More Than Words (Breaking the Curse that Brought Us Here)

— Так, с чем мы можем вам помочь? — спрашивает Йеджи, оглядывая их с небольшой ухмылкой. Особенно она присматривается к Чану, уж наверняка понимая, что это связано с его проклятием. Если они и правда опытные ведьмы, тогда Джисон думает, что они должны сразу же узнать магию, что значит — они уже знают о его проклятии. — Нас послал сюда ведьма Пак, чью магию вы уже наверняка узнали в нашем друге, — объясняет Минхо, кивая на Чана. Джисон придвигается немного ближе, пока они с Чаном не касаются плечами, что, как он надеется, успокаивает Чана под взглядами ведьм. Он знает, что Чану не нравится, когда на него обращено все внимание, особенно, когда это связано с его проклятием. — Да уж, тяжелое тут у тебя проклятие, дружище, — сочувственно глядит на него Юна. — Буду честна, я понятия не имею, как это исправить, если вы пришли за этим. Она говорит честно, это хорошо, думает Джисон. Чан тоже оценит честность, но они пришли сюда не с пустыми руками, И Джисон оборачивается к Сынмину, ожидая, что тот расскажет о работе, которую уже проделал, создавая обратное заклинание. Сынмин ловит его взгляд и, кажется, вспоминает о своих записях, залезает в свою сумку и достает тетрадь. — Да, мы уже провели кое-какую работу, но магия слишком непривычная для нас, а обратное заклинание немного выше нашего уровня, — объясняет Сынмин, показывая Йеджи и Юне свои заметки. Рюджин и Черён присоединяются к ним и заглядывают в записную книжку, но Джису остается на диване и рассматривает свои ногти, время от времени бросая на остальных взгляд из-под приподнятых бровей. — О, выглядит полезным, — отмечает Рюджин, указывая на что-то среди сынминовых записей. Потом она смотрит на него и приподнимает одну бровь. — Ладно. Значит, вы пришли сюда, чтобы мы сняли это проклятие. Тогда, что мы отсюда получим? У вас есть деньги? — Нет, — признается Чанбин. — У нас есть растения и всякие мелочи, но немного. — Мы планировали использовать их, чтобы заплатить за ночлег, — говорит Минхо. Им не удалось собрать еще растений или заработать денег в путешествиях. В горах растения слишком редки, но может — от этого лесные растения станут ценнее. — Ни на что другое нам не хватит. Минхо показывает ведьмам некоторые из своих запасов, и их глаза расширяются. Кажется, Джисон оказался прав о том, что здесь они будут ценнее. — Знаете что? Можете заплатить нам этим и за помощь, и за ночлег, — предлагает Черён. Все остальные поворачиваются к ней; Йеджи хмурится и смотрит на нее с недоумением в глазах. — Мы разложим матрасы, немного передвинем мебель и дадим им спать на полу, пойдет? В гостиной хватит места. — Точно! Нам понадобится… — Рюджин прерывается и оборачивается к Чану, начиная пересчитывать головы. — Восемь людей, значит, вместе с диваном, четырех или семи матрасов должно хватить. — Мне не нужно ничего, чтобы спать! Я могу уснуть где угодно, даже на подоконнике, — Феликс поднимает руку, и Рюджин кивает. — Даже лучше, — она хлопает в ладоши и с улыбкой смотрит на Джису, Черён, Юну и Йеджи. — Мы же справимся, да? — Черт возьми, да. Мы никогда не отказываемся от вызова, — уверенно глядя на них, произносит Йеджи, наверняка снова говоря о проклятии Чана. — Мы ни разу не делали ничего подобного, но с этими записями можно работать. — Вы поможете нам избавиться от проклятия? — спрашивает Чанбин, чтобы быть полностью уверенным. Ведьмы поворачиваются к нему и поднимают брови, глядя на его жестикулирующие руки и наверняка задаваясь вопросом, что он делает. Джисон чувствует стыд за него, когда видит как они