемах, а на балах только с ней танцевать будет… Это хорошо, Алексей, он будет счастлив, и ты за него соответственно тоже». Чтобы убедиться в своих домыслах, он глянул на Нурлана Юрьевича. Его взгляд был спокойный, ничего не выражающий, и, лишь заметив, что Алексей за ним наблюдает, тот хитро подмигнул. Тут же вспомнился их разговор в кабинете, и как они играли в стрельбу взглядами. Отчего-то Алексею Сергеевичу дышать стало значительно легче.       Постукивая тростью по полу, граф Попов со своей женой и дочерью отправились в обеденный зал, где их уже заждались.       — Алексей, не забывайте… — шепнул, склонившись к другу, Нурлан, но его вновь перебили.       — Я помню, я — ваша моральная поддержка, а не пороховая бочка.       За столом, на удивление, все было мирно. Арсений Сергеевич почти все время вел светские беседы с хозяином дома, хотя Алексея не покидали мысли о том, что его, как и всех остальных, демонстративно игнорируют. Он наблюдал за графинями, что говорили об удивительных цветах и любимых блюдах. Сама же Кьяра молча поглядывала на Нурлана Юрьевича, безуспешно надеясь привлечь его внимание. Несколько раз Алексей начинал негромко обсуждать различные темы, пытаясь понять, что же из себя представляет эта девушка. Она казалась милой и скромной в отличие от своего отца, и поистине любопытной. Если же она не разбиралась в теме, то задавала вопросы и внимательно слушала ответы, тогда ее брови съезжались к переносице и девушка задумчиво хмыкала.       Словом, Кьяра казалось неплохим вариантом для Нурлана Юрьевича, сам же Алексей такую жену б себе не выбрал. Больно молчаливая и спокойная.       — Кто бы мог подумать, что мы проведем время в обществе такой прекрасной жемчужины, — Алексею хотелось добавить «появившейся в семье слизкого и противного моллюска», но решил оставить при себе.       — Приятно удивлен, не знал, что вы разбираетесь в подобном, — бросил через плечо граф Попов.       — Стараюсь не судить людей по их внешнему виду, никогда не знаешь, червиво ли яблоко, пока не рассмотришь его. Так обидно, когда висит на дереве красивое и блестящее снаружи, а внутри…       Нурлан Юрьевич в который раз спрятал усмешку ладонью. Алексею нравилось наблюдать за ним. Нравилось, что тот так ярко реагирует на любую фразу. Что относится как к другу. «Я точно должен ему помочь».       — Уважаемая Кьяра, а вы слышали о том, что Нурлан Юрьевич замечательно стреляет? Я бы сказал — один из лучших стрелков.       — Один из? — недоуменно переспросил Сабуров-старший, отвлекшись от беседы с графом.       — Мы с Алексеем Сергеевичем провели своего рода соревнование. Так что думаю, он просто напрашивается на комплимент. — пояснил Нурлан. — И вполне заслуженно — Алексей Сергеевич очень хорош.       — Ну что вы, прекращайте, — смутился Алексей, но все же не оставил попыток расхвалить своего нового друга. Он то и дело встревал в разговор фразами начинающимися со слов: «А вот Нурлан Юрьевич…», чем невероятно смущал самого Нурлана.       Позднее, когда блюда были съедены, а напитки выпиты, каждый занимался чем-то своим. Женская половина отлучилась почитать, на самом деле увлеченная разговорами и сплетнями. Мужчины делали в точности тоже самое, только гордо именовали все это «обсуждением и решением насущных вопросов» под рюмочку коньяка. Алексей откровенно скучал. Ему были неинтересны темы, предложенные графом Поповым, чего не скажешь о Сабуровом-старшем. Юрий Константинович поддерживал, спорил, размышлял, в общем, с каждой темой становилось очевидным — будущее Нурлана Юрьевича перестаёт быть туманным.       — Я человек дела, так что не буду скрывать — наша семья очень заинтересована в том, чтобы стать больше. Как Вы смотрите на это, Арсений Сергеевич?       — Что ж, это не от меня зависит, если моя дочь утратит интерес к Нурлану Юрьевичу, то я не буду ее принуждать. Ее счастье — в моих интересах.       Наблюдать за этим разговором стало неловко, Алексей с ужасом подумал, что не смог бы жить в таких условиях и дня, и лишь сильнее зауважал Нурлана Юрьевича — тот достойно держался, и даже промелькнувшая на секунду обреченность во взгляде скрылась быстрее, чем ее заметили все остальные. Алексей же потерял контроль.       — Хорошо, что хоть чьим-то счастьем здесь обеспокоены, — произнес он тихо, но Юрий Константинович все же услышал и обернулся к нему.       — Алексей Сергеевич, я смотрю вы успели заскучать, ни разу не присоединились к беседе. Как поживает ваш отец? Не одиноко ли ему сейчас?       — Нисколько. Однако я и сам хотел сказать, что мне пора.       — Нам тоже, у дочери завтра урок верховой езды, так что надо хорошенько отдохнуть, — Попов принялся рассыпаться в комплиментах, а после отправился на поиски жены.       Алексей же ограничился кивком, вспомнил про брошенный в кресле у камина плащ и ушел за ним. Сейчас, зная, что Нурлан более не вынужден терпеть чужого присутствия, ему стало легче. Задаваясь вопросом, почему настроение напрямую зависит от чужого состояния, он недоумевал. С ним еще такого не было. Он переживал за мужчину, с которым виделся второй раз в жизни. Более того, он сам летел навстречу. Так стремительно, как никогда не рвался в бой. «Зачем? Почему меня это так волнует?»       Вернувшись в комнату, Алексей забрал свой плащ и уже собирался выходить, как заметил на столе смятые бумаги. Любопытство взяло верх и вот уже пальцы аккуратно разгладили первый листок.       Это оказался черновик письма. Пробный вариант. Нурлан написал не одну версию, полную многочисленных исправлений, вычеркнутых фраз, клякс. Более того — полученное письмо было гораздо меньше, чем изначально планировалось: опускались многие факты, в том числе и вопросы про любовь. «Он так этим обеспокоен… кто бы мог подумать, что тот холодный и отчужденный мужчина на балу, окажется таким пламенным романтиком? Его сердце жаждет чувствовать, а разум — объяснить любовь понятным языком». Размышляя об этом, Алексей, сам того не ведая, искренне улыбался. Ему так нравилось погружаться в сознание нового друга, узнавая то, о чем многие и не догадываются. Ему льстила сама мысль, что Нурлан так открыт, так искренен с ним. Алексей чувствовал себя особенным. «Я не подведу его более», уверенно кивнул он, возвращая бумагам прежний скомканный вид.       Он уже шел по коридору, как услышал голос Попова. Это заставило остановиться, скривиться, но больше всего — захотеть обойти за сотню верст этот злосчастный коридор. Уже подумывая выбраться через окно, Алексей неожиданно понял, с кем граф говорит.       — Хотите сказать, что вам по нраву Юрий Константинович? — осторожно выглянув из-за угла, он увидел Попова, прижавшего к стене молодую хозяйку дома. — Вы ведь так молоды, так прекрасны… Глупо тратиться на какого-то старика.       Возникшая дилемма ставила в тупик: с одной стороны хотелось выскочить и набить графскую физиономию за подобную наглость, с другой — угроза скомпрометировать графиню, тем самым поставить ее в неловкое положение, и еще больше испортить натянутые отношения. Она казалась такой ранимой, что не перенесет публичного скандала. Но ведь как же чесались кулаки объяснить это все Попову.       — Да как вы смеете, — задохнулась от негодования девушка. Звонкая пощёчина мгновенно обожгла Арсения Сергеевича, напугав и саму графиню. Видимо, для нее это тоже было неожиданностью, ее взгляд испуганно забегал из стороны в сторону и наткнулся на невольного свидетеля.       