***
Пегас шёл до склада и старался не думать о произошедшем: да, это может быть эгоистично, грустно, нелепо... Но ведь нельзя же! Нельзя придаваться отдыху, когда это не нужно, тем более, когда идёт война, которая решит всё: кто живёт, а кто погибает, кто будет в истории героем, а кто трусом, чья тактика будет признана поколениями впереди, а чья будет забыта. Это противостояние, где проиграть ни одна сторона попросту не имеет права, особенно его сторона, сторона истинной и свободной Эквестрии. И если он отвлечётся на что-то однажды, то отвлечётся потом и во второй, и в третий раз... А он офицер! И должен подавать пример своим солдатам, своим подчинённым! Он — командир гвардии, а настоящий командир — не тот, кто отправляет полки в бой, а тот, кто идёт с ними в бой. Не тот, кто сидит в кабинете, а тот, кто сидит в танке или окопе, рискуя погибнуть так же, как и остальные солдаты. Это опасно? Да. Это безумно опасно. Но такова война, а для победы в ней нужна дисциплина. И нет истинной дисциплины в том подразделении, где нет настоящего командира. И если нужно для победы пожертвовать чем бы то ни было — он пожертвует. Чётко и уверенно. Наконец, он дошёл до армейского склада и получил своё оружие: отцовский пистолет с кобурой, автомат и боезапас. Теперь можно было топать на планёрку, которая, правда, будет только через несколько часов. Жестом он вызвал к себе офицерскую машину с водителем, которому сказал: — До моей боевой части. Как обычно. Нью присел на заднее сиденье, захлопнул дверь и почувствовал, как автомобиль набирает скорость, пока вокруг проносятся виды Мэйнхэттена. И всё-таки было какое-то чувство тоски и грусти. Время пронеслось быстро, полчаса прошли словно несколько секунд. Пегас чувствовал, будто вывалился из привычного мира, даже сиденье казалось каким-то не тем, жёстким и некомфортным. А сам офицер стал... чуть более озлобленным? Как только машина примчалась к КПП, он вышел, даже не попрощавшись с водителем. Чувствовалось, что Ньюфэнглд не в расположении духа, поэтому никто не решался его драконить. Просто молча пропустили, отдав честь строго по уставу, хотя раньше всегда проверяли документы, как у обычного солдата. Сам же пегас медленно шёл к своему экипажу, который наверняка его где-то тут дожидается, хотя бы в каком-то составе... Предположение было близко к истине: экипаж в полном составе грустно сидел у новой машины. Казалось бы, всё в этой компании нормально, никто не поменялся за один день... Но чего-то неуловимого в этой компании не хватало, все были какие-то хмурые: Изя молчал и не травил шутки, вопреки обычному нраву, лишь молча чистил картошку, Вренч молча пил водку, глядя себе под копыта, а Сауферн... тот и вовсе подкидывал вверх камушки и смотрел, как они приземляются в песок. — Огх, тошно-таки без командига... — тяжело вздохнул заряжающий, протягивая картофелину Вренчу. — На-ка, закуси-таки! — Агась... — мехвод без особого энтузиазма взял картофелину. — Шо ни говори, а убери из нашей команды хоть кого-нибудь, то уже всё, не экипаж, а трупы ходячие. — Философ один, помнится-таки, писал, щчо понятия, вещи большие и целые, состоят-таки из таких же вещей и понятий, но поменьше. И убери-таки хотя бы один кусочек, то вещь уже не работает, а за ней и следующая. Вот и выходит, что малюсенькое-шмалюсенькое отклонение приводит-таки к тому, щчо не работает вся система. Рекугсия называется. — Хто-хто? — недоумённо спросил Вренч. — Реверсия? — Да какая к осипу ревегсия, бревно! — заряжаяющий выразительно вскинул копыта. — Рекугсия! — Ну ты уж прости, братух, я парень простой, из деревни, никаких этих ваших рекувсий не знаю... Я вообще трактористом стать должен был, коли б не война эта клята. — А я на филфаке учился-таки... — с нотками грусти ответил Изя. — Где-где? Какой ещё фигфак? — Сам ты фигфак-шмигфак! А это-таки филологический факультет! — Акие вы всем там городские, напридумываете всякого, лишь бы погалиться... Экипаж вновь молча и тоскливо продолжил выполнять свои служебные обязанности — А как Нью-то там, интегесно? Долго-таки нам ждать его? — Лекарь говорил, что недели на три минимум с такими-то ожогами... — мехвод опрокинул в себя остаток бутылки. — Не уберегли мы его, парни... — Эхг-к, а представь-таки каково Луне-то было навегное видеть его? — наводчик Изя с