Разделённые мирами

- Извини, что без предупреждения, - шепчет Перси, наклонившись ближе. Но я не сомневаюсь, что его родители прекрасно всё слышат, хотя делают вид, что очень заняты поправлением воротников и манжет. - Ничего. Но ты же вроде был на осмотре у Уилла? - Вот именно. Там меня и поджидала мама с яростными обвинениями меня в ужасном поведении. Дескать, как это мне хватило наглости не извещать родителей о ранении. И как же я теперь справляюсь: не кормленный, не поенный, без ухода и заботы. Один одинёшенька. - Правильно! Ты же не удосужился сообщить об изменениях в личной жизни! – всплеснула руками женщина, перестав делать вид, что не слышит нас и с укором посмотрев на брюнета. - Собственной семье не рассказал о появлении пары, - поддакнул мужчина, подмигнув мне и приобняв супругу за талию. - Кого я только вырастила! – вновь патетично воскликнула женщина, взмахнув руками, - прости, дорогая, за вторжение. И весь этот концерт. Мы очень рады, что наша семья стала больше, - она искренне улыбается мне, хватает мои ладони и ласково удерживает в своих. Я очень хочу сказать хоть что-то, но никак не могу вернуть себе дар речи. – Можешь звать меня просто Салли. Или, честно говоря, я буду в полном восторге, если ты станешь звать меня мамой. Ты не думай, что мой муж – бог, мы – хорошая семья. Правда, Дон? - Конечно, считай, что мы твои вторые родители, - я вдруг понимаю, от кого Перси унаследовал эту кривую ухмылку и задорный блеск в глазах. А мужчина накрывает наши с женщиной сплетённые руки своей большой ладонью и кивает, - меня, к сожалению, пока можно называть только Посейдон и никак иначе. Разве что, обращение «папа», конечно, всегда вакантно. И знаешь, абсолютно не важно, прошли вы уже церемонию или нет. - Хитрец! – с довольной улыбкой мама Перси пихает мужа локтем, - это я хотела называться мамой! - Стоп-стоп-стоп! Погодите! – наконец оживаю и отрицательно качаю головой. Никакие «боги» и «Посейдоны» не занимают моего ума. Потому что мой ум пребывает в глубоком обмороке от ситуации, - вы не так поняли! Мы не пара, или как это сказать… - смотрю на парня одновременно с мольбой и с желанием убивать. - Мы не… кх, - он кашляет и даже краснеет, бросая на меня какой-то совершенно непонятный взгляд, - не супружеская пара. Пап, - парень как-то вскидывает брови и дёргает головой, словно даёт отцу особый сигнал. Но тот отвечает только насмешливой улыбкой. - Вы не возлюбленные? – переспрашивает Салли, заметно расстроившись. - Мы просто друзья. – Заверяю женщину. Но подумав секунду, с сомнением добавляю: - Пожалуй, лучшие. – И ведь это чистая правда. Боже, не понимаю в какой момент, но мой сосед стал мне так же близок, как Талия. А в некоторых смыслах, даже важнее и необходимее, чем она. Потому что я давно привыкла жить без Грейс, общаясь раз в пару месяцев, однако без Перси не выдержала и двух недель. И чуть не потеряв, могу признать, как дорог он мне стал. Что я безумно благодарна профессору за его желание увидеть макеты немедленно. Что то моё возвращение домой было неизбежным. Не этот повод, так другой появился бы. - По крайней мере, пока мы только лучшие друзья, - вдруг выдаёт бестолковая водоросль. А я подскакиваю, врезаюсь в стену и чуть не оседаю на пол, смотря на него с ужасом и прощаясь со здравым рассудком. - Что значит: «пока», Рыбьи Мозги?!? Ты на что намекаешь?! - Прямым текстом говорю, что останавливаться не собираюсь. - Да ты… ты… - Что такое, воображаловка закончилась? Не злись, подожди, будет тебе более романтичное признание. Кажется, у меня краснеет даже шея, а в голове быстро мелькают десятки самых жестоких способов убийства. Но кровавая расправа откладывается. Салли расплывается в широкой улыбке и быстро берёт нас в оборот, не давая мне воплотить в жизнь даже самую крошечную идею. Она невысокого роста, но вся буквально излучает сияние. У