palpitations

>>>

Следующее утро оказывается ужасным во всех смыслах, в каких Доён ожидал. Он поставил будильник, чтобы выкрасться из палаты до того, как начнут прибывать утренние пациенты, и спешит в комнату отдыха, где устраивается на диване и засыпает еще на несколько часов, прежде чем его пейджер не срабатывает. Он берет из своего шкафчика свежий халат — единственное на нем, что сегодня пахнет чистотой, — и бежит в рентгенологию, где, по-видимости, доктору Со требуется его присутствие. Он чувствует, как голове начинает болеть, из-за похмелья или из-за недостатка кофеина — но он знал, на что идет, когда пил вчера больше одной бутылки вина. Теперь он просто платит за свои ошибки — прямыми физическими последствиями. Со всем остальным, что случилось прошлой ночью, он разберется потом. Предпочтительно, тогда, когда пройдет похмелье. — Доктор Ким, — строго приветствует его Джонни, не отрывая взгляда от экрана. Он видит пустой стул между Джемином, его сегодняшним интерном, и Джонни, тем человеком, который потребовал его присутствия здесь для работы над одним из его дел — это Доён осознает только тогда, когда смотрит на снимки на экране. Смотрит он не на сердце, а на хондросаркому. Прошлой ночью Джонни был там, он позволил Доёну столько выпить, а теперь он прямо требует от Доёна работать с ним. Или это потому, что в последнее время он почти не занимался ортопедией — но лично Доёну кажется, что Джонни просто просто пытается его наказать. — Как мило с вашей стороны к нам присоединиться, — безэмоционально говорит Джонни, указывая на стул рядом с собой. — Как только вы будете готовы, доктор Ким. — Прошу прощения, — извиняется Доён, торопясь занять свое место с пылающими щеками. — Простите, я проспал. Джемин очень плохо скрывает смешок, и Доён бросает на него пронзительный взгляд, который не особо помогает — унижение все еще берет на ним верх. Конечно, сегодня это должен быть Джемин, тот самый интерн, который меньше всего нравится Доёну — тот самый интерн, который действует ему на нервы так же, как и Джонни. — Отлично, давайте начнем. Всю встречу Джонни проводит притворяясь, что не чувствует запах алкоголя в дыхании Доёна, или будто Доён не морщится всякий раз, как свет экрана мигает. Он жмурит глаза, когда Джемин перелистывает снимки — разносящийся по помещению звук слишком громок для его чувствительных ушей. Капельница, поставленная ему прошлой ночью, сняла худшие эффекты, но Доёну все еще нужен аспирин, чтобы пережить этот день. Как только встреча подходит к концу и Доён начинает думать о том, чтобы совершить набег на ближайшую тележку с лекарствами за обезболивающим, он видит приближающуюся к дверям знакомую фигуру. — Черт! — инстинктивно шипит он, вздрагивая, когда осознает, что сделал, привлекая тем самым внимание Джонни и Джемина. Доён замечает Джэхёна, несущего в руках медицинские карты и приближающийся к рентгенологическому кабинету. Он уже поворачивает за угол, и ему остается всего пара шагов до того, чтобы увидеть кабинет, всего несколько секунд до того, чтобы открыть дверь. Доён делает единственное, что приходит ему на ум в этот момент: какой-то инстинкт, ведомый паникой — отодвинуть свой стул, упасть на колени и заползти под стол. Он прижимает колени к груди, делая себя насколько маленьким, насколько это возможно, и готовит себя к тому, чтобы услышать приближающиеся шаги. — Доброе утро, доктор Со, доктор На, — приветствует их обоих Джэхён, так удобно не замечая Доёна. Это приносит ему небольшое облегчение, позволяет думать, что достаточно хорошо спрятался, но- — Я ищу доктора Ким, вы его видели? — продолжает Джэхён. Он не звучит уставшим или пьяным, он полная противоположность Доёну — он жизнерадостен. — Доён? — спокойно переспрашивает Джонни, будто бы Доён не прячется сейчас прямо у его ног. На мгновение Доёну кажется, будто Джонни его спасет, солжет ради него и скажет, что его здесь нет — но потом вспоминает, что это Джонни, и ему нечего терять, усложняя Доёну жизнь — напротив, он только развлечется от этого. — Доктор Ким прячется под столом. Он сейчас не хочет вас видеть. — Он- — начинает Джэхён, комически замолкая. Доён задерживает дыхание, представляя, как Джэхён обходит стол и заглядывает под него, чтобы убедиться, что Джонни не шутит. Доён не хочет, чтобы его запомнили жалко прячущимся под столом в кабинете рентгенологии с больной от похмелья головой, и он начинает думать, что в его интересах уйти из жизни прямо сейчас. — Могу передать ему ваше сообщение, если хотите, — предлагает Джонни. Джемин фыркает, но Доён не в том положении, чтобы ругать его за это, когда сам он прячется под столом, и неважно, как его это злит. — О, — произносит Джэхён. Повисает пауза, и на мгновение Доён думает, что он ушел — он еле слышит шаги Джэхёна в этих кроссовках, но он прислушивается к звуку открытия двери. — Что ж, доктор Ким, когда у вас будет время, я хотел бы поговорить о вчерашнем вечере и о нашем поцелуе. Доён подпрыгивает в воздухе на милю — или настолько высоко, насколько это позволяет столешница, с грохотом ударяясь о нее головой, резко подняв ее. Это больно — кажется, будто его мозг это квадрат, пытающийся уместиться в круглую форму; сердце гремит в ушах. — Я дам ему знать, что вы заходили, — говорит Джонни, и тогда дверь наконец открывается. Джонни хватает вежливости дождаться ее закрытия, прежде чем он начинает смеяться.

