palpitations

>>>

Время идет, и все становится лучше — или, по крайней мере, не становится хуже. Доён привыкает к своей новой нормальности, где он может изо всех сил попытаться преодолеть неловкость — и, в теории, Джэхён может тоже. Им просто нужно этого захотеть, и Доёну не всегда удается найти для этого силы. Иногда это не удается и Джэхёну, и между ними повисают минуты некомфортной тишины, странные взгляды, и Доён обходит его долгой дорогой. Он видит Джэхёна в больнице точно так же, как и других своих коллег. Они консультируют одних и тех же пациентов, проходят мимо друг друга в коридорах и однажды вечером даже встречаются в раздевалке. Каждый раз Доён чувствует себя так, будто рядом с ним нужно ходить на цыпочках, будто он задерживает дыхание рядом с ним. Проще становится только тогда, когда они вместе в операционной и обращают все свое внимание на пациента, но Доён не обманывает себя, думая, что за ее дверями между ними все станет лучше. Дни, когда Доён не видит Джэхёна в столовой, палате неотложной помощи или между операциями, редки, но каждый раз становятся подарком свыше. Как сегодня, Доён и Ренджун заперлись в библиотеке с тяжеленными стопками книг перед ними и исследовательскими документами — между ними. Доён проводит несколько часов читая бесконечные страницы о сердечнососудистых заболеваниях, передавая самые неинтересные работы Ренджуну. Тэиль хочет услышать от них план лечения до конца дня, и они не уйдут отсюда без него, но Доён теряет внимание и вместо этого выходит, чтобы принести им кофе. Когда он возвращается, то откидывается на спинку стула, устраивает ноги на столе и расслабляется, попивая кофе. — Так, — начинает Доён. Ренджун не поднимает глаз от чтения. — Ты и Джемин? — Вы хотите, чтобы я закончил читать это исследование, или чтобы мы поговорили о моей личной жизни? — Поверь мне, знать о твоей личной жизни — это одна из моих самых нелюбимых частей этой работы, — фыркает Доён, растягивая мышцы шеи. — Но вы сами меня затянули- — Я вас не затягивал, — поправляет его Ренджун, сердито перечеркивая текст на бумаге. — Вы зашли без стука. — У нас был пациент, ты был на работе- — Мы спали, а вы спали вместе с Джэхёном- — Мы спали в одной комнате для дежурных, вы спали в одной кровати, — отмечает Доён. Ренджун закатывает глаза. — Ладно. Мы с Джемином иногда спим — не то чтобы нам удается выйти наружу и встретить кого-нибудь еще. Мы практически живем в больнице, а секс полезен, знаете, стресс снимает и давление понижает, — Ренджун обвиняюще указывает на Доёна карандашом, — может, вам тоже стоит как-нибудь попробовать. — О, да заткнись, — фыркает Доён, качая головой. — Уверен, Джэхён бы не отказался, если бы вы хорошо его попросили, — тихо добавляет Ренджун, однако достаточно громко, чтобы Доён услышал. Его кровь холодеет от этого предложения. — Что ты знаешь обо мне и Джэхёне? — вопрос вырывается у Доёна позорно быстро. — Ну, теперь намного больше, — Ренджун ухмыляется. Доён садится на стуле прямо, выглядывает из-за закрытых жалюзи их лаборатории. Он знает, что дверь закрыта, но все равно параноит по поводу того, что кто-то это подслушивает или читает их разговор по губам. — Джэхён и я раньше… И вот снова, он чувствует себя так, будто его сейчас стошнит, когда смотрит на Ренджуна, пытаясь собрать в голове слова, чтобы закончить фразу. Джэхён и Доён раньше были чем-то, раньше они трахались, и, может быть, это что-то значило, может быть, Доён все еще пытается понять это годы спустя, потому что ему все равно больно из-за чего-то, чего никогда не было. Может быть, это невозможно объяснить. — Раньше мы вместе снимали стресс и понижали давление, — выбирает он, и Ренджун высоко смеется. — Серьезно, когда? — В университете, — признается Доён. — Он уехал за границу в интернатуру, так что мы, э-эм- Он уехал, и они больше об этом не говорили. Джэхён уехал. Вот и все, вся история, все, что Доён может сказать, и это так позорно просто, что он поверить не может, что до сих пор не может об этом забыть. Он не может даже заставить себя произнести это. Джэхён уехал из страны, оставил его, оставил позади их. — Просто будь осторожнее, — говорит он, вместо того, чтобы вывалить всю свою гребаную кучу травм, которую он все еще не объяснил сам себе. — Интрижки в больнице никогда хорошо не заканчиваются. — Доктор Со и доктор Ли замужем, у них скоро будет ребенок. Я думаю, все может закончиться вполне неплохо, если этого хотеть, — спорит он, и, хоть в его словах и есть смысл, Доён пытается донести до него не это. — Для них — да, — он пытается не звучать горько, но ему не удается. — Не для всех. — Погодите, так вы- — Ренджун хмурится, выглядывая из окна так, будто пытается соотнести признание Доёна и потенциальную жертву. — С кем? — Они больше здесь не работает, — признается Доён после мгновения раздумий. Ренджуна здесь даже не было, когда здесь работал доктор Пак, он просто не может об этом знать. — И это из-за вас? Доён качает головой. — Нет, вовсе нет. Они уехали, потому что захотели этого.

