Разделённые мирами

Мучаюсь сомнениями я недолго. Истощенный организм живо протестует против любых действий, кроме отдыха, так что очень скоро, зевая и устало разминая плечи, я приступаю к исследованию своей домашней аптечки. Сплошь перевязочный материал. И несколько микстур, эликсиров и порошков, но всё качественное, то есть созданное с использованием чар. А местная магия – это последнее, что стоит применять по отношению к заболевшей иномирянке. Я даже не уверен, могу ли заварить ей травяной сбор, вдруг у неё аллергия? Зато я обнаруживаю прямо на столе её коробку с чаем, лимон и банку с мёдом. Это точно можно. Правда, уже через секунду понимаю, что с продуктами в её мире какие-то непонятки. Уж не знаю, кому пришло в голову назвать покрашенный мусор чаем, а мёд разбавлять непонятными веществами, что от мёда остаётся только намёк на приторный запах. Из спальни вновь доносится кашель, который неожиданно подаёт мне новую идею. Вроде с этим рецептом проблем быть не должно… Пока в турке кипятится молоко, быстро измельчаю кедровые орешки и подготавливаю остальные продукты. Получается ровно на большую кружку моей светловолосой проблемы. Захожу в спальню, отставляю на всякий случай чашку с готовым напитком подальше, а то вдруг она буйная, и осторожно встряхиваю блондинку за плечо. - Эй, проснись, - приходится повторять несколько раз, прежде чем девушка приоткрывает глаза. - Что? Где? – она обводит спальню совершенно растерянным взглядом, вновь кашляет и недоуменно смотрит на меня. - Ты заболела? – м-да. Не самый умный вопрос. Но всё же лучше прояснить состояние здоровья у обитательницы иной вселенной, чем решать самому. - Простыла немного, - сипло выдавливает она и порывается подняться, - я, кажется… на кухне?.. - Я перенёс. Не вставай, - придерживаю, не позволяя спустить ноги с кровати, - можешь сесть. У стены. Я вот как раз сделал мамино фирменное лекарство, она так всегда лечит. – Кажется, мой поступок удивляет её настолько, что она даже полностью просыпается и смотрит круглыми глазами. - Что это? – уточняет, однако послушно с моей помощью садится спиной к стене и даже доверчиво принимает из моих рук кружку. Возможно, воспринимает происходящее продолжением сна. Или слишком плохо себя чувствует. - Осторожно, горячо. Так, всякое. Молоко с мёдом, орешками, специями. Попробуй, это вкусно. Блондинка медленно цедит напиток и, к моему удивлению, выпивает всё. - Могу попозже ещё сделать, - предлагаю, забирая чашку, - я думал чай заварить, у тебя нет аллергии на травы? - Так на столе… должен быть, - слабо бормочет она, понемногу сползая обратно. - Пф! Попробовал я твою бурду – это ерунда непонятная, а не чай. И на вкус и на цвет, как кусочек старой плохой краски, растворившийся в кипятке. А ведь выглядит как приличные сушеные листья! Она коротко улыбается. И даже несмотря на синяки под глазами и спутавшиеся волосы… простой изгиб губ вдруг наполняет её лицо светом, превращая в очаровательную принцессу. Поспешно отворачиваюсь и откашливаюсь в кулак, пытаясь скрыть смущение, и даже ретируюсь на кухню, чтобы всё-таки заварить травяной настой. Кажется, мне тоже кружечка не помешает… Я, наверное, просто заработался; устал; может, тоже простыл. Отсюда и странные мысли. Но это ж надо… «очаровательная принцесса»… *** Денёк выдаётся даже более выматывающим, чем дежурство. После сна блондинке, к счастью, становится намного лучше, она даже с гордо поднятым подбородком старается перемещаться по квартире сама, но к плите (как именует печной агрегат девушка) я её не подпускаю. Сейчас даже я – уставший после работы, не выспавшийся и только начинающий осваивать печь такого вида – лучший кулинар, что бы она там не говорила. В конце концов, я даже жертвую свою курицу ей на бульон и варю морс. Она хмыкает, примерно сидя на диване и сипло комментируя оттуда мои действия, и попивает свои лечебные порошки, залитые кипятком и пахнущие малиной. На ночь девушка – жутко смущаясь и проявляя невиданную вежливость – просит повторить мамино фирменное лекарство, вызывая у меня небывалую гордость. И наконец, мы расходимся по своим спальным местам, и мне даже предлагают выбирать, на каком из диванов я предпочту спать. Редкий кашель не потревожит мой сон, а вот если блондинке что-то резко