>>>

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — начинает Тэён — и это никогда не значит ничего хорошего. Доён только выходит из операционной после пятичасовой операции в день, который изначально не шел хорошо. Голова до сих пор болит, а теперь ноют и ноги. Болит все, и он почти полностью уверен, что если он не присядет сам, то его тело присядет за него. — Мы можем сесть? — спрашивает он, уже запрыгивая на пустую койку для пациента, стоящую в коридоре. Он глубоко вздыхает, опираясь спиной о стену и разминая мышцы шеи. — Это насчет Рождества, — неловко говорит Тэён, скрещивая руки на груди и вставая перед Доёном. — Если это насчет твоих планов на ужин, то мне правда наплевать, что мы будем есть, пока ты не просишь меня помогать. — Это насчет Джэхёна, — поправляет его Тэён, и, боже, может быть Доёну стоит просто позволить себе упасть в обморок, потому что снова это имя, уже во второй раз за день. Он успешно избежал встречи с Джэхёном, направившись из рентгенологического кабинета прямиком в операционную, позволив Джемину самому подготовить пациента к операции, сообщив, что у него есть дела поважнее. Делами поважнее оказались душ и прием еще одной порции обезболивающих, потому что Доён весь день ходит по тонкой линии между функциональным и профессиональным похмельем, и единственное, что позволило ему выбраться целым и невредимым — это то, что он изо всех сил избегал таких сложностей, как Джэхён. — Что насчет Джэхёна? — спрашивает Доён, хотя боится, что уже знает ответ на этот вопрос. Пару дней назад он проверял расписание дежурств и заметил, что Джэхён записался на рождественскую ночь, что означало, что он тоже не мог поехать домой к семье. — Джонни подслушал, что он не планирует ничего на праздники, так что он пригласил его, — объясняет Тэён, — и Джэхён согласился. Конечно. Доён просто не может получить ничего хорошего, даже нормальную рождественскую вечеринку с лучшими друзьями. И все это больше недоступно, потому что Джэхён вернулся. Все это невозможно, после того, как он поцеловал Джэхёна прошлым вечером. — Все нормально, — лжет Доён, потому что все правда не так, но сделать с этим он ничего не может. Это даже не его рождественская вечеринка, и Джонни и Тэён могут приглашать кого они захотят. — Ты уверен? — Тэён не верит в его ложь. — Не знаю, что случилось вчера, но- — Все нормально! — Доён слегка повышает голос и тут же об этом жалеет, потому что голова пульсирует болью. — Ты хочешь, чтобы я отказался приходить, потому что он будет там? Это просто рождественская вечеринка, там будет половина нашего этажа. — Ладно, — понимающе тянет Тэён, — как скажешь. — Кроме того, мы оба будем на дежурстве, если мне повезет, то я буду вытаскивать из людей рождественские елки, и мне не придется идти. — Очень празднично, — напевно отвечает Тэён, закатывая глаза. — Джемин тоже придет. — О, отлично, — Доён закатывает глаза, откидывая голову и упираясь ей в стену. — Что не так с Джемином? Он напоминает Доёну Джэхёна. Молодой, амбициозный, заинтересованный в педиатрии. Если бы Джэхён не улетел на другой конец мира в интернатуру, то мог бы быть точно таким же, как Джемин, и все эти схожести делают Доёну не по себе. Джемин — яркое изображение молодого Джэхёна, Джэхёна, который причинил Доёну боль. Головная боль становится тем хуже, чем больше он думает об этом, так что он решает прекратить. — Ничего, — качает он головой. — С Джемином все нормально. Ренджун тоже придет, да? — Да, — подтверждает Тэён. Они обычно делают это на Рождество: приглашают к себе коллег из жалости. Кому-то нужно устроить дежурный рождественский ужин, куда все они могут приходить и уходить, как позволяют их расписания. Так что, конечно, Ренджун будет там, потому что он тоже работает в Рождество. И это не должно делать ситуацию хуже — но делает. Если Джемин напоминает Доёну о Джэхёне, то Ренджун напоминает ему о самом себе, и наблюдать за тем, как они ходят вокруг друг друга, — это самый трагический вид катастрофического туризма. Они сделают друг другу больно, и эта боль затопит всю больницу. Это случилось с Доёном, и он будет стоять и смотреть за тем, как это происходит с Ренджуном, с единственным “я же говорил” в его успокоение. — И еще кое-что, — начинает Тэён. Доён обмякает у стены, думая, что что бы Тэён ни хотел сказать, это не может быть хуже, чем все, что он сказал до этого. — Я только что обновлял расписание, и завтра планируется гетеротопическая трансплантация сердца… — Доктор Мун будет делать “пиггибэк”? — спрашивает Доён; похмелье испаряется от этой неожиданной идеи. Такие операции невероятно редки, сам Доён видел всего одну — когда был на первом году интернатуры, и тогда ему пришлось биться за место в галерее. — Нет, не он, — Тэён качает головой. — Доктор Пак приедет, чтобы провести операцию. — Ты шутишь, — произносит Доён. — Это его старый пациент, вы уже оперировали его, — объясняет Тэён, но Доёну не хочется этого слышать. — Я беру выходной по болезни, — решает он: единственное решение, которое он может придумать сейчас. — Ты не можешь просто взять и уйти на выходной, ты знаешь, что нам не хватает персонала, так что если тебя не будет на операции, ты будешь нужен мне в клинике- — Ладно, переводи меня в клинику. Не хочу даже приближаться к кардиологии или операционным, — решает он, после добавляя тихое маленькое, — пожалуйста. — Ты уверен? — спрашивает Тэён. — Это редкая процедура, и доктор Пак попросил, чтобы ассистировал именно ты. Такое будет хорошо смотреться в послужном- — Чанёль может просить все, что захочет, я больше никогда не ступлю в одну операционную с ним, — огрызается Доён, сжимая руку в кулак в кармане халата.

