palpitations

<<<

— Блять, — шипит Доён, открывая глаза и мгновенно настораживаясь. Стена, на которую он смотрит, — не его, и подушка, на которой лежит его голова — тоже. Он собирался только прилечь на пару минут пока ждет, чтобы дождь закончился и он смог пойти домой. Он был полон решимости добраться сегодня до дома, ровно до того момента, как его грубо не разбудили. Ворочаясь на постели, он переворачивается на спину, чувствуя, как задевает кого-то рукой. Когда он бросает в сторону короткий взгляд, то замечает Джэхёна, все еще спящего, и думает, что может быть, все не так уж и плохо. Если он выскользнет отсюда до того, как Джэхён проснется, он и не узнает, что Доён случайно задержался дольше положенного. Доён садится на кровати, осторожно, не двигаясь слишком быстро и надеясь, что не разбудит Джэхёна своими движениями, но все оказывается слишком поздно. — Ты уходишь? — спрашивает Джэхён, куда более проснувшийся, чем Доён ожидал. — Ты не спишь? — возвращает вопрос он, глядя, как глаза Джэхёна наконец открываются. Он все еще без футболки, так же, каким и был, когда Доён закрывал глаза, и кажется будто с этого мгновения не прошло ни минуты — только вот часы на прикроватном столике говорят ему, что уже полночь. — Ты уже уходишь? — снова спрашивает Джэхён, поднимаясь на локтях. Он оглядывает Доёна с головы до ног, прищурив глаза при виде надетой на нем рубашки.        — Думаю, мне пора, дождь уже почти перестал-        — На тебе моя рубашка, — перебивает его Джэхён. Доён хмурится, опуская на рубашку взгляд, которая, в действительности, не его. Эту рубашку он снял с Джэхёна, когда пришел, и именно ее он пытался надеть в торопливой попытке одеться и убежать, пока не полил дождь. — Прости, — извиняется Доён, краснея. Он оглядывает комнату в поисках белой рубашки, в которой пришел вчера, и она оказывается брошенной на полу. Ему даже не приходится поднимать ее, чтобы вспомнить, почему она здесь, кучкой лежит около кровати Джэхёна, испачканная в чем-то, что может оказаться или его спермой или спермой Джэхёна, и с влажным следом от смазки. — Ты взял мою рубашку, чтобы- — начинает Доён, морщась, поднимая рубашку двумя пальцами. — Нет, это ты взял ее для этого, — Джэхён коротко смеется. — Ну, я… — Доён начинает спорить, но чувствует себя побежденным, глядя на рубашку Джэхёна. Он не думал наперед, когда использовал свою собственную, чтобы обтереть их, точно так же, как он не думал наперед, когда засыпал на кровати Джэхёна. Он даже не планировал приходить сюда сегодня, точно не до того момента, как получил сообщение с вопросом, не хочет ли он прийти, пока был в библиотеке. И Доён был полностью намерен сказать “нет”, притвориться, что у него есть сегодня дела поважнее: незаконченная домашка или вообще хоть что-то — но весь день он не вылезал из библиотеке, и ему очень нужно было что-то, что подбодрило бы его. И Джэхён просто первым подвернулся под руку. — Можно позаимствовать? — спрашивает Доён, дергая за рубашку на себе. — Нет, — говорит Джэхён. — Что? — Когда ты брал мою футболку в прошлый раз, ты вернул ее через неделю- — Я верну ее на выходных, — обещает Доён, но Джэхён только ухмыляется, лениво и самоуверенно, и Доён просто знает, что дело не в рубашке. — Уже поздно, просто оставайся здесь, — Джэхён пожимает плечами, и именно этого Доён и пытался избежать. Доён сегодня не принес куртку, и эту белую рубашку с сомнительными следами он не наденет — и это оставляет его вообще без верха, а на улице ливень. — Ну же, мне просто нужна рубашка, я хочу домой, — пытается он. — Дождь еще идет, — спорит Джэхён, и конечно, это так, но Доён прошел бы пять минут под дождем, если бы только у него была рубашка. — И сейчас сколько, полночь? Просто поспи здесь, давай, Доён. — Ну… — Доён пораженно вздыхает, потому что Джэхён прав, хоть это и неправильно. Это скользкая дорожка. Доён не глупый — он знает, что после одноразового перепихона на ночь не остаются. Но эти границы существуют только потому что он их кто-то придумал, а Джэхён сейчас предложил ему просто идеальную причину остаться. Вот так просто. — У меня есть запасная зубная щетка, — предлагает он, и это самое правильное, что только можно сказать. Для Доёна все решает не зубная щетка — а то, как естественно Джэён это говорит. Доён просто остается на ночь — сейчас уже полночь, это всего несколько часов сна. Так удобнее. И есть запасная зубная щетка. — У тебя нет жидкости для контактных линз? Я хочу вытащить линзы. — У меня нет, — говорит Джэхён, — но у Марка есть. Я схожу и попрошу у него. — Нет, Марк не может знать, что я здесь- — начинает Доён, потому что если узнает Марк, то это рано или поздно дойдет до Тэёна, а если узнает Тэён, то Доёну придется объяснять все ему, и- — Марку наплевать, — Джэхён пожимает плечами и выбирается из кровати, и не успевает Доён его остановить, как он уже натягивает пижамные штаны и выходит из спальни. Марк спит в комнате на другом конце коридора, ему нужно всего лишь постучать в его дверь. — Йо, чувак, уже полночь, у меня завтра экзамен, ты- Доён слышит, как сильно Марк устал, даже не видя его со своего места на кровати Джэхёна. — У тебя есть раствор для контактных линз? — Да, а что? Ты же не носишь линзы. — Доён здесь, — говорит Джэхён. — Я просил не говорить Марку, что я здесь! — кричит Доён в коридор — все равно уже нечего терять. — Так есть или нет? — сквозь смех Марка спрашивает Джэхён. — Да, да, дай мне минуту, — Марк кивает. Доён слышит шаги и вспоминает, что ему нужен и контейнер. — Попроси еще контейнер! — зовет он. — У меня только один! — кричит в ответ Марк, и наступает очередь Джэхёна смеяться. Когда Джэхён возвращается с двумя шотами и бутылкой раствора для линз, Доён совершенно не убежден. — Я их помыл, — настаивает Джэхён, ставя их перед Доёном. — Клянусь, они стерильные. — Ладно, — со вздохом соглашается Доён. У него нет другого выбора, кроме как вынуть линзы и положить их в два стакана для шотов на прикроватной тумбе Джэхёна. Джэхён накрывает их крышечками из-под пива. — Не волнуйся, — произносит Джэхён, замечая его скептицизм. — Я тоже медик, я бы не хотел, чтобы ты заработал глазную инфекцию. — Ладно! — фыркает Доён, и на его лице наконец появляется пораженная улыбка. — Ладно, я тебе доверяю. — Хорошо, — Джэхён смеется, кладя руку на его плечо, нежным касанием отвлекая внимание Доёна от линз. Он смотрит на него, всего пару секунд дольше нужного. Его глаза задерживаются на джэхёновой руке на его плече и переходят на его лицо, к его глазам, и в этот момент он думает о том, чтобы склониться вперед и сцеловать эту улыбку с губ Джэхёна. Это глупая мысль, и она улетучивается, не успевает Доён ее осуществить. — Так, а теперь где зубная щетка?