<<<

— Готов поспорить, ты будешь по этому скучать, — Марк заглатывает полный рот рамена. Доён пообещал ему ужин в обмен на то, что он оставит квартиру Джэхёна пустой до конца ночи, и Марк воспользовался его предложением прямо здесь, в небольшом ресторанчике в стене неподалеку от кампуса. — Скучать по чему? — спрашивает Джэхён, перемешивая еду. — По этой еде, — тянет Марк, указывая на тарелку Джэхёна. — В Балтиморе такой рамен не делают. — В Балтиморе? — переспрашивает Доён, хмурясь и смотря в сторону. — О, ты не знал? — спрашивает Марк, и его тон совершенно спокойный, но холодный, как лед, словно это совершенно обычная информация, словно Доён должен это знать. — Марк- — начинает Джэхён, но Марк совершенно пропускает напряжение в его голосе. — Джэхён будет проходить интернатуру в больнице Джона Хопкинса, — объясняет Марк. — Что? —выпаливает Доён, роняя приборы в тарелку. Суп расплескивается по столу, и он бездумно вытирает руку салфеткой, не отводя глаз от Джэхёна. — Ага, э-э- Меня приняли, — отвечает Джэхён после ужасно долгой тишины. — Ну, конечно же приняли, твоя заявка была идеальной. И, чувак, со всеми твоими достижениями- — Ты мне не сказал, — после того, как его разум заканчивает загружаться, произносит Доён. Не только Джэхён отправляется буквально на другой конец мира в интернатуру, но Доён узнает это от Марка — его соседа. Джэхён не сказал ему, кем бы он ему ни был. — Я собирался, но- — О, черт, — ругается Марк, прикрывая рот в извинении. — Прости, я думал, ты знал. — Ну, теперь знаю, — сухо подытоживает Доён, ковыряясь в еде. Его аппетит полностью пропал, желудок заполнился горькими осознаниями. — Поздравляю. Он пытается звучать искренне, но улыбка не достает до его глаз. Вместо этого, в груди расползается пустота, в горле стоит знакомый ком. Все симптомы подступающих слез, он очень хорошо может их объяснить — но то, почему он так себя чувствует, не имеет никакого смысле. Он расстроен, разочарован, может быть, ему даже больно, что Джэхён ему не сказал, но ни одну из этих эмоций он не должен чувствовать. — Спасибо, — выдавливает Джэхён,, сжимая челюсти и роясь в своей еде. После этого ужин продолжается неловко. Марк притворяется, что ничего не произошло и продолжает говорить за троих, но после того, как они заканчивают есть, Доён устает от их компании и решает, что не хочет больше видеть Джэхёна сегодня. — Знаете, я вспомнил, что мне завтра сдавать домашнее задание, — начинает он, когда они поднимаются из-за стола, даже не пытаясь придумать оправдание получше. — Я думал, вы сегодня меня выгоняете, — говорит Марк, и Доён бы засмеялся над его неспособностью понимать намеки, но обычно смеются над ним, так что ему не весело. — Да, извини за это, — врет Доён, — но я только что вспомнил, — продолжает он натягивая улыбку. Он не смеет смотреть Джэхёну в глаза, но принимает его молчание за какое-то их общее согласие в том, что сегодня вечером им лучше не видеть друг друга. — О, — говорит Марк, наполовину разочарованный, наполовину недоумевающий. — Ну, тогда спасибо за ужин. — Да, увидимся, Доён накидывает куртку на плечи и уходит.

<<<

кому: джэхён

ты спишь

от кого: джэхён да а что?

кому: джэхён

можешь прийти?

от кого: джэхён я думал, ты делаешь домашку

кому: джэхён

я уже сдал

от кого: джэхён неправда

кому: джэхён

ладно

не было домашки

я просто хотел побыть один

можешь все равно прийти

от кого: джэхён ага буду через пять минут Джэхён приходит меньше чем через пять минут: будто бы он ждал, пока Доён ему напишет — почти что будто бы он хочет этого так же сильно, как и Доён. Доён проводит эти пять минут у двери, нетерпеливо перебирая в руках телефон. Ему больно, он расстроен, и все остальные эмоции между, и ни одну из них он не может показать Джэхёну — но он знает, что когда он увидит его, все они исчезнут. Джэхён показывается в дверях в мешковатой университетской толстовке, которую Доён воровал у него так много раз, с капюшоном, накинутым на взъерошенные волосы, мешками под глазами и двухдневной щетиной, и Доён падает в его руки. Он прячет лицо в изгибе джэхёновой шеи и наконец-то выдыхает все напряжение, которое держал в себе несколько часов, обмякая в его объятиях. Кажется, будто вся тяжесть с доёновых плеч перетекает прямо в Джэхёна, словно он впитывает в себя всю печаль, которую Доён держал в себе всю ночь. И несмотря на то, что толстовка Джэхёна все еще прохладная с улицы, его грудь теплая, когда Доён прижимается к ней, обхватывая Джэхёна руками. Одна рука Джэхёна, закрывая его от всего, лежит на его плече, а вторая — на пояснице, выжимая каждый миллиметр пространства между их телами. Каждый его вдох пропитан знакомым запахом Джэхёна, и Доён чувствует, как тяжесть в груди растворяется, и вся тревога улетучивается из головы. Они просто стоят, но это все, что Доёну нужно сейчас: погрузиться в присутствие Джэхёна, в тепло и поддержку между их телами. — Почему ты не сказал мне, что уезжаешь? — шепчет Доён, когда находит в себе силы отстраниться. Он не отпускает запястий Джэхёна, просовывая пальцы в рукава его худи, чтобы почувствовать тепло его кожи. — Я даже не знал, что ты подаешься на заграничные программы. — Мы просто никогда об этом не говорили- — Не о чем было говорить. Я думал, ты подашь заявления сюда, как все остальные. Есть столько вещей, на которых Доён мог бы зациклиться: то, что Джэхён не сказал ему, то, что Джэхён уезжает, — но когда он стоит перед ним, глядя ему в глаза, Доён не может говорить. — Прости, — снова шепчет Джэхён, сжимая запястья Доёна в ответ. — Прости, я хотел сказать тебе, но никогда не находил подходящего времени. В голове Джэхёна слышится печаль и тяжелое сожаление, и Доёну больно от желания его утешить — но он не находит слов, глядя на то, как дрожат губы Джэхёна. Вместо этого он мягко подается вперед, склоняя голову и касаясь его губ. Поцелуй мягкий, нежный, непохожий на все, что они делили раньше. Джэхён под его руками кажется таким открытым и уязвимым, даже несмотря на то, что их разделяют слои одежды. Его руки хватаются за руки Доёна, холодные от того, что он пришел сюда в два часа ночи, и он слабо стонет, когда Доён проникает языком в его рот — звук такой непохожий на него, что Доёну почти кажется, что он его придумывает. — Отнеси меня в кровать, — бормочет он в его губы, обхватывая джэхёнову шею руками. Джэхён отстраняется ровно настолько, чтобы взглянуть ему в глаза. — Да? — спрашивает он, и из его влажных от слюны губ вырывается тяжелое дыхание. — Да, — тянет Доён, снова склоняясь к нему, пока их губы не встречаются. Руки Джэхёна двигаются вниз, по его талии, и останавливаются на пояснице, пока Доён не понимает намек и не запрыгивает на него, обхватывая его талию ногами. Джэхён знает квартиру Доёна очень хорошо, и он несет Доёна в спальню, сжимая его задницу руками. Доён цепляется за его плечи — не потому что ему страшно упасть, а потому что ему хочется быть ближе, хочется большего, хочется почувствовать. Джэхён кладет ладонь на его затылок, мягко опуская его на кровать. Доён с легкостью разводит ноги, переставая держаться ими за талию Джэхёна и позволяя ему встать на колени между ними, склонившись ближе к Доёну. Они не говорят много — тишина заполняется тихими звуками шуршания ткани, влажных звуков касаний губ, смешанными со сбитым дыханием. Каждое касание полно нежности, пронизано смыслом или, может быть, тоской, осознанием, что все это теперь временно. Доён теряется в этом чувстве, в ощущении рук Джэхёна на своем теле, позволяет ему поглотить себя целиком, не оставляя места для раздумий или предположений. Здесь лишь они, и этого более чем достаточно, Доёна так переполняет желание, что он почти начинает плакать, когда Джэхён наконец снимает с него всю одежду и толкается внутрь. Джэхён нависает над ним и дрожащими руками находит его руки, чтобы взяться за них. Его вес вжимает его в матрас, но Доёну все равно кажется, будто они недостаточно близки, даже тогда, когда Джэхён начинает двигаться в нем, медленными глубокими толчками, которые вырывают из его губ всхлипывающие выдохи и засавляют его тело подниматься вверх по кровати. Когда Джэхён кончает, он сталкивает их губы вместе, и поцелуй на вкус соленый. У Доёна влажные ресницы — он не знает, от облегчения или от удовольствия, но он стонет в губы Доёна с тем же отчаянием. Джэхён остается на ночь. Доён засыпает с его руками вокруг своей талии и губами, прижатыми к шее, и это не кажется странным или неправильным. Это кажется идеальным. Кажется, будто Доён будет скучать по нему, когда он уедет.