<<<

— Эй! — Марк входит и распахивает дверь без всякого смущения, и Доён вздрагивает в объятиях Джэхёна. Обычно, это заставило бы Доёна отстраниться, отодвинуться на другой конец дивана, потому что ему не хочется, чтобы Марк застал его прижимающимся к Джэхёну в гостиной, но сейчас ему куда больше стыдно за второсортный рождественский фильм, который они смотрят. Кроме того, он слишком удобно устроился и почти засыпает, положив голову на подушку, которую он делит с Джэхёном, и все личное достоинство, если ситуация касается Джэхёна или Марка, у него давно уже пропало, так что притворяться уже нет нужды. Шаги Марка приближаются, слышится, как он меняет уличную обувь на тапочки и проходит в гостиную, появляясь в поле зрения и усаживаясь на кресло напротив них. Джэхён спокойно тянется за пультом, шевеля декоративную подушку, на которой лежит голова Доёна. Доён устало несогласно стонет, но в конце концов принимает сидячее положение; Джэхён ставит фильм на паузу. — Как все прошло? — спрашивает он. Марк загорается, как новогодняя елка. — Ока сказала “да”! Он выглядит так, будто готов выпрыгнуть из своей кожи от радости, и Доён чувствует облегчение за него и его новую девушку и за то, что они наконец вместе. Еще он не то чтобы горел желанием помогать Марку справиться с разбитым сердцем, так что это победа и для него лично. — Серьезно? — Эй! — протестует Доён против джэхёнова скептицизма, толкая его локтем. — Не будь таким, — шипит он на него, поворачиваясь обратно к Марку. — Я рад за тебя, Марк. — Она хочет познакомить меня со своей семьей на каникулах, так что- — Значит, ты пропустишь рождественскую вечеринку? — Ну, то есть… — начинает Марк, играясь с рукавами свитера, — мы собирались просто выпить и заказать доставку, это не то чтобы вечеринка- — Чону тоже не придет, так что там буду только я, доставка и пиво, — фыркает Джэхён. — Джэхён хочет сказать, — говорит Доён, толкая Джэхёна в плечо, чтобы заткнуть его, — что он рад за тебя. И я тоже. — Спасибо, — говорит Марк со слегка сбивающимся дыханием и легким румянцем на щеках. — У вас есть планы на Рождество? Доён качает головой. Он собирался пойти к Тэёну на роскошный рождественский ужин, пока Тэён не узнал, что ему придется работать. У Доёна были подозрения, что он все равно предпочел бы работать, потому что в последнее время ему очень уж нравится один из его коллег (хотя он не признается в этом Доёну), и у него были другие планы по тому, как провести Рождество в больнице. И так Доён остался совершенно без плана. Он не из тех людей, кто любит праздники, но, к счастью, его семья не из таких, — и большинство его друзей тоже, так что обычно ему везет и кто-нибудь приглашает его на рождественскую вечеринку. В этом году его родители путешествуют, и он, технически, не студент по обмену, так что на рождественскую-вечеринку-вдали-от-дома, которую проводит Тэн, его тоже не пригласят. — Тогда проблема решена, — решает Марк. — Можешь провести Рождество с Джэхёном, купите пиво, закажете доставку. — Я не приглашал Доёна- — Нет, но я пригласил, — смеется Марк. — Вся квартира будет вашей, раз уж Чону едет кататься на лыжах. — Звучит отлично, — Доён спокойно принимает приглашение себя, пока Джэхён не передумал. — О, — тупо повторяет тот, уставляясь на Доёна так, будто не верит в происходящее. — Просто я думал, что у тебя планы, поэтому не спросил- — Теперь у вас обоих есть планы. Друг с другом, — почти торжественно произносит Марк, прежде чем снова утонуть в кресле, устраиваясь поудобнее. — Что смотрите?

>>>

Следующий день у Доёна спланирован до мельчайших деталей, чтобы ему точно не пришлось подниматься в кардиологическое крыло, но даже так он не может избежать необходимости зайти в комнату отдыха за заряженным пейджером и чистым халатом. — Доктор Ким? К счастью, тем, кто поймал его крадущимся из комнаты отдыха, оказывается всего лишь Ренджун. — Меня здесь нет, — произносит Доён, бросая на Ренджуна многозначительный взгляд и уходя по направлению к лифту. Ренджун торопливо следует за ним, проскальзывая внутрь прямо перед закрытием дверей. — Вы слышали? Сам бог кардиохирургии будет делать “пиггибэк”, — ему не удается скрыть своего возбуждения: он почти начинает восторженно прыгать на месте, как маленький щенок. Доён не может его винить. Он тоже когда-то был молод и полон нетерпения увидеть редкие кардиологические операции. А потом он познакомился с доктором Паком. — Слышал, — отвечает он. — Я сегодня в клинике, но, может быть, если будет время, загляну в галерею. Он может быть великолепным лжецом, когда этого хочет, и Ренджун даже покупается на его слегка надутые в разочаровании губы. — Вы не участвуете в операции? — спрашивает он; его метафорический виляющий хвост на мгновение замирает и опускается, чтобы оплакать отсутствие Доёна. На то чтобы прийти в себя ему требуется примерно полсекунды. — Доктор Ли сказал, что мне можно прийти, вы можете поверить? — Поздравляю, — коротко смеется Доён. — Погодите-ка- вы пропускаете операцию, потому что на ней будет доктор Чон? Доён фыркает. Как будто он пропустил бы такую процедуру только из-за того, что в операционной с ним будет Джэхён. Если уж на то пошло, в операционной они хорошо сработались, и если и есть место, где Доён должен встречаться с Джэхёном, то лучше это будет именно операционная. Ренджун почти угадал. — Не из-за доктора Чона, — решает Доён. Ренджуну хватает проницательности, чтобы понять. — Значит это… — спрашивает он, нахмурившись. Двери лифта открываются, и Ренджун следует за Доёном в клинику. — Когда вы сказали, что спали с кем-то отсюда, а потом этот человек ушел… — он начинает рассуждать вслух, усаживаясь на пустую койку, пока Доён начинает готовиться к работе. — Значит поэтому вы не будете на операции? — Может быть, — говорит Доён, потому что не хочет ничего подтверждать — но это Ренджун, и Ренджун поймет если он солжет. — Но спасибо, что сказал мне, что помимо Чанёля там будет и Джэхён, мне намного лучше. Если два человека, которых Доён пытается избегать любой ценой, будут заперты в одном помещении на несколько часов, его день станет куда лучше, чем он ожидал, в первую очередь, благодаря отсутствию необходимости беспокоиться о встрече с кем-то из них. Доён не думает, что они поладят, но это не его проблема. Это, в конце концов, проблема Ренджуна, которому придется провести с ними в операционной несколько часов. — Удачи, — говорит он. — Уверен, они отлично сработаются. — Замечательно, — бормочет себе под нос Ренджун — и тот энтузиазм, с которым он начал этот разговор уменьшается вдвое. — Не могу дождаться. — Тебе, наверное, пора идти, — говорит Доён, поднимая на него взгляд. — Доктор Пак не любит, когда интерны опаздывают. Работа в клинике нисколько не сравнится со сменой в хирургии. Здесь его задницу кусают только простые швы, утренний прием таблеток, и прочие вещи с первого курса медицинского. Если ему (не) везет, то привозят аппендицит, которому требуется хирургическое вмешательство, но сегодня и этого нет — и он обнаруживает, что все складывается идеально в соответствии с его планом держаться подальше от этажа с операционными. Еще это значит, что он заканчивает работать ровно в шесть вечера, что позволяет ему вернуться в раздевалку, забрать свои вещи и отправиться домой. Но по пути любопытство берет над ним верх, и он все-таки проверяет табло информации на пути к выходу и выясняет, что операция все еще идет. Доён решает, что ему повезло: он выходят из больницы, так и не встретившись ни с одним из своих бывших любовников.