>>>

— Вот, возьми это тоже, для Ренджуна. — Для Ренджуна? — Доён смотрит на свою мать так, словно она сошла с ума. — Ренджун — мой интерн. Он может сам о себе позаботиться. — Доён-и… я помню, как ты был занят, когда был в интернатуре. Он такой милый трудолюбивый мальчик, ему нужно есть, — отмахивается она, ставя еще три контейнера с едой в сумку Доёна. — И ты тоже, ты выглядишь немного усталым. — Спасибо, — фыркает Доён, застегивая рюкзак. — Все в порядке? — Тебе Тэён рассказал? — с подозрением спрашивает Доён. Он не стал бы отбрасывать вариант того, что Тэён связался с его матерью, чтобы рассказать о ситуации с Джэхёном, но насколько Доёну известно, его мать не знает о том, что он не спит уже третий день из-за своего коллеги. — Нет, — подтверждает его мать. — А что, есть что рассказывать? Она звучит такой заинтересованной, что Доён это ненавидит. Когда он с нежеланием рассказал ей о том, что Тэён выходит замуж, его мать была так счастлива за него, что почти заплакала. Недостаточно того, что он доктор, многообещающий кардиохирург — ей особо нечего рассказать подругам, когда речь заходит о нем. Доён одинок, и его мать начинает волноваться, что такими темпами он так и умрет в одиночестве. Это весьма вероятно — хирурги часто одинокие люди, но тот факт, что друзья Доёна заняты там, что не умирают в одиночестве, только сильнее указывает на то, как неудачлив Доён в любви. — Нет, — произносит Доён, закрывая эту тему. Он мог бы сказать матери, что Джэхён вернулся в страну — она все равно рано или поздно узнает. Только вот если он ей скажет — то она уже не отстанет. Она не знает всего, что случилось. Все, что ей известно — так это то, что Джэхён милый парень из медицинского университета, с которым Доён познакомил ее пару лет назад. А то, что она больше не слышала о нем с того дня, объясняется тем, что он улетел за границу в ординатуру. Если Доён случайно обронит, что Джэхён вернулся, она задаст ему штук пятнадцать разных вопросов о нем, включая тот, встречается ли он с кем-то — этот конкретный сократит Доёну жизнь минимум на три года. Это просто того не стоит. (Кто знает, встречается ли Джэхён с кем-то? А самое главное — кого это волнует? Уж точно не Доёна.) Три дня работы проходят без происшествий. Доён видит Джэхёна в коридорах, на другом конце столовой и однажды в рентгенотделении, и они говорят друг другу все нужные “доброе утро” и “добрый вечер”, но, к счастью, это едва ли было нужно. Доён отлично справлялся с тем, чтобы держаться от него подальше. Ему почти хочется верить, что все не так плохо, как он ожидал, но кажется, что как только он начнет думать об этом, все пойдет не туда. После той встречи, Джэхён понял, что заговаривать с ним не стоит — он вежливо обращается к нему “доктор Ким” когда это нужно, но это не значит, что Доён в безопасности от будущих столкновений. То, когда они окажутся вместе в операционной, и ему придется провести в одном помещении с ним несколько часов, разговаривать с ним — это всего лишь вопрос времени. — Нет, нечего рассказывать, — подтверждает он, потому что мать все еще не выглядит убежденной, особенно после того, как он подозрительно затих. — Ну, было бы чудесно, если бы ты привел кого-нибудь домой на праздники, — саркастически отмечает она, и Доён закатывает глаза. — Я не приеду на Рождество, — говорит он. — Я на дежурстве, прости. Ему совершенно не жаль, потому что именно этого он и хотел. Ему не нужно работать на Рождество, чтобы мать не смогла вытащить ту карту, где она называет его трудоголиком, но он на дежурстве, что значит, что он всегда должен быть в пятнадцати минутах езды от больницы, чтобы приехать к пациенту как можно быстрее. Так ему не придется сидеть за праздничным столом, глядя на брата с его женой, которые поддразнивают его за то, что родителям все еще приходится ставить на стол нечетное число тарелок, и это будет не его вина. — Не приедешь? — пытаясь скрыть разочарование, переспрашивает мать. Должно быть, она знала, что так будет, потому что ее голос звучит не таким расстроенным, как Доён ожидал. — Ну, если ты не работаешь, мы могли бы приехать днем- — Тэён и Джонни пригласили меня, — врет Доён, потому что, хотя его еще и не позвали на рождественскую вечеринку, он не сомневается, что будет там желанным гостем. Джонни и Тэён не будут дежурить, потому что у них тогда уже будет ребенок, и родители на праздники получают “бесплатную свободу от тюрьмы”, так что у них будет полно времени, чтобы устроить вечеринку. Джэхён, наверное, тоже взял выходные — он всегда любил праздники и старался их отмечать — а это значит, что Доён все каникулы проведет в больнице вправляя бедренные суставы. Отличный способ провести праздники. — О, так мило с их стороны, — произносит она. — Тебе стоит пригласить Тэёна к нам поскорее, у нас осталось так много вещей от маленького Сону, Гонмён оставил коробки в подвале.