грустью посмотрел под себя. — Весь обгоревший, кожа слезла, лица-таки, считай, нет, в плече осколок, а вокруг него не плоть, а уголь... — А ты? Сам не боишься, что в тюльпане чёрном домой приедешь? — Ой-вей, моя-то не принцесса... В воздухе повисло гробовое молчание, а экипаж с грустным взглядом смотрел на языки пламени костра. — И тошно же всё-таки без него... — Згоден... — подключился наводчик, который до этого всё время молчал. И тут из-за угла вышел и сам пегас. Поначалу у экипажа возникло ощущение, что им показалось, что это иллюзия. Вренч полез проверять а водку ли он пил, Изя решил посмотреть не зеленовата ли картошка, а Сауферн просто ущепнул себя. Троица комично оглянулась и, поняв, что им не причудилось, побежала с криками и объятиями к Ньюфэнглду, да так, что аж поднялась пыль. В итоге образовалась "капуста". — Командиг, как я рад, что ти-таки с нами! — Лёгок на помине, брателла! — довольно воскликнул мехвод. — Женатым будешь, значит! — На Луне-таки небось! Га-га-га! Три танкиста захохотали, однако сам пегас только взбесился. — Отставить! ОТСТАВИТЬ Я СКАЗАЛ! — пегас буквально вскипел и оттолкнул от себя товарищей. — Это что за неуставное приветствие старшего по званию?! Шокированные, они застыли на месте. Не такой реакции ожидали они от Нью, который обычно был в компании одним из любителей "капусты", но... его что, подменили? — Что ж вы застыли, балбесы?! — крикнул он. — Стройся, идиоты! Как по уставу! Или вы и его забыли?! Делать было нечего, пришлось строиться и вытягиваться по стойке смирно. Настроение было испорчено. — Каску и шлемофон поправь, разгильдяй! — обратился Нью к Вренчу. — Что за бутылки около танка?! — Так это-таки с кухни пги... — Я вас не спрашивал, сержант Алоизий! И не спрашивал, откуда бутылки! Я спрашиваю, что за бутылки, мать вашу! — Ну алкоголь, командир... — грустно и растеряно попытался оправдаться мехвод. — Алкоголь! — пегас спародировал Вренча. — Сколько раз я говорил не пить водителю с наводчиком перед боевым дежурством?! — Ну так ты ж всё равно в... — МОЛЧАТЬ! Меня не интересуют оправдания! Меня интересует, почему мои приказы не исполняются?! Заряжающий с наводчиком переглянулись и, как показалось Ньюфэнглду, усмехнулись нарочно оскорбительно. — Сержант Алоизий, хватит корчить рожи! Отвечайте, почему не выполняются приказания! — Не могу знать, товарищ гвардии командир корпуса! — Ефрейтор Сауферн, почему не выполняются мои приказания?! Или вы не признаёте меня как командира?! — Ніяк нi, товариш командир! — Ну уж очень скучно без вас было, товарищ командир... — начал наконец Вренч. — А что ж нам ещё-то делать? В бой втроём бы мы не пошли... — Уж очень-таки любит Вгенч скуку запить. — вставил Изя, пытаясь взять огонь на себя. — Даже больше, чем вы геройствовать в пещегах. От этой шутки, ко всеобщему удивлению, у Нью не дрогнул ни один мускул на лице, хотя лучше не говорить, каких усилий это ему стоило. На заряжающего командир лишь кинул сердитый взгляд. — Отставить шуточки! Садитесь уже и жрите, что наготовили! — сердито приказал пегас, после чего бутылки зашвырнул далеко в поле. — А что котелок под сиденьем делает?! Признавайтесь, черти, кто хотел розыгрыш устроить! — Эт я, наверн... — отозвался Вренч, не договаривая слов. — Да? И что ж ты там собирался устроить?! — Забыл просто... — Ты вечно всё забываешь! — пегас разъярённо подошёл к мехводу. — Я тебе запретил перед выездом напиваться в стельку?! Ты забыл. Я тебе приказывал починить фонарь, ты опять забыл! ВСТАТЬ, СОЛДАТ, КОГДА С ТОБОЙ ОФИЦЕР РАЗГОВАРИВАЕТ! Вренч повиновался приказу и поднялся, стоя словно провинившийся ребёнок, опустив свой взгляд вниз, лишь бы не смотреть командиру в глаза. Было очень обидно. До невероятной степени: они ведь так его ждали, а он... — Отвечай, почему за алкашкой на кухню пошёл! Я же приказывал! — Приказвали... — Так почему вы мой приказ нарушете, товарищ механик-водитель?! — Ну попросил Сауферн за алкоголем на кухню топать... — А кто командир здесь?! Я или Сауферн?! — пегас буквально кипел от злости. — Отвечай, или я... — Конечно вы, товарищ командир! — немного подбодрился мехвод, решив успокоить командира приятным подарком от экипажа. — И полно вам ругаться, рубайте из котелка, смотрите, что вам наготовили. — Ты рожу помой сначала, обормот! — сердито