More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

Эти ведьмы… просто нечто, думается Минхо, пока он наблюдает, как Юна и Йеджи пробуют части обратного заклинания, которое создал Сынмин. Он впечатлен тем, как быстро они адаптировались к магии и как ловко с ней обращаются. Юна создала совершенно новое заклинание, попробовав его всего несколько раз и изменив в нем каждую деталь. Йеджи и Сынмину пришлось попросить ее быть осторожнее пару раз, а Минхо отошел в сторону, чтобы быть в безопасности, утягивая Чана за собой, но и ему стоит признать, что она хороша. Йеджи лучше себя контролирует, она чем-то похожа на Сынмина, и она отлично чувствует магию. Она быстро замечает недостатки и маленькие неточности в заклинании и исправляет их, как только разбирается. Единственное, что его беспокоит — это их чувство безопасности в отношении и себя, и Чана, потому что, как и Сынмин, они, кажется, амбициозны. Слишком много амбиций может быть опасно, Минхо это запомнил. — Что ты думаешь об этом, Чан? — тихо спрашивает Минхо. Он осознает, что мог просто задать вопрос с помощью жестов, обеспечив им приватность, но он еще не настолько уверен в своих знаниях. Чан пожимает плечами. "Не знаю, я не очень понимаю, что они делают," — признается он. Минхо понимает — он на секунду забыл, что не все могут почувствовать, какую магию используют ведьмы. — Точно, это правда, но ты видел, как они работают, что ты думаешь? — перефразирует вопрос Минхо, надеясь так узнать, что думает Чан. Все-таки, они делают это для него. "Сейчас все хорошо. Кажется, они хотят во всем разобраться, и я думаю, чем больше людей будут работать над этим, тем меньше шанс, что что-то пойдет не так," — говорит Чан. В этом он прав, и Минхо чувствует себя виноватым за то, что не обращал больше внимания на Сынмина, когда они были в доме Пака. На самом деле, Минхо был рядом почти все время и брал перерывы только чтобы приготовить еды, но, наверное, ему стоило быть более упертым. Теперь это все в прошлом, но он знает, насколько ценно оставаться вместе. Ему все еще некомфортно самому работать с этой магией, и он уверен, что и Сынмин не станет пытаться делать это в ближайшее время, но хорошо, что у Чана есть надежда. Может, Джисон помог ему с этим, это, честно говоря, не удивило бы Минхо. Он не слушал их разговор, но мог сказать, что это была очень сердечная беседа, и выражение лица Чана стали после нее куда спокойнее, чем было раньше. — Хорошо. Я рад это слышать, — улыбается Минхо. Но ему хочется сделать что-то полезное, и он вдруг вспоминает заклинание спокойного сна, которое наложил на Чана и Чанбина до того, как они отправились в горы. Оно, должно быть, уже перестало действовать. Он поворачивается к Чану. — Кстати, как тебе спится? "О… нормально, обычно У меня был всего-" — Чан обрывается и морщится, его пальцы напрягаются, руки сжимаются в кулаки, плечи вздымаются вверх, а лицо морщится. Внутри Минхо все проваливается, и он шокировано раскрывает глаза. Он оглядывает комнату, неуверенный, что произошло и было ли это из-за магии, или нет, потому что комната сейчас заполнена перемешанной магии из-за практики Йеджи и Юны. — Осторожнее! — Йеджи резко поворачивается к Юне и указывает на Чана, и та широким торопливым движением закрывает ладонь, и Чан расслабляется. Минхо пронзает юную ведьму взглядом, надеясь напугать ее, чтобы этого больше не случилось. — Простите! — пищит Юна, подходя к Чану и осматривая его, проходясь руками над его плечами. — Что я сделала? То есть- что ты сейчас почувствовал? Можешь рассказать? Брови Чана дергаются вниз, и он сглатывает, поворачиваясь к ней. Минхо пристально смотрит на нее, тревожась, что она может сделать что-то еще. Он понятия не имеет, насколько она импульсивна, и