Истоки трепетных чувств

      Нурлан Сабуров выделялся в местном сословии еще до своего появления на свет. Его отец, Юрий Константинович Сабуров, получивший титул графа за особые личные заслуги во время подавления восстания крестьян, выбрал себе в жены девушку киргизских* кровей. Информация об этом всколыхнула всех любительниц светских сплетен — а как же, будучи русским в n-нном поколении да проявляя свои интересы сугубо к барышням с ясным взором, как не раз упоминал он сам же, граф поступил крайне опрометчиво. Но это было мнение дам, быстро терявших свой интерес при появлении любой другой новости. Они вспомнили вновь о «той бедняжке», лишь когда она умерла при родах, оставив свой отпечаток на внешности сына и его имени.       И с тех пор, неся на себе столь тяжкую ношу отцовской репутации и титула, Нурлан Юрьевич рвал все свои жилы, желая доказать, что не посрамит фамилию. Его воспитывали в строгости, требуя чрезмерно, даже несмотря на его искренние старания. Отец говорил: «Настоящая гордость мужчины — его успех, он ничто, если не может добиться своей цели. Я получил то, о чем многие и боятся подумать. Уважение — вот, что я вижу в глазах каждого. И ты должен быть таким же».       Высокие ожидания угнетали, давили на грудь, заставляя желать одного — как можно скорее вручить отцу очередной повод для гордости, утолив тем самым его аппетиты, и жить своей жизнью. Расправив плечи, Нурлан Юрьевич шел своей тропой: учеба и тренировки с самого детства, служба, получение звания за званием. Но и это его не останавливало, он же знал — отец влиятельный человек и одно только это может помочь ему в продвижении. А Нурлану хотелось быть достойным и без всяческих поблажек. Сейчас он поручик, кавалерист драгунского полка — лишь малый шаг на пути к чему-то большему.       Когда пришло письмо от отца с требованием срочно приехать, он не знал, чего ожидать. Месяц назад вместе с новогодними поздравлениями он получил известие о скорой свадьбе отца, но отрывать от службы его ради такого пустяка не посмели. Теперь же что-то изменилось, раз Юрий Константинович поменял свое мнение. Безусловно, у Нурлана были свои предположения — его давно хотели женить, и познавший вновь радости семейной жизни отец мог загореться этой идеей с новой силой. Но к чему такая спешка именно сейчас? Неужто нашлась идеальная партия? Тем не менее, в скором времени Нурлан попросил об увольнении, прибыл в родовое имение Сабуровых и с ничего не выражающим лицом слушал о ближайших планах. Он думал лишь о том, как сильно ненавидел носить парики и как хорошо, что мода на них за последние годы сошла на нет, хотя некоторые, отдавая дань прошлому, все никак не могли с ними расстаться. Как вот Юрий Константинович, что зачем-то держал символ былой роскоши у себя в кабинете. Если же отец согласится с тем, что воинское звание превыше всего, и ему броский парик необязателен — Нурлан с облегчением выдохнет.       Сегодняшние планы действительно касались будущего, хотя официальная версия для гостей была иной — граф Сабуров, вновь женившись и вернувшись из свадебного путешествия, хочет провести приём в честь молодой графини. Как и всегда, очень дальновидно — собрать весь бомонд на празднество и заодно повлиять на будущее сына. Помимо нескольких «достойных вариантов» для совместной жизни, посетят их еще и гости, полезные знакомства с которыми равняются очередному продвижению в высший свет.       Нурлан не хотел. Он чувствовал себя, как на прилавке в какой-нибудь ювелирной лавке. Или и того хуже. «Себя надо выгодно продать» — от этой мысли стало так мерзко, что хотелось выдумать причину, ухватиться за любой повод, но не идти никуда. Неужели он так и не освободится? Неужели так будет до конца его жизни? «Уж что-что, а хотя бы жену я себе имею право выбрать самостоятельно? Отец никого не спрашивал, когда выбирал себе мою мать, да и сейчас перед фактом ставит…»       Все эти мысли так и подстрекали мужчину к ярому бунту. Почти двадцать пять лет он был покорным, двадцать пять лет делал то, чего остальные от него ожидают или желают. Довольно. Он будет заводить знакомства, но принимать решения — лишь следуя собственной воле.       — Нурлан Юрьевич, готовы произвести впечатление? — спросил граф своего сына, придирчиво окинув его взглядом. А посмотреть было на что: черный, шитый серебром фрак прекрасно подошел, да и отсутствие парика лучше гармонировало с образом — черные локоны мягко обрамляли строгие черты лица. Белая рубашка, выглядывающая с-под жилета цвета слоновой кости, сверкала чистотой и ловила отблески от серебряных пуговиц.       — Куда же мне до вас, Юрий Константинович, — смиренно склонив голову, ответил Нурлан, — потеряюсь в вашем величии.       — Не дерзи. Познакомьтесь с Лидией Николаевной. Отрада глаз на закате дней моих, наконец-то вы почтили нас своим вниманием.       По ступенькам медленно спускалась девушка в голубом платье, а ее русые волосы были собраны в красивую прическу, тщательно закрученные и спадающие локоны задорно подпрыгивали при каждом шаге. Графиня была хороша собой и очень молода, Нурлан подумал, что она могла бы быть ему сестрой, возможно даже младшей. «Интересно, буду ли я таким же в его годы? Нет, наверное. Иначе уже б обзавёлся дюжиной невест и отец был бы счастлив».       Несмотря на плещущеюся молодость во взоре, графиня несла себя очень достойно. Лишь пальцы, спрятанные в перчатки лазурного цвета, едва заметно подрагивали, выдавая волнение и беспокойство.       — Добрый вечер, — легким поклоном поприветствовал новую хозяйку дома Нурлан. Граф Сабуров уже схватил жену за обе ручки и припал к ним губами.       — Имейте терпение, Юрий Константинович, нас же ждут, — смущенный румянец сделал графиню еще милее и прекраснее. — Добрый вечер, Нурлан Юрьевич, как ваша служба? Ваш отец очень лестно о Вас отзывается.       — Он преувеличивает, — усмехнулся Нурлан, забавляясь. Впрочем, он уже не смотрел на реакцию, снова натянув на себя маску собранного и прилежного сына самого графа Сабурова.       Нурлан Юрьевич вел себя достойно: поддерживал беседы с высокопоставленными гостями, увлекал то и дело очередную даму в пышном бальном платье в танец, оставаясь, впрочем, холодным к происходящему, а затем вновь обсуждал политическую ситуацию, мыслителей и их различные теории. Это утомляло. Это все наскучило еще в первые пятнадцать минут, но кто когда спрашивал его мнения? Зато топить свою скуку в очередном фужере никто не мешал, напротив — перед носом то и дело проносился очередной поднос с напитками.       Он разговаривал с какими-то безликими партнершами по танцу, кажется, это были двоюродные сестры Анна Ивановна и Мария Павловна, когда одно тихое, но дерзкое высказывание выдернуло его из тумана безразличия.       — Легко быть окружённым столь пристальным вниманием, когда вы с детства этим избалованны, не так ли? — какой-то невысокий мужчина, совершенно не вписывающийся в надменность происходящего, впился в него взглядом, так, словно был с ним не просто знаком, а еще и на равных, видя при этом его насквозь.       — Что вы хотите этим сказать?       — Ваше сиятельство, не серчайте, — все с той же издевкой и нахальством продолжил он, — но поговаривают, что ваше звание — сплошная заслуга вашего папеньки.       — Хотите собственноручно проверить мои способности? — реакции слегка захмелевшего сознания лишь где-то вдалеке подсказывали о необходимости оскорбиться.       — Ну что вы, куда мне до вас, Ваше сиятельство, — схожесть фразы с той, что Нурлан говорил буквально сегодня отцу, так поразила, что стало очевидным: или они с этим мужчиной станут добрыми друзьями, или же врагами.       — Мне казалось, что в приличном обществе не принято так знакомиться.       — Конечно, только здесь почти никого нет из тех, кто мог бы меня представить столь выдающейся личности, дерзну взять ситуацию в свои руки. Я обыкновенный подпрапорщик, сын помещика Сергея Щербакова, доброго друга Вашего отца, Юрия Константиновича. Коль угодно, можете звать просто Алексеем.       — Алексей Сергеевич, будьте добры, пройдемте на задний двор. Дамы, прошу меня извинить.       Как ни странно, наглый подпрапорщик совершенно не спорил, лишь молча последовал за ним. Нурлану хотелось сбить с него спесь, утереть нос, доказав, что и без отца он прекрасно справляется. Что нельзя бросаться фразами, не зная ничего о человеке. Злость потихоньку вскипала в нем, сбрасывая маску безразличия, растапливая стену хладнокровия.       По дороге Нурлан окликнул одного из слуг, что-то тихо промолвил на ухо и повел дальше. На улице стояла зимняя стужа, но эмоции вперемешку с алкоголем не дали этого почувствовать.       — Ну и что теперь? Вам меня не испугать какой-то дракой, еще и без свидетелей, — окликнул Алексей Сергеевич. По нему это было видно — подозрительно приплюснутый нос навевал всякого рода мысли.       