потребуется ночью, лучше бы, чтобы она могла дозваться меня. Поэтому устраиваюсь на диване в комнате и мгновенно вырубаюсь, вообще не беспокоясь о том, к чему мы с ней пришли буквально на третий день знакомства. *** Дальше – больше. В обед следующего дня – совершенно мирный и совместный обед – я получаю кличку. - Какой же ты всё-таки рыбный фанат! – хмыкает она и шмыгает носом, тут же с досадой отворачиваясь. Я уже успеваю привыкнуть, что она не терпит проявления собственной слабости и стыдится совершенно естественных человеческих реакций вроде чихания. После танцев, которые она устраивает вокруг туалета, упрямо добираясь в ванну в одиночестве по стеночке, я уже ничему не удивляюсь. - Но это же рыба! – вскидываю руки, делая вид, что вообще не замечаю её болезненного состояния. И с удовольствием возвращаюсь к подготовке туши к запеканию. – Как можно её не любить? Не важно, живую или приготовленную… - Вот, точно, рыболюб! - Хах! – я ухмыляюсь, ещё не понимая, что только что обзавёлся новым прозвищем, - я вообще обожаю воду. Тут ничего не поделаешь – наследственность такая. У меня буквально море в крови. Она вскидывает брови, собираясь что-то спросить, когда вдруг прямоугольник металла, который она постоянно таскает при себе, издаёт странный звук…а затем начинает крошечными рывками двигаться по столешнице. К сожалению, мои реакции опережают мой разум. И меньше чем через миг я уже стою, почти уперев кончик меча в странную поющую вещь, которая, Боги, теперь ещё светится! Угроза не производит никакого впечатления ни на кусок металла, ни на девушку. Она уже протягивает руку к своему агрегату, но замирает в дюйме, заметив бронзовый клинок. Следующие пару мгновений мы оба почти не дышим, наверное, оба оцениваем расклад и обдумываем дальнейшие действия. Блондинка отмирает первой. Она осторожно поднимает пищащий прямоугольник и резко наставляет на меня, утверждая, что это опаснейшее оружие. Блестяще. Неужели я пропустил столь серьёзную угрозу? Я склонен поверить. Не зря же она эту железку всюду с собой таскает, наверное, в качестве самозащиты от меня. Я, наконец, вспоминаю, что мы не мирные соседи, а представители разных миров. Бездна. Если из-за моей доверчивости кто-то пострадает… Но ведь мои инстинкты по-прежнему твердят, что опасности нет!? Какого мрака?! Отступив на шаг и плавно отведя меч, я уже открываю рот, чтобы напомнить ей про вроде как перемирие, когда девушка почему-то чертыхается, проводит по светящейся стороне прибора, и с комментарием «это с работы!» прижимает к уху. И начинает говорить, почему-то при этом прижимая палец к губам и прося меня молчать. С минуту я не могу осознать, что она ведёт беседу не со мной. А с мужским голосом, доносящимся из этой злосчастной коробочки. - С работы звонили, - хмурится она, отложив прямоугольник спустя несколько минут. - Что? Ты что - солгала?! Это ведь не оружие! – чувствую себя обманутым. Чудесно. И всё же, это лучший расклад, чем если бы она оказалась моим врагом с приспособлением для уничтожения пары островов. - Это телефон. Вроде как, средство связи. И совершенно незаменимый гаджет, - улыбается она, но выходит очень тускло. Что я опять начинаю беспокоиться, как бы у неё вновь не начался жар. – А на счёт оружия, как посмотреть… У нас проводится много исследований о вреде волн, которые эта машинка излучает. А ещё о том, что он пожирает наше время, портит психику и вовлекает в себя подобно наркотикам. – Без просьб с моей стороны она поясняет последнее незнакомое слово (хотя я бы предпочёл, чтобы она предоставила мне упрощающий её язык словарь), - опасные вещества, вызывающие привыкание. Вот и о гаджетах с их соцсетями, новостными лентами, играми и особом общественном давлении сейчас всё больше говорят, как об опасных вещах, вызывающих привыкание и способных привести к летальному исходу. - Но зачем тогда они нужны? – я ещё немного отступаю, хотя догадываюсь, что она специально сгущает краски, чтобы отдалить от своего телефона. И всё же предпочитаю перебдеть. Хотя меч всё-таки трансформирую обратно в ручку и убираю в карман. - А что, люди держат при себе только нужное? В погоне за удовольствиями и упрощением быта человек вообще собирает вокруг себя целые горы хламы. Зачастую, очень дорогого хлама, - она