смотрят, но они не говорят ни слова. — Да, мы поможем вам, но прежде чем мы договоримся, может быть, вам тоже стоит представиться? И, типа, рассказать, что вы делаете руками, и кто этот милый лесной дух с вами? — предлагает Йеджи. Джисон оглядывает остальных, пытаясь понять, согласятся ли они. Они кратко представляются, рассказывая все точно так же размыто, как и ведьмы, но дают немного больше подробностей о проклятии Чана, заметках Сынмина и советах Пака, и обо всем, что они уже успели попробовать. Джисон не обращает внимания на разговоры о магии и вместо этого отвлекается на полное сомнений выражение лица Чана. Он не думает, что тот вдруг испугался и захотел отступить, потому что они зашли уже так далеко и сейчас у них есть настоящий шанс снять проклятие. Он не до конца понимает, почему ведьмы согласились им помочь — может, их просто заинтересовал вызов, но насколько ему известно, им в любом случае можно доверять, потому что если бы Пак хотел причинить им вред, он сделал бы что-нибудь намного, намного раньше и точно не сделал бы это, отправив их к этим ведьмам. После знакомства, Рюджин, Черён, Юна и Йеджи уходят, чтобы принести для всех матрасы и купить продуктов, оставляя Джису присматривать за ними — система безопасности или типа того, вспоминает Джисон. Они ввосьмером садятся и едят на полу гостиной, пока Джису читает книгу, устроившись в кресле в углу. — Сынмин, ты хорошо себя чувствуешь? Ты рассказал про всю эту магию и все такое? — заботливо спрашивает Феликс, опускаясь рядом с ним и кладя руку ему на спину Сынмин устал пожимает плечами. — Все в порядке. Вернуться к магии — это часть того, чтобы забыть о том, что случилось, — говорит он. Джисон рад слышать это, но он все еще немного напуган произошедшим, так что представляет, что Сынмину все еще плохо. Джисон помнит, как кричал Хёнджин, а Сынмин панически звал на помощь. Это разбило сердце, и он не смог пойти туда, чтобы увидеть их лица, и не может даже представить, насколько тяжело было находиться в той комнате. Когда они заканчивают есть, Феликс предлагает осмотреть город. Чан отказывается, но говорит, что погуляет с ними в другой раз. Джисон пользуется этой возможностью, чтобы остаться с Чаном, чтобы узнать, беспокоит ли его что-то. Сынмин хочет пойти с ними, и даже Хёнджин и Чонин соглашаются. В конце концов — Минхо единственный остался в доме вместе с Джисоном и Чаном. Джисону комфортно говорить с Чаном при нем, он не волнуется о том, что Минхо услышит или осудит их, Минхо поддерживал и был добр к нему и Чану и когда они поссорились, и все остальное время, так что ему не нужно волноваться из-за того, что он рядом. Джисон двигается к Чану и уже замечает, как Минхо это видит, сдвигаясь в сторону, чтобы дать им пространство. Джисон благодарно ему улыбается и поворачивается к Чану, кладя руку ему на плечо, чтобы привлечь внимание. Чан поворачивается к нему с любопытным, но мягким взглядом. "Что такое?" — спрашивает он. — Ничего-о, — дразнится Джисон; Чан закатывает глаза, но Джисон видит, как уголки его губ дергаются вверх. И он рад видеть эту скрытую улыбку на лице друга. "Ты просто хочешь обняться или тебе нужно что-то сказать?" — спрашивает Чан Кажется, он сегодня не в настроении для поддразниваний, так что Джисон отступает. — Я просто хотел узнать, есть ли у тебя на уме что-то, что ты хотел бы мне рассказать. Ты выглядел задумчивым, когда Сынмин и Минхо говорили с ведьмами, — говорит Джисон, склоняя голову набок и глядя на Чана сбоку. — Ты испугался ? "Я не знаю," — признает Чан. Он не опускает рук, видимо думая о том, что сказать