Goldenes Kette

      Фигуры во мгле казались чёрными. Всё вокруг было цвета черноты. Тим сглотнул слюну. Ни ветерка. Ни порыва жара из пустыни. Ничего.       Свет под его ногами освещал узкий пятачок сероватого асфальта. Вокруг него сгрудились, как огромные серые мотыльки, заговорщики. Белый мёртвый свет делал их лица похожими на маски. Комедийные. Тим не знал, как называется та комедия, в которой кувыркаются на сцене Арлекины и кряхтят старые скупцы, однако ему до ужаса казалось, что каждое лицо стало маской. Именно до ужаса казалось. Сердце его качалось и плясало танец смерти в груди. Пятачок света дрожал. Тим не мог даже понять, как он оказался в его кармане — обычный фонарик, самый дешёвый, за которым все устремились, как за полыхающий сердцем в руке вождя. Словно та же когтистая лапа, сжимавшая спину Авани, всунула его в холодный от липкого пота кулак.       Где-то сзади вспыхнул ещё один свет. Те самые глаза, которые померещились мальчику в темноте. — Мне пора, господа.       Голос словно обволокла вата, заполонила собой руки, ноги, сделала тело мягким и безвольным, как марионетку, на ниточках притянутую к «Линкольну». Голоса семерых звучали как в тумане. Фонарик оказался в руках Прейера, сделав его и без того худое лицо похожим на череп. Через миг оно исчезло за тонировкой стекла. Только луч врывался через него. Остальное затопила чернота. — И что так долго? — проворчал Анатоль и завёл мотор, тут же давя на газ. — То же самое, — заледенелыми губами произнёс Тим. Ему должно было стать спокойнее. Рядом с любимым Анатолем, в уютной машине барона — здесь эта тьма египетская словно рассеивалась под огнями фар, уже бегущих за пределы города.       Спокойнее не стало. — Анатоль? Почему так темно?       Водитель усмехнулся. Тим словно захлебнулся в чернилах. — Сейчас пять минут одиннадцатого. Ночь!       Время. Омерзительное время. Оно посеяло ещё большую тревогу в мальчика. Она начинала отравлять его остаток ясного сознания. Солнце умерло. Неба нет. Там тьма. Я в аду. — Но ведь так ночью не бывает, — Тим уже был готов болтать что угодно, лишь бы хоть звуками своего голоса заглушить этот ужасный стук сердца. — Почему же не бывает?       Тим молчал. Горло ему забили эти чернильные щупальца тьмы, тут же окаменев в его горле. Он прислонился к стенке и закрыл глаза. Мерный шум не расслаблял его. Он был словно отзвуком кошмара наяву, с какими-то неявными погонями, бешеными провалами в мыслях и чувствах, в страхе, затягивающем тело в какую-то бездну, в которой была только тьма, страх и это животное отчаяние, ни одна кошка и собака на земле не ощетинивала шерсть от него, ни один зверь не мучился от того, что с него могут прямо сейчас содрать шкуру за то, что он, как крыса, бегает по подпольям от одной стороны к другой, ни один зверь не выл от точки и ужаса, доступного только живому человеку, ни один!..       Тормоза бешено заскрипели, а машина вздрогнула, оказавшись на ссохшейся комками земле. Тим зажмурился и затрясся, чувствуя, что бледнеет, как мел, становясь подобием трупа. Его сердце пропускало удар за ударом. Рядом послышался выстрел-хлопок двери, и буквально спустя секунду мальчика почти что выволокли за шиворот из «Линкольна». — Что с тобой? — Анатоль затряс его за плечи, ухватился тепловатыми пальцами за щёки.       Из горла Тима вырвался слабый полухрип. Он готов уже был упасть на холодную землю и так и превратиться в камень. Анатоль не дал ему этого сделать. — Ты почти выл! Чёрт возьми, что с тобой?       Это не может быть облако. Никак не просто облако. Пепел, чудовищный смог… Что угодно.       Анатоль с тревогой глядел на истерзанное лицо в своих ладонях. Тим был близок к тому, чтобы просто помешаться от страха. По его щекам побежали слезинки, а сам он сдался и тихонько, по-щенячьи заскулил. Сам слуга начинал бояться. Не за себя. А за Тима, пытаясь хоть немного вытянуть на себя его страх. — Посмотри туда.       Света от города не было. — Ты боишься их? А теперь представь, как они ползут сюда, спотыкаясь, даже без фонарика?       Тим вздохнул. Анатоль прижал его к себе и погладил взмокший затылок. — Пока над тобой эта темнота — тебе ничего не страшно. Ни они, никто.       Тим будто начал оттаивать. Тьма вдруг стала густеть, твердеть и наконец опустилась на землю в виде явного плотского силуэта в чёрной накидке. Он обнял своего маленького мальчика сзади. Тот не вздрогнул. По груди растеклось тепло. И спокойствие. Тим всхлипнул ещё раз и проморгался.       Тьма исчезла, отступая тучами на север. Город вдруг вспыхнул сотнями, тысячами огней. Луна будто ударила с неба мощным прожектором. Мальчик подставил её свету лицо. Он пискнул ещё раз. Та самая когтистая рука сжала его внизу, ощутимо, сильно, но едва-едва заводя.       Тим прижался к барону и к Анатолю всем своим телом. У него был свой свет. Остальные же тени где-то вдали были не в счёт…