неё невероятно добрые глаза, и нежная улыбка, и язык просто не поворачивается отказать ей хоть в чём-либо. Мы в миг перемещаемся на кухню, чинно рассевшись вокруг внезапно накрытого стола. Я не успеваю моргнуть и глазом, как уже оказываюсь втянута в будничный разговор о правильном тушении овощей и преимуществах одних специй над другими. При том, что я вообще-то ни разу не шеф-повар, в основном наученная готовить просто на себя. Ну и теперь ещё на соседа, хотя за плитой нередко оказывается именно он. Затем мы обсуждаем удобство женских платьев, что крайне актуально при моей любви к брюкам и шортам, десерты, и Салли делится секретами своих фирменных рецептов. А потом я вдруг понимаю, что уже некоторое время отвечаю на вопросы о себе и в подробностях рассказываю о своих архитектурных проектах. Я замолкаю, не понимая, с чего вообще могла так разоткровенничаться. Мама Джексона вновь дарит мне тёплую улыбку и спокойно начинает рассказывать об уходе за садовыми деревьями, словно я только что не прервала повествование на середине слова. Боже, да эта женщина просто опасна! Соображаю, что так незаметно у меня вообще могут выведать любые тайны. У неё наверняка какой-то особенный дар, покруче, чем у Силены. Но вместе с тем, мне по-прежнему очень комфортно и приятно с ней общаться. А мужчины изредка вставляющие шутки и свои крайне ценные замечания лишь ещё больше разряжают обстановку и настраивают всех на позитивный лад. Когда родители Джексона собираются уходить, проходит всего несколько часов. Но у меня складывается ощущение, словно мы близко общались по меньшей мере год. Я позволяю обнять себя обоим, даже не дёргаюсь от их прикосновений и не испытываю при этом тактильного пресыщения. Перси старательно держит от меня дистанцию в метр-другой, словно опасается, что я могу броситься и поколотить его. Кстати, заманчивая мысль. От души улыбаюсь Салли, при этом незаметно пиная брюнета под коленкой. Чтобы не расслаблялся и не думал, что ему всё сошло с рук. Пусть понервничает, ему полезно. Но тут я вспоминаю, что он всё ещё не оправился от болезни, и меня начинает пилить собственная совесть. - Я так счастлива, что мы познакомились! – отвлекает меня Салли, - можешь связаться со мной в любой момент, если что-то потребуется. Или если мой мальчишка будет хулиганить, - подмигивает женщина. – Не давай ему спуску! - Мам! - Буду иметь в виду, - выбираю наиболее лояльный ответ. – Я тоже была рада знакомству, миссис Джексон. Мистер Джексон. То есть, Посейдон, - киваю по очереди обоим. И вдруг они переглядываются и смеются. Чёрт. У них ведь, кажется, приняты какие-то другие обращения, а не привычные мне "миссис-мистер". Тем более, если тут вроде как Бог, хоть внешне он ничем не отличается от человека. - Я – ныне Блофис, - спокойно замечает Салли. - Мой муж до всей этой эпопеи с принятием духа носил фамилию Блофис. Впрочем, не обращай внимания. Всё это – дела минувших дней. - Да уж, - наигранно кривится её супруг и строго смотрит на сына, - лучше забыть об этом. - Ладно тебе, пап, я же простил и больше не дразню тебя Блуфиш, - ухмыляется Перси. И отступает за мою спину. А когда перехватывает мой заинтересованный взгляд, моргает, давая понять, что готов объяснить мне всё немного позже. И я послушно улыбаюсь, делая вид, что всё в порядке. Ещё несколько минут мы все прощаемся на крыльце и, наконец, около лестницы приземляется колесница, запряжённая парой пегасов самого странного вида, каких мне только доводилось встречать. С ластами вместо копыт, жабрами и плавниками вместо гривы. Окей. Почему бы нет. Я продолжаю приветливо махать ручкой, хотя от улыбки уже сводит скулы. Мы с Перси стоим на пороге пока колесница, наконец, не взмывает в небо, а затем погружает в море. *** - Как это вообще произошло?! – спрашиваю немного нервно, как только мы возвращаемся на кухню, чтобы убрать