дальше. — "Ты правда хочешь услышать, как я снова себя жалею?" — Я уверен, что ты жалеешь не себя, а скорее думаешь об остальных, — уверенно заявляет Джисон. Потом смягчается и искренне смотрит на Чана. — И даже если ты жалеешь себя… Я мог бы слушать, как ты целый час рассказываешь, чем пахнет воздух, если бы мы начали об этом говорить. Чан беззвучно смеется и качает головой, но Джисон просит его не недооценивать себя, прежде чем сказать ему признаться. Чан кивает и выдыхает. "Просто я не знаю, чего ожидать. Я понятия не имею, подвергаю ли их опасности. Вдруг я просто причиняю им вред, кладя на их плечи необходимость снять мое проклятие? И я заставляю всех нести ответственность за меня." — Я понимаю, — кивает Джисон. Он коротко поглаживает Чана по плечу, думая, что сказать. — Я думаю, это нормально. Пока все согласны тебе помочь, ты ничего не можешь сделать, кроме как смотреть за ними. Если все пойдет не так, ты можешь чувствовать, будто это твоя вина, но в конце концов — это был их выбор помочь, и ты никогда и никого не заставлял это делать. Чан надолго молчит, пусто глядя перед собой. На его лице появляется небольшая улыбка, и он всем телом поворачивается к Джисону. "Ты прав. И головой я это понимаю, но почему-то, когда это говоришь ты, я чувствую, будто мне можно в это верить." — Головой я это понимаю, — передразнивает его Джисон, с половинчатым успехом заставляя Чана смеяться, потому что тот лишь издает короткий фырк. — Ладно прости. Я рад, что смогу помочь тебе в это поверить. Вот поэтому я твой самый любимый человек, да? Чан снова лишь слабо ему улыбается, и Джисон вздыхает. Он мягко бодает его лбом в висок и садится перед ним. Обычно Чан поддразнил бы его в ответ, сказал бы что-нибудь вроде того, что их жук по имени Чарльз, с которым они подружились в детстве навсегда будет его любимым. — Ну же, Чан-и, что случилось? — он перестает жестикулировать, чтобы большим пальцем погладить Чана по коленке, прямо как делает он, когда его руки свободны, и Джисона это очень успокаивает. Чан на секунду прикрывает глаза и Джисон понимает, что он, должно быть, чертовски волнуется о Хёнджине и Сынмине. "Ничего, прости, я просто устал," — виновато смотрит Чан. Он поджимает губы, и Джисон видит, что он хочет сказать что-то еще. — "И… сегодня мне снова снился плохой сон. И поэтому я чувствую себя не очень хорошо сегодня." Джисон хмурится, продолжая рисовать успокаивающие круги на колене Чана, и жестикулирует другой рукой. — Хочешь рассказать об этом? "Я не очень хорошо помню, но это было про твою рану и про то, как Хёнджин задыхался. Вся атмосфера была как будто удушающей, но я проснулся и смог потом снова уснуть без снов," — рассказывает Чан. Джисон смотрит на него с сочувствием: такие кошмары и правда звучат ужасно, но, кажется, магия Минхо все еще работает, потому что именно она, должно быть, помогла Чану поспать еще хотя бы пару часов. "Но теперь я в порядке. Немного устал, как я и сказал… И вообще-то, жук-рогач Джо — мой любимый." Чан хитро улыбается, и Джисон хохочет, хлопая его по плечу. — Черт возьми, как я скучаю по Джо! — вздыхает он. — Он хотел быть свободным, там ему лучше. Может, он даже попал под защиту Феликса! Надеюсь, он прожил хорошую жизнь. "Ты отпустил его, уверен, у него была отличная жизнь," — говорит Чан с очарованной улыбкой, которая заставляет Джисона бросить все и полюбоваться ей; в его животе все переворачивается. Он не знает, с чего вдруг Чан дал такой игривый комментарий, но у Джисона в голове все превращается в вату. Чан не может заставлять его сердце так сходить с ума, так что