постукивает по столешнице, не сводя странного взгляда с моего кармана. И мне чудится, что ещё мгновение, и она бросится ко мне, чтобы отнять моё волшебное оружие. И ей не помешают ни болезнь со слабостью, ни мои превосходящие навыки. – А давай историю за историю? Я о телефоне, ты про эту очень интересную штучку в твоём кармане? Не удержавшись, облегченно смеюсь и охотно демонстрирую Анаклузмос. Всё равно она не сможет им воспользоваться – о чём сообщаю ей с затаенным злорадством. Покинув мои руки, клинок очень быстро мистическим образом возвращается ко мне в карман, что, конечно, мы несколько раз проверяем. С удовольствием показываю, как оружие меняет форму, из обычной ручки превращаясь в мерцающий бронзовый меч с обоюдоострым лезвием и плоским эфесом с золотыми заклёпками. - Держу пари, в твоём случае, - кидает она на меня хитрый взгляд, - лучшее качество этого оружия, что оно возвращается к тебе само каждый раз, когда ты его теряешь. - Эй! Я не… да всего пару раз-то было! - Пару раз за последнюю неделю? – закусывает она губу, чтобы сдержать улыбку и вновь забирает клинок, чтобы повертеть его долю мгновения, пока он не исчезает, вновь вернувшись в мой карман. Она разочарованно цокает и покашливает, в задумчивости рисуя пальцем узоры на столе. - Подумаешь! Пару раз в неделю! Не двадцать же, - с досадой признаюсь, зарываясь рукой в волосы, и чтобы остановить подколки, торопливо спрашиваю, - что там с теле-фоном? - Опустим пока лишние условия, но с помощью него можно общаться с любым человеком во всём мире, у которого есть такой же. Или рядом с котором есть… короче, правильнее сказать, что один телефон может соединиться с другим. Через него можно передать фотографии или видео, а ещё документы. Можно…как бы это назвать… зайти в специальную библиотеку информации и найти ответы на любые вопросы. И ещё куча функций, не все из которых полезны. - Э, - я сильно теряюсь от всего этого перечня. Впечатление, словно она специально рассказывает много и ни о чём, чтобы усложнить в моих глазах аппарат и не дать ничего понять. Я останавливаюсь на самом понятном из всего перечисленного, - то есть, ты недавно говорила с мужчиной, который находится… - У меня на работе. Это был мой начальник. Сказал срочно заняться одним важным для компании проектом, у ребят что-то не складывается. - И часто можно так связываться? - Сколько угодно. До этого телефон молчал из-за настроек. Я просто отключила уведомления и… нет.. сейчас… - хмурится она, явно подбирая слова, - вот! Я сделала так, чтобы на время болезни меня никто не мог побеспокоить. Но для руководства, сам понимаешь, оставила лазейку. - Угу. Значит, это просто средство связи, как мы для общения пользуемся радугой, - златовласка меняется настолько резко, что я даже отступаю, чтобы нас с ней разделял стол. Она выпрямляется, словно становясь выше, смотрит хищно, что я как-то забываю, что я сильнее, а у неё проблемы со здоровьем. - Радугой, говоришь? - Ага… Берёшь, создаёшь радугу, бросаешь туда монетку и просишь: «Богиня Ирида, свяжи меня с тем-то…» - Радуга образуется вследствие преломления солнечных лучей в водных каплях, - её взгляд становится рассеянным и упирается куда-то в стол, - это скорость света, максимально быстро. Это ярко и броско. Запоминается. Вариативность линий. Соответствует основной концепции фирмы клиента. И это атмосферное явление, которое легко ассоциируется с природой. Оно выполняет абсолютно все пункты из плана-задания заказчика! Только во избежание ряби в глазах нужен основной нейтральный цвет… нет, ничего черно-белого. Бежевый? Только не слишком жёлтое… или упор на холодные оттенки? – неразборчиво бормочет блондинка и настолько погружается в странные размышления, что не замечает, как начинает скоблить столешницу и шмыгать носом. Я аккуратно вкладываю ей в свободную руку платок, и она пользуется им без свойственных ей колебаний и игры в приличия, когда насморк – это зазорно. А затем резко поднимает голову, словно только замечая, что я стою перед ней, - извини, ты подал мне хорошую идею для проекта. Ладно, рыболюб, мне нужно попробовать поработать… Ты уберёшь снова со стола, пожалуйста? Я потом… сочтёмся, как-нибудь, ладно? - Да без проблем, - я всё ещё обескураженно смотрю то на неё, то на кусок металла