More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

Хёнджин нежно гладит щеку Сынмина большим пальцем, и Сынмин вздыхает и льнет к прикосновению. Хёнджинова рука прохладная в сравнении с его горячими щеками, но взгляд его — теплый и нежный, а глаза слегка прикрыты и полны любви. Вокруг него видится розоватое свечение от света, проникающего в комнату, и он становится похож на настоящего ангела. — Ты прекрасен, Хёнджин, — говорит он ему, и Хёнджин мягко улыбается: улыбка делает его ещё прекраснее. В ней есть что-то такое, что заставляет Сынмина чувствовать себя так, будто в мире все правильно, и он сделал бы что угодно, чтобы видеть ее чаще. Розоватый свет становится белым, когда Хёнджин роняет руки, чтобы положить их Сынмину на бедра и усадить его к себе на колени. Сердце Сынмина готово вырваться из груди, когда Хёнджин склоняется ближе к нему, и он, не в силах остановить себя, тянется к нему, сокращая небольшое расстояние между ними. Губы Хёнджина мягкие, и Сынмин путается пальцами в его волосах, чтобы притянуть еще ближе к себе. Он целует Хёнджина со страстью, наконец позволяя своим подавленным эмоциям выйти наружу, прижимаясь к нему. Целовать его вот так похоже на мечту, чувствовать его руки на себе, ощущать тепло в груди, обнимая Хёнджина руками. Он слабо тянет Хёнджина за длинные волосы, заставляя его склонить голову, чтобы он смог углубить поцелуй. Хёнджин подчиняется и приоткрывает губы для него. Все хорошо, так хорошо. Целовать Хёнджина так приятно, и Сынмину хочется больше. Больше- Хёнджин ахает и отталкивает его, и глаза его вдруг широко раскрываются и наполняются страхом. Сынминово сердце проваливается, когда Хёнджин отстраняется, издавая задушенный звук. — Чт- что ты-? — еле слышно запинается он, почти падая, запинаясь о книги, столики и вещи на полу, назад от Сынмина. Почему он уходит? Что случилось? — Я ничего не делал! — Сынмин умоляюще смотрит на него, но Хёнджин закрыл лицо и весь сжимается. Все сильнее, сильнее и сильнее. Он не хочет, чтобы ты приближался. Сынмин знает, но все равно подходит и—— Сынмин ахает, просыпаясь; с каждым вздохом в груди становится все тяжелее. Это был сон. Слава богу, это был сон. Он рад, что проснулся до того, как все стало хуже, но он все еще напуган и не может успокоить дыхание. Когда ему становится спокойнее, он замечает, что Хёнджин все еще спит на его груди. Сынмин фыркает: контраст между полным паники лицом Хёнджина из его сна и его умиротворенным сонным лицом почти комичен. И видеть это выражение лица взамен прежнего — облегчение. Он пытается вспомнить, правда ли вчерашний разговор с Хёнджином был, или это тоже было сном. Он почти полностью уверен, что это был не сон, потому что Хёнджин лежит на его груди почти в той же позиции, в какой был, когда признался ему в чувствах. Сынмин думает о том разговоре, когда вдруг чувствует, как что-то хлопает его по лбу. Он недоуменно моргает, склоняя голову наверх, и видя Чонина, выглядывающего между диванных подушек. Его волосы очаровательно взъерошены, и он кивает на Хёнджина, поднимая брови. — Он полез к тебе без разрешения? — сонно спрашивает он. Сынмин смеется и качает головой. — Я ему разрешил. Мне нравится, — признается он, глядя на Хёнджина и с теплом вспоминая прошлую ночь. — Ты с ума сошел, если хочешь так спать, — вздыхает Чонин, и Сынмин невольно улыбается, думая об их разговоре. Это забавно — то, как Чонин повторил слова из признания. — Думаю, мы оба сошли с ума, — ни к кому в особенности не обращаясь, бормочет он. Чонин недоуменно хмурится, но пожимает плечами. — Главное чтобы вы были счастливы, — Чонин поглаживает Сынмина по голове и садится, желая Феликсу доброго утра. Сынмин замечает лесного духа только сейчас; тот наблюдает за ними с очарованной улыбкой. Он надеется, что сможет сделать Хёнджина счастливым, и что сможет перешагнуть через чувство вины за то, что