не знает, чего ожидать. Он не знает даже что случилось, и это его пугает, но по крайней мере, она смогла быстро все исправить. "Мои лёгкие сжались, или что-то вроде того, я не уверен," — говорит Чан, но Юна смотрит на него с недоумением. Минхо тоже не уверен, что он сказал, что его лёгкие сжались, но предполагает это, так что спрашивает Чана о подтверждении, но, судя по всему, он понял верно. — Окей, еще раз прости. Я не хотела сделать тебе больно, — говорит Юна. Минхо тихо фыркает: он думал, что это ведьмы будут не так похожи на тех, которых он знал дома, но они могут оказаться такими же грубыми и предвзятыми к не-ведьмам, как и те мудаки. Он очень надеется, что это не так. — Можешь в следующий раз быть осторожнее? Нельзя просто использовать магию на нем и не спрашивать, — ругает ее Минхо, и Юна хмурится. — Я не хотела! Наверное, он просто притянул магию, или типа того. Или я сделала это случайно, потому что направляла магию на его проклятие, — защищается она. Минхо раздраженно вздыхает: она просто оправдывается. Нельзя никак притянуть магию, по крайней мере, не-ведьма не может такого сделать. — Да, конечно же, — отплевывается он. Чан кладет руку ему на плечо, и Минхо хочется отмахнуться, но и Йеджи, и Сынмин говорят им прекратить ругаться. Он вздыхает и стискивает зубы: это обратное заклинание заставит его поседеть на двадцать лет раньше, вот сколько стресса лет приносит, а он даже не накладывает его. — Эй, мы все тут пытаемся помочь друг другу, ладно? Это непростая магия, и именно поэтому нам нельзя забывать о людях вокруг нас, — говорит Сынмин, одновременно глядя Юну и на Минхо. — Пока мы здесь, давайте постараемся поладить. — Согласна, — кивает Йеджи, прежде чем повернуться к Минхо. — Мы будем осторожнее, и, мне кажется, нам понадобится помощь остальных, чтобы придумать, как снять это проклятие, прежде чем мы продолжим. Минхо только кивает ей, весьма удовлетворенный обещанием. Он не уверен, отвечают ли Юна и Йеджи за такую магию, но ему кажется, что почему-то они отвечают вообще за всю магию среди них. Когда они снова собираются вместе за ужином, Минхо хочет попробовать почувствовать магию ведьм, но это сложно, когда проклятие Чана завешивает комнату темной шторой, скрывая под собой всю остальную магию, когда он пытается на ней сфокусироваться, и в комнате как минимум четыре ведьмы с разными магическими аурами, так что комната превращается в беспорядок из аур. Если он хочет прочитать их магию, ему нужно сконцентрироваться, и, хотя даже ему и не хочется сейчас это делать, он заставляет себя, ради безопасности остальных. Это не срабатывает: ему не удается собрать достаточно концентрации и различить магию Рюджин и Черён. Он проверит их завтра, когда будет не таким усталым. После ужина они расстилают постели и решают, как ложиться спать. Единственный, кто хочет спать один — это Чонин, так что все решают позволить ему спать на диване, а самим занять матрасы на полу. Чан, Чанбин и Джисон ложатся в дальнем правом углу комнаты, Минхо и Сынмин — в середине, потому что Минхо не против присматривать за всеми даже ночью, а Хёнджин — в дальнем левом углу. Феликс найдёт для себя место сам, как и всегда. — Боже, я так устал, — вздыхает Минхо, позволяя себе упасть на матрас, после того, как помылся. Ведьмы разошлись по своим комнатам, оставив всю гостиную центрального дома им. Минхо закрывает глаза и дышит: после всего стресса из-за путешествия и встречи с новыми людьми, он измотан. — Ты сегодня хорошо потрудился, Минхо, — улыбается Джисон, садясь рядом с ним на матрас. — У вас с Сынмином трудная работа: стараться следить, что мы можем доверять этим девушкам и ещё и рассказывать им об обратном заклинании. Ты и правда делаешь для нас очень много, так