пробубнил пегас, после чего подошёл к боковой стороне танка и недовольным взглядом измерил боковую часть. — Я кому говорил гусеницы подтягивать, когда новая техника приходит?! Ну погоди, ты меня выведешь из терпения! Мехвод в спешке взял инструменты и начал выполнять поручение, занимаясь натягиванием гусениц так, чтобы они не проседали. Офицер же заметил зеленоватые ящики, накрытые брезентом, за танком. Приподняв камуфляжную сеть, он обнаружил ящики со снарядами. — А это ещё что?! Боеукладка?! Какого хрена не в танке?! — в край озлобленно прокричал он так, что экипаж даже вжался. Ощущение, что он достанет пистолет и в кого-то выстрелит. — Да вы меня доведёте сегодня, черти! То у вас гусеницы валятся, то котелки с бутылками в танке, а снаряды вне танка! Балбесы! Заряжающий с наводчиком нехотя пошли к боевой машине, залезли в башню, открыли люк сзади и начали погружать снаряды из ящиков на им положенное в машине место. Ньюфэнглд же приподнял со своего сидения котелок со странной жидкостью, поднёс к морде и посмотрел на содержимое. Разило от него очень сильным ароматом травянистого алкоголя. Нью поморщился. — Чё её нюхать, товарищ комкор? — спросил Вренч, наполовину свисший внутрь на люке мехвода. — Бахните и оп! Картошечкой заедим, во славу эквестрийского оружия! И так хоп-хоп и в дамках! — Да ти чего, он же-таки не умеет. — слегка обидчиво сказал Изя, получая от Сауферна снаряд. — Это я-то не умею?! — пегас решительно встал и выплеснул алкоголь из танка на землю, опустошив котелок. — Вот так. Понятно вам?! — А мы ведь тебе больше всех оставили, эх... — грустно вздохнул мехвод, после чего вылез и закрыл люк. — А как же, он у нас-таки командиг. — сказал Изя покачивая головой в лёгком негодовании. — На больничном даже если, но традиция же!.. — Кто давал вам право обсуждать мои действия?! — сердито спросил Ньюфэнглд. — А мы и не собираемся обсуждать, товарищ гвардии комкор. — сказал мехвод, подошедший уже с другой стороны. — Знали бы вы, сколько сил и средств было вложено в эту настойку... — Молчать! — пегас понял, что дал маху, но это только сильнее разозлило его. — Прогревайте машину! Его экипаж начал молча усердно трудиться, выполняя свои обязанности мастерски и строго по уставу: мехвод приводил трансмиссию и гусеницы в идеальное состояние, наводчик, отвлёкшись от погрузки снарядов, проверял состояние прицела и протирал его остатками технического спирта, заряжающий же смазывал казённую часть орудия, закончив аккуратно укладывать минимальный "боевой" боекомплект. Одним словом, когда командир танка ссорился со своим экипажем, те всячески начинали следить за машиной и выполнять боевые обязанности, как бы ненароком (хотя, скорее, явно и очевидно) намекая, что каждый прекрасно знает свои обязанности и методы их исполнения и без Ньюфэнглда, а ещё показывая, что прекрасно может обходиться и без офицера на борту. Вскоре машина буркнула и завелась, а ящики опустели и стояли ровной аккуратной кипой под брезентом — танк был готов к бою. Тогда в него, наконец, залез и пегас, устраиваясь на своё привычное место. — Ох вы быстрые, прямо чемпионы! Чем занимаетесь? — спросил Нью, улыбнувшись. Никто не даже взглянул на офицера, все танкисты лишь молча сидели на своих местах, презрительно-обидчиво отвернувшись от пегаса. Так продолжалось несколько секунд, пока наводчик не вытащил из-под казённика противогаз: весь в масле, которое обильно стекало на пол. — Чий? — он поднял в воздух противогаз, после чего бросил его к офицеру. — Гвардії комкора Ньюфенглда! — Вот щчо-таки за пегас! — резко и недовольно выдавил заряжающий. — Я тут-таки машину чищу, щчоби её ви только загрязняли?! У пегаса глаза на лоб вылезли от удивления, а потом пришло осознание: по инструкции противогазы же лежат под казёнником в новом танке, и прежде чем привести машину в боеготовность, их необходимо оттуда забрать во избежание таких казусов. Пегас стыдливо опустил взгляд и сказал, стараясь не подавать виду: — Чего ж ты так грубо-то, Изя? — А как-таки ещё с вами разговагивать?! Не могочьте мне то место, где спина заканчивает свое благогодное название! Сколько же раз я за вами пготивогазы собигать должен? — Ну забыл я... — пегас отвернулся. — Бывает же со всеми. — Забыл он, едрить-колозить! — воскликнул недовольно мехвод. — А как гонять в