он склоняется вперед и целует Чана в щеку. Он отстраняется и любуется тем, как розовеют щеки друга, и не может сдержать улыбку. Он не знает, почему, но по какой-то причине он сейчас особенно слаб. Может, ему просто нужно восполнить в себе упущенную любовь Чана, которую он не получал какое-то время. Он поднимает руку и обнимает щеку Чана ладонью, большим пальцем поглаживая теплую кожу. Чан смущенно отводит взгляд, но льнет к касанию. "С чего такое проявление любви?" — улыбается Чан. Джисон пожимает плечами и продолжает двигать пальцем. Он горд, что смог заставить Чана улыбнуться, и счастлив, что смог сделать счастливым его. — Ты, — выпаливает он. Очень слащаво, но правда. После того, как Чан стал его избегать из-за своей неуверенности, Джисон пообещал себе быть с ним настолько честным в своих чувствах, насколько возможно, и попытается рассказать ему о своих чувствах, постепенно, потому что идея о том, чтобы сказать Чану о них после того, как сняли его проклятие, вдруг стала не такой пугающей. Сначала она безумно пугала, но он постепенно осознал, что ему не стоит бояться делиться своей любовью с Чаном. — Просто ты. Чан смотрит на него глазами, в которых блестит что-то, чему Джисон не смеет дать название. Сейчас он не доверяет своей способности читать Чана словно открытую книгу, потому что иначе это бы значило, что Чан смотрит на него со смесью надежды и любви и, может быть, чего-то еще. Он не знает, что об этом думать, но Чан так выглядит очень красивым. По спине Джисона пробегают мурашки от этого взгляда, и он сглатывает, пытаясь не дать сердцу вырваться из груди. — Ты против? — чтобы быть в безопасности спрашивает он, гладя пальцем по всей его щеке и челюсти. Чан качает головой. "Вовсе нет. Приятно," — говорит он, прикрывая глаза и ещё немного подаваясь в ладонь Джисона. У Джисона появляются бабочки в животе. — "Если бы я мог, я бы тебя обнял, но… Мне пришлось бы отпустить тебя, как только я захотел бы что-то сказать." — Да? Ты хочешь что-то сказать? — слова выходят не такими расслабленными, как ему хотелось, и получаются не громче шепота. Чан его отвлекает, и он наверняка пялится, но ему наплевать. "Не то чтобы. Пока нет," — отвечает Чан, не разрывая зрительного контакта. Джисону, к сожалению, нужно опустить глаза, чтобы увидеть, что он говорит, но он смотрит обратно ему в глаза сразу же, как может. Он не знает, сколько они проводят так, просто глядя друг другу в глаза, пока Джисон бездумно гладит Чана по теплой щеке. Его собственные щеки тоже горят, и он так хочет, чтобы Чан его уже обнял. Джисон уже знает, как Чан выглядит вблизи, но все еще удивлен, какой он красивый. Он позволяет себе огладить взглядом все его лицо, изучить все детали, которые знает наизусть, все крошечные родинки и шрамы на его коже. Он не сдерживается и подается вперед, притягивая и Чана к себе, нежно держа его за щеку. Он на мгновение задумывается, собирается ли сейчас поцеловать Чана, и внутри него все вдруг сжимается. Ему очень хочется его поцеловать, и он продолжает двигаться, прикрывая глаза и чувствуя, как их носы едва соприкасаются; его сердце заходится. Руки Чана ложатся на его бедра, крепко держа их, прежде чем их губы наконец касаются. Пальцы Чана сжимают его бока, и не успевает Джисон прижаться к его губам крепче, как Чан отстраняется, оставляя его в воздухе, и Джисон почти падает вперед, лицом в чановы колени. Он быстро упирается руками в них, чтобы удержать равновесие и вопросительно смотрит на Чана. Внутри него все проваливается от разочарования, что этот момент закончился так скоро, не успев даже начаться, и