Выстрел

Поверхность стола внезапно оказалась перед самым лицом. Оскар дёрнулся — раз, другой, но встать не получалось. Кажется, он слегка недооценил силу директора. Было опрометчиво предлагать ему драку. — Эй, вы что блять делаете?! Пустите! — вскинулся хулиган, но его возмущение нагло проигнорировали. — Может ты и решил угробить окончательно свою жизнь, но я не дам тебе этого сделать. Ты хоть знаешь что такое интернат для трудных? М? Так почему ты туда рвёшься с таким упорством? Сначала хамишь и врёшь следствию, отказываешься что-либо рассказать. А когда я с таким трудом договорился, чтобы тебя отпустили, ты хочешь сбежать и всё окончательно испортить?! Нет уж. Этого не будет, так и знай! Рука директора снова пришла в движение, нанося болезненные шлепки. Дюваль нёс какую-то ахинею и не давал вырваться. Оск в возмущении взбрыкнул ногами, жаль, видимого результата это не принесло. С-сука!.. По жопе его в этой жизни ещё не били. Ладонью. На колене! Ааааагррр, чёртов стыд! Оскар почувствовал, что оправдывает своё прозвище необычным способом — покраснели щёки, уши и даже шея. Чтобы избавиться от мерзкого чувства, он вновь принялся спорить. — Какой к чёрту интернат? Меня собирались посадить в тюрьму… Ай! Бля, да прекратите вы! Стал бы этим, паханом, всё равно кроме драк нихуя не умею! Хватит уже херню творить!!! Рука у директора оказалась тяжёлой. Оск брыкался и морщился, а ругань сыпалась из него как никогда щедро. Арно на время остановился. — Какой интернат? Тот самый, в который отправляют безнадёжных. Никто не посадит тебя в тюрьму, тебе нет восемнадцати. А вот в интернат могут. И сделают это, ты дал им все шансы. Закроют тебя там на два года. Но сначала ты проведешь кучу времени за решёткой в ожидании суда. Тебе там так понравилось? А? Действительно, Оскар? Потому что сейчас ты делаешь всё, чтобы вернуться обратно. И в этот раз я уже не смогу помочь. Ты ведь думаешь, что это всё круто, так? — продолжил мужчина после небольшой паузы. — Все эти «сяду в тюрьму», «буду паханом»… Это не круто, Оскар. И стрелять в людей — это не круто. Это дно. Ты ведёшь себя как несмышлёный ребёнок, надевший отцовский костюм с туфлями и возомнивший себя взрослым. Рука директора по прежнему лежала на пояснице мальчишки, готовая удержать в случае необходимости. Но поскольку тот притих и не вырывался, больше не прижимала. — Но правда в том, что во всей этой истории ты ни разу не повёл себя как взрослый. Ни разу не взял на себя ответственность за то, что натворил. И поэтому поступать с тобой я буду соответственно. С этими словами Арно чуть приподнял мальчишку и рывком стянул с него штаны, оголяя место, на котором Оскар не только сидел, но судя по всему ещё и думал. Шлепки посыпались с новой силой и скоростью, обжигая теперь уже ничем не защищённую кожу. Речь директора Оск выслушал молча, подавившись возражениями. Хорошо хоть мужчине не было видно вспыхнувшее с новой силой лицо. За решёткой ему ужасно не понравилось. Настолько, что был готов бежать куда угодно, лишь бы не оказаться там опять. Но нельзя было показывать страх, поэтому Оскар прятал его за бравадой и дерзостью. Дюваль рисовал очень не радужные перспективы. Интернат звучал ничуть не лучше тюрьмы, куда парень конечно же отчаянно не хотел. Только что он мог сделать? Слова о том, что в следующий раз директор не сможет помочь, неожиданно рванули по какой-то нити внутри, отчего Оскар до боли зажмурился и едва не всхлипнул. Ему помогали. Его вытащили из-под ареста. И он же от этой помощи усиленно отпихивался, осыпая матом единственного, кто не отмахнулся. Наверное поэтому Оск не заматерился в голос, когда с него стянули штаны. Впрочем, он во всю чертыхался мысленно, сгорая от стыда и жалея ещё и о том, что Дюваль оказался таким сильным. Мальчишка притих и больше не ругался. Хороший признак. Арно тоже прекратил говорить, давая хорошенько осознать то, что уже сказано. А чтобы лучше думалось… Шлепки