с ним сделал. Когда Хёнджин просыпается и улыбается ему такой улыбкой, какую Сынмин может описать только как влюбленную, он чувствует что-то горько-сладкое. Он счастлив, что Хёнджин счастлив, но волнуется о том, что не сможет сохранить его счастье. Волнуется, что Хёнджин передумает после того, как проснется и осознает, что это и правда безумие — любить кого-то такого, как Сынмин, ведьму, чьи заклинания можно назвать лишь быстрыми и болезненными. — Кончай думать, Мин, пора за работу, — Минхо пугает его, вырывая из мыслей, и смотрит на него с широкой улыбкой. Сынмин закатывает глаза, но поднимается и следует за ним в дальнюю часть дома, чтобы продолжить работу над заклинанием после завтрака. Они посмотрят, смогут ли создать безопасную версию заклинания в ближайшее время, такую, которую можно было бы проверить в действии. Сынмин был против этого, но Рюджин узнала, что можно сделать более слабую версию обратного заклинания, которая будет работать временно, что значит: если они смогут создать и наложить его, то все, что им останется — это увеличить интенсивность и практиковаться, пока не смогут наложить его. До того, как он успевает последовать за Минхо, он чувствует прикосновение к своей руке и оборачивается, видя Хёнджина. — Удачи тебе сегодня, — по-доброму говорит он. — Ты не придешь? — Сынмин забыл, что у Хёнджина может быть причина не идти с ними: он мог бы поклясться, что видел, как Феликс и Чан только что вышли из комнаты вместе с Черён. — Не-а, думаю, сегодня я буду только мешать. Все равно я не смогу сконцентрироваться, — коротко смеется он. Сынмин не уверен, что он имеет в виду, но не задумывается об этом надолго, потому что тогда это начнет его отвлекать. Он просто принимает это и следует за Минхо, возвращаясь к работе. В дальней комнате уже начали работать. Юна машет пальцами над головой Чана и говорит что-то о хорошей энергетике сегодняшнего дня. Чан выглядит одновременно немного испуганным и развеселенным, беззвучно посмеиваясь над ведьмой, но и не теряя бдительности. — О, Сынмин! Вот ты где. Все в сборе? — спрашивает Юна, когда Сынмин входит в комнату. Тот кивает, и Юна улыбается, хлопая Чана по плечу. — Сегодня хорошая энергетика. Чувствую, мы сегодня хорошо справимся. Сынмин не очень-то верит ее словам, когда только слышит их, но работа и правда идет хорошо, и вскоре после обеда даже Феликс может сказать, что новая версия заклинания — которую они создали слегка изменив целебную часть, чтобы она работала одновременно на голосовых связках и на мозге — весьма многообещающее. Убедиться, что ты колдуешь на голосовые связки, и случайно не задеть трахею непросто, как они поняли за пару раз, но для того, чтобы наложить заклинание на мозг в сознании, нужно быть очень умелой ведьмой — заклинания для сна и обезболивающие заклинания работают с бессознательным мозгом и, на самом деле, довольно просты, — и они много времени потратили на то, чтобы понять, как проклятие распределено по телу Чана, и как отразить это в заклинании, но Сынмин уверен, что они хотя бы начинают двигаться в верном направлении. Он рад, что ему больше не нужно накладывать такое сложное заклинание, потому что даже для того, чтобы наложить его временную версию, понадобится много практики. — О, погодите-ка, разве мы не делали это раньше? — Джису вдруг садится и впервые за сегодня говорит. Все поворачиваются к ней, взглядом следя за ее движениями, когда она идет к большому книжному шкафу у стены и встает на носочки, чтобы посмотреть книги на верхней полке. — Разве Пак не учил нас чему-то подобному? Что же там было-? С мозгом. — О! Когда мы пробовали улучшенное заклинание для зрения? — спрашивает Йеджи, и Джису поднимает палец в подтверждение и берет маленькую записную книжку в красной обложке, пролистывает ее и кладет на стол, указывая пальцем на страницу. — Вот. Мы сможем использовать это, да? — все