от волнения, что он перешел границы, прочитал все неверно, и Чан вовсе этого не хотел. "Не… я не могу это сделать," — говорит Чан, отпуская его бедра и пытаясь скрыть то, как дрожат его руки, но Джисон все равно ловит взглядом дрожь. Он выпрямляется и прикусывает губу, глядя Чану в глаза, чувствуя, как внутри все скручивается при виде неуверенности на чановом лице. Он чувствует себя виноватым за то, что превратил такой невинный и интимный момент во что-то, чего Чан не хотел. — Прости, я, наверное, неправильно понял, — виновато бормочет Джисон, но Чан качает головой; его кудри прыгают от движения. "Не извиняйся. Ты все правильно понял. Ты, как всегда, прочитал мои мысли. Просто… мне кажется, что я не смогу дать тебе лучшего себя," — объясняет он, слегка дуя губы так, что Джисону хочется поцеловать его прямо сейчас, но не может. Чан бы этого не хотел. — Из-за твоего проклятия...? — спрашивает Джисон, и Чан кивает, заставляя Джисона нахмуриться. Неуверенное выражение Чана — это то, что он ненавидит видеть больше всего, и ему так хочется поменяться с ними телами хоть на один день, чтобы заставить его увидеть себя его глазами, потому что Чан для него — целый мир. — Чан-и… проклят ты или нет, это для меня неважно. Я не помню даже, как мы жили до того, как были прокляты. Я тебя ценю. С твоим проклятием, потому что не знаю другого тебя. "Но ты знаешь, каково это — говорить с людьми нормально," — спорит Чан. Джисон качает головой — это для него не аргумент. Он хотел бы обнимать Чана больше, или держать его за руку так, чтобы это не мешало ему говорить, но он провел с ним каждый день из последних пятнадцати лет и никогда не хотел его бросить. "И это ты предложил нам пойти и попытаться снять мое проклятие," — добавляет Чан. — Я знаю, — Джисон смотрит на него со всей серьезностью. — Но я предложил, потому что хотел, чтобы ты попробовал эту возможность. Я думал, тебе понравится, потому что проклятие приносило тебе столько неуверенности. Если бы я думал, что это необходимо, то заставил бы вас с Бин-и пойти без всякого плана. Но если бы ты сказал мне, что хочешь бросить все и вернуться домой, я послушался бы тебя без вопросов. Правда. Я бы последовал за тобой куда угодно. Он сглатывает и пытается заставить свое сердце успокоиться, чтобы он смог сказать Чану, что чувствует. — И мне неважно, как мы с тобой говорим, Чан-и, я был бы счастлив, если бы ты мог говорить, но только потому, что ты этого хочешь, а не потому что так ты бы нравился мне больше. Знаешь… — Джисон прерывается: признание застревает в горле, сердце снова бьется быстрее, грохоча о ребра. В животе все сжимается от желания сказать Чану о своих чувствах, но он не знает, как выразить их словами. Чан терпеливо ждёт, пока он продолжит, подаваясь вперед и беря его руку в свои и мягко сжимая. Он начинает гладить тыльную сторону его ладони большим пальцем, и Джисон понимает — может быть, ему не нужны слова. Он берет руку Чана и кладет на центр своей груди, позволяя почувствовать, с какой силой бьется его сердце. Он складывает обе своих руки на его, держа их близко к себе. Чан смотрит на их руки, а потом встречается с Джисоном взглядом — и Джисон только взглянув в его глаза понимает, что он чувствует то же самое. Он сжимает его руки и влюбленно вздыхает. Его сердце немного успокаивается, и он думает, что теперь сможет выразить свои чувства словами. — Ты нравишься мне так давно, Чан-и. Ты даже не представляешь, сколько раз мое сердце вело себя так рядом с тобой. И я не говорю, что ты должен ответить мне взаимностью или поцеловать меня, или что-то вроде