продолжали раскрашивать зад в ярко-красный, точно в соответствии с прозвищем хулигана. Мальчишка вздрагивал, но на удивление больше не пытался вырваться. Когда краснота надежно покрыла всю поверхность, включая бёдра и нижнюю часть ягодиц, Дюваль прервался. Осмотрел плоды своей деятельности, подумал и взял со стола линейку, благо она была под рукой. Этот урок Оскар должен прочувствовать в полной мере. — А скажи мне ещё вот что, — линейка звонко опустилась на беззащитный зад. — Кто виноват в том, что ты ничего не умеешь? — ещё удар. — В том, что не ходишь на занятия? А занимаешься вместо этого всякой ерундой? Терпеть становилось всё сложнее с каждым ударом. Пользуясь тем, что лицо не видно со стороны, Оскар вовсю гримасничал и кусал губы. Помогало не орать. — Ладно-ладно, я понял, буду ходить на эти ваши занятия! — парень нервно извернулся, пытаясь увидеть, чем таким жёстким его долбанули. — Может хватит уже, а? — «Эти ваши занятия?» — жёстко переспросил Арно. — Это ты мне сейчас одолжение делаешь? — новый удар не заставил себя ждать. И директор подумал, что давным-давно уже следовало это сделать, а не ждать так долго. — Ну так вот, Оскар Стеттнер. Не хватит. За все свои подвиги ты заслужил куда более серьёзное наказание, чем это. Так что продолжим. Новый взмах и линейка с неумолимой частотой принялась опускаться на повинную задницу, постепенно превращая её из красной в отчаянно-красную. Когда на него обрушился новый вихрь непривычно острой боли, ранящей не только задницу, но и самолюбие, Оскар дёрнулся было в сторону, но рука директора тут же напряглась, не позволяя укатиться. И всё же парень признавал, где-то глубоко внутри, что заслужил. Другое дело, что раньше он точно никому бы не спустил такого обращения. А тут, внезапно, даже мстить особо не хотелось. К директору Оск начал ощущать нечто, больше всего напоминающее уважение. Впервые к кому-то из взрослых. Дерзить он больше не хотел, но не знал, как сообщить Дювалю, что признал его как… хм… как атамана. Может, и правда вытащит из этой передряги? Поначалу Оскар пытался терпеть, но рывки тела становились всё сильнее, ноги брыкали воздух, а изо рта словно сами собой вырывались шипение и стоны. Вскоре парень уже слабо себя контролировал. Он терпел эту хрень сколько мог и чуть больше, но в конце концов не справился, зарычал, чувствуя, как к глазам подкатывают слёзы. — Мсье! — запинаясь, через силу хрипло выкрикнул Оск, понадеевшись угомонить разошедшегося директора хотя бы вежливостью. — Я… исправлюсь… Правда! Поверьте, пожалуйстаааа! Это было большее, что он мог пообещать. Самое страшное, что Оскар говорил вполне себе честно. Впрочем, сейчас парень согласился бы на что угодно, даже на откровенный разговор, лишь бы только позорно не разреветься на директорской коленочке. Дюваль прекратил сразу же. — Я хочу тебе верить, Оскар. Очень хочу. Но как я могу тебе верить после всего? Как я могу быть уверен, что ты говоришь сейчас искренне, а не просто пытаешься избежать заслуженной кары? Чёрт. Оск уткнулся лицом в стол. У него не было ответа. Репутацию хулигана и отморозка парень зарабатывал годами — конечно, кто поверит в искренность такого… как он. — Не пытаюсь, — буркнул Оскар. Осыпавшаяся было броня начинала наползать на него обратно. — Можем мы прерваться на пару минут, пока я вам стол соплями не умазал? Ща разревусь как малолетка, во картина будет, да? Выпалив это, парень скривился. Паршиво. Что-либо объяснял Оскар ещё хреновее, чем извинялся, а не извинялся он вообще ни перед кем. Гораздо лучше получалось язвить и брыкаться. Надо попробовать ещё раз. — Я не знаю, как доказать, что говорю правду, — честно признался он. — Расскажи мне всё, — директор поднял мальчишку и поставил перед собой. Сейчас ему важно было видеть глаза Оскара. Тот смотрел исподлобья, настороженно и в то же время непривычно робко. Нет, сейчас он не врёт. Дюваль взял его обеими руками за плечи. — Я обещаю, что поверю тебе.