со стола. От праздничного ужина, не рассчитанного на четыре персоны, остаётся хорошо если четверть. - Что именно? – невинно улыбается брюнет. - Не притворяйся большим идиотом, чем ты есть, Рыбьи Мозги, - закатываю глаза. Выразительно смотрю сначала на него, а затем на дверь. И почему-то понижаю голос, будто кто-то может нас услышать. – Как они оказались здесь? Ты разве не на осмотр летал? - Ну, я же уже упоминал, что полетел к Уиллу. Он сегодня в лечебнице дежурит, - тянет Джексон, вдумчиво намыливая губку, - иду я, значит, по коридору. Никого не трогаю. И тут вижу, как у дверей приёмной Соласа стоит сам Уилл. А рядом с ним моя рассерженная мама. Скрыться я не успел. - О. Хм, интересно, кто её то просветил? - Так Уилл же. Он не мог солгать ей, когда у него прямо поинтересовались, как там поживает великовозрастное дитятко. - Но зачем-то же Салли приехала в лечебницу, - хмурюсь, вдруг испытывая искреннюю тревогу за женщину, с которой впервые встретилась несколько часов назад. И ненароком пропускаю мимо ушей половину слов брюнета. - …так что для мамы такие посещения постоянны. - М? – чёрт, я, кажется, не услышала часть очень важных объяснений. Но прежде чем успеваю попросить повторить, Перси приступает к мытью посуды и продолжает повествование. - Меня отчитали, как мальчишку, который ведёт себя слишком эгоистично. Не бережёт родителей, которые узнают о ранении сына случайно. Живу один, их к себе не приглашаю, питаюсь тьма знает чем, а тут ещё и умираю, а заботиться обо мне некому. Давно я таких лекций не слушал, - потирает он подбородок и оставляет на коже мыльные следы. Это неожиданно кажется мне ужасно смешным и милым, и я не сдерживаю хихиканья. Джексон отвечает добродушной ухмылкой, ничуть не задетый моим весельем. – В общем, не успел я очухаться, как мама уже связалась с отцом, и они решили, что сами отвезут меня домой, заодно и посмотрят на мою берлогу. Я сначала стал отнекиваться, а потом сообразил, что момент весьма подходящий. Ты до ночи на парах, а вещей твоих они бы не смогли увидеть. И лучше так, чем если они приедут без предупреждения в какой-нибудь день, когда мы совершенно не будем готовы. - А получилось всё наоборот. Как раз сегодня встреча вышла максимально неожиданной, - признаю, снова улыбаясь, - я, кстати, всё сдала. Благодаря проекту для Ветров. Так что лови очередное «спасибо». Брюнет отвешивает шутовской поклон, случайно брызгая в меня водой. Возмущенно вскрикнув, тут же отвечаю ему, бросив прямо в лицо тряпку, которой протирала кухонные тумбы. Глаза цвета морской бездны отвечают лукавым прищуром. А затем их обладатель резко бросается вперёд, стремясь меня поймать. С писком отпрыгиваю, кидаюсь в сторону, чтобы нас разделил стол: - Не смей! У тебя руки в пене! – запрыгиваю на диван, бегу прямо по нему в сторону выхода. - Сейчас в ней будешь ты! – коварно смеётся он мне в спину. И вдруг его ладони перехватывают меня за талию, дёргая назад. Не удержав равновесие, начинаю падать, безумно хохоча, потому что чёрт возьми, мне безумно весело. Мы заваливаемся на диван, и Рыбьи Мозги начинает меня щекотать! Правда смеётся так, как будто сам становится жертвой щекотки. И я отбиваюсь, хотя признаюсь, не слишком активно. Ловлю его ладони, отвожу от своих боков, чтобы хоть чуть-чуть отдышаться. И наши пальцы вдруг сами по себе сплетаются. Так естественно. Так правильно. - Ты как вообще умудрился меня поймать? – спешу задать ему вопрос, откидываю голову назад, чтобы заглянуть в лицо. А голова так удачно и удобно устраивается на его плече. Как будто это место специально для неё. - Через стол перепрыгнул, - уведомляют меня, как будто это плёвое дело. А я, приоткрыв рот, пытаюсь осознать услышанное. Перси, глубоко раненный всего неделю назад Перси, умудряется играючи перепрыгнуть через стол. - Пф! Тебя догнать-то – как нечего делать, - усмехается