склоняются вперед, чтобы прочитать написанное, и, просматривая записи, Сынмин понимает, что это и правда очень полезное заклинание, похожее на то, что им нужно. Если Йеджи уже удалось такое сделать, то это очень многообещающе. — О боги, Юна, ты просто гений, — восторженно восклицает Йеджи, обнимая Джису. Потом она поворачивается к Юне и хватает ее за плечи. — Мы можем это сделать! — Да! — Юна смотрит на Чана и Феликса. — Так, вы двое, кыш отсюда, мы будем практиковаться! — Можно сначала отдохнуть? Мне нужно в уборную, и я бы хотела перекусить, — предлагает Рюджин. Все соглашаются, и Сынмину стоит признаться, что он волнуется в ожидании практики. Хоть он и счастлив, что не накладывает заклинание, это безумно волнительно — оставлять его ведьмам, которых он почти не знает. — Как ты себя чувствуешь, Чан? — спрашивает он, когда они идут в гостиную отдыхать. "Я в порядке. Немного волнуюсь, честно говоря," — смущенно смеясь, говорит Чан, но Сынмин выдыхает. — Я тоже волнуюсь. То есть- Они отличные ведьмы, я в это верю, и я это видел, но… — он обрывается, не зная, какое слово подобрать, чтобы описать свои чувства. "Но ты тоже отличная ведьма," — отмечает Чан. Сынмин отмахивается, но слова Чана не лишены смысла. Быть отличной ведьмой не значит, что сложное и непривычное для тебя заклинание получится правильно. Нет никакой гарантии, что осторожность и умения сделают так, что все пройдет хорошо. — Но вы все равно отлично справляетесь! — говорит Феликс, гладя их обоих по плечам. — То есть, мы все осторожны, да? Мы ничего больше не можем сделать. — Ты прав, — говорит Сынмин, кивая и благодарно улыбаясь Феликсу. Они рассказывают всем о своем прогрессе и о том, что планируют делать дальше — их встречают со смесью предвкушения и волнения. Но Сынмин все равно счастлив, что все так поддерживают ведьм, это немного успокаивает его. Хёнджин придвигается к нему ближе, обнимая его. Сердце Сынмина тут же начинает биться скорее, особенно после того, как Хёнджин незаметно оставляет поцелуй за его ухом. Он резко удивленно вдыхает. — Прости, — шепчет Хёнджин, хихикая, щекоча дыханием его щеку. Он сжимает сынминово плечо и устраивается на нем подбородком. Сынмин недоумевает — почему Хёнджин вдруг так льнет к нему — но в свете разговора прошлой ночью, все приобретает смысл. Ему немного неловко, потому что медленно, постепенно все поворачиваются к ним. Минхо раздражающе поднимает бровь, а Чонин прищуривается. Сынмину хочется сказать Хёнджину поговорить с ним до того, как они поговорят с остальными, потому что все никак не может осознать того, что он может просто нравиться Хёнджину, и он может делать то, что хочет, не думая о том, хочет ли этого Сынмин. Он видит, как Джисон открывает рот, чтобы заговорить, а Сынмин в тот же момент вдыхает и поворачивается к Хёнджину, но не успевает кто-то сказать хоть слово, как громкий голос Юны разносится по комнате, зовя Сынмина и Минхо. Прежде чем встать, Сынмин поворачивается к Хёнджину и быстро шепчет: — Поговорим позже? Глаза Хёнджина раскрываются, и в них мелькает что-то вроде волнения, но он кивает и шепчет в ответ: — Хорошо. Удачи, — Хёнджин сглатывает, и Сынмину хочется успокоить его, но он пока не знает, как. Не успевает он придумать слов, у Юны кончается терпение, и она заходит в гостиную, чтобы утащить его с собой, так что единственное, что он может сделать — попытаться успокоить Хёнджина последним взглядом. Ему не удается сфокусироваться, но, к счастью, его позвали только для поддержки, чтобы следить за тем, что делают Юна и Йеджи. Минхо, Джису, Черён и Рюджин тоже наблюдают за ними, так что он не очень-то и нужен. Он обращает внимание только наполовину, и наполовину — думает о том, что сказать Хёнджину. Пока он осмысливает происходящее, практика заклинания проходит хорошо, и Йеджи и Юна снова доказывают, что они быстрые и умелые ученицы. Иногда другие дают