>>>

— Доктор Чон? Это должно быть какой-то ошибкой, решает Доён, оглядывая сцену перед собой. Прямо здесь, в точно такой же, как у него, куртке с эмблемой больницы и красным кулером в руке, рядом со стойкой регистрации ждет Джэхён — точно там, где Доёну сказали ждать такси до аэропорта, и он выглядит так, будто собирается забирать орган на пересадку. — О, доктор Ким, доброе утро, — отвечает Джэхён, кивая Доёну. — Подожди, ты- — начинает Доён, осознавая, что они, на самом деле, здесь с одной и той же целью. Доктор Мун сказал ему забрать орган для их операции по пересадке сердца. — Доктор Ли сказал, что я могу забрать трансплантат для- — Нет, доктор Мун сказал, что я могу съездить, — говорит Доён, очень хорошо помня разговор, который у них был сегодня утром. И помяни дьявола — Тэён появляется в вестибюле, и на его лице явно читается ужас, когда он видит Доёна и Джэхёна, стоящих вместе, и, судя по всему, ругающихся из-за чего-то, что полностью его вина. — Доктор Ли! — зовет его Джэхён, но безуспешно: они смотрят, как Тэён разворачивается на пятках в попытке вернуться назад. — Простите, у меня нет времени- — начинает оправдываться Тэён, но Доён его перебивает. — Тэён! - зовет он, и привлекает этим внимание еще нескольких людей, включая Тэёна, который подходит к ним со слегка порозовевшими щеками. — В чем дело? Доктор Мун сказал, что я могу забрать органы. — Нет, ты сказал, что я могу, — перебивает его Джэхён, пронизывая Тэёна взглядом. — Это мое сердце, это мой пациент, я не знаю, как- — Я был с пациентом его прибытия, я знаю родителей, я- — Я кардиохирург, который работает над этим делом, доктор Мун отправил меня- — Ладно, вы оба идете, — Тэён лишь немного повышает голос, чтобы они перестали препираться. Доён смотрит на Джэхёна, моргает раз, два,ждет, пока Тэён скажет, что пошутил, но взгляд на Тэёна дает ему понять, что тот абсолютно серьезен. Они оба отправляются в эту долгую поездку, чтобы забрать органы для трансплантации. — Но- —слабо пытается он, думая, что, может быть, найдется способ как-нибудь этого избежать. — Если поедете вместе и будете вести себя хорошо, сможете оба поприсутствовать на операции, — и с этим Доён не может спорить. Он бросает на Джэхёна острый взгляд, проверяя его реакцию — но Джэхёна предложение Тэёна, кажется, так же убедило. — Ладно, — решает он. — Ладно, хорошо, мы поедем вместе. — Отлично, — Тэён сияет, похлопывая Доёна по плечу. — Тогда удачи! Доёну понадобится больше, чем удача, чтобы пережить это. Даже десятиминутная поездка на такси до аэропорта заставляет его задыхаться, сидя рядом с Джэхёном на заднем сиденьи. Личный самолет, кажется, рассчитан человек на двадцать, но почему-то ощущается слишком тесным для двоих. Они каждый занимают для себя по ряду на безопасном расстоянии друг от друга, и на мгновение Доён думает, что все будет хорошо, они просто сделают короткий перелет, заберут органы и вернутся в больницу и попадут на операцию. В операционной все будет хорошо, там они могут выносить друг друга — во всех остальных местах им нужно быть аккуратными. Как здесь: когда знак “пристегните ремни” потухает, и Джэхён поднимает подлокотник своего кресла и двигается, чтобы сесть, перекинув ноги через сиденья, лицом к Доёну. Доён притворяется, что не видит этого, вставляет наушник обратно в ухо, чтобы продемонстрировать, что не слышит Джэхёна и не хочет слышать, и это, кажется, слишком. — О, теперь будешь просто притворяться, что меня здесь нет? Доён бросает на него взгляд, поднимая бровь и показывая, что он, на самом деле, слышит его, — и что он будет притворяться, что его здесь нет, до конца полета. Джэхён пожимает плечами, закатывая глаза. — Ты все равно занимаешься этим последние несколько недель. На это Доён все-таки вынимает наушник. — Я не игнорировал тебя, — поправляет его Доён, прожигая его взглядом с другой стороны прохода. — Я разговаривал с тобой- — Каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с тобой о чем-то серьезном, ты уходишь от разговора, ты буквально убежал от меня- — И ты решил прижать меня к стенке в самолете? Ты для этого попросил помочь? — Конечно, нет, — Джэхён качает головой. — Я не пытался прижать тебя к стенке, я просто подумал, что все станет проще, если ты не будешь так зацикливаться на этом, и перестанешь смотреть на меня так, будто я- — Как? — перебивает его Доён. Джэхён, ошеломленный, открывает и закрывает рот, будто не может подобрать слова. — Как будто я причинил тебе боль? Доён может просто умереть прямо здесь, в самолете, пораженно глядя на Джэхёна так, будто вообще не понимает, что он говорит. Запертые в одном помещении на целый час, наедине друг с другом, — и именно сейчас Джэхён решает заговорить об их прошлом, которое они игнорировали уже несколько недель. Это разговор, который не подходит для работы, и еще больше не подходит для тех ситуаций, когда им некуда идти, когда Доёну некуда уйти. Особенно, если это Джэхён, и он старше и мудрее, но все еще Джэхён — открытый и прямой, носящий сердце в рукаве. Все эти годы сделали Доёна более жестким, научили сдерживаться и защищать себя от того, чтобы кто-то такой, как Джэхён, случился с ним снова, но Джэхёна они не сделали менее честным. Потому что он прав. И, боже, как же Доёну больно, это чувство алым цветом заполняет все его тело и заставляет кровь кипеть, бурля смесью гнева и боли. — Доён? — зовет Джэхён, пытаясь снова привлечь его внимание — будто бы Доён может думать о чем-то другом. — Прекрати, — говорит Доён — и в его голосе слышится едва заметная эмоция, которую он не хотел бы в него впускать. Джэхён не произносит ни слова, но его лицо говорит за него — глаза, наполненные волнением, встречаются с глазами Доёна, когда тот поднимает взгляд. Он волнуется, и Доён в ярости, потому что Джэхён — из его прошлого, и они теперь коллеги, и это не его дело — волноваться. Он не может говорить о том, что чувствует Доён, и как он причиняет или не причиняет ему боль. Доён вдыхает полные легкие смелости. — Мы можем просто притвориться, что ничего этого не было? — Этого? — Всего. Мы коллеги, можем мы просто забыть… — Доён показывает неопределенный жест руками, не в силах донести смысл. — Я не хочу говорить о… Тишина, следующая за этим, говорит сама за себя. Доён слишком боится снова смотреть на Джэхёна, боится, что его реакция сделает все только хуже. И его еще сильнее удивляет то, что Джэхён говорит дальше. — Ты правда этого хочешь? Правда? Доён уже был здесь раньше, на другом конце ультиматума Джэхёна, видел конец с Джэхёном, — видел, как все рушится прямо перед его глазами, плакал из-за этого так много раз. Но теперь все кончено. Это не ультиматум, потому что нечего больше решать. Они просто коллеги, Доён может установить свои границы, и он может сказать Джэхёну держаться подальше, если ему это нужно. — Я этого хочу. — Хорошо, — говорит Джэхён, но он звучит так, будто ничего не хорошо, и Доён тоже не в порядке — но он смотрит, как Джэхён отводит взгляд, глядя через окно на облака, и делает то же самое, притворяясь, что он где угодно, только не здесь.