Ответа не последовало. Нурлан ждал, а пока с интересом рассматривал собеседника. Тот не только общался очень просто, но и выглядел так: простодушная усмешка отражалась в ясных глазах, светлые волосы забавно топорщились в разные стороны, а одежда песочного цвета сидела столь необычно, словно ее специально подбирали по критерию сдержанной нелепости. Он не был холеным или покрытым грязью двуличия, нет. Скорее простодушным, добившимся успеха, малым. Видать, полученное огромным трудом столь скромное звание слегка вскружило голову мужчине, раз он бросался подобными высказываниями. «Откуда здесь сын обычного помещика? Не мог же его пригласить отец? Какая ему с того выгода?»       — Местные слухи так сильно задели вашу гордость? Ну что ж, дуэль, получается, — с лёгкой грустью согласился Алексей Сергеевич, стоило только принести слуге два пистолета.       — Вы так опечалены своей скорой смертью?       — Вашей, я довольно недурно стреляю, — искренне признался оппонент, задумчиво разглядывая оружие. Этой фразой он вызвал такой приступ смеха, что Нурлан еле сдержался и даже подумал бросить задуманное, однако любопытство сыграло свою роль.       — Нет, мы не будем стрелять друг в друга. Лишь проверим меткость. Видите, вон там расставляют бутылки. Кто больше, тот и…       — А это уже интересно, — тут же оживился Алексей Сергеевич, — если я попаду в большее количество — вы на весь зал признаете мое превосходство.       — А вы мое. Лично к каждому подойдете, кому несли свою чушь, и признаете неправоту.       Первым испробовать свои силы решил Щербаков. Он любил стрелять, да и не врал, говоря о том, что умеет это делать. Разбив на мелкие осколки четыре мишени из пяти, он с гордостью и предвкушением повернулся к своего сопернику. В его глазах он увидел одобрение.       — Моя очередь.       Будучи в полку одним из лучших, Нурлан не сомневался в своей победе. Он отбросил тот факт, что алкоголь слегка затуманил разум и был безумно удивлен, когда осекся на последнем выстреле.       — Ничья, поздравляю, — довольный Алексей, тут же схватив его за руку, скрепил результат рукопожатием.       — Жаль.       — Почему?       — Вы мне репутацию портите, хотя пришли в мой дом.       — Знаете, многие сомневаются в моих умственных способностях. Может, они и правы, но рассказывать о своих умозаключениях я направился именно к вам, потому что считаю недостойным обсуждать кого-то за его спиной, в отличие от тех господ, от которых и узнал эту ересь. А те две девицы, что смотрели на вас как обезумевшие от любви, скорее всего ни слова моего не услышали. Но если хотите…       И вновь Нурлана поразил этот мужчина. Он его спровоцировал, нагло и беспардонно. Явно добиваясь какой-то цели. Однако выработанная за много лет подозрительность убежденно молчала.       — А как вы фехтуете?       Они кружились в танце, который был им обоим по душе больше, чем любой нежный вальс, умеренный полонез или бодрая полька. Под музыку из звона стали отточенными движениями они то наступали на соперника, то поддавались, планируя очередной маневр. Когда же оба острия уперлись в чужую грудь, уставшие мужчины рассмеялись.       — Вы хотите вернуться обратно? Честно говоря, так надоел этот вечер, — наконец предложил Нурлан, желая побольше узнать о данном знакомстве.       — Ненавижу светские приемы, все одеты как посмешище, и ведут себя так же… — остервенело подергав ворот, Алексей неожиданно смутился, — Ну, кроме вас, вам очень идет этот фрак.       Отец был зол. Вместо того, чтобы развлекать гостей, искать полезные знакомства и будущую жену, сын устроил перестрелку во дворе, напугав нескольких особо впечатлительных дам, а после и вовсе скрылся. На самом деле, Нурлан был с Алексеем в одной из дальних комнат, перед этим стащив с кухни несколько тарелок с закусками. Разведя камин, они просидели перед ним обсуждая свою службу, делились друг с другом своими удачами и успехами, проигрышами и разочарованиями. Нурлан и не помнил, когда чувствовал себя так легко и свободно. Оказалось, что Алексей прибыл по наставлению отца ради полезных знакомств, но так сильно выделялся и не любил подхалимство, что Нурлан, подверженный огромному количеству слухов, ему показался единственным нормальным человеком.       — Не разочаровывай меня более, — закончил гневную тираду граф Сабуров утром следующего дня. — Со дня на день устроим званый обед, пообщаешься с дочерью князя Волконского.       