брюнет, поднимает наши сплетенные ладони, щелчком возвращая мою челюсть на место. Ой! Наши… пальцы… - Аннабет, - зовёт он совсем иным тоном. Понимаю всё мгновенно. - У меня, кстати, ещё уйма вопросов, - перебиваю и резко вырываю свои руки из его, поднимаюсь, как ни в чём не бывало. Размеренно, не торопясь, подхожу к раковине, споласкиваю ладони. Заодно домываю оставшуюся посуду. Это ведь безмерно важное дело. – Ты мне ничего о своей семье объяснить не хочешь? Я готова поднять любую тему. Вообще любую. Только бы… только бы он не заговорил о… той своей фразе. «Подожди, будет тебе более романтичное признание». А я совсем, вот ни капли не готова к откровениям в связи с его странно-неуместным заявлением о «пока друзья». Как вообще понимать: «Пока мы только лучшие друзья»? Да я и не хочу понимать. Нелепо думать о невозможном. Несбыточном. Особенно, когда и без того предостаточно всего непонятного. Вот именно, нам есть что обсудить. Сейчас не время для признаний. И в общем-то, для них время никогда не настанет. Перси всё ещё молча смотрит на меня. Пронзительно. Задумчиво. Не таясь. Проникая в самую душу. - Между прочим, ты вообще забыл сказать, что твой отец – Бог! – перехожу в наступление, чтобы отвлечь его внимание. - Э-э…правда? – Джексон, наконец, переводит взгляд на потолок. – Мне казалось, мы много раз говорили о богах. - Вот именно! Только ты как-то упустил, что один из них – твой отец! – думая об этом теперь, я вспоминаю, что во время ярмарки он как-то обмолвился, сказав «отцовская гвардия» или что-то в этом духе. Но тогда происходило столько событий, что на подобной мелочи разум не останавливался. Да и «отцовская гвардия» не равнозначно «мой отец – Бог»; всего лишь эдакая супер-сущность, часть мифологии. - Кхм, неловко вышло. - Правда? Это всё, что ты можешь мне сказать, Рыбьи Мозги? - Да как то к слову не приходилось. - Ой ли. Прям таки никогда? Ни когда про свою силу говорил, ни когда мы обсуждали богов или полубогов после встречи с Ди Анджело, ни в подводном городе… - Ладно-ладно, - тушуется брюнет и взъерошивает ещё больше растрепанные волосы, - да, возможностей было предостаточно. Но как-то, - он неопределенно пожимает плечами. Я осматриваю кухню, удостоверяясь, что с уборкой покончено. Сажусь на стул так, чтобы нас с моим соседом разделял стол. Я бы и руки чем-нибудь заняла, хоть кружкой, но после столь плотного ужина и чаепития ещё не скоро смогу сделать хотя бы глоток. - Извини, была не права. Ты ничего мне не должен был, вообще-то, если ты не хочешь рассказывать, ты не обязан этого делать. Просто неприятно чувствовать себя слепым котёнком. - Воображала, я не собирался ничего от тебя скрывать. Я просто не знаю, как рассказать. Задушевные беседы и откровения – не самая сильная моя сторона. Что ж, если интересно, слушай. История длинная. Джексон – это девичья фамилия матери. Кхм-кхм, - он растягивается на диване, что из-за столешницы я перестаю его видеть, но тут же напоминаю себе, что оно и к лучшему. – Как бы начать? Хм. Помнишь, я упоминал, что меня Зевс однажды чуть не поджарил, когда я поднялся слишком высоко? Я опаздывал к родителям на свадьбу, и думаю, из этого ясно, что они далеко не всегда были вместе. Им вообще пришлось через многое пройти по вине одной… нехорошей женщины. Она хитростью разлучила моих родителей, когда морской Дух избрал преемником моего папашу. Но, видишь ли, процесс слияния с Духом не быстрый, так что моим отцом стал уже…м… частичный Бог, а не простой человек. Но это огромная редкость, поэтому никто и не принимал подобную возможность всерьёз. Даже для моей матери моё рождение стало большой неожиданностью. И, знаешь, у меня то ещё детство выдалось, - он говорит очень медленно, словно просеивает слова, тщательно подбирает их. Отделяет от эмоций. – Нам приходилось очень нелегко. Моя мать считала, что её предал