>>>

Доёновы веки тяжелеют, грозясь закрыться, пока он пытается обращать внимание на шоу, которое смотрит по телевизору. Он обдумывает идею просто выключить его и лечь спать пораньше — девять вечера во вторник вполне подходящее время для сна в его профессии — но в его дверь кто-то звонит. Нахмурившись, он поднимается на ноги, надевает тапочки и топает к входной двери, прищуриваясь и глядя в глазок, чтобы узнать, кто там. Волосы Тэёна влажные от дождя, он кутается в пальто, накинутое на его плечи для тепла, и все равно дрожит, и Доён инстинктивно поворачивает ручку двери, чтобы впустить его. — Что ты тут делаешь? — спрашивает он. Сегодня вечер буднего дня, и Тэён буквально в нескольких сутках от того, чтобы стать отцом, и у него нет никакой хорошей причины тому, чтобы стоять на пороге доёновой квартиры. — Единственный раз, когда ты решаешь уйти пораньше, — врываясь внутрь, начинает Тэён. Доён позволяет двери захлопнуться за ним и с любопытством следит за Тэёном взглядом. — Единственный раз, когда тебя нет в больнице, и ты все равно умудряешься сделать так, что все вертится вокруг тебя. — О чем ты? — спрашивает Доён, помогая ему выбраться из мокрого пальто. — Операция- — А, точно, как все прошло? Я видел, что они еще не закончили, когда я уходил, — спрашивает Доён; не то чтобы ему очень интересно. Он уверен, что пациент восстановится отлично, все-таки, они хорошо о нем позаботились. — Операция прошла отлично, — говорит Тэён. Но что-то еще прячется в его словах. — Но… — Но? — Можешь сесть? — спрашивает Тэён, похлопывая по месту рядом с собой на диване. Он забирает доёнов телефон из его рук. — В общем, Джонни, возможно, случайно сказал Джэхёну, что ты… знаком с доктором Паком. — Знаком, — фыркает Доён, пока не осознает, что означают слова Тэёна. — Стоп, Джонни сказал ему, что мы спали? — Это вышло случайно! — перебивает его Тэён. — Джонни думал, что он знает- — Как об этом вообще зашла речь? — спрашивает Доён. — Мы обедали, и оно как-то само. Я не- Джонни не знал, что Джэхён не знал об этом. Прости- Когда Доён на мгновение задумывается об этом, то решает, что его не очень-то это и беспокоит. Джэхён может узнать что угодно о его прошлом как он захочет, если он захочет. Это ему решать. И, наверное это не должен был рассказывать Джонни, но почти вся больница знала о доёновом прошлом с доктором Паком — сложно было не знать, так что его нельзя за это винить. — Все в порядке, — решает Доён после раздумий, откидываясь назад на спинку дивана. — Нет, не в порядке, — настаивает Тэён, качая головой. Он все еще крепко держит в руках телефон Доёна, как будто он обеспечит ему безопасность. — Ну, все и так уже знают, так что- — Нет, все не в порядке, потому что после операции Ренджун заговорил о тебе, потому что говорил с тобой о процедуре заранее, и доктор Пак поддержал разговор, пока они обрабатывали руки после операции- — Больше года уже прошло, я бы решил, что он уже забыл обо всем- — Послушай меня! — перебивает его Тэён. — Доктор Пак — кусок дерьма, он сказал, ну- — огромные грустные глаза Тэёна становятся просто до невозможного грустными, когда он выдавливает из себя следующие слова. — Он спросил, где ты, и Ренджун сказал, что ты сегодня в клинике, и он ответил, что… он ответил, что ты больше не трахаешься с врачами ради операций. — Блять, — шипит Доён, зажмуривая глаза и сжимая в руках подушку. — Он правда так сказал? Доён никогда не спал со своими старшими, чтобы продвинуться в работе. Просто так вышло, что он спал со старшим и одновременно был самым многообещающим интерном года и далеко превосходил других студентов. Между этими двумя фактами не было никакой связи и корреляции, Доён был хорош, и его работа заслуживала похвалы. Чанёль явно так не считал. Это никак не было связано с его фаворитизмом или его особыми чувствами к Доёну — но имело самое прямое отношение к тому, как Доён прямо отверг его, когда тот пригласил его на свидание. После этого не было никакого секса в комнате для дежурных, никакого взаимно полезного соглашения, на самом деле — не было и никакого доктора Пака, потому что тот перевелся в другую больницу всего три недели спустя. Он явно не мог жить с этим отказом — или тем фактом, что все в больнице знали об этом. Он до сих пор не может с этим жить. — Доён, мне так жаль, — Тэён успокаивает его, мягко поглаживая по колену. — Ты знаешь, что это не так- — Знаю, — говорит Доён, потому что прошло уже много времени с того момента, как он чувствовал себя подобным образом. Больно слышать, как кто-то говорит о нем такие вещи, но уже не так больно, как раньше. Доён больше в это не верит, он может с этим жить. — Джэхён ударил его, — еле слышно бормочет Тэён, отводя взгляд так, будто ему стыдно это признавать. — Что, — шипит Доён, снова загораясь гневом. — Он сделал что? — Он случайно услышал весь разговор, и, думаю, разозлился- — Он ударил другого врача? — Ну, не то чтобы- он промахнулся и ударил в стену, но он попытался и- — Промахнулся? — переспрашивает Доён. В его голосе начинает слышаться отчаянный смех. Было бы смешно, если бы Джэхён не бил других людей во имя Доёна. Доёну этого не нужно, и что бы там Джэхён не думал о том, что делает это ради его чести, и что из всей этой чепухи не заставляло бы Доёна думать, что он все еще считает, что Доён ему как-то принадлежит — все это не нормально. У Джэхёна нет никаких оснований его "защищать". Он всего лишь еще один человек из доёнова прошлого, человек, который явно все еще не может с этим смириться. — Он поранил руку, — произносит Тэён. — Мне пришлось приложить лед, она сильно опухла. — С его рукой все будет в порядке? Глаза Тэён прищуриваются на этот вопрос. — С ним все нормально. Почему спрашиваешь? Доён не отвечает. — Мне нужно выпить, — вместо этого решает он. Это уже второй день подряд, когда он обращается к выпивке в будний день, и во всем этом виноват Джэхён.