мясо аккамуляторы вы не забываете! Нью мужественно промолчал: ответить-то ему было нечего. Экипаж был действительно прав, да так, что не придирёшься, ибо за совместные десять лет войны танкисты знали все слабые и сильные места своего командира. Нью же решил разрядить обстановку и рассказать историю, которую, однако экипаж не оценил, как не оценил ни похвалу ранее, ни патриотического порыва, на котором рассказ пегаса кончился. — Всё? — спросил мехвод, прерывая молчание. — Закончил бакланить? Или ещё топливо прожигать будем? — Да что ж вы сердитесь-то все?! — не выдержал уже офицер. — Не на что совершенно сердиться, да и глупо вообще! Мы ведь прошли с вами через столько, столько всего повидались, так часто друг друга из безвыходных ситуаций выручали, технику меняли, у костра смеялись! И всё это что ли ради того, чтобы возненавидеть друг друга из-за чёртовой настойки?! Мы одна семья с вами, и делить нам нечего! Да и вообще мы скоро в бой пойдём, может, болванка удачно залетит и всё, не будет кого-то из нас, а может и вообще никого не будет! И когда на мою могилу приходить будете, то говорить, небось, тоже будете: "не прощу как настойку вылил"?! Да я для вас как командир не жалел никогда ничего! И не пожалею! И если надо будет, то собой пожертвую! А помните как я бежал-то ради вас перед танком?! А как один в нём остался, и приводы крутил, чтобы вы уйти успели?! Неужели это тоже забудете?! Экипаж всё ещё молчал, хоть и внимательно слушал, что пегас говорит. Раскусили они его ещё очень давно: кажется твёрдым как сталь, но на деле мягкий, как лён и хлопок. Оставалось только узнать, что произошло. — Да что ж вы все замолчали, чёрт возьми! Ну виноват я с самогонкой, виноват, признаю! И с поведением виноват! И по уставу оплошал, хотя от вас требовал! Мудак я, да, признаю и каюсь! — выдавил пегас в порыве уже чуть ли не отчаянья и поник, опустив голову ещё ниже и оперев её об копыта, начиная всё осознавать. — Ох, пресвятые копыта, что ж я наделал сегодня! Заряжающий и наводчик улыбнулись и подмигнули друг другу, а на лице мехвода проскочила самодовольная ухмылка. — Ну, полно, братва! — сказал он, повернувшись к товарищам в башне. — Что было, то было. Взяли и закопали, как грится. На самом деле, мы рады, что ты тут, хоть и... с казусом. А шо случилось-то? — Да я болван просто... — офицер вздохнул. — Ещё и с Луной поссорился. — Ой-вей, а я-таки говорил, Вренч, щчо дело-таки жареное у него. — сказал заряжающий, слегка прицокнув. — И точно с Луной связано. Рассказывай уж, командиг, щчо ти там навоготил. — Да бабы эти вечно сентиментальны слишком. — пегас наполовину высунулся из люка машины, после чего облокотил голову об крышу башни. — Не понимает что ли, что война же идёт, что я нужнее в танке, чем в кровати... — Ну так етож-таки женщины, Нью! — сказал заряжающий, подтянувшись из люка и подбодряюще толкнув в плечо командира. — Для них главное чувства, любовь, а не война. — Так ты ж тоже её пойми! — мехвод восклицательно звякнул люком. — Она ж тыщу лет одинёхонькая была, так ещё и без мужика-то! — А мне что делать? — пегас вздохнул. — Да, я понимаю всё, но как же я вас-то брошу? Для меня война — это дом родной и хлеб удалой. Единственное, наверное, что я умею в своей жизни... У нас, вон, фронт может рухнуть в любой момент, а она только о любви и думает. Нельзя так! — Один философ-таки говорил, щчо чем больше кто-то наполняет жизнь любовью. — заряжающий достал цигарку и затянулся. — Тем меньше он готов думать о войне. — Так в этом-то и проблема. Она, как мне кажется, вообще забыла, что война идёт. — пегас недоумённо развёл копытами. — Ей богу, иначе объяснить не могу ничего! — А знаете шо, пацаны, война и любовь-то похожи капец. Все члены экипажа вопросительно уставились на мехвода, с интересом ожидая продолжения сказанной ранее фразы. Вренчу от такого количества заинтересованных взглядов, наверное, самого большого за его жизнь, поначалу стало не по себе, и он замялся, но потом в голову ударил алкоголь и он смело продолжил: — Война, как и любовь, забирает тебя без остатка. И распылиться между ними невозможно. Нььюфэнглд сделал серию задумчивых и мелких кивков в знак согласия, пока наводчик присвистнул и переглянулся с заряжающим. — А я смотрю-таки, щчо та настойка положительно на тебя