любимый человек, но не переставала любить, - слышу приглушенный смешок. А затем мой сосед замолкает. Жду. А он тяжело дышит, переживая собственные воспоминания. Мне ужасно хочется взять его за руку, обнять, заверить, что всё будет хорошо. Но я лишь сильнее стискиваю пальцы, не позволяя себе просто качнуться в его сторону. И наконец, брюнет жёстко выдыхает, - это был полный мрак, Воображала. Каждый безднов день я видел в её глазах смирение и боль. Нам итак приходилось тяжело, а тут ещё и все эти чувства. Я… я, правда, ненавидел своего отца. Мечтал, чтобы только не стать похожим на него; на какого-то мудака, бросившего самую потрясающую женщину в мире ради каких-то фальшивых благ. Мать не говорила, что он Посейдон, называла важной персоной, надеялась, что я буду обычным мальчишкой. Но… как видишь, я не стал. Ей пришлось рассказать, мне – пришлось учиться сражаться и овладевать своим даром. И поверь, я вовсе не простил отца, когда во мне проснулись силы, и мать призналась, что мой папаша стал Богом. Умом, конечно, понимал, что Духу невозможно отказать. И всё равно презирал. Осуждаешь? - За что? Ты ведь не совершал ничего дурного; ну, не лучшим образом думал о человеке, о котором знал только дурные вещи. - Я ненавидел. И пестовал свою ненависть, жаждал отомстить. И оружие взял впервые не для того, чтобы защититься или из врожденных склонностей, просто жаждал мести. - Ты был ребёнком. Ты не знал правды. – Подпираю подбородок рукой, силясь представить весельчака и добряка Перси злым ребёнком. Получалось не очень. – Так что же дальше? Однажды ты нашёл его и отомстил? - Это он нашёл меня, - хмыкает Джексон. – Не как сына. А как многообещающего воина со способностями к управлению водой. Но ты видела нас. Мы чертовски похожи. Так что он догадался почти сразу. Захотел познакомиться с моей семьёй. И вот, встретил мою мать. До сих пор помню тот миг. Могущественный Бог просто застыл. И вместе с ним словно замерло само море. А затем мгновенный взрыв. Сам он продолжал стоять, всё смотрел на мою мать с откровенным безумием во взгляде, а вокруг взмывали морские волны. – В голосе брюнета проступает улыбка, которая тут же растекается теплом где-то у меня в груди. И я вслушиваюсь в каждое его слово. – Мама у меня сильная. Она подбородок вскинула повыше и заявила... - мой сосед вдруг вскакивает, садится напротив, откашливается и продолжает, старательно пародируя, - «Неужели Пол Блофис решил лично нас навестить?» Я смеюсь. Совсем несложно вообразить, как невысокая изящная Салли высокомерно бросает вызов Богу. Мой собеседник же продолжает театр одного актёра: - Отец такой: «Кто? Что?» А в глазах полное непонимание. И он не притворялся. Слияние с духом, рождение следующего Бога – это необратимый процесс. У человека исчезает всё: прошлое, имя, связи… рождается новая суть. Это касается всех, у кого в большей, у кого в меньшей степени. Но пока есть Бог, нет человека. И мой отец правда себя не помнил. И остальные Боги такие же. Как бы это объяснить… вот представь – фильм. Ты можешь даже знать, что Джульетту играет девушка по имени Аннабет. Однако твоя новая сущность не позволяет тебе сопоставить, что этот фильм – реальность; что ты и есть и Джульетта, и Аннабет. Понимаешь? - Более чем. То есть твой отец не помнил, что любил твою мать? - А вот это самая интересная часть. Он помнил, что любил. Вернее, что был любящим и любимым мужчиной. Но он не знал своей избранницы, забыл кем она была. И этим воспользовалась та овца, притворяясь его возлюбленной. Она обманула всех. Моя мать считала себя брошенной и преданной, а отец старался поверить, что его любимая рядом с ним, а ослабевание чувств списывал на Духа. Он с той овцой даже в храм ходил, но Гера их не одобрила, а к Афродите он сам не хотел, - не перебиваю, но ставлю в голове очередную галочку, что надо бы разузнать про их