<<<

— Эй, — говорит Чону, опускаясь на стул рядом с Доёном. Он поднимает взгляд, раздраженно хмуря брови, и подносит кончик карандаша к губам. — Мне нужно выучить это, завтра тест, и- — начинает Доён в еще одной попытке отогнать Чону, раз уж надутые губы не помогли. — Я знаю, — кивает Чону. — Я тоже на этом курсе, глупышка, и ты последние две ночи провел в нашей квартире, и занимался чем угодно, кроме учебы, так что, полагаю, тебе нужно наверстать упущенное. — Что ты имеешь в виду? — Ты уже решил, с кем пойдешь на университетскую вечеринку? — судя по всему, Чону имеет в виду именно это — что абсолютно не связано с их разговором. — Нет, — Доён качает головой. — Нет? — переспрашивает Чону, явно неудовлетворенный ответом. Он переглядывает Доёну через плечо, и Доён только через мгновение замечает, что он смотрит на него: молчание его выдает. Доён смотрит за него, замечая Марка и Джэхёна в трех столах от них. Марк спит на стопке книг, а Джэхён использует его сложенные руки, как подставку для тетради. — Вы двое не… — говорит Чону, указывая между Доёном и Джэхёном. Доён притворяется, что это предположение его не задело. По правде говоря, эта мысль витала в его подсознании уже много дней. Джэхён не предлагал ему пойти на вечеринку вместе напрямую, потому что приводить кого-то с собой было необязательно. Даже если бы и было — Джэхёну не нужно было бы просить об этом Доёна, он мог попросить бы кого угодно, кого захотел бы. Джэхён даже не предполагал, что они могут пойти вместе. Он спросил, идет ли Доён на вечеринку, и Доён сказал, что да — он пообещал профессору, что будет там, и что нет — у него нет пары. Пока что. Или вообще. Чем дольше Чону на него смотрит, тем сильнее он понимает, что это не правильный ответ на этот вопрос. — Джэхён меня не звал, — беспечно пожимает плечами Доён. — Ты его спрашивал? Доён закатывает глаза. Нет, он не спрашивал — но он и не в том положении, чтобы спрашивать. Конечно, было бы удобно, если бы они пошли вместе, и удобство и было смыслом их договоренности, так что идея Чону была неплохой, только требовала, чтобы кто-то все-таки задал вопрос, и Доён был слишком горд для этого. — Почему тебя это так волнует? — Я помогаю профессору Мин с рассадкой, вот почему, — отвечает Чону, передразнивая тон Доёна. — Верно, — Доён кивает. — У тебя есть пара? — Да, — отвечает Чону, — так что нет, я с тобой не пойду. Доён фыркает: будто бы он позвал Чону. (Позвать Чону было бы его последним выходом, и он пока до такого не дошел.) — Скажи мне, если пойдешь один, я посажу тебя назад, с другими одинокими людьми- — Я приведу пару, — говорит Доён, оглядывая библиотеку. Его взгляд проходит сквозь самый очевидный вариант, Джэхёна, который все еще сфокусирован на своем чтении, и внутри его живота что-то неприятно сжимается, и в груди расползается тревога. У Джэхёна еще нет пары, но если Доён его позовет — тогда он будет просить, а он не привык быть в таком положении. Быть настолько уязвимым ему некомфортно. На самом деле, идти с Джэхёном на мероприятие, куда люди приводят свои романтические интересы, выходит за рамки их договоренности, и Доён точно не хочет этого делать. — Я приведу пару, — повторяет Доён, бегая взглядом по помещению и останавливаясь на Сынёне, сидящем в паре столов от них. Он работал над лабораторной вместе с Сынёном пару недель назад, и они обменялись номерами — на случай, если кому-то из них понадобятся конспекты другого, чтобы написать отчет. В конце концов они обсудили приближающийся концерт, и Сынён даже предложил пойти вместе. У Доёна, оказывается, есть неплохие шансы, потому что, когда он подходит к столу Сынёна, говорит с ним о будущем экзамене и потом, конечно, о будущей университетской вечеринке, и естественно спрашивает о том, есть ли у Сынёна пара, — оказывается, что нет, и он был бы рад пойти с Доёном. Чону выглядит впечатленным, когда он возвращается и объявляет, что нашел себе пару — но в то же время и немного скептичным.