что спасибо тебе. — Джисон прав, — соглашается Чанбин, садясь рядом и похлопывая Минхо по плечу. — Мы благодарны. Минхо пожимает плечами, слишком уставший, чтобы ответить им. Он всего лишь делает то, что кажется правильным, здесь не за что благодарить. Он открывает глаза и видит, как Феликс проходит, чтобы сесть рядом с ними. Минхо садится на матрасе, чтобы взглянуть ему в лицо. На удивление, Феликс кажется расстроенным. Минхо всегда видел его только счастливым, но понимает, что не обращал внимания на его настроение и вчера, и сегодня. Он задумывается, не повлияли ли на него события прошлых дней так же сильно, как и на всех остальных. — Может, я могу сделать что-нибудь для вас? — спустя пару мгновений спрашивает Феликс, когда все собираются на матрасах и на диване. — Теперь, когда мы не так много времени проводим снаружи, я чувствую себя немного бесполезным. Я не уверен, что мне делать, если я не в лесу… "Ты делаешь достаточно просто тем, что ты здесь, с нами," — успокаивает его Чан, и Минхо соглашается. Он надеется, что Феликс знает, как сильно поднимает им всем настроение, когда они грустят. Чан продолжает. — "А если ты чувствуешь себя потерянным, ты всегда можешь притвориться, что мы в лесу. Что бы ты сделал, если бы мы были там?" — Э-эм, если честно, когда в лесу случается что-то плохое, я проверяю, в порядке ли все растения и животные, и нужно ли им что-то. Я не уверен, как делать это с людьми, и это странно, потому что я знаю, что вам тяжело, и мне хочется утешить вас, но я не знаю как, — слегка надувает губы Феликс. Минхо тихо хихикает. — Ты можешь утешить меня! — Хёнджин поднимает руку и тянется вперёд. — Не знаю, что ты имеешь в виду под утешением, но, что бы это ни было, мне это очень нужно. — Правда? То есть, я не стану делать этого, если тебе некомфортно- это нормально, — говорит Феликс, но выглядит он очень готовым помочь. — Обычно, когда у животных стресс, я делаю им массаж, если они хотят. Или я просто сижу рядом и медитирую и жду, пока природа исцелит их. — Святые небеса, массаж звучит отлично, — вздыхает Хёнджин. Потом он похлопывает по месту рядом с собой. — Давай, притворись, что я олень или типа того. Сынмин смеется, но прикрывает рот ладонью, стараясь сдержать смех. На лице Феликса расцветает яркая улыбка, и он торопливо придвигается к Хёнджину и просит его сесть и расслабиться. Хёнджин тут же обмякает на груди Феликса. Тот меняет их положение, чтобы Хёнджин сидел между его ног, и начинает большими пальцами разминать мускулы в его плечах, шее, спине. По тому, как с лица Хёнджина попадает хмурость, видимо, что Феликс хорош в том, что делает. Минхо бы тоже не отказался от массажа, но не станет сейчас беспокоить этим Феликса. Он лучше ляжет спать. — Все хорошо? — неуверенно спрашивает Феликс — Я не уверен, что твои мышцы такие же, как у животных. — Все отлично, продолжай, — с благодарностью выдыхает Хёнджин. Потом он жестом показывает, что все остальные могут продолжать разговор, если хотят. Чанбин поворачивается к Чану, а потом к Минхо и Сынмину. — Как все прошло с Йеджи и Юной? Как вы думаете, они смогут продолжить работу там, где остановился Сынмин, и безопаснее? — спрашивает он. — Они хороши? Минхо вздыхает. — Хороши, но… — он обрывается; может не стоит ему сейчас снова портить всем настроение своими сомнениями. Только вот Джисон и Чонин смотрят на него с любопытством, и сейчас он не может остановиться. — Юна немного безрассудная. — Она ошиблась, Минхо. Это не безрассудство, — поправляет его Сынмин, но Минхо фыркает. — Ты этого не знаешь, — спорит он. Он чувствует себя так, будто играет в адвоката дьявола — и может быть, это потому что он устал и полон стресса, но сейчас ему очень хочется отметить все опасности того, что