обычаи формирования пар. Не для себя. Просто для общего развития. Тут явно кроется что-то необычное для меня. - Отец уже после часто мне рассказывал, что ничего к женщине не чувствовал и отчаянно этого боялся, так как на глубинном уровне знал, что обещал, что даже став Богом, не уйдёт и не разорвет с ней отношений. Вера в свою клятву и то, что раньше их чувства были истинными, не позволяла ему оставить её. Хотя ни один из них счастлив так и не стал. Даже общий ребёнок не исправил положения. Закашливаюсь. - У тебя есть брат? Или… - Брат, - подтверждает он. – Тот ещё высокомерный засранец. Но намного лучше своей матушки. - С ума сойти. У меня тоже по отцу братья… - осторожно улыбаюсь. Обычно я стараюсь избегать этой темы. Мне не нравится говорить о том, как счастлив мой родитель, никогда не интересовавшийся ни мною, ни мамой. Но с Перси всё иначе. Мне легко и комфортно. – Так значит, они прожили вместе много лет? Пока не вскрылся обман? - Нет. Та женщина… - Перси кусает губу и опускает взгляд, - она погибла. - Ты можешь не говорить то, что не хочешь, - тут же понимаю его заминку и всё таки тяну руку через стол и накрываю его ладонь своей. Наши пальцы вновь каким-то немыслимым образом переплетаются. Но на этот раз я не вырываюсь. - Отец всегда ею пренебрегал. Старался, конечно, проявлял какое-то благородство. Но не мог делить с ней жизнь, не мог любить, холить, хранить верность. Она отвечала хамскими выходками. У них не прекращались скандалы. Об этом знали все. Я слышал кучу жутких подробностей даже прежде, чем узнал, что имею прямое отношению к богу Посейдону. И в один день она устроила вечеринку и напилась так, что полетела со скалы. Море охотно приняло жертву. Её тело вынесло лишь к ночи, с приливом. Так что к моменту новой встречи с моей матерью он уже был свободен, как ветер. И всё равно получил от меня щедрую оплеуху, когда приблизился к моей маме. - Серьёзно? - Ну, я же не знал их историю. Представь себе мальчика с тяжелым детством, к единственному близкому человеку которого тянет руки какой-то божок. И матушка как бы ни в восторге. - Ты должен был утопить его, - хмыкаю, оценив перспективу. - Он – повелитель морей. Так что не утонул. - Какая досада для тебя. А дальше? - А дальше мои родители выяснили, что их любовь всё ещё жива. Правда, я не сразу с этим смирился – не мог поверить, пока мы всю правду не выяснили. Вот и дразнил его Блуфишем, отказываясь называть папой или Посейдоном. Это мама в день их свадьбы припомнила, что когда-то её избранника звали Пол Блофис. И взяла его фамилию. Поверь, такой поступок – настоящий нонсенс. Женщина называет имя, которого давно нет! Никто больше не осмеливается так поступать, ни жрецы, ни другие Боги, ни Оракулы, никто, даже если вдруг знают имена, которые прежде носили те, кто слился с Духом. А мама не чурается напоминать всем Богам, что они тоже были людьми и однажды вновь людьми будут. Такая вот своеобразная насмешка. И домашнее Дон – это соединение и короткого Пола, и Посейдона. Но ни я, ни сестрёнка так отца не называем. - Погоди, у тебя есть ещё и сестра?! - Ага, - Джексон вдруг расплывается в глупейшей (и ужасно счастливой) улыбке, - Эстель. Наша маленькая звёздочка. Только она не унаследовала никаких сил, - тут же уточняет Перси, пока я так и сижу с открытым ртом. Честно говоря, мне нет никакого дела, одарена ли девочка, я просто не могу поверить, что мы с моим соседом настолько мало знаем друг о друге. - У тебя есть сестра. - Она, кстати, тоже Блофис, - подмигивает мне брюнет, - мама – она такая. Пусть любимый мужчина, став богом, лишился прежнего имени, но она его не забыла. Настоящая любовь, видишь ли. Бездна, - коротко ругается мой собеседник, морща нос, встаёт и потягивается. Потом зевает и подходит ближе. Опирается бедром о стол совсем близко – слишком близко – ко мне. Смотрит снова с ехидной