>>>

— Все хорошо, Доён? — Нормально, — отмахивается Доён от Чону, лениво вытянувшегося на стуле рядом с ним уложив ноги на стол. Ничего не нормально. В ту же минуту, как Доён зашел на совещание, ему захотелось выйти. Раны, полученные в самолете, еще не затянулись, и последние три дня он провел всеми силами избегая педиатрического крыла. Сегодня, на ежемесячном совещании персонала, Доён видит Джэхёна в первый раз после того инцидента, и это оказывается точно так же ужасно, как он и представлял. — Ты… говорил с Джэхёном? — неуверенно спрашивает он. Он не знает, зачем делает это, может быть, это зов пустоты — самое экстремальное, что он может сделать, когда сталкивается с чем-то настолько опасным, с Джэхёном. Может, ему просто любопытно, что случилось после их разговора в самолете на прошлой неделе. Глаза Чону широко раскрываются, и он оглядывает все помещение, пока не видит, что Джэхён разговаривает с Джонни. — Э-эм, — начинает он полным неуверенности голосом. — Ты знаешь, Джэхён мой друг. — Знаю, — перебивает Доён. — Я знаю, мне просто интересно, у него все в порядке? — Он хорошо устраивается, — спустя мгновение тишины отвечает Чону — и это мгновение говорит Доёну, что слова его, на самом деле, ложь. — Классно. — Не хочу лезть в то, что у вас там происходит, — начинает Чону — и Доён знает, что это несправедливо. Чону его друг, но он и друг Джэхёна. Может быть, он даже единственный друг, который есть у Джэхёна здесь, не считая того, что он явно начинает неплохо общаться с доктором Со, — и Доён не может забрать этого у него. — Ничего не происходит- — начинает он. — В любом случае, я не буду выбирать между тобой и Джэхёном, — Чону склоняет голову и смотрит на Доёна проницающим взглядом. — Тебе не нужно никого выбирать, — говорит Доён. — У нас все нормально. У них ничего не нормально. После собрания люди медленно вытекают из зала, чтобы вернуться к работе. Доён задерживается и ждет, пока не убедится, что Джэхён ушел. Все превращается в беспорядок из белых халатов и костюмов, и когда в помещении остается всего несколько человек, он наконец уходит. По пути к дверям он проходит мимо тележки с кофе и совершенно не замечает человека, стоящего там и накрывающего свой стакан с кофе крышкой. И как только он проходит мимо, человек встает, держа кофе в руках и готовый вылить его прямиком на грудь Доёна. Кофе расплескивается на его халат, стекает вниз и капает на ноги. Он чуть теплый и неприятно липкий, заставляет вымокшую одежду прилипать к коже. — Какого- — начинает Доён, поднимая взгляд на обидчика. — Прости- — начинает тот, но Доён вдруг понимает, что перед ним стоит Джэхён с пустым стаканом из-под кофе и приоткрытым ртом. — О. Доён яростно трет одежду на своей груди, но кофе уже намочил его нижнюю футболку. — О? — спрашивает он, думая, что именно имеет в виду Джэхён под “о”. — Прости, — извиняется Джэхён, а потом — спокойно продолжает: — давай притворимся, что этого не было? Доён стоит на месте ошарашенный, глядя, как Джэхён разворачивается на каблуках и уходит. Он оставляет Доёна яростным и промокшим в кофе до самых носков — и убежденным, что между ними и вправду все не в порядке.