они делают, после того, как он оставил Сынмина одному делать то, что ему кажется правильным. — Эй, ну, — Чанбин встает между ними, пока ссора не разгорелась. Минхо не собирался разводить ее, но сейчас он устал и легко раздражается. Чанбин смотрит на него. — О чем вы говорите? Что за ошибка? — Она испытала заклинание на Чане без его разрешения, — горько говорит Минхо. Джисон ахает и резко оборачивается к Чану, а глаза Чанбина широко раскрываются. — Ты этого не знаешь, — спорит Сынмин. — Может, она просто случайно его задела. — А это имеет значение? У Чана сжалось горло, ему было больно, — отмечает Минхо. Он видел это — он стоял рядом, когда лицо Чана исказилось от боли, и он перестал говорить. — Ребята- — Феликс пытается что-то сказать, но сразу несколько людей начинают говорить одновременно. Чанбин и Джисон пытаются заставить Чана признаться, что это случилось, а Сынмин снова говорит о Юне. — Подожди, серьезно? Ты в порядке Чан? — Что? То же самое, что и с Хёнджином? Она все исправила? — Парни- — Такое случается, Минхо! Конечно, нам нужно присматривать за ними, но- — Но? Но что-? — начинает Минхо, но Чонин перебивает его. — Заткнитесь хоть ненадолго! — кричит он, указывая в сторону Хёнджина и Феликса. Минхо поворачивается к ним и видит, что Хёнджин сидит, вжав голову в плечи и накрыв уши ладонями. Феликс успокаивающе гладит его по плечам. Чонин фыркает. — Мы можем не спорить об этом? Пожалуйста? Минхо поджимает губы. Чонин прав. Он без всякой причины мрачен, и это влияет на остальных. Он вздыхает и смотрит на Хёнджина, который медленно опускает ладони от ушей и оглядывает комнату. — Простите, я пропустил что-то важное…? — робко спрашивает он. — Мы же не повторяем то, что случилось пару лет назад? Нет… так ведь? Минхо смотрит на Сынмина, но знает, что если ответит кто-то из них, они снова начнут спорить. — Чан, почему бы тебе не ответить? — они должны были попросить Чана взять на себя этот разговор раньше, но Минхо решает, что они слишком устали и не заметили, что Чан пытался принять их внимание. “Все в порядке. Мое горло сжалось, но ведьма остановила это, и я не успел пострадать от этого,” — говорит он. — “Они сказали, что будут осторожнее, и что обсудят это между собой. Я постараюсь убедиться, что это не станет опасным снова.” — Но это не твоя обязанность, — говорит Сынмин, и Минхо соглашается с этим. Это не ответственность Чана — следить за тем, чтобы ведьмы исполняли опасные заклинания безопасно. Он никак не сможет сделать этого, даже если попытается, потому что он не ведьма. — Я знаю всю опасность этого заклинания, так что смогу убедиться, что они не совершат тех же ошибок, что и я. — И ты тоже оставайся в безопасности, хорошо, Сынмин? — искренне спрашивает Хёнджин, быстро бросая взгляд на Сынмина, который удивленно ахает. Минхо готов поклясться, что видит, как по щекам Сынмина расплывается румянец, и он не был бы удивлен, если бы это было правдой — но в комнате слишком темно, чтобы увидеть. Хёнджин смотрит на Чана. — И ты тоже, хорошо? Вы все. В комнате повисает тишина — но это не тяжелая тишина. Все, кажется, обдумывают слова Хёнджина, или молча соглашаются с ними. Феликс продолжает массировать его спину, и Минхо решает, что это знак для них пойти спать. Ему хочется лечь, но он вспоминает кое-что еще и вздыхает. Когда он спросил Чана, хорошо ли он спит, тот дал размытый ответ, и Минхо знает, что может оставить это на завтра, но не хочет рисковать и быть безответственным, лишая их спокойного сна. Он поворачивается набок и садится. Чан все еще смотрит на Хёнджина, все еще погруженный в раздумья. — О, точно, Чан, — начинает он. Чан смотрит на него и поднимает брови. — Обновить для тебя заклинание спокойного сна? “Ты ведь устал, да? Не