им советы или предупреждают о чем-то, но Сынмин не думает, что ему есть о чем волноваться. Что привлекает его внимание — так это предложение Юны попробовать заклинание на Чане. Он поднимает руку, жестом показывая Юне остановиться. Нельзя сейчас начинать торопиться. — Подожди, ты уверена? Разве не нужно еще попрактиковаться? — говорит он, но Юна вздыхает и закатывает глаза. Он ожидает, что она начнет спорить, но, к его удивлению, она сдается. — Ладно, может быть, завтра, — говорит она. — Слишком обрадовалась. Просто хочу увидеть, сработает ли. — Понимаю, мне тоже любопытно, — признается Сынмин. Ему тоже интересно, но тревога в его голове все говорит, что что-то может пойти не так, и он будет как-то за это ответственен. — Но нужно двигаться постепенно. Ради Чана. Нельзя использовать его как объект экспериментов. — Знаю, — серьезно уверяет его Юна. Сынмин выдыхает и принимает ее слова. Он говорит и себе не слишком цепляться за это — Юна просто возбуждена, это может быть пугающе, но именно поэтому она такая гибкая ведьма, ему не стоит это рушить. Они могут быть осторожнее и при этом не быть слишком серьезными. — Ладно, думаю, пора остановиться на сегодня, — объявляет Минхо, похлопывая Сынмина по спине и поднимая брови. Они быстро убираются, а потом Минхо присоединяется к Сынмину и многозначительно смотрит на него. — Как дела, Мин? Ты сегодня странный. Что сделал Хёнджин? Или что ты с ним сделал? — Ничего, — слабо бормочет Сынмин. Минхо возмущенно смотрит на него, беззвучно говоря, что его нисколько не получится обмануть. Сынмин не очень хочет говорить Минхо, что беспокоит его, до того, как поговорит с Хёнджином, но и лгать не стоит. Он вздыхает. — Слушай- я просто опять слишком загоняюсь из-за мелочей, ладно? Мы с Хёнджином поговорили кое-о-чем прошлой ночью — все хорошо, я счастлив от этого разговора — но потом мне приснился такой сон о нем, и, когда я проснулся… Я не знаю, во что мне теперь верить. Наверное, я просто еще не уверен в наших отношениях, и в том насколько заслуживаю прощения. Минхо слушает его и сочувственно поджимает губы. Он неловко похлопывает Сынмина по спине. — Так, все как обычно, да? — смеется он. Сынмин фыркает-усмехается, но Минхо продолжает. — Наверное, мне даже не нужно этого говорить, но ты должен поговорить с ним. — Да, я уже его попросил, — подтверждает Сынмин. — Хорошо. Просто- просто сделай то, что делаешь всегда, и, уверен, все будет отлично, ладно? — размыто говорит Минхо, неопределенно маша рукой. Сынмина его неловкие слова немного успокаивают, потому что он знает, каковы намерения Минхо за ними. — Спасибо. Конечно, — говорит он, прежде чем Минхо отправляет его к Хёнджину, говоря, что расскажет всем об их прогрессе. Хёнджин сначала остается, чтобы послушать Минхо, но после этого выглядит очень нетерпеливым поговорить. Сынмин игнорирует вопросительные взгляды, и Хёнджин тащит его в уборную за небольшой приватностью. — Прости меня- — Хёнджин- — начинают они одновременно, и Сынмин тут же замолкает, недоуменно хмурясь. — Ты извиняешься? Почему-? Почему ты просишь прощения? — спрашивает он, но только слова покидают его, он осознает все возможные причины, по которым Хёнджин может просить у него прощения. Может, он хочет извиниться за то, что солгал Сынмину насчет того, что он ему нравится. Может, он просто просит прощения- — Прости, что поцеловал тебя на перерыве, — объясняет Хёнджин, смущенно улыбаясь и алея щеками. — Стоило сначала спросить. Мы пока никому не рассказывали, так что тебе могло быть некомфортно. Сынмин секунду осознает, что сказал Хёнджин: его причина оказывается вовсе не той, какую он ожидал. Он уставляется на Хёнджина, слегка приоткрыв рот, не в силах найти слова. На лице Хёнджина напротив, эмоции быстро сменяются одна другой: от неуверенности к легкому недоумению и смущению из-за того, как Сынмин на него смотрит, а потом снова к