Опустившись в воспоминания о приёме, Нурлан перебирал всех, с кем успел познакомиться. Увы, все лица слились в одно, начисто выметая любое воспоминание о девушках. Зато причудливо запомнился его новый знакомый — Алексей Сергеевич. Молодые черты его лица в мягком освещении камина так и всплывали все утро, а остроумные шутки заставляя ухмыльнуться лишний раз.       — Я могу задать вопрос? — дождавшись кивка, Нурлан продолжил. — Как на приеме оказался Алексей Сергеевич?       — Кто?       — Сын помещика Щербакова.       — Ах, он! — сурово насупленные брови расправились, а столь редкая улыбка тронула губы отца. — Старый пройдоха уговорил, по доброй памяти. Мы одно время вместе служили, способный был, а потом ранение получил, с тех пор и не виделись. Встретились недавно, сын у него, оказывается, такой же целеустремленный и амбициозный. А ты что думаешь?       — Стреляет хорошо, смыслит, что делает. Хочет добиться большего своим трудом. Своевольный, правда.       — Вот и Сергей Андреевич так сказал, мол, упертый, если что решил, так и не переубедишь. Говорил, что и не придет скорее всего, не любит он в свет выходить.       Нурлан про себя лишь ухмыльнулся, именно таким он и увидел Алексея. И это ему особенно понравилось, возможно, именно этих качеств ему самому и не хватало. Стоять на своем и делать то, что хотелось бы душе. Правда, увлеченный целями отца, он совершеннейшим образом не знал, чего хотел сам. От этого осознания мужчине стало еще тяжелее.       — Надеюсь, что ты как можно скорее найдёшь себе жену и обзаведешься наследниками, — подытожил отец, не замечая, что его толком и не слушают.       После разговора хотелось освежиться, прогнать неприятные мысли, и Нурлан отправился туда, где всегда было спокойно, — в конюшню. Что ему давалось легче всего, так это верховая езда. Еще с ранних лет он заметил, что может найти подход к любому строптивому животному. Они слушались малейшего натяжения поводьев, а стоило лишь слегка надавить каблуком, и лошадь мчалась вперед быстрее ветра. Физический грязный труд недостоин графских рук, говорил отец, но именно с этого Нурлан всегда начинал. Будучи маленьким, он приходил в свободное время и самостоятельно чистил стойла, разговаривая с лошадьми. Возможно, сказывалось одиночество, но что еще делать, если больше никто не выслушает. Сам кормил, вычесывал шерсть, а если же это был новичок в стойле — еще и приучал к амуниции, объезжал. Отец же нарадоваться не мог, все хвалил материну кровь, мол, иначе и быть не могло. Но Нурлану было бы приятнее услышать, что это все же его заслуга.       Будучи кавалеристом, он и сейчас достаточно времени проводил с лошадьми, а вот домашние без него захудали. Их стало меньше, да и не блестело все чистотой, как раньше. Первым делом Нурлан подошёл к гнедому Султану, названному так из-за примечательного светлого пятна между ушей и спадающей на него небольшой белой пряди из челки. Он сам привез этого чистокровного молодого англичанина домой всего несколько лет назад — такому на скачках не было бы равных, но строптивый характер наводил сомнения на правдивость слов о родословной.       — Ну, здравствуй, красавец, — нежно прошептал Нурлан, поглаживая морду. — Как ты тут без меня? Хорошо заботятся? Не голодаешь?       Конь лишь что-то фыркнул, сердито перебирая сильными ногами.       — Ну, перестань, не сердись. Служба, — и, словно оправдываясь, Нурлан принялся рассказывать о том, что с ним происходило, как скучал по родным краям, конюшне и многому другому. — Сейчас же я здесь.       Строптивый Султан лишь фыркал в ответ, а другие лошади недовольно ржали, требуя внимания. Нурлан подошел ко всем: и к серой Зорьке, всегда радостно встречающей его, и к рыжему спокойному Соколу, к любвеобильному Ромео, красивой, но привередливой Розе, вороному Богатырю. Познакомился с новыми жеребцами. Не забыл и про свою служебную Стрелу, она достаточно легко приспособилась к смене обстановки, а вот остальные, видимо, к новой соседке еще присматривались. Нурлан проверил у всех наличие воды и еды. Позвал конюха и велел ему привести в порядок стойла, ведь если он сам за это возьмётся — у отца прихватит сердце, а он и так утром уже потратил все нервы на непутевого сына.       И все же граф за ужином недовольно скривил губы, стоило только почувствовать прилипший к одежде запах навоза и сена.       — Приведи себя в порядок, немедленно. И чтобы завтра был готов, прибудут Волконские. С его дочерью и племянницей ты уже успел познакомиться. Анна Ивановна и Мария Павловна очень ждали танца с тобой, но ты предпочёл скрыться. Так и не скажешь с кем и где ты был?       — Я просто замерз и устал, — все так же, как и в прошлый раз, повторил Нурлан. Ответ отцу не нравился, но он, по всей видимости, не считался чем-то важным. Всего лишь очередная попытка контроля.       Перед сном Нурлан решил заглянуть в домашнюю библиотеку. Это была небольшая комната с завешанными тяжёлыми портьерами окнами, чтобы свет не разрушал ни тихую атмосферу, ни чувствительные краски картин на стенах, ни разноцветные тома. Подрагивающее от движения пламя свечи привело комнату в движение — длинные тени расползались во все стороны, пугаясь какого-то малого кусочка света.       Не сказать, что Нурлан любил читать, но многие книги принадлежали маме. Ему нравилось их рассматривать, осторожно касаясь старых, слегка потрепанных корешков. Он много раз представлял, как мама читает ему вслух, как рассказывает про обычаи своего края, учит родному языку. Ему хотелось бы общаться с ней на понятном только им двоим языке, словно они хранят большую тайну. Но мамы не было, Нурлан даже ее не видел, лишь на одном портрете, убранном давным-давно на чердак. Однажды маленький и любопытный Нурлан пробрался туда и долго рассматривал счастливую, словно живую, улыбающуюся ему с полотна девушку. Её темные волосы были красиво собраны, оголяя тонкую шею, а бордовое платье красиво подчеркивало тонкий стан. Она стояла, так гордо и независимо вздернув подбородок, словно это она была главой этого семейства, а не отец, что беспечно раскинулся в кресле и прожигал суровым взглядом. Каково было художнику, Нурлан старался не думать.       Портрет не мог заменить мать, как и ее книги, но находиться рядом с вещами, принадлежавшим ей, было приятно. Нурлан давно не заглядывал в эту комнату, но сейчас, зная, что каждый миг будет посвящён выбору жены, потом мыслями о наследниках, он чувствовал себя запертым маленьким мальчиком.       — Будь ты жива — вразумила бы его, — пробормотал Нурлан, касаясь самой потертой книги. — С другой стороны — а какой иной выход меня ждет? — его не интересовали любовные похождения, которыми кичились его знакомые. Просто не были по душе. Да, девушки милы, особенно когда бросают кокетливые взгляды с-под ресниц. Но они каждый раз промахивались. Сердце Нурлана не отзывалось на подобное, все так же продолжая мерно стучать, как и ранее. Так было всегда, как бы он не старался в них влюбиться.       — Каково оно любить, мама? — шепчет он в пустоту, опускаясь на холодный пол. За спиной лишь книжные полки, что отвечали молчаливой поддержкой, обволакивая знакомым запахом дерева и пыли.       Затертая книга в руках отчего-то оказалась на английском, приковывая к себе внимание.       «Shake-speares Sonnets» было выведено на темной обложке. Аккуратно перебирая пальцами хрупкие страницы, Нурлан заметил местами загнутые уголочки и крохотные переводы. Номера нескольких сонетов были обведены в кружок, а возле некоторых написаны короткие фразы. С удивлением, он разобрал имена своих родителей рядом с цифрой 47. «Она действительно его любила», — с нежностью погладив надпись, он наклонился ближе к свету и принялся читать. Спасибо отцу, что заставлял учить языки.       У сердца с глазом — тайный договор:       Они друг другу облегчают муки,       Когда тебя напрасно ищет взор       И сердце задыхается в разлуке.              Твоим изображеньем зоркий глаз       Дает и сердцу любоваться вволю.       А сердце глазу в свой урочный час       Мечты любовной уступает долю.       (Перевод Самуила Маршака)              — Так ты видела любовь? Таков ответ? — задумчиво пробормотал Нурлан и прижал книгу к себе.       Дверь неожиданно открылась, и как-то неуверенно, осторожно ступая, в комнату прошла графиня.       — Нурлан Юрьевич, с вами все в порядке? Тут же так холодно, а вы на полу, при свече читаете…       «Заботливая, но еще молода, чтобы управлять имением, из такой отец слепит что захочет». Понаблюдав на приёме за графиней, назвать ее мачехой или как-то иначе язык не поворачивался, он понял, что она именно такая. С годами и опытом, возможно, все поменяется, но пока — невинный и хрупкий цветок.       — Не переживайте, я уже ухожу, — ответил Нурлан, подхватив с собой мамину книгу, и уже почти вышел, как вопрос сам слетел с его губ. — Вы любите отца?       