подействовала. — сказал Изя. — Очень красиво сказал, так, что не поспогишь... — Ну оторвусь я с ней на часик, тьфу ты. — пегас сплюнул. — А фронт на кого оставить? Пропаду, а там бац, и прорвали все линии обороны!.. Опасаюсь всё-таки, ведь если проиграем, то и не до любви будет... — Слушай, ну ты нас за детей-то не держи! — недовольно буркнул Вренч. — Сможем уж без тебя пару часиков обойтись. Ты, вон, в отключке восемь часов был и ничего, конца света не случилось. — Огрх, пресвятые копыта! — офицер резко рухнул головой и телом на крышу танка, чем вызвал металлический гул. — Второй фронт там, откуда не ждали! Почему воевать проще, чем с женщинами общаться?! — Так мир-таки устроен, командиг. — сказал заряжающий. — Оттого мужчины воюют, а женщины их не отпускают, и что мы, что они делаем это, не понимая-таки, что идём на это друг ради друга. — Війни можна вигравати та програвати, але якщо битва йде в душі, як в Луни, то лише кохання може залікувати рани. — заряжающий положил своё копыто на плечо командира. — Тому вона до тебе й тягнеться так сильно. Ньюфэнглд сначала молчал в ступоре, пытаясь собрать пазл воедино и обдумать то, что сказал Сауферн. И тут в голове что-то щёлкнуло! Всё прояснилось, он понял её и понял, что был не прав... И понял, как ему тошно, как тяжело в бой идти будет без неё!.. Ибо на войне, жестокой и бессмысленной, кровавой и глупой, единственными ценностями, ради которых стоит сражаться и убивать, являются свобода, милосердие и любовь. Заряжающий тем временем, сосознав всё, незаметно нырнул в танк. — Ой я балбес! — пегас стукнул себя копытом по каске, после чего закрыл лицо копытами, но быстро пришёл в себя. — Спасибо, ребята! Я поеду! Всё исправлю! Кубрик, кубрик мне... — Ишь чё удумал! — недовольно сказал Вренч, надавливая на рычаги, заставляя двигатель взреветь и выдать порции дыма. — А гвардии экипаж тебе на что?! Доставим по адресу, держись только! Пегас не успел ничего возразить, как танк с рёвом и грохотом тронулся с места и помчался к воротам на КПП. В это же время из Люка высунулся заряжающий, держа в копыте красную розу и с довольной улыбкой протягивая её Нью. — А я-таки знал, щчо это случится! — не без удовольствия сказал Изя, передавая розу пегасу. — Ти только её не выкидывай, если останется! Мне пригодится. — Изя, акой ты зобенка! — недовольно крикнул мехвод, перекрикивая шум. — Если ты командира Луне сватать будешь, то я не удивлюсь, коль она гарбуз подаст! И пока члены экипажа подшучивали друг над другом, а танк с шумом и дымом нёсся по асфальтированным улицам Мэйнхэттена под всеобщие удивлённые взгляды, офицер просто наслаждался моментом и, высунувшись наполовину из люка, думал, что бы такого произнести, чтобы и приятно удивить, и извиниться. Позабылась и война, и планёрка, осталось лишь лёгкое волнение и приятное чувство свободы в душе.***
Луна грозной походкой шла вперёд, буквально отчеканивая шаги. Её взгляд был суров, направлен в одну точку и мерцал, словно холодная сталь. На фоне звёздногривой очень контрастно, даже комично выглядела Твайлайт, которая робко, нерешительно, в общем, зашуганно волочилась за принцессой ночи, взглядом хаотично бегая по окружающим её предметам. В последнее врёмя её жизнь изменилась кардинально, прежний мир рухнул, а психика просто не успевала адаптироваться к тому, что происходит вокруг, но поведение тёмного аликорна определённо её волновало и даже пугало. Луна же думала о насущных проблемах: её сестра наверняка не будет стесняться использовать любые методы для своей победы. Конечно, с характером Дейбрейкер звёздногривая практически не знакома, но в том, что наверняка та будет строить какие-нибудь подлости и пакости, зачастую абсолютно кровавые и негуманные, у Луны не было никаких сомнений. Конечно, война поменялась, мир поменялся, но всё ещё оставалось одно оружие, которому нечего противопоставить — элементы гармонии. — Так что там с твоими друзьями? — звёздногривая прервала молчание, но ни остановилась, ни сбавила темп, даже не повернула головы к Твайлайт. — Ты только одна выбралась? — Всё произошло настолько быстро, что я даже не успела опомниться. — грустно констатировал голос принцессы. — Позавчера ночью они просто открыли огонь по моему замку из всего, наверное, что у них было. Грохотало так, что чуть ли не стены