<<<

— Что ты делаешь? — О, привет, прости, я тебя не заметил, — Доён почти что врезается в Джэхёна, стоящего в дверном проеме. Доён, просто так оказывается, сидит в двух столиках от него, и Джэхён сейчас не дает ему пройти к небольшой пекарне на их этаже библиотеки. — Ты отойдешь? — спустя паузу спрашивает Доён. — Я схожу за кофе с тобой, — предлагает тот, делая шаг внутрь. Доён хмурит брови, направляется к кофемашине и берет бумажный стаканчик. — Все в порядке? — спрашивает он, чувствуя, как джэхёнов взгляд прожигает его спину. Он опирается на тумбу позади него, сложив руки на груди. — С кем ты сейчас разговаривал? — О, это просто Сынён из моей группы, я спрашивал у него об отчете по лабораторной, — не вдумываясь отвечает Доён, кидая в свой кофе два кубика сахара. — А что? — Думаю, он к тебе подкатывал, — комментирует Джэхён, и Доён прекращает размешивать кофе, пораженно глядя на него. — Не может быть, — усмехается он, качая головой. — Я пропустил лабораторную на той неделе, у меня просто было несколько вопросов насчет его конспектов. — Лучше возьми мои конспекты, — предлагает Джэхён, и теперь вся эта ситуация кажется Доёну некомфортной — дело не в конспектах, дело в том, что он разговаривает с кем то другим. — Слушай, Сынён — мой друг. Мы вместе ходили на университетскую вечеринку и вместе работаем над лабораторными проектами, — объясняет Доён. Выражение джэхёнова лица не меняется: все такое же раздраженное, как и до этого. — И? — давит он. — Что “и”? — фыркает Доён. Джэхён подходит к нему и тянется за стаканчиком для кофе за его спиной. — Джэхён? — спрашивает Доён, не отходя от кофемашины. Джэхёну, кажется, не хочется говорить; его челюсти крепко сжаты, и он смотрит на Доёна сверху вниз. Вдруг на талию Доёна крепкой хваткой ложится рука, отталкивая его в сторону. — Джэхён- — пытается протестовать он, хватаясь за его руку, чтобы отстранить. — Я просто хочу кофе, — холодно произносит Джэхён, но в тоне его слышится беспокойство. — Мог бы попросить- — Джэхён ударяет стаканчиком по столу, заставляя картон сложиться пополам. — Ты встречаешься с другими людьми? — спрашивает он. Доён смотрит на него сквозь ресницы, встречается с ним взглядом. Его зрачки расширены, глаза широко раскрыты, полностью сфокусированы на Доёне, и у него пальцы на ногах поджимаются в обуви от вида этой уродливой ревности на его лице. На Джэхёне она выглядит так же плохо, как и на ком угодно другом, но здесь она не к месту, потому что у Джэхёна нет никакого права к кому-то его ревновать. — Что? — осторожно переспрашивает он, просто чтобы убедиться, что все правильно расслышал. Джэхёна его вопрос, кажется, никак не смущает, он вырвался вполне естественно. — Ты меня слышал, — отвечает тот, голосом полным настойчивым. — Встречаешься? — Мы об этом говорили, — смягчая тон, произносит Доён. — Я не сплю ни с кем другим, я не стал бы- — Хорошо. Я тоже, — перебивает его Джэхён, поднимая руку и кладя ее Доёну на плечо, нежно, будто весь его гнев вдруг испарился. Его голос тоже меняется, когда он продолжает: — Хочешь поужинать после? — Поужинать? — Можем потом пойти ко мне, у Марка учебная группа, так что вся квартира будет наша, — продолжает Джэхён, и Доён издает согласный протяжный звук, поднимая руку, чтобы потянуть за пуговицу на воротнике джэхёновой рубашки. — Давай пропустим ужин, пойдем к тебе, — вместо этого предлагает он, поправляя его воротник, — может быть, можем заказать доставку, если все еще будем голодны. — Звучит неплохо, — Джэхён улыбается, с ямочками и всем остальным, и если бы Доён не простил его к этому моменту, то это выражение лица точно бы сделало свое дело. — Я подойду к тебе, когда закончу со своей работой, хорошо? — Не могу дождаться, — усмехается Джэхён, мягко сжимая его плечо и доставая новый стаканчик, чтобы поставить в кофемашину.