нужно,” — успокаивает его Минхо. — “Я переживу еще одну ночь.” — Я могу сделать это, — настаивает Минхо: лучше сделать это сейчас, пока он все еще может спасти Чана от кошмаров. Он слегка придвигается к Чану и ждет, пока тот разрешит ему наложить заклинание. Джисон и Чанбин слабо подталкивают друга, и после того, Чан кивает, Минхо тихо читает заклинание, собирая все внимание, чтобы не ошибиться в таком простом заклинании. Когда все закончено, он облегченно выдыхает. Последнее дело на сегодня сделано. Сегодняшний день наконец-то закончен. — Ладно, теперь спокойной ночи, — говорит он, маша рукой и позволяя себе упасть обратно на матрас. — Спокойной ночи. Всем добрых снов. Он укутывается в одеяло и закрывает глаза, слушая, как все тихо обмениваются пожеланиями доброй ночи, и засыпает. Новый день, новый шанс для того, чтобы совершить прогресс. Чонин устал и волнуется о ведьмах и проклятии. Он пытается убедить себя, что не так уж и сильно волнуется о Сынмине и Минхо, или о Чане, Чанбине и Джисоне, или о Феликсе, но внутри его все сжимается, когда он думает о том, что с ними может случиться что-то плохое. Когда он думает, что-то плохое случается с Чаном или Сынмином, пока ведьмы практикуют заклинание, заставляет неприятные мурашки пробегать по всему его телу, и он волнуется, чувствуя себя бесполезным. Видеть, как вчера чувствовал себя Феликс, заставило его тоже грустить, потому что он знает, каково это: видеть, как все вокруг пытаются справиться с чем-то тяжелым, но не знать, как помочь. Он пытается быть рядом с Хёнджином, говорить с ним, но он никогда не был в этом хорош. Ему повезло, что Хёнджину нравится, когда Чонин просто его слушает, а не успокаивает словами, но Чонину кажется, будто он может сделать больше. Хёнджину, кажется, становится лучше: по крайней мере, он может говорить с Сынмином лицом к лицу и смотреть на него. Чонин тоже теперь больше не злится на ведьму, и ему просто хочется просить его, забыть обо всем и двигаться дальше. Сынмин, в конце концов, хороший друг, и Чонину кажется, что между ним и Хёнджином все еще есть чувства. За завтраком Хёнджин все продолжает бросать взгляды на Сынмина. Тот даже не замечает, и Чонин не удивлен, потому что, кажется, ведьма временами может быть невнимательным. Хёнджин явно думает, что сказать Сынмину, когда он наконец решит с ним поговорить: еще одна вещь, с которой Чонин, скорее всего, не сможет ему помочь. — Так… я хотела бы предложить начать работу над обратным заклинанием прямо сейчас, но вы все выглядите так, будто у вас в жизни что-то происходит, — говорит Черён, оглядывая импровизированный длинный обеденный стол, где все тринадцать из них уместились, чтобы поесть. — Что вы думаете о том, чтобы взять перерыв и сходить на горячие источники? Мы делаем так, когда устаем и хотим отдохнуть. Чонин вспоминает, как они были на горячих источниках в лесу, когда он и Хёнджин присоединились к группе. Именно тогда они и узнали о проклятии Чана. Кажется одновременно, будто это было вчера и множество лет назад, и, честно говоря, Чонин не представляет себе, как продолжит без них. Хотя они иногда и ругаются, все они ему нравятся, и он чувствует, что они стали для него чем-то вроде семьи. Чонину они точно нравятся больше, чем его настоящая семья. Он не отказался бы от целого дня без волнений о магии, заклинаниях или о том, как добраться до следующего пункта назначения, и он соглашается с предложением Черён. Ему кажется, что и остальным это пойдет на пользу, потому что Черён права — они все действительно выглядят усталыми. — Думаю, нам стоит отдохнуть. Мы знаем, что случается, когда мы все устаем, — прямо говорит Минхо. Сынмин виновато опускает взгляд в колени, а Чонину кажется, что это довольно грубо — так