<<<

— Давай я помогу тебе с этим, — предлагает Джэхён, забирая сумку, которую Доён закинул себе на плечо. Теперь ему проще выудить ключи из кармана, но когда он пытается повернуть его в замке и открыть дверь, его руки все равно дрожат. Для него не странно приводить домой друзей на выходных. Его мать всегда жалуется, что в доме стало пусто, когда оба из ее сыновей уехали, и его университетские друзья с радостью пользуются возможностью провести выходные в тишине и спокойствии и с домашней едой как вишенка на торте. Что странно — так это то, что Джэхён это тот друг, с которым Доён еще и спит, и это ощущается как нечто гораздо большее, чем познакомить маму со своим другом. Доён не только боится, что его матери не понравится Джэхён — еще он волнуется за то, что она решит что между ними есть что-то, чего нет. С другой стороны, если бы Доён не пригласил Джэхёна на выходные, как других своих друзей, это тоже было бы странно. Тогда это подразумевало бы, что в Джэхёне есть что-то, что делает его не “еще одним его другом”. Доён просто не может победить. Он делает огромный вдох, прежде чем открыть дверь, придерживая ее и перешагивая через порог. — Мама? — зовет он, но в доме тишина — ни звуков работающей стиральной машины, ни радио на фоне. Его мать предупреждала, что может быть в магазине, когда они приедут, и они сели на поезд раньше, чем планировали. Тапочки у двери подтверждают, что они правда одни, и Доён выпускает воздух, который держал в груди, с облегчением понимая, что сможет отложить это еще ненадолго. Он пропускает Джэхёна внутрь, и тот помогает ему занести сумки в спальню Доёна, где его мать раздвинула односпальную кровать Доёна, превратив ее в узкую двуспальную. Обычно, когда Тэён проводит здесь выходные, он спит в кровати Гонмёна, но Гонмён сейчас в городе, так что это не выйдет. Они будут делить эту кровать на одного-с-половиной-человека, как и делают друзья. — Это что… — спрашивает Джэхён, уставляясь на постер на шкафу Доёна. — Это что, постер с Girl’s Generation? — Да, — смеется Доён. — Не думал, что ты фанат, — смеется Джэхён вместе с ним. — Ты говоришь мне, что ты не был? — Ладно, поймал, — признается Джэхён. Он оглядывает все остальное в спальне Доёна, но она не слишком отличается от его комнаты в общежитии. Все аккуратно разложено по полкам, на стенах висят постеры и картинки, на столе лежит стопка сложенной выстиранной одежды. — Это точно не странно? — С чего бы этому быть странным? — спрашивает Доён, с нервными нотками в голове — всего пару мгновений назад он боялся, что вся эта ситуация будет странной. Джэхён — его друг, точно так же как и Тэён его друг, которого он приводил домой на выходные, как и Тэн его друг, которого он привел домой на праздничные каникулы, чтобы он не проводил Рождество в одиночестве — но Джэхён еще и Джэхён. (Иногда Доён на него смотрит, и все, о чем он может думать, — это о том, чтобы его поцеловать. Иногда он думает о том, что никогда не чувствовал ничего подобного. Иногда он просто его целует.) Его родителям, однако, этого знать не нужно. Доён не видел Джэхёна последние пару дней, когда они оба были заняты отчетами по лабораторным и домашними заданиями — но он пообещал матери, что приедет на выходные, так что встретиться с ним он бы не смог. Предложить Джэхёну поехать с ним домой решило эту проблему, и Джэхён согласился в мгновение ока. Когда Доён решал, что это хорошая идея, он не думал о перспективе привести Джэхёна в свою детскую спальню, познакомить его со своей семьей и платонически разделить с ним кровать. — Тэён приезжает сюда постоянно, — объясняет Доён, отмахиваясь. — Хочешь сказать, что я не особенный? — шутит Джэхён, и Доёну хочется принять это за шутку. В его груди что-то пробуждается — неуютный трепет, который заставляет его взглянуть на Джэхёна еще раз, но Джэхён просто улыбается. — Ну, — начинает Доён, проходясь глазами по телу Джэхёна, — я никогда ни с кем не трахался в своей детской спальне. Джэхён смеется, удивленно оглядывая Доёна, и видит, что его выражение лица полностью серьезно. — О, ты серьезно? И Доёну почти стыдно, когда Джэхён его целует, потому что волнение Джэхёна казалось настоящим — это могло быть странно, и может, Джэхёну хотелось думать что он особенный. И, как всегда, Доён сглаживает то, о чем не хочет думать, с помощью секса, потому что это он может сделать всегда. Это всегда срабатывает, потому что когда они трахаются, это всегда так потрясающе хорошо, что Доён забывает обо всем: о работах, которые им нужно сдать, о том, чтобы представить Джэхёна своим родителям, — это все становится вторично, когда он чувствует руки Джэхёна на себе. Но только вот до того, как Доёну успевает стать стыдно, руки Джэхёна заползают под его рубашку, и его губы отстраняются от губ Доёна, чтобы спуститься на его шею, и все связные мысли в его голове полностью испаряются — включая все сомнения насчет того, чтобы привезти Джэхёна сюда.