>>>

— Я так больше не могу, — драматично стонет Доён, ударяясь головой о барную стойку. Он сидит в их привычном месте, баре через дорогу от больницы, с Тэёном и Джонни. Вечера, когда им это удается: спонтанно выпить после работы, становятся все реже. Тэён проверяет телефон каждые три минуты: до рождения Ары остается буквально неделя. — Ты такой драматичный, — отмечает он, попивая газированную воду. Он перестал пить в солидарность с их суррогатной матерью. Доён думает, что это идиотизм. Джонни думает, что это очаровательно — но речь идет о его муже, его мнение как минимум предвзято. — Я пойду работать в больницу Хопкинса, — прямо здесь и сейчас решает Доён и стонет в стол. — Не неси ерунды, — говорит Тэён, а Джонни пытается заглушить смех, с треском проваливаясь. — Я не могу жить, если Джэхён не на другом конце света, — жалуется Доён, и в нем говорит даже не алкоголь. Все было отлично, Доён был счастлив, а теперь он пытается успокоиться, напиваясь, во второй раз за месяц. — Пожалуйста, перестань, — говорит Тэён, и Доён слышит, как он закатывает глаза. Джонни откашливается, барабаня пальцами по поверхности стола. — Наверное, сейчас плохое время, чтобы сказать тебе, что я пригласил Джэхёна выпить после работы. — Не надо! — шипит Тэён, и Доён чувствует, как стол трясется от того, как Тэён пинает своего мужа под ним. Он поднимает взгляд на Джонни, в подозрении сузив глаза, и с сожалением осознает, что Джонни полностью серьезен. — Расслабься, он, наверное, не придет, — Джонни делает глоток пива. — У него была операция, когда я уходил. — Не говори этого, — возражает Доён против его самоисполняющегося пророчества. Встревоженный взгляд, который Тэён переводит на дверь, когда раздается звон колокольчиков, выдает их с головой. Вот и он, оглядывает бар в поисках знакомых лиц. Джэхён сменил свою форму на простую куртку и рубашку; волосы его взъерошены ветром, и он прекрасен. — Помяни дьявола, — шипит Доён, совершенно не скрываясь. — Я в уборную. — Доён- — пытается Тэён, вытягиваясь, чтобы схватить Доёна за руку в попытке остановить его. — Хватит! — восклицает Доён, страхивая руку Тэёна со своей и, запинаясь, идет в направлении уборных. Три бокала вина заставили его щеки порозоветь, ладони потеплеть, а чувство координации — немного сбиться, делая его неловким, и он хватается за борта раковины, стоя перед зеркалом, и слышит, как дверь за ним захлопывается. И только он собирается включить кран, дверь открывается снова, и ему хочется разбить голову о зеркало. — Привет, — пробует он, натягивая на губы улыбку. — Привет, — отвечает Джэхён, глаза его широкие, а губы приоткрыты — а щеки алые от холода. — Ты в порядке? — Нет, — говорит Доён, качая головой и снова глядя на себя в зеркало. — Я пойду домой. — Ты уверен, что это- — начинает Джэхён, но его прерывает то, как глупо Доён запинается в уборной, цепляясь за раковину. — Осторожно! — ахает Джэхён, подходя ближе, чтобы схватить его за бок и поддержать. — Не трогай меня, — шипит Доён, отшатываясь от нежной руки Джэхёна на своем бедре. — Что ты тут делаешь? — Я просто пришел выпить, — объясняет Джэхён, убирая руку. — Нет, Джэхён. Что ты делаешь здесь? — Доён подчеркивает последнее слово, сквозь ресницы глядя на Джэхёна. В его голосе слышится голое отчаяние, такое, какое Доён бы постыдился показывать, если бы был трезвым. — У меня все было хорошо, пока ты не оказался здесь. Джэхён ничего на это не отвечает, но выражение его лица говорит за него. Прекрасно — вот как он выглядит в этой темной грязной уборной, с этими его идиотскими идеальными растрепанными ветром волосами и простой рубашкой, натягивающейся на его плечах. Он всегда кажется Доёну таким, всегда подводит его к самой грани, всего в дюйме от того, чтобы все стало слишком, и это несправедливо. Доён всегда немного пьян и не может сам принимать решения, а Джэхён всегда рядом с ним, чтобы поймать его. Это всегда Джэхён. — Я так зол, — выдавливает он. — Я просто в ярости. Я не могу смотреть на тебя, не чувствуя себя так, будто хочу- Тогда Джэхён делает шаг вперед, вклинивает свою ногу между слегка раздвинутыми бедрами Доёна, резко его перебивая. Доён наблюдает за этим так, будто все происходит в slow-motion: то, как Джэхён склоняется ближе, достаточно близко, чтобы он ощущал его дыхание, и невинно кладет руки на талию Доёна. Он все еще пользуется тем же парфюмом, тем, который отдаленно пахнет, как дом, и Доёну в жизни никогда не хотелось чего-то сильнее. — Думаешь, что хочешь этого? — напоминает ему Джэхён, пользуясь их разницей в росте как преимуществом, глядя на Доёна сверху вниз. Доён чувствует себя таким маленьким — таким беспомощным и таким глупым из-за того, что думал, что четырех лет будет достаточно, чтобы забыть его. Джэхён не забыл — и он знает, что делает с Доёном, все еще помнит, как забраться Доёну под кожу. — Смотри на меня, — говорит Джэхён низким голосом, и Доёну знаком этот тон, он знает, что он опасен — но все еще подчиняется, неуверенно глядя на него сквозь ресницы. Джэхён выглядит, как все плохие привычки, из которых Доён никогда не вырастет. Доён никогда не сможет его забыть,всегда будет возвращаться к нему, потому что ничто не заставляет его чувствовать себя таким целым, как это делает Джэхён. Стоять перед ним сейчас ощущается, как последний их раз, и все до этого — каждый раз, когда он был с ним и клялся, что этот будет последним. Все, что ненавидит в себе Доён, оживает, когда он с Джэхёном. Уязвимый. Достойный любви. Настоящий. Для Джэхёна он плачет и истекает кровью, как самая хрупкая ткань, которую не могут скрепить воедино никакие швы. Он неполноценен. Джэхён сломал в нем то, что никогда не сможет исцелить, стал тем, что Доён никогда не сможет бросить. Доён вспоминает то время, когда мог списать Джэхёна со счетов, как ошибку, как человека, с которым можно просто убить время: как удобно. В какой-то момент, сердце Доёна глупо верило, что Джэхён — всего лишь интрижка, способ снять стресс, выпустить разочарование. И годы спустя Джэхён все еще зажимает его в уборной грязного бара, и Доён все еще проглатывает его слова и платит за ошибки, совершенные в прошлом. — Поцелуй меня, — просит он — потому что это Джэхён и потому что он полностью сошел с ума. Джэхён тоже этого хочет, и Доён ловит на его лице знакомое выражение: так он смотрит на него, когда собирается его поцеловать, прежде чем его глаза тоже закроются и их губы встретятся. Это не тот поцелуй, о котором Доён мечтал все эти годы, что они были вдали друг от друга, не те касания, о которых он думал, когда не спал по ночам, но именно в этом он нуждается сейчас. Он обхватывает шею Джэхёна рукой, склоняя его голову и прижимая их губы друг к другу, неловко сталкиваясь зубами, спеша получить больше. Это возбуждает, вызывает привыкание, будто бы неважно, сколько он получит, этого никогда не будет достаточно. Это опасная территория, это чувство в его сердце — то, о котором он все еще будет думать завтра утром. Он все еще будет помнить, каков Джэхён на вкус, потому что никогда этого не забывал. Всего слишком много и слишком мало одновременно, и Доён знает, что снова падает прямо в Джэхёна, почти со стороны наблюдая за этим крушением поезда прямо здесь, в уборной какого-то бара. Доён льнет к нему, использует раковину, как опору, чтобы подняться ближе, цепляясь за джэхёновы плечи. Он толкается языком между его приоткрытых губ, лижет его рот изнутри, ловит все тихие удивленные звуки, вырывающиеся у него. — Ты пьяный, — бормочет Джэхён в его губы, чувствуя вкус с его языка, будто бы не знал этого уже когда пришел сюда, будто бы трезвый Доён это бы сделал, предложил бы себя так легко. (Он мог — годы назад.) — Да, — спокойно признается Доён, когда они отстраняются, — ага, пьяный. — Как всегда, когда ты- — Заткнись- Доён целует его снова, и Джэхён хочет этого так же сильно, если так можно судить по тому, как он прижимается ближе и как его руки на талии Доёна не дают тому двигаться. Джэхён хочет его, потому что это Джэхён, и все, что он делает — это берет и берет. Он никогда не остается удовлетворен до конца, и даже этого ему недостаточно. Доён пьяный, и Джэхён не хочет его таким — не хочет только этого. — Нет, нет, Доён, перестань- — говорит он, заставляя его отстраниться, хватая за плечи. Это почти похоже на временную петлю, словно Доён снова вернулся на вечеринку у Джэхёна, словно все сейчас закончится точно так же, как и тогда. Джэхён берет и берет, пока не опустошает Доёна. И он чувствует, как предательски ускоряется его пульс и какой соблазнительной кажется мысль снова упасть в это. Но прошли годы. Теперь все должно быть по-другому. Доён научился на своих ошибках. Или должен был. — Нет? — резко спрашивает он, выдыхает в губы Джэхёна. — Не так- — начинает он. — Ладно, — Доён отталкивает его, даже не останавливаясь, чтобы посмотреть, как он отшатывается назад, и выходит из уборной.