говорить, но это правда. — Горячие источники звучат хорошо. Все остальные соглашаются, и после завтрака ведьмы уводят их из города, к горячему источнику где-то в горах. Он отличается от того, что был в луче — но похож тем, что окружен кустами и деревьями, которые дают им немного приватности. Есть два главных источника, соединенных друг с другом, и оба из них обладают целебными свойствами, однако не такими сильными, как у лесного источника, говорит Сынмин. Феликс сияет, когда они прибывают на место, наверняка чувствуя себя здесь, как дома. Вид счастливого Феликса помогает и Чонину почувствовать себя немного лучше. Ему все еще неловко снимать одежду перед всеми, и он все еще удивлен тем, как спокойно Чан, Чанбин и Джисон раздеваются друг перед другом. Он решает, что это все потому, что они дружат с самого детства, но между ними и правда нет никаких барьеров. Чонин не хочет пялиться — но замечает, как Джисон немного прячется за спинами Чана и Чанбина после того, как снимает рубашку, и видит большой розовый шрам на животе Джисона; он вспоминает, что когда они были в источниках в прошлый раз, они разговаривали о ране на животе. Еще он вспоминает, как они рассказывали, что Минхо пырнул его в живот (случайно), когда Джисон только встретился с ним. Поначалу он в это не верил, но теперь при виде этого шрама, он весь дрожит. Рана, оставившая такой шрам, должна быть очень большой. Он отводит взгляд, забирается в источник и ждет, чтобы Сынмин и Хёнджин к нему присоединились. Когда все оказываются в теплой воде, Чонин расслабляется, закрывает глаза и просто отмокает. Мгновение спустя, он открывает глаза и осматривается по сторонам. Йеджи и ее группа переговариваются между собой, Феликс ныряет, а потом вылезает из воды и пытается найти в округе насекомых или птиц. Чан, Чанбин и Джисон болтают с Минхо, а Сынмин и Хёнджин расслабляются тишине. Он задумывается: стоит ли ему попробовать поговорить с Сынмином. Было бы отлично официально простить его, прежде чем Хёнджин с ним поговорит. Он поворачивается к ведьме, чтобы проверить, хорошее ли сейчас время для разговора. Он ловит сынминов взгляд, и придвигается немного ближе, показывая, что хочет поговорить. — Хей, Сынмин, тебе удалось расслабиться? — спрашивает он, чтобы начать непринужденную беседу и дать себе побольше времени подумать о том, что он хочет сказать. (А еще ему искренне любопытно, как у ведьмы дела, но он не готов признаться в этом самому себе.) Сынмин едва пожимает плечами. — Да, немного. У меня в мыслях еще вертится несколько вещей, но я пытаюсь отдохнуть, — признается он. Чонин понимает: он все еще не отпустил тот случай с обратным заклинанием, хоть и пытается забыть. А еще он наверняка волнуется о том, как себя чувствует Хёнджин (и Чан?). — Хорошо, — Чонин кивает и думает о том, как бы начать следующую тему. Он никогда не был хорош в таких разговорах, но он попытается. Может, лучше просто говорить прямо. — Так… я хотел сказать тебе, что прощаю тебя за то, что произошло с Хёнджином. Глаза Сынмина раскрываются, и все его лицо принимает по-дурацки удивленное выражение. — Правда? Ты серьезно? — спрашивает он; голос его едва слышен от неверия, и Чонин тихо хихикает. — Да, конечно! Я бы не стал об этом врать, — искренне говорит Сынмину он. Небольшая улыбка растягивает уголки сынминовых губ, и Чонин невольно повторяет ее. — Я все еще думаю, что ты упертый тупица, и что тебе нужно было послушаться Хёнджина, но мы не можем изменить прошлого. Я знаю, что ты не хотел причинять ему боль. — Я знаю. Мне все еще нужно многому научиться, и еще раз — мне жаль, что я причинил Хёнджину боль и был таким упертым. Твое прощение много для меня значит, спасибо тебе, Чонин, — Сынмин искренне ему улыбается, и Чонин чувствует