>>>

Доён покупает два кофе в тележке рядом с больницей: один без кофеина с двумя порциями сахара, и один черный “как душа Ренджуна”, и почти летит в кардиологическое крыло больницы. Ренджун снова работает с ним, и Ренджун — единственный интерн, которому Доён когда-либо купит кофе. Доёну Ренджун нравится — не только его маленькие руки, или идеальные швы, или его дар к кардиохирургии, нет, ему действительно нравится Ренджун. Он вежливый и добрый, и с ним по-настоящему приятно работать, и он никогда не зовет Доёна по имени, только если этого не позволяет ситуация. Каждая смена, которую Ренджун работает с ним — это очередное доказательство того, что Ренджун отлично впишется в кардиохирургию. Технически, Ренджун еще не выбрал специальность, но Доён медленно но верно покупает его планы, по одному кофе за раз. — Вот ты где! — весело приветствует Доён, протягивая Ренджуну его кофе. Ренджун ждет его у дверей комнаты отдыха для работников, потому что, в отличие от Марка, он уважает границы и знает свое место — не прокрадывается к нему, чтобы поспать на диване и не отвлекает Доёна, когда он читает свои записи. — Доброе утро, доктор Ким, — так же весело приветствует Ренджун. — Спасибо за кофе. — Тебе он понадобится, — смеется Доён. — Сегодня ты пойдешь со мной на мою замену аортального клапана. — Вашу замену аортального клапана? — повторяет Ренджун. — Прости, на замену аортального клапана доктора Муна, — поправляется Доён. Технически, Доён не может пока назвать это своей операцией, но в последний раз, когда они проводили замену легочного клапана, Доён сделал почти всю работу сам; доктор Мун работал над кроссвордом и периодически наблюдал за Доёном. Доён планировал, что сегодня будет хороший день. У него запланированы операции одна за другой с его любимыми коллегами, и операционную он покинет только чтобы пообедать — и когда они заканчивают операцию после полудня, Доён совершенно забывает, что Джэхён здесь даже работает. Его даже не раздражает то, что он сегодня на дежурстве: он и не собирался возвращаться домой этим вечером, и теперь он думает о кровати в комнате для дежурных, пока наблюдает за тем, как Ренджун отвозит их пациента в послеоперационную палату. В холодильнике комнаты отдыха его даже ждет ужин. Это идеальный день — пока он не портится. Тэн и Джонни стоят рядом с постом медсестер, когда он проходит мимо, а Джэхён сидит за столом с медицинской картой в руке. Они замолкают, когда Доён выходит из операционной, и у Доёна возникает ужасное чувство, что они говорили о нем. — О, доктор Ким! — зовет Джонни, маша ему рукой. — Доктор Со, я могу вам помочь? — Доён с трудом стоит на ногах, бросая на Джонни знающий взгляд. — Мы просто думали, не хочешь ли ты пойти с нами выпить что-нибудь после работы? — встревает Тэн. Звук голоса Тэна заставляет Доёна думать, что на сегодня ему достаточно напитков. Тэн, сам по себе, не так плох. Он хороший пластический хирург, и хотя специализация Доёна редко когда пересекается с Тэном — в кардиохирургии нет ничего косметического — когда они все-таки работают вместе, они ладят. Но Тэн и Джонни делают друг друга хуже, и вымещать им это нравится на Доёне. Проводить время вместе с ними — это то, что Доён любит в своей работе меньше всего. Приглашение провести время с ними вне стен больницы это приглашение, которое он всегда отклонит. — Ну, приятнее корневые каналы вылечить, — сухо отвечает Доён. Тэн смеется, и Джэхён пытается скрыть свой уродливый смешок. — И еще, я сегодня на дежурстве, так что я действительно не могу. — Точно, — говорит Тэн. — Наслаждайтесь вечером, вы двое. Вы двое. Доёну требуется несколько секунд, чтобы это осознать, пока он наблюдает, как Джонни и Тэн уходят — оставляя его наедине с Джэхёном. — Я думал… — начинает Доён, беспомощно глядя на Джэхёна. — Я думал, что сегодня Чону на дежурстве. — Он был, — соглашается Джэхён, кивая Доёну, когда они вместе направляются в сторону лифта. — Я, э-э… я попросил его поменяться, потому что у меня дела на выходных, и- — О, — говорит Доён, замирая, чтобы подышать и попытаться осознать все это. В выходные дежурят всегда два врача, и Доён надеялся сегодня разделить комнату для дежурных с Чону. То, что вместо Чону Джэхён не особо что-то меняет — все, что ему нужно сделать, это поспать там. — Хочешь поесть вместе? — спрашивает Джэхён, когда они заходят в лифт. Это жестоко, спрашивать такое, когда двери лифта за ними закрываются, но наверное в этом нет никакого намерения обидеть. Доён обычно ест вместе с Чону, когда они вместе дежуря — просто это то, что все делают, чтобы сделать ночь хоть немного менее угрюмой. Ужинать с Джэхёном в стерильной обстановке их комнаты отдыха не может быть настолько плохо. — Конечно, — соглашается Доён. — Мой ужин в комнате отдыха. — Да, мой тоже, — Джэхён кивает; лифт звенит, выпуская их. — Я сначала переоденусь, потому что… Он указывает на свой халат, который выглядит так, будто видал и лучшие дни. — Да, тебе стоило бы, — со слабой улыбкой на губах соглашается Доён. Вот так, он почти забывает, что разговаривает с Джэхёном — они просто двое коллег, которые планируют, как провести ночь на работе. Это не станет неловким, если Доён не сделает это таким. — Встретимся там? — Да, конечно, — Джэхён кивает, и они расходятся в разных направлениях. Доён замечает, как Чону уходит из комнаты отдыха, и он извиняется перед ним за пропущенную смену, но Доён говорит ему, что все в порядке, и что он отлично справится здесь с Джэхёном. Чону выглядит так, будто не убежден, но у него нет времени об этом спорить. Доён достает ужин из холодильника, когда Джэхён возвращается, на этот раз в свежем халате. — Тебе все еще дает еду мама? — спрашивает Джэхён, указывая на ужин Доёна. Доён покрывается стыдливым румянцем, потому что Джэхён полностью прав — если он готовит сам для себя, то просто приносит два протеиновых батончика и поздно ночью заказывает доставку в больнице. Мать дает ему достаточно еды, чтобы выжить, но он не очень-то горд тем фактом, что не находит времени готовить самому. — Как она, твоя мать? — Нормально, — быстро отвечает Доён, желая, чтобы Джэхён не задавал такой вопрос. Но Джэхён знает мать Доёна, и поэтому вопрос не взялся из неоткуда. Доён чувствует себя просто ужасно, поддерживая этот разговор, но это полностью его проблема. — С моей семьей все хорошо. Ужин Джэхёна выглядит домашним, действительно приготовленным своими руками — не замороженным и разогретым, как ужин Доёна. Доён помнит это тоже — то, как Джэхён любил готовить. Любит готовить, по-видимому. — Как, э-э… как дела у твоей семьи? — спрашивает Доён в ответ, потому что это вежливо. — Отлично, с ними все хорошо, — отвечает Джэён. — Теперь, когда я переехал сюда, уже лучше. — О, — произносит Доён, кивая самому себе, прежде чем засунуть еду в рот в надежде, что это не даст ему задать больше вопросов.