Алексей не хотел смущать женщину, учитывая, что она и сама прекрасно за себя постояла, но будучи замеченным — вышел из-за угла.       — Ваша светлость, вам не докучает этот сударь? — «Лично мне он уже порядком надоел».       — Нет, что вы, — вздернув носик, со всем достоинством ответила она. — Граф немного выпил лишнего и заблудился, он уже собирается покинуть нас.       — Тогда не утруждайтесь, я покажу, где можно найти двери, — улыбнулся Алексей, и совершенно обнаглев, схватил Арсения Сергеевича за локоть, потащив в нужную сторону. Уже тише он добавил, — как вы смеете порочить честь хозяйки дома?       — Знаете, а давайте вы не будете совать свой отвратительный нос куда не следует и отправитесь к дьяволу? — это был первый раз, когда граф Попов потерял самообладание. Он, вырвав руку из чужого хвата, буквально закипал от гнева и плевался желчью, обдавая запахом алкоголя. — Чертовы плебеи, заведут знакомства и уже считают, что имеют право голоса.       — Мой отец — помещик, да у меня нет такого громкого титула, как у вас, но…       — В таком случае вы прекрасно справляетесь со своей задачей: позорите всех дворян.       — И это мне говорит тот, у кого у самого рыло в пуху!       Арсений Сергеевич уже побагровел от гнева, как возник Нурлан Юрьевич, издали заметивший назревающую бурю.       — Вот вы где! Алена Никаноровна уже заждалась вас.       — Действительно! — многозначительно посмотрел на графа Алексей, напоминая о недавней сцене.       — Алексей, будьте добры, подождите меня в кабинете, — напряженно бросил Нурлан. — Пойдемте же, не будем заставлять дам ждать.       Заметив, что заведенного друга не остановить, ему пришлось все же наклониться к его уху и прошептать: «Алексей, Леха, закройте рот».       «Он впервые так меня назвал…» — подумал Алексей, действительно замолкая. Его так это поразило, что он развернулся и уже было пошел в необходимом направлении, как его все озарило новой мыслью. «А почему, собственно, он мной командует? «Закройте рот!» Графу своему пусть рот закрывает. Я вообще, как лучше хотел…»       Осыпая проклятьями всех и вся, больше всего доставалось, разумеется, Попову, Алексей шел, не зная куда по имению. Ему было все равно, он не замечал ни убранства, ни людей, ни то, что измял свой плащ вдоль и поперёк, умудрившись разодрать шов. В этот момент его раздражало все: и то, что зачем-то спешно приехал, и то, что остался. Негодовал из-за решения Юрия Константиновича, так беспардонно решавшего чужую судьбу. Из-за Попова, что делал тоже самое, возомнив себя пупом земли. А как Алексей злился на Нурлана. На Нурлана Юрьевича! «Возомнил, что имеет право затыкать меня! А я вот не буду молчать, и как только он закончит лебезить перед всеми этими подонками — выскажу ему в лицо, все что думаю. Ноги моей здесь больше не будет, проклятые индюки!» — еще б немного — и Алексей кричал бы об этом в окно. Ноги привели его знакомым маршрутом во все тот же кабинет, и теперь мужчина, гневно толкнув гардину, наблюдал из окна за тем, как хозяева провожают гостей. Как Нурлан пожал Попову руку и поцеловал пальчики Кьяры. Сердито фыркнув, Алексей отошел к камину. Давно потухшие угольки не согревали комнату, а от стен веяло холодом. Разумеется, это не остужало пыл мужчины, он и сам был как пламя. Он не мог остановиться и на секунду, меряя ногами комнату. Перед глазами по-прежнему стоял Нурлан, протягивающий ладонь этому мерзавцу. Гордый, статный. «Как чудесно он впишется в эту семью, прямо дурно становится».       Когда казалось, что терпения больше не хватит и Алексей развернётся и уйдет не прощаясь, отворилась дверь. Кто вошел, мужчина не видел, так как стоял спиной ко входу, но интуитивно знал, что это Нурлан.       — Я правильно принимаю, Нурлан Юрьевич, что вы бесхарактерная тряпка, — спросил Алексей скорее утверждая.       — Зато вы у нас за всех всё скажете, норова больше, чем манер, — зло огрызнулся Нурлан.       — Предпочитаю не пресмыкаться перед остальными, — фраза Нурлана больно кольнула Алексея. Ему показалось, что его не принимают, что, наконец-то открыв глаза, Нурлан Юрьевич понял, как ошибался на его счёт. Что ему более не нужно подобное общество.       Он обернулся попрощаться, навсегда уйдя из этой комнаты и дома, как увидел, с какой усталостью падает Нурлан в кресло. Его плечи поникли, словно сгорбившись под невидимой ношей, а глаза закрылись, явно не желая видеть происходящего.       — Нурлан, что с вами? — обеспокоенность мгновенно прогнала все остальные чувства. Он подлетел к креслу, опускаясь подле. — Простите меня, я не имел права так говорить, это ваша жизнь и какое имею право в нее лезть…       — Но вы же правы, что ж теперь пресмыкаться надумали, — все еще устало, но с ехидностью произнес Нурлан, хватая чужое запястье.       — Просто вы так поплохели, думал, убью вас ненароком своими высказываниями, и как потом объяснять, почему свадьбы века не будет.       — Это у вас пульс скачет, что бешеный, — рассмеялся Нурлан, — на давление не жалуетесь? — Оба мужчины рассмеялись, позволяя гнетущей атмосфере их покинуть. — А если серьезно, я понимаю, почему вы негодуете. Я и сам не рад.       — Вы же не сдадитесь, так и не попытавшись противостоять? — с надеждой спросил Алексей. Ему казалось, что от этого ответа зависит все: и сложится ли их дружба, и будет ли счастлив сам Нурлан Юрьевич. Он понял, что именно это его разозлило больше всего — будь это решение Нурлана жениться на Кьяре, он бы спокойно принял, и не имело значения, по любви это или по расчету. Это было бы желание. Но это было банальным принуждением, и смиренно склонить голову — нет, сама мысль об этом раздражает. Нурлан не какая-то кобылка от которой стоит требовать потомства.       — Боюсь, эта битва проиграна, но я все же хочу попытаться.       — Я очень рад это слышать — породниться с Поповым, то еще наказание. Не знаю, могу ли я вам это сказать или нет, — замялся Алексей, отводя взгляд. — не хотелось бы пятнать репутацию молодой графини…       — Алексей, Леша, — позвал Нурлан, заставляя на него посмотреть, — мне вы можете сказать что угодно.       И тогда он поведал о случившемся в коридоре, понемногу закипая вновь, но чужая ладонь, по-прежнему обхватившая его запястье, чудесным образом успокаивала.       — Это кем вообще надо быть, его жена и дочь ждут, а он, в чужом доме…       — Я видел то же самое на прошлом приеме, не думал, конечно, что и Лидии Николаевне достанется. Но как же она его красиво, а?       — Вы не удивлены? — пораженно захлопал глазами Алексей.       — Говорят, он и театр приобрел для этого. Открывать мир молодым актрисам. У него уже давно с женой ни капли теплоты. Она старается на публике показывать, что все нормально, но, опять же — это слухи, говорят, и у нее есть любовник.       — Как-то… мерзко.       — Почему вы так удивляетесь? Совсем недавно вы и сами мне это объясняли.       — Но ведь одно дело решить жениться ради выгоды, другое — приставать к замужней женщине. Так грязно к ней приставать! Мой отец даже не думал о таком никогда, и меня также воспитывал. Он слишком любит маму, чтобы так ее порочить, даже сейчас. И меня учил, что того, кого любишь — надо уважать. И жениться только по большой любви.       — Это правильные слова, только похоже на красивые истории из книг. В жизни же все сложнее.       — Если любишь — что тут сложного?       — Например, ты вынужден жениться, потому что это выгодно, увы, не тебе.       Многозначительный взгляд, адресованный Алексею, заставил вновь почувствовать раздражение на задворках сознания. Непонимание того, почему ситуация такая, как есть, да и что с ней вообще делать, кружило голову. Алексей не знал, как помочь, но очень этого хотел. От натуги он пыхтел, ломал пальцы и топтался на месте, но ничего из этого не помогало. Наконец он выдохнул и пошел к дверям, но у кресла, прикрывшего от усталости глаза, Нурлана остановился и положил руку мужчине на плечо:       — Я рядом, и, если могу чем-то помочь… только скажите.       А в ответ увидел слабую улыбку. Почувствовал приободряющее сжатие пальцев.       — Нет, ну правда. Любая глупость, любое безумство. Я в этом мастер. Начистить рыло Попову, или устроить побег на родину…       — На родину? Это куда же? Я всю жизнь прожил тут.       — Родина не там, где родился, а там, где тебе хорошо, — задумчиво произнес Алексей, а затем просиял улыбкой. — А я все же предлагаю сбежать из этого гадюшника, хотя бы на несколько дней. Приглашаю в гости, узнаете, каково это — дышать свободой.       Лукавая улыбка. Крепкая рука на плече. Добрые слова. Преданность. Это все, что он мог предложить. Все, что хотел и уже отдавал.       — Буду рад на днях заглянуть.       Прощаясь с Нурланом, Алексей вновь был счастлив. Он нескончаемо шутил, говорил и делал различные глупости и просто улыбался каждой реакции Нурлана. Он знал, что они обязательно встретятся вновь, что будут говорить обо всем и ни о чем.       — Нурлан Юрьевич, почту приносили, но Вы были заняты…       Увидев свой сверток, Алексей покрылся румянцем. Он совершенно забыл, что утром писал письмо с извинениями.       — Пожалуйста, не читайте при мне, — забормотал он смущенно. — Я мог быть несколько… не сдержан.       — А что там еще? — все же полюбопытничал Нурлан, разрывая бумагу. Письмо, однако, он отложил в карман, не собираясь смущать гостя еще больше.       — Извинения… я сам делал, это мой любимый.       Затаив дыхание, он наблюдал за тем, как Нурлан крутит в руках коричневый кожаный чехол.       — Я поражен, — рассматривая небольшой наточенный нож, его деревянную рукоятку с причудливыми узорами и текстурой, Сабуров терялся в словах. Лишь глаза его отчетливо говорили — подарок ему очень нравится. — Но я не могу.       — Он ваш, это в качестве извинений. Не примете — буду считать, что вы все еще в обиде на меня. Только есть примета, что таким подарком можно разрезать дружбу, а чтобы избежать... Словом, дайте мне что-нибудь, любую безделушку, тогда зачтется за обмен.       — Вы правда верите в подобное? — усмехнулся Нурлан, судорожно рыская по карманам. К его огромному сожалению, ничего, кроме надушенного платка не нашлось. — М-м, я посмотрю у себя в комнате…       — Не стоит, я же говорю — безделушка, — быстро выхватил ткань из чужих рук Алексей и спешно сунул в карман. — Теперь нашей дружбе не страшны никакие приметы, а это самое главное.       — Я обязательно подберу вам что-нибудь получше, — начал было обещать Нурлан, но от его слов беспечно отмахнулись. — Спасибо вам.       Уже в дороге Алексей осторожно достал платок и аккуратно его сложил. На краю, в самом уголке были вышиты две буквы «Н.С.», а от самой ткани шел тонкий шлейф аромата. Улыбнувшись самому себе, Алексей втянул носом нотки чего-то древесного, пряного, острого. Это напомнило ему почему-то о сосновом лесе, о каких-то приправах Настуси, и еще о чем-то дальнем, неизвестном, о чем он мог только в историях слышать. Слегка растерявшись от обилия ярких мыслей, Алексей бережно убрал платок обратно в карман, и пообещал себе беречь его как зеницу ока.