>>>

— Подержите, пожалуйста! Доён уже опаздывает, и если он пропустит этот лифт наверх, то опоздает еще сильнее, а у него и так похмелье, и этому дню не обязательно становиться хуже. Но теперь, когда он заходит в лифт и видит пассажира, то думает, что лучше бы пожертвовал этими несколькими минутами, потому что Джэхён стоит прямо перед ним в противоположном углу лифта. — О, — по-идиотски произносит Доён, нервно поправляя куртку. — Привет, — недавно выдыхает он, — доброе утро. — Мы можем поговорить? — пропуская приветствие, спрашивает Джэхён. — Здесь? — Доён оглядывается по сторонам. Это довольно приватное место, и шансы, что кто-то их прервет довольно низки, Доён признает — но и довольно временное, потому что двери лифта уже со звоном открываются. — Не здесь, — говорит Джэхён, следуя за ним из лифта. Они направляются к комнате отдыха, где Доён заберет свой пейджер — но только они подходят к двери, как Джэхён открывает другую и тянет Доёна за рукав, чтобы он последовал за ним. Вот это точно не лучшее место для этого разговора. Здесь темно: нет окон, и единственный источник света — мерцающая флюоресцентная лампа, и вообще кладовка для швабр крошечная и забитая вещами. Доён стоит, прижавшись спиной к полке средств для уборки, и между ними с Джэхёном все еще остается очень немного места. — Здесь? — снова спрашивает Доён, явно выражая то, насколько недоволен выбором места. — Это же кладовка для швабр- — Здесь нам никто не помешает, — говорит Джэхён, и в его словах есть смысл. — Ладно, что ж, — Доён нервно поправляет воротник куртки, — тогда говори. Он не хотел, чтобы это звучало уверенно или прямо, потому что в конце концов это он прижат спиной к стенке напротив Джэхёна. Но в этот раз Доён не будет извиняться. Теперь Джэхён спрашивает его, и это значит, что наконец-то говорить сейчас будет Доён. — Насчет того, что случилось в баре… — начинает Джэхён. Доён нетерпеливо кивает, подталкивая его продолжать. — Полагаю, ты… хочешь притвориться, что этого не было? — выдавливает Джэхён, и Доёну кажется, что его стошнит от этих слов. Это нечестно, ни для кого из них — потому что прошлое должно оставаться в прошлом, его можно сгладить настоящим, заглушить и со временем забыть, но это не в прошлом. Это произошло пару дней назад в баре через дорогу от этого самого места, и это заставляет сердце Доёна колотиться — прямо здесь и сейчас, в этот момент. Он не может притвориться, что чего-то, произошедшего пару дней назад, не было, только не тогда, когда отчетливо помнит каждую секунду, когда чувства оживают, стоит ему закрыть глаза. Доён хорошо умеет притворяться рядом с Джэхёном, но и он становится хуже. — Мы не можем просто сделать вид, что ничего не случилось, — говорит он после, кажется, нескольких часов задержанного дыхания. — Точно, — соглашается Джэхён; он выдыхает со слабой дрожью. Это все, что он может сказать, и Доён поджимает губы, глубоко хмурит брови и продолжает. — Это не… — начинает он, и неуверенность тяготит язык. — То, что произошло тем вечером, когда я поцеловал тебя — я прошу прощения. Больше этого не повторится, это просто плохая привычка и- И в последние годы я подавлял все привычки, которые связывали меня с тобой. Доён прикусывает язык, но даже думать об этом точно так же больно, неважно, как бы сильно он ни старался этого не делать, он всегда возвращается к этому. — Плохая привычка? — повторяет Джэхён. — Слушай, — произносит Доён с коротким пораженным выдохом. — Нам не нужно притворяться, что прошлого не было, потому что это не так. Но оно уже в прошлом, а теперь мы здесь, и мы работаем вместе, так что давай просто- — Будем коллегами, — повторяет Джэхён, и слово кажется почти отвратительным, — да, точно, я понял. — Хорошо, — соглашается Доён, после нескольких мгновений тишины, которая кажется удушающей в этой каморке с Джэхёном так близко. — Мы закончили здесь? Здесь, где Доён говорит Джэхёну, что целовать его — плохая привычка. Доён знает, что это неправда — по крайней мере, не полная правда, потому что целовать Джэхёна — это куда больше, чем плохая привычка, но если он это скажет, то все изменится. Доён не может позволить этому случиться здесь, в больнице, в кладовке для швабр. Он не может позволить этому случиться вообще. — Думаю, да, — отвечает Джэхён, кивая самому себе. — Отлично, — решает Доён. — У меня обход, мне пора идти. Джэхён выглядит так, будто готов уже отпустить его, поражение явно читается на его лице — только вот он меняет свое решение в последнюю минуту. — Доён? — вдруг зовет он, заставляя Доёна остановиться в двери. Доён с неожиданностью оборачивается к нему, держа дверь приоткрытой. Это застало его врасплох, он был готов уйти и продолжить избегать Джэхёна до конца рабочего дня, но вот они здесь. Выражение джэхёнова лица говорит громче слов. Доёну кажется, будто он попал во временную петлю: будто он снова в университете, смотрит на Джэхёна, которого когда-то знал, того, ради которого был готов на все. Он выглядит, как Джэхён четыре года назад, как Джэхён, который сказал что-то, чего ему не стоило говорить, или который переборол свои страхи и позволил говорить своему сердцу — Джэхён, в которого Доён влюбился четыре года назад. Джэхён, который все еще здесь, который заставляет доёново сердце все так же жалко трепетать. Джэхён, который все еще гораздо больше, чем плохая привычка. — Мне жаль насчет доктора Пака, — говорит Джэхён вместо всего. Доён смеется — неожиданно напряжение покидает его тело. — Не стоит, он наверняка это планировал.