<<<

— Что ты здесь делаешь? — недоуменно спрашивает Доён, открывая Джэхёну дверь. — Решил зайти, — отвечает Джэхён, протягивая ему белый пакет из пончиковой в кампусе. — Я принес пончики. Дон смотрит на него, тут же впечатленный. — У меня лекция, типа, через- — Доён проверяет часы. — -два часа. — Я знаю, — кивает Джэхён, потому что он уже знает расписание Доёна наизусть. — Значит, у нас есть два часа. Он легко впускает себя внутрь, снимая обувь за пятки и бросая куртку на спинку стула. — Сейчас десять утра, Джэхён, — все еще скептически настроенный к пребыванию Джэхёна здесь. Они никогда не встречались днем, только в библиотеке за книгами или когда работали в лаборатории вместе, но никогда — так. Джэхён никогда не приходил сюда днем, Доён никогда не видел его в своей спальне до захода солнца. До сегодняшнего дня. Он сюда немного не вписывается — полностью одетый, с угощением в руке, стоит в квартире Доёна, когда сам Доён только начинает собираться на учебу. — У меня был дополнительный час в лаборатории утром, — объясняет Джэхён, открывая бумажный пакет с пончиками. — Подумал зайти к тебе перед следующей парой. — И ты хочешь, типа… позаниматься? — спрашивает Доён, с извинением оглядывая собственную гостиную. Весь его стол покрыт бумагами и открытыми книгами — стол, который служит еще и обеденным. Джэхён фыркает, откусывая пончик. Он подходит к Доёну, все еще не выпуская пончик из рук, и подносит его к его рту. Недоумевая, Доён просто открывает рот и откусывает. Сладкая сахарная глазурь остается на губах, он жует и проглатывает. Джэхён остается близко к нему, и Доён наблюдает, как он кладет полусъеденный пончик на доёнову открытую книгу, прежде чем забирает все его внимание себе. Джэхён целует его, спешно и болезненно, прижимая его к стене. Его язык торопливо проскальзывает в рот Доёна, его руки хватают Доёна за талию, пальцы проникают под ткань рубашки. Доён тихо стонет, чувствуя его ледяные пальцы на своей коже, в ту же секунду отстраняясь от его губ. — Что, — тяжело дыша спрашивает Джэхён, — по утрам не трахаешься? — его губы влажные от слюны, на них осталась сладость, и Доёну кажется, что может быть в его словах есть смысл. — Просто… — начинает он, чувствуя себя немного странно: эти пончики и Джэхён здесь, днем, за два часа до их общей лекции. — Просто? — подталкивает Джэхён, устраивая руку на пояснице Доёна, слегка надавливая и прижимая его ближе. — Ничего, — отмахивается Доён. Это странно, но он хочет Джэхёна точно так же как и в любую другую ночь, и до лекции есть еще два часа. Утром Джэхён целуется так же, как и ночью. Они добираются до постели Доёна в размытом движении блуждающих рук, слетающей одежды и тихих стонов Доёна в джэхёновы губы, когда Джэхён опускает его на матрас, устраиваясь между его раздвинутых ног. И точно, когда Джэхён поднимается рукой по бедру Доёна, раскрывая его сильнее, телефон Доёна разрывается звонком на прикроватном столике. Доён разочарованно стоит, неуклюже тянется за ним и наконец сталкивает его на матрас, наконец видя на экране имя звонящего. — Черт, моя мама звонит, — шипит он, вспоминая, как обещал перезвонить ей вчера вечером, когда занимался. Обещание он не сдержал, что значит — она наверняка волнуется, и у нее есть все причины сейчас звонить. — Нужно ответить, я- — Конечно, — говорит Джэхён, садясь на колени между его ног. Доён берет трубку, откидываясь на подушки. — Привет, мама. — Ты сказал, что перезвонишь утром- — Прости, я собирался, но появились кое-какие дела, — с легкостью лжет Доён, потому что где-то в глубине души он помни, что нужно ей позвонить, но возникли дела поважнее. Дела поважнее — это Джэхён. — Ну, я хотела обсудить- — начинает его мать, но Доён вскрикивает, когда ледяные руки Джэхёна снова оказываются на его талии, и Джэхён оказывается рядом с ним. — Здравствуйте, миссис Ким! — произносит Джэхён, приближаясь к телефону. Доён почти роняет телефон в смертельном ужасе. — У тебя есть компания? Это Джэхён? — спрашивает его мать. Доён пронзает Джэхёна взглядом, кладя руку на его плечо, чтобы его оттолкнуть. — Да, Джэхён тут, мы работаем над- Доён не сдерживает смеха, когда Джэхён начинает его щекотать, и отстраняет телефон от лица на мгновение, свободной рукой шлепая по рукам Джэхёна. — Перестань, — шепчет он, но Джэхён выглядит слишком уж счастливым. — Прости, мам. — поднося телефон обратно к уху, говорит он, — прости, Джэхён здесь, мы работаем над отчетом по лабораторной. — Передавай ему привет от меня, — говорит она добрым голосом. — Не буду вас отвлекать, поговорим вечером.