<<<

Университетская вечеринка входит в топ десять худших опытов в университетской жизни Доёна. Пара Чону — какой-то горячий и забавный студент по обмену из Японии, которого Доён мельком видел на лекции по биологии, и Чону всю ночь проводит флиртуя с ним, совершенно игнорируя существование Доёна. И чтобы все стало еще хуже — у Джэхёна тоже есть пара. Доёну стоило бы догадаться, что он не придет один, потому что у него много знакомых, он смешной и красивый, и люди не отказывают ему, когда он приглашает их пойти на университетскую вечеринку. Доён бы не отказал. (Технически, у Доёна тоже есть пара — гигантская ошибка. Доёну Сынён нравится недостаточно, чтобы сидеть с ним за столом на лабораторной дольше одного часа, а тем более — за обеденным столом с друзьями. К счастью, Сынён знал достаточно людей, чтобы развлечь себя самому, а у Доёна есть три мартини, чтобы ослабить боль.) Итак, Доён слегка пьян, и его состояние постепенно становится хуже, когда он принимается за четвертый мартини, очень несчастливый тем, как проходит вечер. Он не знает никого из друзей Сынёна, и хотя они все очень приятные и разговаривают друг с другом за столом, Доён чувствует себя лишним и едва ли даже наслаждается ужином. После того, как со стола убирают десерт, Доён выходит в уборную. В тот миг, как он встает на ноги, выпитые мартини бьют его прямо в лицо, проходя через все тело. Ему приходится схватиться за спинку стула, чтобы удержаться, покачиваясь из стороны в сторону, пока не находит в себе силы уйти. Он добирается до уборной, неуклюже врезаясь в стену по пути туда. Когда он заканчивает, то решает выйти на балкон подышать, и эта идея оказывается более приятной, чем идея вернуться внутрь, где он снова окажется за общим столом и неизбежно будет чувствовать себя лишним. На улице прохладно, и рукава его куртки кажутся слишком короткими, и он натягивает их ниже, пытаясь согреться. Он делает пару шагов на балкон, бросая взгляд на пожарную лестницу; ветер дергает за его волосы. С побежденным вздохом он обмякает у стены и сползает по ней вниз, выдыхая и садясь на пол, скрещивая руки на коленях. Мгновением спустя открывается дверь, и закрывается, когда Джэхён выходит на балкон. — О, — говорит он, когда замечает Доён. — Прости, не знал, что ты здесь. Это явно ложь. Из всех людей здесь Джэхён — слишком непохоже на совпадение. Джэхён решает выйти на балкон спустя всего секунды после того, как это сделал Доён. — Правда? — Нет, — Джэхён смеется, пряча руки в карманы и неловко улыбаясь, — нет, мне стало скучно, и я увидел, как ты выходишь. — Разве у тебя нет пары? — бросает Доён, не успевая сдержать это в себе. Что-то от ингибиторных реакций и алкоголя. Он жалеет об этом как только слова срываются с языка, не успевает он даже увидеть реакцию Джэхёна. — Разве у тебя нет пары? — отвечает Джэхён с ноткой насмешки в голосе. Доён решает, что в словах Джэхёна есть смысл, потому что у него есть пара, только вот он знает Сынёна ровно настолько, чтобы назвать его другом. Они достаточно близки, чтобы приглашение казалось довольно естественным и забавной дружеской идеей, и вместе они проведут время не так уж и ужасно. Это скорее формальность, чем что-то еще, и пара Доёна — просто не тот человек, с которым он хотел бы сюда пойти. Доён вздыхает. А потом, в пьяной браваде, говорит: — Моя пара — не ты. — Доён- Это просто оговорка, но Доёну достаточно жидкой смелости, чтобы продержаться до конца ночи, так что он продолжает бормотать. — Мы могли бы пойти вместе, знаешь, мы бы повеселились. Я бы жаловался на закуски, а ты бы отдавал мне свои рулетики из фиников и бекона, потому что тебе они не нравятся. И пил бы мое шампанское, потому что мне кажется, что оно слишком сладкое. — Я думал о тебе, когда ел их, — признается Джэхён, и его щеки слегка розовеют, а на губах появляется улыбка с ямочками. — Видишь? — бесцеремонно икая, говорит Доён. — Было бы здорово. — Ты прав, — признает Джэхён. — Было бы. — Ага, — медленно кивает Доён; мысли в голове кружатся, но складываются в идеальную картину. Им было бы весело, если бы они были вместе. — Мы бы были хороши вместе. Тишина, которая повисает после этого, должна бы дать Доёну понять, что он сказал слишком много, но он слишком пьян, чтобы это заметить. Глаза его становятся зеркальными, когда он выглядывает в ночь. — Ты пьяный? — спрашивает Джэхён, и Доён давится смешком, лениво кивая. — Ага, да, пьяный, — говорит он. — Надо пойти внутрь, — продолжает он, потому что они провели здесь много времени, и он начинает замерзать. Взгляд Джэхёна падает, и он смотрит на свои руки. — Да, совершенно не подозрительно, если мы вернемся вместе, — сухо смеется он, когда Доён уже открывает дверь. — Наплевать, — думает вслух Доён, подмигивая Джэхёну и заходя внутрь.