того, но я просто хочу, чтобы ты знал, что снимут твое проклятие или нет, мои чувства к тебе не изменятся. Ты стоишь намного, намного больше, чем твое проклятие. Джисон отпускает чановы руки и склоняется вперед, чтобы нарисовать маленький кружок в центре груди Чана. Он не торопится, а когда заканчивает, то кладет ладонь прямо поверх него и чувствует, как сердце Чана бьется так же быстро, как и его. Глаза Чана широко раскрыты и полны слез, когда он смотрит на Джисона, отталкивая его руку. "Перестань. Я сейчас расплачусь," — торопливо жестикулирует он. — В хорошем смысле? "Да, в хорошем! Боже. В том смысле, что ты заставляешь меня чувствовать себя любимым," — Чан усмехается — или всхлипывает — Джисон не до конца понимает. На его губах появляется что-то, похожее на улыбку. — "Мне было так сложно принять свои чувства к тебе, Джисон — не потому что ты недостаточно хорош, но потому что ты слишком хорош для меня- но я работаю над этим. Мне лишь нужно знать, что ведьмы смогут мне помочь, после этого я смогу дать тебе все." — Не беспокойся, я подожду тебя, — уверенно говорит Джисон. Теперь на лице Чана расцветки широкая улыбка, и он жестом просит Джисона приблизиться к нему. Джисон недоуменно склоняет голову, потому что они и так касаются друг друга коленями и сидят меньше чем в половине руки друг от друга. Он не может быть еще ближе. "Просто иди сюда!" — нетерпеливо жестикулирует Чан. Джисон хихикает, и ерзает ближе, неуверенный, чего ожидать, но Чан нежно обнимает его лицо руками, заставляет склониться ближе и оставляет на щеках Джисона по поцелую, а потом — один небольшой поцелуй на кончике носа. Он не отстраняется, и на мгновение Джисону думается, что он сейчас его поцелует, но Чан только касается кончиком своего носа его, прежде чем поцеловать его в лоб. Чан отстраняется и по-детски улыбается ему, и Джисон плывет. Чан все еще держит его лицо в руках, нежными касаниямим пальцев едва поглаживая его щеки. Он поверить не может, что Чан ответил на его чувства, и что он чувствовал себя еще более неуверенным в них, чем сам Джисон. Теперь он чувствует себя немного виноватым за то, что не сказал ему раньше, но что сделано, то сделано, решает он — сейчас было лучшим временем, чтобы открыться. Джисону кажется, что он мог бы смотреть на Чана часами, наслаждаясь его нежными касаниями, но их прерывает звук открытия деревянной двери. Минхо тут же несется к двери, жестом показывая всем быть тише. — Чан-и и Джисон-и- — начинает он, и Джисону приходится сдерживать смех, когда Минхо оглядывается через плечо, и выражение его лица сменяется с взволнованного на удивленное, когда он видит, что Джисон смотрит на него. — Что там с нами? — невинно спрашивает он, хлопая ресницами, и Минхо фыркает. — Значит, неважно. Я думал, вы хотели бы себе побольше приватности с вашими поцелуйчиковыми делами, — хитро улыбается Минхо. Джисон заливается краской, отводя взгляд, но потом замечает, как широко раскрыты глаза Чанбина и как его брови скрываются под челкой. — Вы целовались? — выпаливает Хёнджин, заставляя всех посмотреть на них, а Джисона — покраснеть сильнее. Чан отчаянно трясет головой. "Нет, нет, все не так… Мы… почти, но мне нужно больше времени," — искренне объясняет Чан, не так смущенный этим, как Джисон ожидал. — Стоп. — Чанбин поднимает руку, заставляя всех замолчать. Он делает шаг к Джисону и Чану, и глаза его с каждой секундой становится все шире и шире, точно так же, как и улыбка Джисона. — Вы наконец…? — Да, мы наконец сказали друг другу, — сияет Джисон, и Чанбин громко и с облегчением стонет, падая на колени и обнимая