>>>

Ужинать в комнате отдыха с Джэхёном не так плохо. Они способны поддерживать разговор о вещах, безопасных от их прошлого, например, об операции, которую сегодня провел Доён или о пациенте, которого привезли в неотложное отделение к Джэхёну. После этого вечер тянется спокойно. Доён ставит капельницу для лечения аритмии у одного пациента, зашивает кому-то палец, лечит грипп антивирусными. Ренджун рядом с ним, помогает ему, и ему достается грязная работа вроде того, чтобы зашить рану на чьем-то лбу и помочь протрезветь пьяному подростку. Когда ноги Доёна начинают болеть, а веки становятся слишком тяжелыми, он решает удалиться в комнату для дежурных и вздремнуть. Проходя мимо первой процедурной палаты, он замечает внутри Джэхёна с двумя пациентами на столе для осмотров и с любопытством приглядывается: пациенты сидят слишком близко друг к другу, чтобы это было комфортно. Привставая на носочки он все таки заглядывает на стол для осмотров — и пациенты на самом деле буквально приклеены друг к другу. Джэхён наносит на склеенные части их рук что-то вроде спирта, но это лишь оставляет красные следы от раздражения — и не разделяет пациентов. Доён насмешливо смотрит, пытаясь не попадаться на глаза. Его замечают, когда Джэхён принимает поражение и бросает спирт, выходя из процедурной. — Это… что? — спрашивает Доён, указывая на пациентов внутри. Джэхён вздыхает, обмякая у стены. — Ну, они склеены вместе. — Они что? Джэхён смеется. — Один из них переезжает из города со своей семьей, и они не хотели разделяться- — И склеили себя вместе? — Доён бросает взгляд внутрь, неодобрительно хмурясь при виде того, когда кожа пациентов растягивается, удерживая их вместе. — Типа, клеем? — Да, суперклеем, — подтверждает Джэхён. — Родители привезли их, они в зале ожидания. — Суперклеем? —Доён морщится при мысли об этом. — Это идиотизм. — Идиотизм? — Джэхён издает смешок. — Я думаю, это романтично. — Романтично? Они получат ожоги третьей степени от друг друга. В шрамах нет ничего романтичного. — Ну, они сделали это по хорошей причине, — говорит Джэхён, склоняя голову и глядя на Доёна. Доён почти собирается ответить на это, когда в двери заходит Джемин. — Нашел! — слегка запыхавшись, говорит он. — Попробуйте мыло, смойте теплой водой, смажьте маслом и потом немного ацетона. — Звучит неплохо, — говорит Джэхён. — Хочешь попробовать? Спирт не помог. — Мне можно? — спрашивает Джемин так же удивленно, как чувствует себя Доён. Джемин — интерн, и хоть ему и осталось всего несколько месяцев до конца интернатуры, для интернов все еще редкость делать процедуры полностью самостоятельно, особенно если процедура связана с кожей и сильными химикатами. — Давай, я буду рядом, если тебе понадобится моя помощь, — говорит Джэхён, кивая Джемину. — Думаешь это хорошая идея? — спрашивает Доён, когда за Джемином закрывается дверь. — Разрешить ему делать все самому? — Джемин аккуратный. Он позовет меня, если ему будет нужно. И Джэхён прав. Если у кого-то из их интернов и есть потенциал, так это у Джемина. У Ренджуна есть навыки, Марк преуспевает в заботе о пациентах и обладает особенным шармом, но у Джемина есть все это вместе. Он хорош в общении с пациентами, и он усердно работает, у него умелые руки. Джэхён провел с Джемином ровно неделю, и он едва ли с ним знаком. Конечно — он так невероятно хорош в чтении людей, он за неделю выяснил то, что у Доёна заняло год. Доён не может его за это винить. — Думаю, я пойду прилягу ненадолго, — объявляет Доён, заглядывая в палату неотложной помощи, чтобы проверить, нет ли там новых пациентов. Ренджун сидит, закинув ноги на стол, и играет в игру на телефоне, и Доён надеется, что эта ночь так и останется медленной. — Набери мой пейджер, если понадоблюсь. — Конечно, — говорит Джэхён. — Спи хорошо. Спи хорошо. Чем больше Доён об этом думает, тем лучше понимает, что не будет спать хорошо — если вообще уснет. В комнате для дежурных пусто и тихо, когда Доён заходит туда, но в его голове все гремит — он все еще очень занят мыслями о Джэхёне. Обычно как только он ложится на кровать и касается головой подушки, сон накрывает его теплым одеялом. А теперь, когда слова Джэхёна не выходят у него из головы, это не так просто. Джэхён добрый — всегда таким был. Вот поэтому Доён не удивлен, что он решил заниматься педиатрией, потому что ничто не приносит Джэхёну столько дофамина, как помощь другим. Его альтруизм просто поразителен, и, может быть, именно это привлекло в нем Доёна, а теперь не дает ему уснуть в холодной комнате для дежурных. Он пожелал Доёну спать хорошо, потому что он пожелал бы это кому угодно, но для тихого и задумчивого Доёна такая оговорка стала бы катастрофой, совершенно для него не характерной. Он думает об этом больше, чем считается нормальным, потому что это снежным комом накапливается и превращается в мысли о Джэхёне, о том, как вселенная решила поместить их в одну больницу, как Доён спит в комнате для дежурных, куда может в любую минуту войти Джэхён, чтобы поспать на кровати рядом с его. На самом деле, вселенная решает осуществить это через тридцать минут прокручивания этих мыслей в голове Доёна: дверь открывается, и Джэхён заходит внутрь, ложась на соседнюю кровать. Он не бросает на Доёна ни взгляда, плавно опускаясь на нижнюю полку кровати на другом конце комнаты. Джэхён засыпает за считанные минуты, его размеренное дыхание заполняет комнату спустя всего мгновение после того, как он заходит. Это не раздражает, Доён не может так сказать — он не храпит, его дыхание просто слышно. Доён не может заглушить его, потому что это Джэхён. Джэхён, лежащий на кровати на другой стороне комнаты, а не на другом конце океана, в нескольких временных поясах от него, в совершенно другом мире, в совершенно другой жизни. Джэхён сейчас здесь, и Доён начинает привыкать к тому, чтобы находиться с ним в одном здании. Спать с ним в одной комнате делает его намного ближе, и все происходит так быстро, и Доён не может ничего контролировать. Они просто коллеги. Иногда они спят в одной комнате. Здесь Джэхён должен быть доктором Чоном из педиатрии, не Джэхёном, с которым Доён учился в одном университете. Джэхён приехал сюда ради работы, не ради него. Доён идиот, если думает, что это было как-то связано с ним, и он чувствует себя глупым за то, что делает это чем-то личным, чем-то, связанным с ними. Но если это не что-то личное — почему тогда ему больно смотреть на спину Джэхёна, пока он спит? Доён чувствует, как в груди что-то болезненно, удушающе сжимается, и все невысказанные слова, оставшиеся между ними, вдруг ощущаются тяжелыми и такими ясными в памяти. Это болит только потому, что Доён надеялся на большее, на то, что он переживает разбитое сердце, с которым его оставил Джэхён — или что Джэхён однажды вернется, чтобы все исправить. Доён надеялся, и надежда — это опасное чувство, даже смертельное, когда годами живет в твоем подсознании.