<<<

— Мне жаль, — говорит Джэхён. Его шепот настолько тихий, что Доён почти не слышит его, замечая его только из-за того, что джэхёновы губы двигаются у его шеи, прямо над тем местом, где оставил ярко-алую метку. — Насчет чего? — шепчет Доён в ответ. Он склоняет голову назад, открывая Джэхёну больше места, чтобы целовать его шею. Его кожу покрывает пот, она сияет под касаниями Джэхёна в приглушенном свете лампы на прикроватном столике, и Доёну стоит уже подниматься и идти домой. Только вот то, как Доён заманивает его в ловушку своими мягкими поцелуями на его коже, делает попытку уйти гораздо сложнее. — Насчет того, что случилось в библиотеке, — шепчет Джэхён. — Не надо было так прижимать тебя к стенке с этим. — О, — выдыхает Доён, сжимая пряди волос на затылке Джэхёна, чтобы отстранить его. Он едва склоняется ближе, опираясь локтями о матрас и ища взгляд Джэхёна, не отводя глаз, пока не видит в его глазах тревогу. — Все в порядке. Конечно, все в порядке. Доён не признает это — ни себе, ни Джэхёну — но то, как Джэхён смотрел на него тогда, его собственническая рука на его талии — он не может этого забыть. И то, как Джэхён прижал его к двери, начиная целовать его, не успели они добраться до кровати, только это разожгло. Доёну нравится такое уязвимое отчаяние, нравится видеть Джэхёна на грани между контролем и его потерей. Это прекрасный вид, который он обнаружил только сейчас, но не может насытиться им, и он может снова увидеть его, если постарается сейчас. — Ты уверен? — спрашивает Джэхён. Он выбирается из объятий Доёна, опускается ниже, целуя его грудь, начиная сверху и спускаясь по грудине до самого мечевидного отростка. Все это — всего лишь анатомия, Доён чувствует все это под кожей и знает, что это тоже всего лишь инстинкт. Первобытный инстинкт. И это не значит, что это не горячо, но и не делает его особенным. — Просто ты выглядел так хорошо в той рубашке, — признается Джэхён, и это все — простое влечение. Эксклюзивно оно или нет, все сводится к нему, к тому, что Доён оказывается в джэхёновой постели. — Не мог сдержаться. Джэхён произносит это в его кожу, будто бы Доён не услышит его слов так, но он слышит и хочет продолжать слышать. — Все в порядке, — снова успокаивает его Доён, но его взгляд остается тем же. Чем дольше он смотрит, тем больше чувствует, как это переполняет его грудь, необходимость что-то с этим сделать. — Мне понравилось. И потом видит улыбку, ту самую, с ямочками. Она появляется, не сдерживаясь, и на щеку Доёна ложится нежная ладонь. — Да? — едва дыша спрашивает Джэхён, поднимаясь выше, пока они с Доёном не оказываются лицом к лицу, прижавшись грудью к груди. И всего мгновение перед тем, как Джэхён его целует, прежде чем они снова падают друг в друга — мгновение ясности. Доён смотрит Джэхёну в глаза, и ему кажется, что сейчас они ближе, чем когда-либо, он думает обо всех “что если”, о собственнической руке Джэхёна на его талии, обо всем, к чему это привело. Он думает о том, что может случиться, если он не уйдет домой после того, как они переспят, где он уснет, чувствуя, как Джэхён прижимается к его спине, где он проснется утром, выскользнет из его объятий и приготовит им завтрак, где Джэхён целует его на прощание, когда ему нужно будет уйти домой, чтобы переодеться. Или, может быть, он не уйдет. У Джэхёна в ванной есть его зубная щетка, и где-то в шкафу есть его одежда. И в конце концов — он думает о будущем, о месяцах, которые у них остались. Как их договоренность должна будет подойти к концу, и сколько боли это принесет как бы то ни было — ничто не избавит его от боли этой потери. Они несутся к столкновению, словно на поезде в никуда. Доён давно уже не видит знаков остановки, и теперь все, что ему остается — это готовиться к удару, надеяться, что будет не так больно, когда Джэхён неизбежно оставит его. Когда Джэхён уедет на другую сторону света, а Доён останется здесь, когда их разлучат временные пояса и океаны, когда все сценарии, которые Доён так глупо себе придумывает, исчезнут, как за задернутыми занавесками, когда единственное, что у них станет общего — это звезды. — Ты в порядке? — спрашивает Джэхён, проводя большим пальцем по его нижней губе, искусанной и слегка ноющей. — Хочешь просто- Но Доён не хочет просто уйти или уснуть в постели Джэхёна — он хочет большего, больше, чем Джэхён может ему дать. И больнее всего то, что Джэхён мог бы дать ему все это, если бы он только попросил, но этого все равно будет недостаточно. Доён не будет удовлетворен всего несколькими оставшимися у них месяцами. Джэхён кажется тем человеком, которому он хочет отдать свое “навсегда”, потому что знает, что получит в ответ то же самое. Доён целует его до того, как погрузится в эти мысли с головой, прежде чем они слезами выступят на его глазах. И Джэхён целует его в ответ, потому что он берет и берет, пока от Доёна не останется ничего, пока Доён не начнет плакать в простыни, пока Доён не забудет все, кроме него.