облегчение. Облегчение от того, что он видит улыбку Сынмина, и от того, что наконец смог перешагнуть через обиду на случившееся. Если бы Хёнджин не хотел забыть об этом так сильно, он не простил бы Сынмина так скоро. Хёнджин был всем, что у него есть, так долго, и видеть, как Сынмин причинил ему боль, заставило его ослепнуть от ярости и страха настолько, что он забыл все, что Сынмин сделал для них в этом путешествии. Он исцелил Хёнджина, когда Джисон ударил его, был добр и терпелив, когда он напился зелья от незнакомца и вел себя глупо… Чонин видит, насколько Сынмин заботится о Хёнджине, и теперь, когда он простил его, это приятно. — Никаких проблем. Я тоже рад оставить это в прошлом, — Чонин смеется, прежде чем предупредительно указать на ведьму пальцем. — Но если ты еще раз сделаешь ему больно, я не прощу тебя так легко. — Я не посмею. Мне уже трудно простить себя за то, что я сделал это с ним, — серьезно глядя на него, отвечает Сынмин. — Я обещаю сделать все, что могу, чтобы убедиться, что Йеджи и ее группа не совершат тех же ошибок, что и я. И я сделаю все, чтобы Чан был в безопасности. — Ладно. Но, как Хёнджин и сказал, не забывай заботиться о себе, — говорит Чонин, а потом со смешком добавляет: — Не хочу, чтобы Хёнджин снова приходил ко мне ныть, что он волнуется о тебе. — Можешь просто сказать, что не хочешь волноваться обо мне, Ин-ни, — шутит Сынмин, хлопая Чонина по плечу. Чонин фыркает, но не сдерживает улыбки от того, что Сынмин снова шутит. Прошло уже много времени с того, как он видел Сынмина веселым, и, стоит признаться, он по этому скучал. — Заткнись ты, — бурчит он. — Но я серьезно! Я тоже не люблю волноваться, но если это делает Хёнджин, то это в два раза хуже. — О… Но он же не станет делать этого, да? — Сынмин неловко смеется, потирая шею, и взгляд его быстро бросается в сторону Хёнджина. Чонин вздыхает. — Он хочет простить тебя сильнее, чем ты думаешь, — говорит он, глядя, как Сынмин сидит на краю источника, проводя руками по плечам и смывая с себя мыло, которое он принес с собой из дома. Капли с его волос спадают ему на грудь, плечи и спину. Чонин снова смотрит на Сынмина, чьи глаза бегают по всему телу Хёнджина с чем-то вроде печали и волнения. — Он придет к тебе, Сынмин, не волнуйся, — и как только Чонин произносит это, Хёнджин замечает, как Сынмин смотрит на него. Оба краснеют, встречаясь взглядами, и Чонин тихонько хихикает. Хёнджин показывает на свой кусок мыла, безмолвно спрашивая, не хотят ли они воспользоваться им. Чонин качает головой и, когда Сынмин смотрит на него, то он показывает ведьме идти к Хёнджину, если он хочет. Сынмин смотрит на него с благодарностью, шепчет благодарность, поворачивается и идет мимо Чонина к нему. Чонин смотрит на них, немного нервничает, но пытается отмахнуться от этого чувства. Хёнджин и Сынмин вполне способны на то, чтобы поговорить без его вмешательства. Он надеется только на то, что они не скажут ничего неразумного. Хёнджин может быть эмоциональным, но Сынмину должно удаться справиться с этим. Особенно, если он не хочет отказываться от своих чувств к нему. Хватит думать, говорит себе Чонин, отворачиваясь от Хёнджина и Сынмина. У них все будет в порядке. Он думает о том, чтобы присоединиться к разговору Чана, Чанбина. Джисона и Минхо — они говорят о музыке, это весело: Чонину нравится петь — но потом замечает Феликса, который, кажется, все еще ищет животных. Он решает ненадолго составить ему компанию, спросить его, что он видит. Феликс радостно рассказывает ему о птице, которую заметил и которую не видел ни разу, и, судя по всему, он уже разобрался в ее повадках. Чонин внимательно слушает, позволяя голосу Феликса отвлечь себя от всех его беспокойств. Конец двадцать пятой главы.