При свете свечей было плохо видно, но, безусловно, девушка зарделась. Она опустила взгляд и от учащенного дыхания ее грудь стала вздыматься чаще.       — Да, Нурлан Юрьевич, всем сердцем.       — Как вы это поняли?       Еще больше смутив девушку своим вопросом, Нурлан принялся извиняться, виня себя в беспардонности. Он уже собирался откланяться и вернуться в свою комнату, как его остановили робким прикосновением к рукаву сюртука.       — Это неописуемое чувство, при виде него становится так легко и свободно, и думать ни о чем другом не могу, кроме встречи с ним. Я… я, правда, люблю вашего отца, можете не сомневаться.       — Я вам верю. Спасибо, — мягко проговорил с легким поклоном, — надеюсь, вы будете счастливы, я этого вам искренне желаю.       Вернувшись в свою спальню, Нурлан еще раз обдумал услышанное, да и прочитанное тоже. Он никогда такого не испытывал, но безумно хотел. Хотел, чтобы был человек способный растопить его сердце, заполнить без остатка все мысли. Желать скорейшей встречи. Ему отчаянно хотелось полюбить.       «Может, мужчины чувствуют иначе? Ведь я узнал лишь мнение прекрасной половины населения. С отцом этого не обсудишь, да и боевые товарищи в основном об одном говорили. Никаких высоких чувств… А что бы по этому поводу сказал Алексей Сергеевич? Он так отличается от всех, кого я знаю. С ним так интересно было беседовать, вот бы его мнение узнать. Только как это провернуть? Не могу ж я заявиться к нему в поместье с беседами о любви! Да и не узнал, где он живет, письма даже не напишешь…»       С этими мыслями об Алексее и любви Нурлан провалился в сон.       Новый день не сулил ничего хорошего — шел мокрый снег, а серые тучи заволокли все небо. Природа казалось заранее предупреждала, что все планы отца на сегодня сорвутся: князь со своей семьей решит остаться дома, а Нурлан будет ходить мозолить глаза своей счастливой неженатой физиономией.       Однако к полудню тучи слегка разошлись, а снег прекратился, оставив после себя лишь мерзкую грязь и слякоть. Чета Волконских прибыла к трём часам, не опоздав ни на минуту.       В честь этого события Нурлану вновь пришлось принарядиться, он приветствовал гостей в тёмно-коричневом фраке, такого же оттенка жилетке и светлых брюках. Темные волосы были старательно зачесаны назад.       Дочерью князя и ее сестрой действительно оказались те девушки, с которыми Нурлан вел беседу и от которых, хвала небесам, его спас Алексей Сергеевич. Собеседницы из них были так себе. Хотя, стоит признать, они были довольно привлекательны: молоды, румяны, в платьях, что шелестели от малейшего движения, в сверкающих украшениях. Поверх причудливых причесок были элегантные шляпки. Сходство сестер было удивительным, у них у обеих были маленькие вздернутые носики и пробивающаяся сквозь пудру россыпь веснушек на лице. Если б не цвет волос и платья, Нурлан, пожалуй, даже путал бы их: у девушки в желтом наряде и такой же шляпке волосы были пшеничного цвета — это была Мария Павловна, дочь князя Волконского, а та, что была в платье цвета пудры — ее сестра Анна Ивановна, ее каштановые локоны обрамляли бесконечно довольное лицо.       «Хоть бы не перепутать» — нервно подумал Нурлан.       — Добро пожаловать в наше скромное имение, прошу, — высказал учтивость граф, пропуская внутрь желанных гостей.       — Честно признаюсь, сегодня мы предпочли бы остаться дома, погода пресквернейшая, но леди были так очарованы Вашим сыном, что я не смог им отказать в данной прихоти, — слегка сверхне произнес князь, словно не определился до конца, ему здесь находиться неприятно, или же просто ниже его достоинства.       — Нурлан Юрьевич, — учтиво поклонились девушки, стрельнув при этом глазками.       «Что ж, и опять мимо», — с грустью подумал Нурлан. Пока еще он был спокоен, но всем своим естеством понимал — надолго его не хватит.       — Добрый день, позвольте проводить вас в обеденный зал, — и когда его облепили с двух сторон, уверенно схватив под руки, он буквально услышал, как трещит по швам его терпение. Как же не хватало Щербакова, воистину, он был спасителем на том приёме и появился как нельзя кстати.       В обеденном зале их встретила графиня, предложила отведать блюда, что все утро щепетильно готовились, и пригласила за стол.       