рушились!.. Били такими, что пробивало четыре этажа и подвал, и... — Я задала конкретный вопрос. — тёмный аликорн прервала Твайлайт, после чего резко остановилась и кинула на неё тот самый холодный взгляд. — Мне нужны чёткие ответы на вопросы, а не нытьё. — Я... Я... — принцесса дружбы медленно присела на холодный пол, словно что-то невидимое давило на неё. Эти взгляд и тон буквально добивали её, казались укором, которых и так было полно в душе Твайлат. — Я не знаю... В этот момент она закрыла глаза копытами и всхлипнула, но, не в силах себя сдержать, заплакала. В этот момент к горлу Луны буквально подступил ком, какой она ещё никогда чувствовала. Эти детские слёзы... Может, Твайлайт не совсем и ребёнок, но Луне подсознательно казалось иначе... Звёздногривая размягчилась во взгляде, пока её мордочка застыла в шокированном вопросе, адресованном самосу себе: "пресвятые копыта, что же я творю?.. Кем же я становлюсь?..". Она вновь испытывала то чувство, когда очень хочется что-то сказать, но слова просто отказываются покидать твой мозг и выходят из твоего рта тихим и неразборчивым шёпотом. — Твайлайт?.. — принцесса ночи села рядом с ней и обняла её своим крылом, готовая чуть ли не расплакаться сама. — Прости, я... я не знаю, что со мной происходит, я не хотела... А чего она тогда хотела? Чего она хотела, когда требовала от подростка, у которого рухнула жизнь, конкретики? Чего она хотела, когда сегодня буквально прогрызала, аннигилировала всех окружающих своим взглядом, который, словно ледяные кристалы, вонзался в самую душу? Чего она вообще хочет?! Не ясно. Непонятно. Не понято. Вопросы в голове Луной множились, стремясь сломать какой-то барьер сознания. Нет, она не должна стать Найтмер! Но как?.. Как не стать злом, если в твоём сердце лишь чёрная ненависть, желание напиться чёрною кровью врагов? Чем тогда она будет лучше сестры? И кто из них тогда станет настоящим злом?.. Твайлайт было больно, а Луне стыдно. Им обеим было тяжело и просто невыносимо. И в этой паре, казалось, они чувствовали опору друг для друга, подсознательно, метафизически. Это ощущение того, что кто-то готов укрыть тебя крылом, и давало какие-то силы, и плач постепенно уходил, как и произошло в случае с Твайлайт, которая вскоре, чуть всхлипывая, наконец сказала: — Мне кажется, что я подвела друзей, что я не смогла спасти их... А ведь друзья же и нужны для того, чтобы быть рядом!.. Так какая же я принцесса дружбы, если позволила своим друзьям... своим друзьям... — последнее слово далось принцессе особенно тяжело. — Погибнуть! — Тише, тише... — ласково сказала Луна, поглаживая её крылом. — Мы живы, пока в нас есть надежда, и ты сделала всё, что могла. Не теряй надежды, если ты не видела своих друзей, не смогла их найти, то это может означать, что они очень хорошо спрятались... И мы сделаем всё возможное, чтобы найти их. Обещаю... Сама же звёздногривая отчётливо понимала, что такой вариант крайне маловероятен. Но как бы то ни было, даже при самом благоприятном исходе оставался факт — элементы им не помогут. Эта война станет не войной магии, а войной железа и стали, пороха и разрушений. Злость. Ненависть. Бурлящая, словно потом сочащаяся через кожу, палящая гриву и голову... Такая ненависть, которая захватила её однажды. Которая, видимо, захватила её сестру и пыталась захватить Луну вновь. Нет. Нельзя. Животная дикая ненависть — путь к поражению. У добра другая ненависть. И эта ненависть должна быть не слепой, не чёрной, не всеобъемлющей. Эта ненависть должна быть справедлива и подлинна. Исключительна и непоколебима. Словно приговор судьи преступнику. И Луна когда-нибудь обнимет сестру. И в этих сестринских объятиях задушит её. Сожмёт ей позвоночник. Свершит суд. И такие объятия настигнут каждого виновного. — А как ты попала сюда? — спросила звёздногривая у принцессы, желая перевести разговор на менее травмирующую тему. — Как тебя нашли? — Я бежала из Понивилля в район вечнодикого леса, надеясь укрыться от них. Поначалу у меня получилось, но потом их группы нашли меня и начали преследовать уже в лесу. И в тот момент, когда меня буквально прижали в скалам, откуда ни возьмись появились шесть пони, что меня защитили. Я всё вспоминаю их... Они были такие славные и хорошие! Так приветливо меня встретили, угощали, сказали, что