недоумению. — Что… что ты хотел сказать? — спрашивает он, когда Сынмин не говорит ни слова. Сынмин качает головой и вспоминает, зачем сюда пришел. — Точно. Я хотел, э-эм, поговорить о прошлой ночи, — говорит он Хёнджину. Хёнджиново лицо слегка морщится, и внутри Сынмина все скручивается. — Просто- просто я хотел знать, имеешь ли ты это в виду? Не сказал ли ты это не осознавая, что ты и правда мог сойти с ума, если тебе понравился кто-то как я- Кто-то, кто причинил тебе боль. Лицо Хёнджина наполняется печалью, и он тянется за рукой Сынмина. Он недолго играется с сынминовыми пальцами, а потом слабо обхватывает его руку своей. — Ты не хотел этого делать, Сынмин. Я признаюсь, что рассказал тебе о своих чувствах под влиянием момента, но только потому что мне очень комфортно с тобой. Я не жалею, что сказал тебе, и ты правда мне нравишься. Хёнджин сжимает его руки, и говорит так искренне, что у Сынмина не остается выбора, кроме как поверить ему. Его сердце пропускает удар: он будто бы чувствует хёнджиновы чувства через его слова. — Ладно, — тихо смеется он, сжимая руку Хёнджина в ответ. — Я боялся, что ты это выпалил и передумал… или что передумаешь потом. Я понимаю, если так и есть. Я хочу, чтобы ты был счастлив, и я- я надеюсь, что смогу сделать тебя счастливым. И я тоже имел в виду то, что сказал. — Хорошо. Это отлично, — глаза Хёнджин прикрываются в улыбке. — Это значит нам не о чем волноваться, да? Ты слушаешь меня, и это то, что мне в тебе нравится, даже когда мне кажется, что ты упертый. Мне от этого комфортно. Сынмин издает смешок, удивленный этим комментарием. Он притягивает Хёнджина в крепкие объятия. — Ты такой милый, Хёнджин. Мне так с тобой повезло, — шепчет он. Ему все еще не верится, что он нашел кого-то настолько милого и готового простить его, как Хёнджин, еще и отвечающего на его чувства. Если это не делает его самым удачливым человеком в мире — он не знает что тогда. — Ты говоришь так, будто только ты совершаешь ошибки. Помнишь, я заставил тебя танцевать со мной? Или когда я выпил тот вишневый напиток и заставил тебя позволить мне лезть к тебе? — смеется Хёнджин. Сынмин отстраняется от объятия и поднимает одну бровь. — Ладно. Во-первых, ты не заставлял меня, мне было так весело танцевать с тобой. Это ценное воспоминание для меня, и я был бы рад потанцевать с тобой еще раз. Во-вторых, ты называешь это вишневым напитком, серьезно? — ну конечно, Сынмин помнит о любовном зелье. Он помнит его слишком хорошо, но решает, что довольно часто прокручивал в голове события того дня. — Я помню. То зелье повлияло на твой мозг, ты так сильно ко мне лез. Даже поцеловал меня. — Да… без разрешения, — стыдливо улыбается Хёнджин. Его щеки окрашиваются в нежно-розовый, а его глаза быстро смотрят на сынминовы губы, будто вспоминая. Сердце Сынмина колотится о ребра, когда язык Хёнджина быстро проходится по губам, смачивая их. Он вспоминает, какими мягкими были губы Хёнджина, и не может сдержаться, опуская на них взгляд. Он вспоминает свой сон, но Хёнджин прерывает его мысли, поднося руку вверх и обнимая ей лицо Сынмина. Прикосновение легкое, такое нежное, и Сынмин слабеет в коленях. Хёнджин еще раз смачивает губы. — Можно попробовать еще раз? Можно поцеловать тебя, Сынмин? — Да, — почти нетерпеливо выдыхает Сынмин, и взгляд его взлетает вверх, встречаясь со слегка затуманенным хёнджиновым, прежде чем снова упасть на его губы. — В губы, пожалуйста. Хёнджин улыбается, когда склоняется вперед, к его губам. Сынмин прикрывает глаза и невольно улыбается в ответ, чувствуя хёнджинову улыбку. Их улыбки сливаются в полноценный поцелуй, и Сынмин обхватывает Хёнджина за шею, склоняя голову, чтобы угол стал комфортнее. Ему тепло, и он хотел бы, чтобы поцелуй продлился дольше, но воздух в его легких кончается, а он хотел бы прожить хотя бы до того, как они снимут проклятие с Чана. А еще — достаточно