<<<

— Пожалуйста, Доён. Тэён пронзает его взглядом так, словно у них соревнование в гляделки. Доён пришел подготовленным — со своим лучшим непроницаемым лицом и множеством причин для того, чтобы не выходить из дома сегодня, но перед надутыми губами Тэёна ни одна из них не выстаивает. Никто не может сказать нет этим большим круглым полным надежды глазам. — Ну давай, сегодня же день рождения у Тэна- — Это буквально последняя причина, по которой я хотел бы выйти из дома, — Доён закатывает глаза, но уже чувствует, как встает на скользкую дорожку под жалостным выражением лица Тэёна. — У тебя последний курс университета, — указывает Тэён: и это работает в две стороны — Доёну стоит остаться дома и заняться учебой, потому что это его последний курс и последний шанс исправить все, чтобы не выпуститься с посредственными оценками, но это и его последний шанс ходить на вечеринки в общежитии до поздней ночи. Он, наверное, никогда не придет ни на одну из вечеринок в честь дня рождения Тэна, потому что Тэна он, вроде как, ненавидит, и надеется больше никогда не увидеть его после того, как они выпустятся с одной образовательной программы. — Там будет Джэхён, — робко предлагает Тэён, отводя взгляд в сторону и поджимая губы.        Доён фыркает, будто бы это причина для того, чтобы он пришел. Честно говоря, — причина, но Тэёну этого знать не надо. Отчеты по лабораторным надирали ему задницу последние несколько дней, и организовать какие-нибудь планы с Джэхёном ему не хватало времени, хотя не то чтобы он считал. Прошлой ночью Джэхён написал ему “не спишь?” и Доён мог бы ему ответить, но его глаза болели от нескольких часов, проведенных перед экраном, и он едва ли мог печатать, неважно, как сильно он по нему скучал.        Но последнее домашнее задание он сдал вчера, и у него нет никаких хороших оправданий оставаться дома сегодня, кроме его естественной привычки быть домоседом. Это не выстоит перед надутыми губами Тэёна. — Ладно, — говорит Доён, принимая поражение с тяжелым вздохом. — Да! — пищит Тэён, и единственное, что удерживает его от того, чтобы запрыгать от радости — это лак, сохнущий на его ногтях. — Я так скучал по вечеринкам. У Тэёна завтра утром нет никаких лабораторных, потому что он теперь работает в больнице. Он приходит в кампус только тогда, когда это строго необходимо — и в список необходимостей входит вытаскивание Доёна из постели на подобные вечера. С Тэном он все еще общается, хотя они уже не друзья, и для вечеринок в честь дня его рождения он делает исключение в том, что проводит как можно больше времени в больнице. Тэн живет на кампусе, в том же здании, что и Джэхён, так что для Доёна это знакомая территория, когда они поднимаются по лестнице на этаж Тэна. Дверь в его комнату приоткрыта, и у входа устроен самодельный бар со стопками красных бумажных стаканчиков на пустых ящиках из-под пива. Тэён берет два, пихает один в руки Доёна, который берет его без всякого намерения из него пить. Он знает, как реагирует на это жуткое ведьмино варево, которое делает Тэн, и он не собирается заканчивать свой первый за несколько недель свободный вечер похмельем. — Дай-ка мне это, — говорит Доён, забирая у него полупустой стакан. Он выливает содержимое своего стакана в него, и одобрительно похлопывает Тэёна по спине. Он пытается незаметно оглядеть комнату. Не нужно, чтобы кто-то знал, что он ищет одного конкретного человека, или что он пришел только ради этого человека, но ему все равно не терпится. Прошло шесть дней с того, как он в последний раз видел Джэхёна, и у него под кожей зудят три отчета по лабораторным. Из Доёна не выйдет хорошей компании на этот вечер, пока он не исправит это. К счастью, Джэхёна оказывается легко найти: он погружен в разговор с Чону — с которым Доён не общался еще дольше. Но Доён нетерпелив, и не хочет болтать с Чону — но никогда не увидит конца этому, если заберет Джэхёна с собой слишком очевидно. Вместо этого он смотрит на них, ровно до того, как Джэхён его замечает — и именно тогда отводит взгляд, притворяясь, что не пытался привлечь его внимание. Эта глупая игра в притяни-оттолкни длится добрые три минуты, прежде чем Джэхён извиняется перед Чону и выходит из разговора. Он проходит мимо Доёна, и Доён притворяется, что не замечает его, но мысленно отсчитывает секунды, пока не решает, что прошло достаточно времени, чтобы он мог последовать за Джэхёном наружу. Он ждет его прямо у лестницы, скрестив руки на груди, опираясь на стену. Расслабленное выражение на его лице пропадает, когда он замечает Доёна, и на его губах появляется смущенная улыбка, оставляя на щеках ямочки. — Хей, — говорит он, опуская руки и позволяя Доёну подойти ближе. — Хей, — смущенно откликается Доён, чувствуя жар на щеках, когда руки Джэхёна оказываются на его талии. Когда Джэхён склоняется к нему, чтобы поцеловать, Доён отстраняется в последний момент, позволяя ему лишь коснуться своей улыбки на мгновение. — Не на лестнице, — говорит он. — Пойдем к тебе. — Кому-то не терпится, — тянет Джэхён, касаясь губами линии его челюсти. — Но мы не можем пойти наверх. Там девушка Марка. Я обещал оставить им квартиру. — Блять, — шепотом ругается Доён, сжимая между пальцев волосы на его затылке. — Но, — продолжает Джэхён, слегка прикусывая шею Доёна и распаляя жар, уже растущий в его животе, — я знаю место. Джэхён знает место, и чтобы попасть туда, им приходится пройти еще один лестничный пролет, пока Доён не начинает тяжело дышать, и Джэхён толкает дверь плечом. Холодный воздух обволакивает их в тот же момент, как они заходят внутрь, заставляя волосы на затылке и шее Доёна подняться. — Сюда? — сразу же спрашивает Доён, ненавидя и холод, и тот факт, что они на улице. Джэхён держит его за руку крепко, отказываясь отпускать, и ведет Доёна по крыше, прямо за строение с кондиционерами. Это могло бы быть романтично два часа назад, когда солнце садилось, звезды появлялись на небе, и тогда плед для пикника стал бы идеальным дополнением к сердечному свиданию. Вместо этого, в спину Доёна упирается ледяной бетон, когда Джэхён прижимает его к стене, вытаскивая рубашку из его брюк. Он целуется голодно, именно так, будто они скучали друг по другу шесть дней, и боже, Доёну это нужно так же сильно, настолько, что он полностью забывает, где они, или что внизу все еще проходит вечеринка. Он отключается от звуков разговоров внизу, от музыки, играющей на фоне, и фокусируется на том, как звучит Джэхён, когда Доён притирается своими бедрами к нему. Джэхён снимает с себя пиджак и осторожно расстилает его на полу, чтобы они могли лечь на него вместе. Доён даже не думает о том, насколько бетон под ними грязный или о том, как неприятно тереться об него кожей, когда Джэхён его трахает. В этом и смысл их договоренности: Доёну удается забыть обо всем на время, будь то домашние задания, экзамены или дедлайны — ну или его трахают на грязном бетонном полу на крыше. После он устраивается рядом с Джэхёном, и тот обхватывает его плечи руками, устраивая его голову у себя на груди, — это преимущество само по себе, бонус, приятное дополнение. Доён не знает, что еще можно отсюда взять. Иногда Джэхён остается на ночь, когда приходит к нему, — и однажды Доён уже оделся, полностью намереваясь уйти домой после того, как они переспали, а потом на мгновение сел и уснул прямо там, в кровати Джэхёна. Это было простым совпадением. Они не говорят об этом и никогда этого не планируют. Все случается, когда им кажется это правильным, а потом становится привычкой, а затем — рутиной. Но секс под звездами не входит в их привычку, так что заранее разработанного этикета для таких ситуаций у них нет. — Чону сказал, ты не придешь, — все еще тяжело дыша, говорит Джэхён. Он проводит большим пальцем по плечу Доёна в медленном и успокаивающем узоре. Доён бросает взгляд в его сторону, но Джэхён смотрит не на него — а на звезды. Доён сделал бы то же самое, но звезды куда прекраснее, когда отражаются в глазах Джэхёна. — Я не собирался, — признается Доён спустя время, тоже поднимая взгляд в небо. — Тэён заставил меня передумать. В городе слишком светло, чтобы разглядеть что-то в небе, но после того, как Доён присматривается, звезды в небе становятся ярче, выделяются на черном полотне неба. — Ну, я рад, что у него получилось, — тянет Джэхён. Его рука замирает, слегка сжимая плечо Доёна. — Рад, что ты смог приятно провести время. Джэхён звучит немного слишком гордым своей шуткой, и именно по этой причине Доён не может подарить ему наслаждение и посмеяться над ней. Вместо этого он прячет лицо в его груди и игриво пихает его в плечо. — Это было ужасно, — решает он, снова смотря на него и видя, как губы Джэхёна растягивает ленивая, самодовольная ухмылка. — Я ухожу. — Прости, — извиняется Джэхён, когда Доён садится и тянется за своей рубашкой, отброшенной куда-то на пол. — Я замерзаю, — жалуется Доён, и это даже не ложь. Джэхён подбирает свою худи, снятую раньше, и протягивает ее Доёну. — Нет, все нормально, — отказывается Доён, возвращает ее в руки Джэхёну. — Я просто пойду домой. — Но ты только пришел, — говорит Джэхён, и в этом есть смысл. Технически, он на дне рождения Тэна, и все еще не увидел самого Тэна, но мысль о том, чтобы вернуться туда, липким и измотанным, не очень привлекала. — Ты можешь принять душ у меня. — Я думал, там Марк, — говорит Доён, но идея теплого душа нравится ему больше, чем идея пойти домой вот так. — Он только что написал мне, что ушел, — объясняет Джэхён. Доён не знает, что должно происходить после того, как ты занялся сексом на крыше со своим другом с привилегиями, и вы посмотрели на звезды вместе, но если он получает возможность принять душ в его ванной и взять его рубашку, а потом свернуться вместе под одеялом и смотреть телевизор, игнорируя вечеринку внизу — он может с этим жить.