будут меня охранять. Я почувствовала себя в безопасности и смогла телепортировать и их, и себя на окраины какой-то станции, где нас поймал один из эшелонов и я добралась сюда. А потом встретила тебя. — принцесса дружбы решила не продолжать, опасаясь, что если разговор зайдёт о пегасе, то Луна станет нестабильна. — А почему ты не могла телепортироваться до этого? — Не было времени, не было сил и возможности сконцентрироваться. К тому же моя магия ослабевает, когда рядом никого нет. — И мне тоже тяжело когда рядом никого нет... — сказала Луна, но тут же попыталась приободриться, а затем протянула копыто подруге. — Ну что, идём? Твайлайт утвердительно кивнула, а затем воспользовалась помощью звёздногривой и встала. Вместе они направились дальше, проходя коридоры бункера и выходя наружу. Поначалу выпускать их не хотели: ссылались на опасность для здоровья, необходимость не рисковать командным составом, на те или иные причиные, но удержать их не смогли — Луна буквально отмахнулась и пошла вперёд, пока все перед ней расступились. Звёздногривой это показалось весьма странным — пару часов назад её спокойно выпускали и впускали несмотря на бомбёжки города и работу ПВО. А сейчас... Видимо, постарался Ньюфэнглд, другого логичного объяснения у Луны не было. И только она вышла из бетонных стен, почувствовала настоящую свободу, как перед ней проехал инженерный танк, который на своём кране тащил другой, обычный, весь сгоревший, почерневший, с двумя или трёмя дырами от попаданий и в огромном количестве вмятин и непробитий. Инженерная машина заехала за угол и остановилась, с гулом опуская преподнятый танк на землю. Рядом с остовом танка засуетились инженеры с горелками, которые начали отрезать люки всех членов экипажа. Видимо, когда в танк попал снаряд, сдетонировал боекомплект или начался пожар, который настолько разогрел броню, что люки намертво сварились с броней, оставляя экипаж в огненной ловушке. Вскоре инженеры начали вытаскивать тела танкистов — обгоревшие, чёрные, застывшые во времени. Они были похожи на кукол: их конечности не гнулись, буквально намертво застыв или приклеившись к каше из горелой плоти, ткани и стали. Когда тела всех четырёх танкистов вытащили, их обернули в белые простыни, а затем сложили в ряд. И рядом с этим танком стояло ещё около дюжины покорёженных остовов... — Эх, братки. — сказал один из инженеров, горестно вздыхая и снимая головной убор. — Что ж вы таете-то как снег... Всё это произошло на глазах Луны, сердце которой сжалось в точку от такого зрелища, испещряя всю грудную клетку, разрезая её на мелкие кусочки, пока мозг отказывался думать, а мордочка застыла в шоке и настоящем ужасе, в настоящем животном страхе... — Он же ездит на точно таком же танке... — сказала она полушёпотом. И это было единственное, что смогла выдавить из себя принцесса ночи. — Ты боишься за него? — спросила у звёздногривой Твайлайт. Луна лишь молча кивнула головой, после чего сказала: — Да... — шёпотом сказала она, протягивая это слово, после чего печально вздохнула и посмотрела на подругу смирившимся взглядом. — И я боюсь, что каждый раз, как отпускаю его, вижу в последний раз... Повисла пауза, прерываемая разве что скрежетом пилящегося металла. Твайлайт молчала, ожидая продолжения фразы принцессы ночи, которой каждое слово давалось всё труднее. — Когда я отпускаю его всякий раз, то боюсь, что он вернётся ко мне... таким. — она кивнула головой в сторону обёрнутых в простыни тел. — И я боюсь остаться одинокой, и от этого впасть в тьму, которая и так стремится поглотить меня полностью... Почему же этому балбесу так на войну охота? Чтобы потом вернуться без конечностей? Или вовсе не вернуться?.. А я ещё ему смерти пожелала, дура... — Войны будут всегда, потому что так устроена жизнь. — она посмотрела снизу вверх на горестную и жалобную мордашку Луны. — И мужчинам нужна война не меньше, чем женская любовь, даже если нам, женщинам, — нет. Просто есть факт, что мужчины устают от любви, песен и танцев быстрее, чем от войны, а мы наоборот. Луне было нечего ответить, она лишь слышала музыку, которая доносится из какого-то ангара рядом с тем местом, где ранее пилили танк. Звёздногривой стало интересно и она пошла на звук, а Твайлайт машинально потянулась за ней. Они увидели, как танкисты и инженеры