Это казалось спасением. Да, Нурлану пришлось сесть напротив потенциальных невест, но находиться с ними хотя бы на расстоянии метра, да еще и иметь физическую преграду в виде стола уже неимоверно радовало. Когда они рассаживались, графиня незаметно сжала его руку и приободряюще улыбнулась. Она, скорее всего, думала о его волнении, по крайней мере, Нурлан надеялся, что его лицо выражает именно это, а не, скажем, презрение.       Мыслями он вновь вернулся к Алексею Сергеевичу, думал о том, как же можно найти с ним встречу, где тот может бывать. «Что он вообще делает в свободное от службы время? Может ему отец тоже самое устраивает?» Нурлан попытался представить, как Щербаков-старший заставляет сына вновь нарядиться «как посмешище», и петь дифирамбы приглашенным гостям. А затем представил, как багровеют от стыда или злости гости, потому что Алексей очередной раз не удержал язык за зубами и сказал какую-то непотребность, или же просто высказал свое мнение относительно глупостей, что безостановочно обсуждают гости. Манеры этого мужчины волшебным образом испарялись, стоило только происходящему ему наскучить, или же по неизвестному критерию определить собеседника неприятной личностью, и тогда ждите неминуемого. Улыбка сама появилась на лице, и, не сдержавшись, Нурлан хмыкнул в кулак.       — Нурлан Юрьевич, я что-то не то сказала? — удивлённо прощебетала Анна. «Или Мария? Все же забыл…»       — Ну что вы. Мне просто понравилась ваша фраза, очень остроумно, — что он только что оценил, Нурлан не знал, только девушки опять довольно засмущались.       Впредь он старался не отвлекаться на мысли о Щербакове, хоть находиться в компании даже вымышленного мужчины было гораздо приятнее.       — Говорят, вы проявляете большие успехи на военном поприще, Вам пророчат великое будущее, — решила начать одна из сестер, явно заготовив эту фразу заранее. Многие знали, что его интересует только служба, и всегда старались завязать с ним беседу именно с подобных фраз.       — Мне лестно это слышать, но я предпочитаю считать цыплят по осени.       «Выходит, Алексей Сергеевич был прав, они полностью прослушали его слова».       — Вы удивительно скромны, Нурлан Юрьевич, — добавила вторая. — Ах, эта военная романтика, сражаться за родину и потом возвращаться к любимой с новыми орденами.       Обе девушки стали восторженно ахать, представляя, как бы бежали навстречу мужу, как выпрыгивало бы их изнывающее от тоски сердце, тут же наполняясь радостью. Как с гордостью они б устраивали балы в честь героя, желательно сразу же в день возвращения.       Подобные глупости стали последней каплей для Нурлана.       — В войне нет ничего романтичного, Ваше Сиятельство, — найдя выход из своего беспамятного положения, Нурлан решил еще и продемонстрировать свое отношение к мечтам девушек, — это кровь и смерть. Много смертей, а иногда — никто не возвращается. Из счастливой жены очень легко стать вдовой.       — Ну-ну, не пугайте наших гостей. Это нам вовсе не грозит. При необходимых навыках и недурных умственных способностях, — на этих словах граф пристально посмотрел на сына, — наш солдат всегда вернётся домой.       Приободренные поддержкой графа, Мария Павловна и Анна Ивановна дружно закивали. Они ухватились за тему величия и могущества русской души, как за спасительную соломинку. Нурлан еле удержался от фраз о том, чтобы девушки открыли наконец свои глаза: от русского в нем только половина. Патриотизм, что последнее время стал просыпаться в нем все чаще, требовал слова, защитить честь других народов, но Нурлан молча придушил его в себе. Не сейчас. Не время.       — У вас такой интересный разрез глаз, граф точно ваш отец? — любопытство Щербакова не знало границ. Хотя с другой стороны — он же мог узнать ответ от любого другого человека, уж ему бы рассказали, да даже больше, чем было на самом деле.       — Я удивлен, что слухи о моей матери до вас не дошли. Это все ее старания, ее кровь.       — Молодец ваша матушка, постаралась на славу.       Что тогда этим хотел сказать Алексей Сергеевич, Нурлан не знал, но память об этих словах приятно грела сердце. Да и разнообразные вопросы о традициях, нравах, родном языке запомнились. Искренний интерес подкупал, да и забавные уточнения собеседника делали беседу по-особенному незабываемой.       — Нурлан Юрьевич, вы с нами? — неожиданный вопрос отца выдернул из воспоминаний.       — Прошу прощения, задумался.       — И о чем же, позвольте узнать? — продолжал давить граф, при этом умудряясь говорить так дружелюбно, что никто и не догадывался о бушующем внутри гневе.       — Разумеется, о военных подвигах и красоте русской души, у наших сегодняшних гостей что ни слово, то бриллиант.       Тщательно замаскированный сарказм никто не заметил, напротив, сочли за комплимент.       После обеда граф предложил Нурлану немного прогуляться по саду вместе с девушками, желая дать им возможность пообщаться наедине, и напрочь забыл о дурной погоде. Мощеная дорога звонко отзывалась на каждый стук каблучка, а ветер теребил подолы платьев. Было холодно, так холодно, что не спасали ни накидки, ни перчатки. Нурлан к такому привык, он много времени проводил верхом, когда, несясь вперед, прорываешься сквозь ледяные потоки совершенно об этом не думаешь. Девушки же лишь стучали зубами, пытаясь поделиться очередной мудростью.       — Простите, но мне кажется, пора возвращаться в дом, я не могу позволить, чтобы наши гостьи заболели, и не смогли более нас посетить, — польщенные заботой девушки лишь довольно закивали головой.       Когда пришла пора прощания, Нурлан не скрывал своей радости — его мучения прекратятся, и он сможет отдохнуть в тишине родного дома. Он уже предвкушал, как будет перелистывать мамину книгу, как на его плечо упала рука отца. Граф поманил сына к себе в кабинет и, усевшись за стол, окинул пристальным взглядом.       — Что это сегодня было?       — Званый обед, уже запамятовали?       — Я про поведение, остроумный вы наш. Как с цепи сорвались, я вас не узнаю. Такие очаровательные дамы, а вы не можете простить им их мечтательность, — когда отец злился, он всегда выстраивал лишнюю дистанцию, так что подобное обращение было тревожным.       — Прошу прощения, отец, такого более не повторится.       — Очень надеюсь. Сегодня мне пришло приглашение, нас ждут послезавтра в имении Поповых, у их дочери именины.       — Отец, я бы не хотел там присутствовать.       — Зато вы очень хотели бы обзавестись наследником, — безапелляционным тоном заявил граф и стал что-то искать на столе. — Где же мои очки? Впрочем, держите, найдите мне это приглашение, — и отец протянул Нурлану стопку бумаг.       Молча перебирая корреспонденцию, он то и дело натыкался на очередное письмо от графа или же князя. Очевидно, за него взялись основательно и бесповоротно, все последующие дни его ждут балы, обеды, приемы…       Когда взгляд зацепился за знакомую фамилию, перехватило дыхание. Это было письмо из поместья «Дубовая роща», написанное Щербаковым-старшим.       «Нашел, нашел!»       Стараясь не показывать чрезмерной радости, Нурлан аккуратно вытащил конверт из общей кучи.       — Вот, от графа Попова, — протянул находку вместе с очками, — я пойду?       Юрий Константинович лишь отмахнулся, не поднимая даже взгляда.       Оставшись наедине с той ниточкой, что связывала Нурлана с примечательным Алексеем Сергеевичем, он почувствовал такую легкость, какой не было и за весь день. Ему хотелось поскорее встретиться с этим беспечным наглецом, поделиться переживаниями, терзающими вопросами. С поразительной убежденностью ему казалось, что его выслушают и поймут.       Еле уговорив себя сесть за написание письма завтра утром, Нурлан забрался в постель и долго ворочался, пытаясь уснуть. Слова в голове постоянно складывались в предложения, так и умоляя их записать на бумагу.       «А если Алексей Сергеевич не захочет больше иметь со мной дело? Ему же неприятно было даже просто находиться на приёме. Откуда я знаю, какое обо мне впечатление у него сложилось… почему я вообще решил, что он мне ответит? Нужен повод. Причина, которая заставит его встретиться, вновь все это терпеть. Что-то, что будет весомее тягот моего общества.»       И вновь была найдена причина ненавидеть свой титул. Нурлану казалось, что будь он таким же обыкновенным сыном помещика, или вообще без дворянского титула, то запросто нашел бы общий язык с Щербаковым. Возможно, они даже раньше бы познакомились, возможно, дружили бы с самого детства. Могли бы служить в одном полку.       «Не время друзей заводить, о другом думать надо».       Но что бы Нурлан ни говорил себе — все одно доводы упирались в Алексея. У столь живой личности должны быть и друзья, и любовные интересы — богатый личный опыт».       Он терзался, как могут терзать себя лишь во мраке ночи, когда внутренние демоны танцуют на сердце, наводя туман на собственную уверенность.       «Прекрати! Лучше попробовать и пожалеть, чем такое испытывать каждую ночь».       — Завтра, на чистую голову. Все завтра, — прошептал он в темноту и наконец закрыл глаза.