долго, чтобы успеть насладиться поцелуями Хёнджина еще. Когда они отстраняются, их взгляды встречаются, и Сынмин видит собственные чувства, отраженные в глазах Хёнджина. Хёнджин прекрасен вот так, и Сынмину кажется, что тот факт, что причина этому влюбленному выражению на лице Хёнджина — он, особенно на него влияет. Он оставляет на губах Хёнджина еще один поцелуй, в обещание большего, но сейчас ему нужно остыть и осознать это. — Пойдем обратно, скажем остальным, как у нас дела? — предлагает он, и Хёнджин загорается. — Хочешь рассказать им? — неверяще спрашивает он. Сынмин пожимает плечами. — Конечно. Мы ведь можем быть честными? Думаю, они уже догадываются. — Ты прав. Пойдем. Чанбин видит, как Хёнджин и Сынмин уходят в уборную вместе, как только Минхо заканчивает рассказывать им об их прогрессе. Он смотрит, за ними, и задумывается, что же происходит. Он встречается взглядами с Минхо, но тот качает головой, беззвучно говоря оставить их в покое и что тут не о чем волноваться, при этом неуклюже жестикулируя. — Так завтра вы попробуете заклинание? — Чанбин снова возвращает внимание на то, о чем им говорит Минхо. Это волнующе, но и тревожно. Он не чувствовал такой тревоги, когда снимали его собственное проклятие, потому что он было даже близко не таким сложным, как чаново. Здесь куда больше вещей может пойти не так, и уже пошло раньше, так что он не может не чувствовать тревоги от перспективы того, что эти ведьмы будут использовать сложную магию на его друге. — Может быть, да, — подтверждает Минхо. — Думаю, все будет в порядке. Это только простая и временная версия заклинания, и здесь пять ведьм и лесной дух на подхвате, до того, как что-то пойдет не так, или исправить, когда что-то уже случится. “Мне кажется, вы были внимательны, когда готовили это заклинание, и я чувствую себя в безопасности, так что спасибо вам,” — говорит Чан. Джисон восторженно и тревожно льнет к нему. — Поверить не могу, что мы и правда близки к тому, чтобы услышать, как Чан говорит, — улыбается он. Чан качает головой и говорит ему, что не стоит надеяться на многое. Джисон уверяет его, что не надеется, и что будет не против, если они отправятся домой, не преуспев в снятии проклятия, но он просто предвкушает то, что они наконец смогут увидеть, работает заклинание или нет. Чанбин соглашается с Джисоном. Он надеется на то, что заклинание получится: он думает, что уверенности Чана это пойдет на пользу, и, кажется, Джисон считает точно так же. В джисоновых глазах видится нетерпеливый блеск,и Чанбину становится интересно, связано ли это как-то с обещанием, которое они дали друг другу: подождать немного дольше, прежде чем поддаться чувствам. Спустя время после этого, Чанбин видит, как Чонин и Минхо бросают взгляды на уборную, и осознает, что Хёнджин и Сынмин долго не выходят. Он немного волнуется о них, но не слышит разговоров, так что все не может быть плохо. (Ведь так?) И только он думает об этом, как из уборной появляются Сынмин и Хёнджин, держась за руки и одинаково смущенно улыбаясь, розовея щеками. Он невольно улыбается, чувствуя облегчение, что они помирились. Чанбин спрашивает себя, стоит ли ему спросить у них, что они делали, но не успевает он этого сделать, как Хёнджин и Сынмин рассказывают им сами. Оказывается, они рассказали друг другу о своих чувствах прошлой ночью, но поговорили об этом только сейчас. Чанбин улыбается и поздравляет их.. Ему кажется, что это очень смело — так рано открыться в своих чувствах, он знает, насколько это может быть страшно. — Это значит, Сынмин — твоя новая жертва для обнимашек? И я наконец свободен? — дразнит Чонин, когда они наконец садятся, и Хёнджин обнимает Сынмина. Хёнджин фыркает. — Не волнуйся, Ин-ни, я всегда буду тебя обнимать, — уверяет он друга с игривой улыбкой.