>>>

— Доктор Ким, вы звонили мне на пейджер? Доён склоняется над кроватью пациента, отдергивая белую шторку, отделяющую его от окон в коридор и от назойливых интернов, пытающихся заглянуть внутрь. — О, черт, тебе больно, Доён? Доён слишком пьян, чтобы реагировать на оговорку Ренджуна. Вместо этого он кивает, потому что ему больно. — Мне нужна капельница, — объясняет он. — Тебе нужна- — Ренджун секунду обдумывает, смотря на состояние Доёна, развалившегося на койке для пациента. — Я пьяный, — повторяет Доён. — И мне нужно, чтобы ты поставил мне капельницу, чтобы завтра я мог нормально работать. И мне нужно, чтобы ты закрыл палату. Скажи, что сюда зашел пьяный, и ты его лечишь, или типа того. — Ну, ты зашел сюда пьяный, — отмечает Ренджун, глядя на Доёна с веселой улыбкой на лице. Очень очевидно, что он пытается не смеяться. — Я твой старший, — пытается Доён, но в его голос тоже пробивается смех. — Просто поставь мне капельницу. — Сейчас вернусь, — Ренджун задергивает шторы, и Доён откидывается назад на кровати, глядя в потолок. Комната слегка вращается, и все, что он выпил, начинает накрывать его теперь, когда он в горизонтальном положении. Все будет иметь смысл, когда он будет трезвым завтра утром, но уже чувствует, как сожаление начинает обжигать ему щеки. Красноту на щеках распаляет не только алкоголь, но и факт, что он поцеловал Джэхёна — или что Джэхён поцеловал его, и что это случилось в грзязном баре через дорогу, и что Доён сделал это пьяным. Он чувствует себя таким идиотом, униженным до глубины души, что Джэхён снова увидел его в таком состоянии: пьяным, неуклюжим и отчаявшимся, совершенно непохожим на коллегу, которым он пытается быть. Все, что ему нужно — это пара напитков, и он снова падает в него так, будто никогда и не забывал. Слезы выступают на глазах, когда он осознает все это, то, что он так и не смог забыть Джэхёна — что он все еще там, где Джэхён его оставил, все еще так легко влюбляется в него. — Окей, я вернулся, — объявляет Ренджун, отодвигая в сторону шторку. — Хочешь сам поставить капельницу или- — Ренджун, я пьян, — говорит он. — Хотелось бы надеяться, что ты знаешь, как ставить капельницу? — Конечно, — говорит Ренджун. — Я просто… Ренджун выглядит слегка беспомощным, точно так же, каким себя чувствует Доён, и разочарованные слезы наворачиваются ему на глаза, когда он смотрит на Ренджуна. — Просто давай уже, — говорит Доён, предлагая свою руку. Ренджун колеблется еще мгновение, прежде чем подвесить жидкость для капельницы и обернуть трубки вокруг его руки. Ренджун приходится вводить иглу дважды, потому что в первый раз у него не получается. Доён слишком занят попытками сдержать собственные эмоции, чтобы ругать его за это, и он терпеливо ждет второго укола, наблюдая, как Ренджун заканчивает устанавливать капельницу. — Все в порядке? — осторожно спрашивает Ренджун, приклеивая иглу к его руке. — Нет, — отвечает Доён, качая головой. — Нет, Ренджун, я пьяный лежу в палате неотложки. Очевидно я не в порядке. — Хочешь поговорить- — предлагает Ренджун. — Не целуйся с мужчинами, которые заставляют тебя плакать, понял? — перебивает его Доён — единственная рациональная мысль, которую его мозг может выдать сейчас. — Просто не целуйся ни с кем- — Доён- — Он сделает тебе больно, понимаешь? — Доён пытается подняться, пытается донести то, насколько он серьезен, и неважно насколько он пьян. Этот головокружительный совет очень нужен Ренджуну. — Он будет говорить все правильные вещи, чтобы ты в него влюбился, но никогда не скажет тебе, что к тебе чувствует, так что ты будешь не в том положении, чтобы расстраиваться, когда он оставит тебя. — Речь о Джэхёне? Доён разочарованно закидывает голову назад, ударяясь затылком о кровать. — Боже, да, речь о Джэхёне. Конечно о Джэхёне. — Хочешь, свяжусь с ним по пейджеру- — Нет! — шипит Доён, ударяя по рукам Ренджуна, тянущимся к пейджеру. — Просто оставь меня здесь, убедись, что никто не зайдет. Я опоздаю на завтрашний обход. — Хорошо, если ты этого хочешь. — Я этого хочу, — решает Доён, взбивая подушку, которую ему протягивает Ренджун. Он получает и одеяло, заворачивается в него и устраивается поудобнее на койке. — Спасибо. — Высыпайтесь, доктор Ким.