своих друзей. — Святые небеса, слава богу. Я ненавижу вас обоих так же сильно, как и люблю, — Чанбин вздыхает, утыкаясь носом в их шеи. — Это значит, что вы больше не будете жаловаться мне, как боитесь своих чувств? Нет, к черту, лучше просто не бойтесь своих чувств вообще. Джисон хихикает, когда Чан говорит, что Чанбину лучше не быть таким уверенным. Чанбин издает еще несколько нечленораздельных звуков и крепко сжимает их, прижимаясь щеками к Джисону и Чану. Джисон обнимает его в ответ изо всех сил, счастливый от того, что Чанбин счастлив за них. "Как прошла прогулка?" — спрашивает Чан, продолжая обнимать Чанбина. — "Понравился город?" — Было неплохо, в городе много красивых цветов и насекомых, — мило улыбается Феликс, заражая всех остальных своей улыбкой, даже Сынмина. На Феликса всегда можно рассчитывать в том, чтобы поднять всем настроение. — Еще мы встретили ведьм, — Сынмин понижает голос, быстро кидая взгляд на Джису. — Не знаю, что они делали, но магазин, где они были, был закрыт? И все работники ждали снаружи. — Правда? Это… странно, — отмечает Джисон. Его там не было, но то, как рассказывает это Сынмин, заставляет его тоже считать это подозрительным. Но Джисон не знает, почему покупка матрасов и продуктов — это что-то подозрительное. Может, здесь так принято? Пару минут спустя ведьмы возвращаются, неся на спинах несколько матрасов, а в руках — сумки с продуктами. Пара жителей деревни помогают им, а всего Джисон насчитывает пять матрасов, которые они раскладывают с короткой стороны дивана. — Еще раз спасибо, что предупредили о протечке! И, конечно, что помогли починить, — говорит один из жителей деревни в светло-голубой рубашке, благодарно улыбаясь и опуская на пол последний матрас. Рюджин отмахивается от него, говоря, что это вовсе не стоит благодарности, и они всегда могут на них рассчитывать. — Вы уверены, что все эти матрасы не будут мешаться? — спрашивает еще один, одетый в такую же рубашку. — Не будут, не волнуйтесь. У нас хватит места, — мило улыбается Черён. — Мы поможем вам с протечкой как только сможем, но сейчас у нас есть другие дела, так что извините, если это займет много времени. — Не волнуйтесь! Большая часть магазина в порядке, так что мы переживем, — говорит первый житель деревни. Он кивает и машет ведьмам. — Нам пора, увидимся! Двое уходят, и Джису оглядывает свою группу, показывая подругам большие пальцы вверх. — Отличная работа, — говорит она. — Пять матрасов — это много. — Они сказали, была протечка, разве на матрасах не появится плесень? — спрашивает Минхо, и Джисону тоже любопытно. Все это звучит не очень хорошо, но он не уверен, что ему думать. — О, не волнуйтесь о матрасах, это была магическая протечка, — довольно улыбается Йеджи. Джисон проверяет выражения лиц Сынмина и Минхо, но Сынмин недоуменно хмурится, явно тоже не понимая, что значит "магическая протечка". Джисон тоже не понимает, о чем речь. — Магическая протечка здесь…? — Сынмин поднимает бровь. Выглядит он невеселым. — Вы что, обманываете этих людей? — Эй, не волнуйся, мы вернем их, когда протечку исправим, мы их просто взяли на время. Чтобы помочь вам, — успокаивает их Юна. Джисон не до конца понимает, но решает, что это значит, что это вовсе не протечка, а ведьмы солгали этим бедным работникам, но не пытались ничего украсть. Это… Джисон сказал бы, что это вызывает беспокойство или восхищение, но лежит где-то посередине. — Я начну готовить ужин, — Джису закрывает книжку и спрыгивает с кресла. — Рюджин-и, поможешь мне? — Я принесу вам одеяла, или у вас есть свои? — Черён оглядывает группу, и Чанбин