>>>

Где-то на первом часу его сна разворачивается худший сценарий. Его пейджер срабатывает, и светится он ярко-алыми огоньками — значит, это срочно. Внутри Доёна растет ужас, вырывая его из сонливости. Сон густо стоит в глазах, линзы высохли, и моргать больно. В слабом свете, проникающим из-под двери, он видит, что проснулся и кто-то еще, сидя на кровати напротив. — Ты встал? — зовет Джэхён, и звук его голоса окончательно пробуждает Доёна. Он устал, ему холодно и его пошатывает, когда он, прищурившись, пытается найти кнопку, которая заставит его пейджер заткнуться. — Встал, — соглашается он. Горящие алыми цифрами часы на стене говорят, что сейчас пятый час ночи — его самое нелюбимое время, чтобы не спать. — К нам везут ДТП, я свяжусь с доктором Цянем и доктором Со. Обычно, Доёна бы успокоило то, что Джонни тоже выбирается из кровати в это безбожно позднее время, но сейчас он дрожит от холода, и это не приносит ему никакого успокоения. — Я найду доктора Хуана, — говорит он, в последний момент вспоминая пригнуться, чтобы не удариться головой о верхнюю полку, вставая. Он все еще сонливо трет глаза, идя по коридору; флуоресцентные лампы надо головой светят болезненно ярко. Он не стучит в дверь другой комнаты для дежурных, просто распахивая дверь и заполняя комнату светом в надежде, что это разбудит Ренджуна. Приходится проверить дважды, потому что ему кажется, что глаза работают неправильно, когда он заглядывает внутрь. Одна кровать совершенно пустая, подушка накрыта покрывалом, а вот Ренджун лежит, свернувшись на другой, и его со спины обнимает Джемин, закинув руку на его талию. — Подъём! — орет он на них, хватая с пустой кровати подушку и швыряя ее через комнату. — В неотложку везут травму. Выметайтесь. Не важно, каким сонным был Доён, в том мгновение, как он ступает в неотложное отделение, кровь наполняется адреналином, и вся сонливость пропадает. Они торопливо везут пациента в операционную, и нет еще четырех тридцати, как он стоит плечом к плечу с Джэхёном, готовясь к операции. Вот так, когда все, что он может видеть — это глаза Джэхёна над маской и под его идиотской шапочкой с резиновыми утятами, в четыре тридцать утра — Джэхён не так уж и плох. Они хорошо работают вместе, потому что Доён умеет быстро думать — а Джэхён всегда на два шага впереди, поэтому им удается встречаться в золотой середине в своей работе. Когда они стоят вторыми ассистентами по каждую сторону стола рядом с доктором Цянем и доктором Со, все просто идеально. Джэхён попал сюда за свои умения, и он доказывает это — его руки умелые, но нежные, а Доён здесь, в операционной чувствует себя лучше всего, знает, что работает лучше всего. Здесь ему не нужно смотреть на Джэхёна с комом в горле или колебаться, прежде чем что-то сказать. Здесь они оба профессионалы, синхронно работающие над открытым телом в операционной, и Доёну не нужно больше сражаться с ним. В воздухе витает облегчение, когда они выходят из операционной, и доктор Цянь забирает пациента в послеоперационную палату. Это были тяжелые несколько часов, но когда Доён выходит в коридор и видит загорающийся рассвет в окне, он едва ли чувствует усталость. Адреналин, державший его бодрым в операционной, медленно растворяется, и скоро ему придется прибегнуть к помощи кофеина, чтобы убедиться, что он способен держать глаза открытыми, пока он не украдет себе час или два сна после обходов. Джэхён стоит у кулера с водой, предлагая стакан Доёну, и Доён принимает его с тихой благодарностью. — Хочешь позавтракать? — спрашивает Джэхён, когда он делает пару глотков, позволяя ему немного искупаться в утреннем спокойствии. Ничего не изменилось после того, как они вышли из операционной — Доён может смотреть на него без тошноты, как это было прошлой ночью, когда они спали спина к спине в комнате для дежурных. Но завтрак это слишком. — Нет, — говорит Доён. — Прости, у меня, э-э… обход, и, знаешь. Карты надо почитать. Он такой ужасный лжец, и чувствует себя униженным, запинаясь в словах и перебирая между пальцами край халата. Но что сейчас по-другому — так это то, что Джэхён позволяет ему уйти с этим безнаказанным. Он по-доброму улыбается, прежде чем попрощаться и уйти.