>>>

Первый звонок Доён получает в шесть тридцать. К счастью для Тэёна он уже не спит и пялится в потолок, обдумывая все происходящее. Только потом он узнает, что единственная причина, по которой Тэён не позвонил ему раньше — это то, что Джонни конфисковал его телефон, оказавшись единственным из них двоих человеком, которому хватило ума не звонить посреди ночи, чтобы объявить о рождении их дочери. Ли Ара родилась в 03:41 утра и весит 3,7 килограмм, или, по крайней мере, Доён слышит это, когда приходит к ней в больницу тем же утром. Тэён к этому времени вырубился, недостаток сна и водоворот эмоций стали для него непосильным испытанием. Он свернулся на двух стульях в палате и крепко спит, положив голову на колени Джонни, сидящего на третьем стуле. Джэхён стоит рядом с кроваткой Ары, дразня ее маленькие кулачки своим фонариком, умиленно с ней воркуя. Доён едва его видит: Ара привлекает внимание всех в комнате, издавая тихие забавные звуки. Доён улыбается, глядя на нее, и ее любопытные глаза превращаются в крошечные полумесяцы. Она идеальная: ее щечки алые, как спелые яблоки, и такие круглые, что могут посоревноваться с доёновыми. — Она такая милая, — бормочет Доён, боясь говорить громче рядом с ней. Она не спит, но и не плачет, — Поздравляю, — почти не дыша шепчет он, поднимая глаза от Ара и встречаясь взглядом с Джонни на другом конце комнаты. — Спасибо, — отвечает Джонни, и его голос звучит измотанным. — Она, э-э, 3,7 килограмм и… — Сорок восемь сантиметров, маленькая, но полностью здорова, — добавляет Джэхён, — мы просто наблюдаем ее. Впервые после той ситуации в кладовке для швабр, Доён смотрит на Джэхёна, который договаривает фразу уставшего Джонни. Ара начинает плакать в то же мгновение, и Доёну не верится в эту иронию. — О, нет, милая, — шепчет Джэхён, с нежностью проводя большим пальцем по ее щечке и осторожно поднимая ее на руки. — Прости, я знаю, дядя Доён кажется злым и страшным, но он не хочет тебя обидеть. — Эй, — еле слышно шипит Доён, игнорируя то, как Джонни фыркает, несмотря на недостаток сна. — Я не злой и страшный. — Ты хмуришься, — отмечает Джэхён, — и иногда ты немного злой. Вот так, Ара, — воркует он, нежно качая ее, чтобы успокоить плач, — твой дядя Доён будет к тебе очень строг. — Я не- — Но все хорошо, — продолжает Джэхён, теперь немного мягче: Ара перестала плакать. — Я буду твоим классным дядей, не волнуйся. — Ты ей даже не дядя, — резко отмечает Доён. — Ты тоже, — невпечатленный, указывает Джэхён. — Я ее крестный, — гордо объявляет Доён, несмотря на то, что Тэёну пришлось угрозами заставили его согласиться на это. — Что ж, будем надеяться, что Джонни и Тэён проживут долгие и счастливые жизни, м? — тянет Джэхён, и Ара издает тихий довольный звук. — Хочешь подержать ее? — Э-э, — начинает Доён, вдруг неуверенный. В руках Джэхёна малышка выглядит очень счастливой (это у них общее) и Доёну не хочется это нарушать. — Я не знаю- — О, ну давай, ты что, не любишь детей? — шутит Джэёхён, уже с осторожностью передавая ее. — Я не очень хорошо с ними справляюсь- — Ты ее крестный, — настаивает Джэхён, устраивая ее на руках Доёна. Это просто: когда он берет ее в руки, то не нужно прилагать никаких усилий. Доён знает, как держать ребенка с медицинской точки зрения: держать за шею и спину, поддерживать голову — но держать ребенка Тэёна и Джонни это совершенно другой опыт. — Никакой ругани рядом с моей дочерью, — бурчит Джонни; он, оказывается, только притворялся, что его глаза закрыты. — Вы ее травмируете. Джэхён хихикает, но Доён не может оторвать глаз от малышки, мирно лежащей на его руках. Это магия: смотреть на ее спокойное выражение лица, пока она спит, в полном неведении обо всем, что происходит в мире вокруг нее. Доён решает, что ей не о чем волноваться с такими родителями, как у нее, потому что с такой улыбкой ее просто избалуют. Если не они, так точно Доён. — Видишь, — шепчет Джэхён, подходя ближе, чтобы осторожно поправить ее шапочку, — не так уж и сложно, да? — Ш-ш, — шипит Доён, отводя от Ары взгляд только на мгновение, чтобы встретиться взглядом с Джэхёном, стоящим слишком близко, чтобы было комфортно, — ты ее разбудишь. — Я сказал, никакой ругани над моей дочерью, — снова оживает Джонни, — она слишком маленькая, чтобы становиться частью ваших любовных проблем. — Заткнись, — произносит Доён, пронзая Джонни взглядом, но Джэхёну это явно кажется очень смешным. — Надеюсь, она не вырастет такой же грубой, как и ее отец. — Я немного надеюсь, что вырастет, — смеется Джэхён. Ара не смеется и не находит их споры забавными, потому что несколько секунд спустя ее рот открывается я в громком крике, и она сжимает кулачки в маленькие сердитые боксерские перчатки. Реагирует Тэён, вдруг просыпаясь и поднимаясь на ноги, вставая перед Доёном, чтобы забрать ее из его рук. — Она хочет кушать, — решает Тэён, потому что, видимо, голодные и усталые дети плачут по-разному. — Я попрошу медсестру приготовить бутылочку, — соглашается Джэхён, закидывая стетоскоп на шею и выходя в коридор. Доён с восхищением наблюдает за тем, как Тэён ее успокаивает, качая на руках, пока ее плач не превращается в тихое воркование, и смотрит на нее так, будто она — единственное во всем мире, что имеет значение. — Поздравляю, — шепчет ему Доён. На мгновение, Тэёну удается оторваться от нее и поблагодарить Доёна. — Она прекрасна. Потом, он смотрит на другой конец комнаты и видит, как Джонни наблюдает за ними, глядя на Тэёна и Ару так, будто они — единственное во всем мире, что имеет значение, и Доён чувствует, как в нем отзывается пустая боль. — Я оставлю вам, — оправдывается он, решительно не думая о том, как одиноко чувствует себя, когда выходит из палаты. Это никак не связано с Джэхёном, на которого он не бросает ни взгляда, проходя мимо него в коридоре, абсолютно никак.