Чонин поджимает губы в смущенной улыбке, и бормочет безэмоциональное “отлично”, заставляя Хёнджина смеяться. Остаток дня проходит быстро, атмосфера в доме наконец довольно счастливая и радостная. Это приятно. Они идут спать, и Чанбин ложится на краю матраса, но места у него оказывается больше, чем раньше. Хёнджин и Сынмин лежат ближе друг к другу, и даже Минхо не жалуется о том, что оказывается зажат между Джисоном и Сынмином. Это очень уютно. Чанбин начинает привыкать к этому больше и больше, и он надеется, что завтрашний день принесет хорошее. Когда Чанбин просыпается, то с удивлением обнаруживает, что немногие проснулись. Феликс, конечно же, не спит, но Чанбин почти не видел, чтобы он спал. Феликс по-доброму ему улыбается, и Чанбин сонно отзывается ему такой же улыбкой. Он садится и видит, что Чонин тоже не спит. Тот машет ему, все еще лежа на диване. Чанбин машет в ответ и мысленно воркует над тем, как очаровательно выглядит Чонин. Чан и Джисон тоже выглядят мило, пока сладко спят в объятиях друг друга. Щека Джисона прижимается к чанову плечу, а рука его обнимает его грудь, ладонь сжата в кулачок. Рука Чана лежит на его талии, а щека устроена на джисоновой макушке. Сынмин и Хёнджин лежат на боку, лицом друг к другу, и держась за руки. Они выглядят так же умиротворенно, как Чан и Джисон; Минхо все еще спит между Джисоном и Сынмином. Это мило, и Чанбин просто рассматривает всех, позволяя себе постепенно проснуться. Все просыпаются по одному, и день начинается. Ведьмы постепенно начинают уходить в дальнюю комнату, и Чанбин все сильнее начинает нервничать, думая о том, что там происходит и попробуют ли они сегодня заклинание. Он замечает нервозность и в Джисоне. Тот смотрит на Чана и на коридорчик, ведущий в заднюю часть дома все чаще и чаще. Когда Йеджи вдруг появляется с небольшой улыбкой на лице, Чанбин чувствует, как его сердце подскакивает в горло. Он бездумно хватает Чана за руку и смотрит, как ведьмы по очереди выходят из комнаты, собираясь в гостиной. Минхо встает перед Чаном и протягивает ему руку. — Мы хотим посмотреть, работает ли временное заклинание, ты согласен? — спрашивает он Чана, и Чан кивает. Чанбин дрожаще выдыхает; внутри все скручивает. Он очень волнуется. Сердце колотится быстрее, когда он поднимается на ноги. Джисон встает рядом с ним, точно такой же взволнованный. Чанбин чувствует, как он дышит тяжелее обычного. — Я сделаю это, — добавляет Йеджи, указывая на остальных. — Но все будут следить. Единственное, что я попрошу — постарайся расслабиться. “Ладно. Я могу это сделать,” — говорит Чан, делая пару глубоких вдохов, пока Феликс переводит его слова для ведьм. Джисон изо всех сил сжимает плечо Чанбина, но Чанбин пытается быть спокойнее — почему-то волнуясь, что своей нервозностью затронет Чана. — Ты должен почувствовать что-то, когда твое проклятие будет снято, так что, когда Йеджи покажет большие пальцы вверх, ты сможешь попробовать говорить несколько секунд до минуты, — спокойно объясняет Черён. Чан кивает, показывая, что слушает. Йеджи объявляет, что начнет колдовать, и Чанбин отрывает руки Джисона от себя, сам сжимая их в попытке выдавить из себя тревогу. Йеджи бормочет что-то неразборчивое, и Чанбин всерьез думает, что сейчас взорвется от волнения и предвкушения. Кажется, Йеджи колдует целую вечность, и Чанбин начинает замечать каждую мелочь того, что происходит вокруг: Чонин, Феликс и Хёнджин сбились в кучку рядом с ними, большими и внимательными глазами глядя на Чана, а Сынмин, Минхо и остальные из группы Йеджи пристально смотрят на нее, Джисон переплетает свои пальцы с его, серьезный взгляд Чана в глаза ведьме, накладывающей магию, и его собственное сердце, колотящееся в ушах. Йеджи показывает Чану большой палец, и вся комната становится еще тише, чем была; полная ожидания, напряженная тишина накрывает всех тяжелым одеялом. Чан открывает рот, и Чанбин изо всех сил сжимает джисонову руку в ожидании. — А- Конец двадцать седьмой главы.