насмешкой, но такой мягкой, что я вдруг смущаюсь. И Рыбьи Мозги нагло пользуется смятением и убирает непослушную светлую прядь мне за ушко, - а ты говоришь, любовь – всего лишь химия, гормоны. - Это научный факт! – выпаливаю, не решаясь на него посмотреть и приказывая своим щекам перестать алеть. Безуспешно. Хотя ведь повода совсем-совсем нет, но почему-то я краснею. - Да? И как твоя наука может объяснить, что вопреки всем законам мои родители сохранили друг к другу чувства? Что даже когда из памяти всего мира исчезло имя нового Посейдона, моя мама его не забыла? Что это за феномен? - Уверена, что научное обоснование существует! – подскакиваю, чтобы не позволять собеседнику нависать надо мной. Но делаю только хуже. Теперь мы стоим, почти соприкасаясь, разделённые лишь несколькими сантиметрами… и разными мирами. – Признайся, вы просто не пытались его найти. - Отчего же? Нашим учёным всё давно понятно. Этот феномен называется «истинная любовь». - Пф! – демонстративно закатываю глаза. Хотя признаться честно, вся эта история не могла не тронуть меня. Родителям Перси повезло обрести друг друга, но это вовсе не значит, что существует какая-то там любовь, способная всё преодолеть и изменить законы мироздания. И тут замечаю, что каким-то образом Джексон умудряется незаметно изменить наше положение в пространстве. Что теперь я прижимаюсь ягодицами к столу, и его руки тоже опираются на эту мебель. По обе стороны от моего тела. Всего в сантиметрах от моих бёдер. Не касаясь. Но невозможно близко. Джексон буквально отрезает меня от всего мира: лишь он один вокруг, моё сердце подстраивается под ритм его, нет ничего важнее его голоса, я дышу его запахом. Вскидываю голову и тону в его взгляде, вдруг понимая, что между нами действительно что-то происходит. Что-то абсолютно безнадежное. Рыбьи Мозги только открывает рот, но я уже точно знаю, о чём он хочет поговорить. Опять. «Пока мы только лучшие друзья» «Подожди, будет тебе более романтичное признание» Резко опустив голову, я решительно обрываю его, даже не дав начать: - Перси, нет. - Нет? – вскидывает он брови в недоумении и криво усмехается. - Что «нет»? - Всё «нет», Перси, - почти шепчу, сжимая кулаки и не поднимая взгляда от пола. Но буквально кожей ощущаю, как расслабленность покидает тело брюнета. Нас друг от друга разделяет всего несколько сантиметров. Абсолютно непреодолимые несколько сантиметров. Я совершенно точно знаю, что он очень хочет поднять тему якобы «романтичного признания», которого я ни в коем случае не должна слышать. Мы не можем. Нельзя. Никак. Я чувствую связь между нами и не хочу её терять. Но я так же прекрасно понимаю, что разные миры и то, что мы – не соулмейты, разделяет нас круче любой пропасти. Во мне борется так много чувств, что я сомневаюсь, что смогу отказать Джексону, если услышу хоть что-то романтичное из его уст, а нам нельзя даже пытаться. Ни в коем случае. Перси стал слишком дорог мне, чтобы разрушать его жизнь. Я не хочу, чтобы он стал таким, как моя мать, утратившая всякую веру в чувства и людей после ухода любимого мужчины к истинной избраннице. Перси испытывает достаточно боли и без меня. Глаза жжёт. Наверное, было бы проще расплакаться и получить утешение на надёжном плече. Но я упрямо беру себя в руки и поднимаю голову, чтобы посмотреть прямо в глаза собственной погибели. Там отражение моих собственных смятенных чувств. Та же боль. То же смирение. Брюнет медленно кивает, давая понять, что принимает мой выбор. Отворачивается. И не выдержав, я хватаю его за руку: - Мы ведь – друзья, верно?! – требовательно всматриваюсь в его лицо, ищу в застывших чертах его – моего хорошо знакомого… родного… обладателя Рыбьих Мозгов. И он нежно улыбается мне, одной этой улыбкой убивая все мои страхи. – Мы – друзья, слышишь. Он отвечает моими же собственными словами. - Пожалуй, лучшие.