сидят с гитарой, сгрупировавшись в некую кучку вокруг самодельного мемориала и пели грустные военные песни: в них слышалась и тоска, и горечь, и смиренность, и боль, и любовь, но при этом чувствовалась какая-то неотвратимая решительность идти в бой. Когда гитара и голоса замолкли, один из танкистов достал цигарку и закурил, а затем пустил её по кругу. Так группа бы и сидеа молча, если их не прервала Луна, которая вошла в постройку с чёрным тюлпаном в зубах. Солдаты буквально хотели подскочить и вытянуться по стойке смрно, но звёздногривая слегка махнула им копытом, как бы показывая, чтобы они расслабились. Тем не менее, они всё же пододвинулись, образовывая полукруг, чтобы не мешать принцессе ночи. Луна в знак благодарности кивнула головой и положила цветок к самодельному мемориалу со свечками и фотографиями, вглядываясь в них с грустью в глазах, а затем присела рядом с солдатами. Все тоскливо молчали, как бы разделяя на всех общую печаль за погибших и волнение за тех, кто ещё жив. — Вот я слушала ваши песни, у вас же есть жёны, у кого-то дети... Так почему же вы, мужчины, идёте на войну, на смерть добровольно? Почему вы отметаете возможность увидеться с близкими? — спросила она, оглядывая безрассветным и горестным взглядом присутствующих. — Только давайте честно, без всякой идеологии. — А мы не можем иначе поступить. — сказал один из инженеров. — Мы идём, потому что любим. Идём на смерть, чтобы защитить свою семью, ведь если нам не суждено жить, то надо дать возможность жить вам. — Так и есть. — согласился с ним танкист. — Это миф, что нам нравится война. Мы ненавидим войну, нам тоже страшно, и иногда так и хочется крикнуть матом: "война, падлюка, в огне гори". Но ведь если мы не защитим свои семьи, свою страну, будущее своих детей, то кто это за нас сделает? Никто. — То есть вы не со зла уходите на войну, оставляя нас одних? — Конечно. — сказал танкист и по-доброму ухмыльнулся на миг. — Да, это больно, нам тоже больно, но так нужно. — Спасибо вам, товарищи. — сказала звёздногривая и скромно улыбнулась. — Вы очень мне помогли. Солдаты с улыбкой посмотрели друг на друга, наблюдая, как принцесса ночи уходит. Всеобщее настроение явно улучшилось, а вопросов о том, не являются ли две сестры-аликорна одинаковыми частями большого зла, больше не возникало. На выходе Луну встретил вопросительно-ожидающий взгляд Твайлайт, которая и сама успокоилась, чувствуя, что аура владычицы ночи вернулась в норму. — Я должна перед ним извиниться. — сказала она принцессе дружбы. — А ещё я должна ему помочь... Но вот как? — Сделать подарок? — Нет, это должно как-то помочь ему в войне... — тёмногривая задумалась, подставив под голову копыто. — Ай, тирек с ним. Пойдём в арсенал. — Что? — Что-что? Воевать поехали.***
Вскоре танк подъезжал к месту, где расположен командный центр и бункер. Их пропустили через КПП, а все военные, что видели экипаж, кидали улыбку одновременно от всей нелепости того, что они видели, и от того, что происходило. Как говорится, милые бранятся, только тешатся. — Чёрт, ну и где же она... — пегас начинал волноваться, вдруг что с Луной случилось и... — Вы видите, парни? — Так вон там-таки солдатики! — сказал заряжающий. — Спроси у них, авось видели. — Эй, служивые! — крикнул пегас двум пони в военной форме, но его глаза тут же вылезли на лоб. — Луна?! Какого... Какого лешего ты в военной форме?! — А ты какого лешего на танке и с розой в зубах?! — звёздногривая была не менее удивлена. — Ну я это... Извиниться приехал! — пегас почесал затылок. — Хотел романтику там попытаться сделать... — И я тоже... — замялась Луна. — Только помочь тебе на войне хотела... Они шокированно и молча смотрели друг на друга несколько секунд, пытаясь соотнести то, что услышали. Вскоре на их лицах появилась лучезарная улыбка, и Луна с Нью бросились друг к другу и крепко обнялись, вызвав всеобщее умиление окружающих. Казалось, такими счастливыми и радостными их ещё никто и никогда не видел. Они закрыли глаза и поднесли свои мордочки друг к дружке, медленно сокращая дистанцию, готовясь слиться в единое целое поцелуем, как вдруг стукнулись касками. Разразился всеобщий смех. — Ну щчо ж вы тянете-таки кота за фабегже? — с улыбкой сказал им заряжающий. — Залазьте-таки на наше такси и катайтесь до полного здоровья!