отвечает ей, что у них есть спальные мешки. Черён замирает, смотрит на чанбиновы руки и хихикает. — Мне нравится язык жестов. Очень милый. Я принесу вам одеяла на всякий случай. Чанбин закашливается, пока Черён разворачивается и уходит из комнаты, а Джисон смеется над ним, пихая Чана локтем и улыбаясь. Йеджи и Юна предлагают получше разобрать магию до ужина, и они говорят, что хотели бы, чтобы Чан тоже был там. Джисону кажется, это хорошая идея, потому что тогда Чан сможет увидеть, комфортно ли ему с этой магией. Джисон сжимает его руку и ободряюще улыбается, прежде чем тот уходит с ведьмами, просто потому что все еще чувствует, как эмоции все еще переполняют его. Чан улыбается в ответ, и в его глазах блестит любовь, от которой у Джисона внутри все переворачивается, а щеки краснеют. Когда Чан и ведьмы уходят из комнаты, Чанбин в тот же миг наваливается на Джисона в крепком объятии. Джисон падает, пытаясь поймать друга и хихикает на его энтузиазм. Чонин, Хёнджин и Феликс садятся на матрасы рядом с ними, и Хёнджин смотрит на Джисона с весельем в глазах. — Чего? — спрашивает Джисон, все еще обнимая Чанбина. Хёнджин пожимает плечами, но Джисону любопытно, почему он улыбается — потому что этого выражения на его лице он давно не видел. — Мне просто кажется очень милым, что вы с Чаном смогли забыть о том, что ссорились и смогли быть честны друг с другом несмотря на неуверенность. Вы и правда очень близки, ха? — искренне говорит Хёнджин. — То есть, Чан все еще чувствует себя неуверенным из-за своего проклятия, да? — Да. То есть, я, вроде как, заставил его открыться мне, потому что не подумал, прежде чем наклониться к нему и попытаться поцеловать, но я рад, что мы наконец смогли открыться в своих чувствах, — смущенно улыбается Джисон. Чанбин толкает его в плечо, и Джисон дует губы. — Поправка — ты сделал первый шаг и открылся, и я уверен, что Чан это очень ценит, потому что — ты знаешь, какой он — он думал, что никак не может нравиться тебе, — фыркает Чанбин, быстро смягчаясь после. — Но… я знаю, что и ты не был уверен, так что горжусь тобой. — Теперь я тоже хочу поговорить с Сынмином обо всем. что случилось, спасибо вам, — улыбается Хёнджин. Джисон широко раскрывает глаза, впечатленный тем, что Хёнджин готов обсудить все это так скоро. Только вот Чонин смотрит на него взволнованно. — Ты уверен? Не нужно себя заставлять. Уверен, Сынмин будет терпелив. Он очень терпеливый, особенно, когда речь идет о тебе, — уверяет он друга, и он прав. Сынмин умеет ждать, особенно, если речь о Хёнджине. Они стали свидетелями этого, когда Хёнджин случайно выпил любовное зелье и целый день не отлипал от Сынмина. Хёнджин поджимает губы и кивает. Джисон думает, что согласен с Чонином — он не хотел бы, чтобы кто-то заставлял себя делать что-то настолько тяжелое. — Ты прав, может, я и правда тороплюсь. Я посмотрю, в каком настроении буду дальше, — говорит Хёджин, прежде чем повернуться к Джисону. — Но я все еще думаю, что это отлично, что вы двое поговорили. Очень мило. Джисон улыбается ему; он рад, что Хёнджин считает их милыми. Он надеется, что ему удастся поговорить с Сынмином и справиться с тем, что случилось между ними, и, как он думает, Йеджи и ее группа очень помогут им в этом. Если им вообще получится помочь им хоть с чем-то. Джисон все еще не уверен, что думать о них, но он надеется, что они окажутся настолько хороши, насколько говорили Пак и они сами. В любом случае — эти ведьмы, скорее всего, их последняя надежда снять проклятие Чана, и Джисон очень надеется, что им удастся — ради Чана. Конец двадцать четвертой главы.