по имени «телефон». И лишь когда девушка уже скрывается в коридоре, вдруг дёргаюсь, - эй! Я не рыболюб! У меня вообще-то имя есть…которого ты явно не хочешь знать. Хорошо. Ладно. Я ещё отыграюсь. Тоже мне, принцесса нашлась. *** Перед тем, как уйти в патруль, я собираю остатки смелости, требующей отставки от одного присутствия блондинки, и завариваю ей травяной сбор. Мы с ней, конечно, общаемся очень странно и неровно, но это не повод отворачиваться от беспомощной девушки. И ведь чем быстрее она выздоровеет, тем и мне будет проще, так? Всё равно пока я не представляю, как избавиться от нежданной соседки. Она встречает меня удивленно распахнутыми глазами, что не способствует укреплению моей решимости, но я всё же подхожу к постели и ставлю чашку на прикроватную тумбу. Незапланированная соседка, чуть не роняя альбом, пытается приподняться и сесть, прислонившись к стене, и я тут же прихожу ей на помощь. После чего протягиваю напиток, который она благодарно принимает, взамен отдавая альбом и карандаши. А после я, чтобы меньше смотреть ей в глаза, поправляю ей одеяло. С ума сойти. Действую, как когда моя сестрёнка впервые заболела… - Ты столько возишься со мной, - еле слышно шепчет она, обнимая кружку ладонями, - извини. - Что? Да ерунда. Со всеми бывает. И мне несложно. Наверное, твоя простуда в нашей ситуации даже к лучшему. Иначе мы бы уже натачивали ножи, чтобы поскорее избавиться от незапланированного соседства, - девушка согласно фыркает и демонстративно делает глоток, намеренно подчёркивая наше хрупкое, но всё же перемирие. После вновь смотрит настойчиво, пронзительно, душераздирающе, выворачивая весь мой разум наизнанку и ловя разбегающиеся мысли в капкан своего взгляда. - Это… всё это - не ерунда. Знаешь, я всегда болела в одиночестве. И со всем справлялась сама. И для меня то, что ты делаешь, это очень большой поступок. – Я чувствую, как мои щёки неумолимо наливаются жаром. – Правда, спасибо. Ты ведь пожертвовал своим временем и выходным, верно? А мог всю ночь беззаботно развлекаться, проводить время с друзьями. - Не переживай об этом! Я бы всё равно отдыхал дома. Может, головоломки поразгадывал, чтобы отвлечься, потренировался дольше. – А затем вообще зачем-то сажусь на край постели и пускаюсь в объяснения, - понимаешь, это не редкость, когда мы с Клариссой работаем в таком режиме – подменяем друг друга или корректируем график и получаем в результате накладки. Так вот, в нашем кругу на единственный выходной между дежурствами действует Закон Одиночного Отдыха. То есть тихо, мирно, одиноко. Иначе, я бы, конечно, пошёл на посиделки к друзьям, но в такой график меня бы выгнали взашей. Традиция, чтоб её. Девушка еле слышно смеётся, и я сбиваюсь и просто смотрю на неё, словно в жизни ни разу не видел смеющихся людей. Такая… несгибаемая и самостоятельная… и уставшая, растрёпанная, слабая. И, кажется, я тронулся умом, так как безумно хочу повторять, что она очаровательная. Ну как это создание может быть опасно для моего мира? А она качает в бледных из-за болезни руках чашку и вдруг смотрит на меня с удивительной решительностью. - Слушай, а почему ты вообще заговорил об иных мирах, ну в первый же вечер? Для вас иные миры – реальность? Твой мир уже имеет опыт общения с другими? - Ну, у нас монстры из разрыва ползут, да и гости из иных сфер бывали, - пожимаю плечами. - Подожди, кто ползёт? – недоумевает девушка. - Монстры, - и я не могу сдержаться от подколки, - и гости. – Блондинка пропускает сравнение с ползущими тварями мимо ушей. - Значит, - хмурится она, не поднимая глаз от чашки, - существование иных миров у вас – подтвержденный факт… - А такое можно отрицать? – хлопаю глазами. - Если бы я своими глазами не видела – я бы сочла любые рассказы об иных вселенных – проявлением помешательства. Да и сейчас всё ещё сомневаюсь, что не брежу. У нас это считается лишь сказками. Но никогда не было доказано ни существование параллельных реальностей, ни посещение нашего мира представителями откуда-то ещё, ни наших – где-то там. - Вау! – я прямо воодушевляюсь, - это, наверное, было бы так классно! Если бы мы жили обособленно и никогда не знали всех этих иномирских бед! - А… для вас это беда? - я не могу ответить ей ничего утешающего и неловко отвожу взгляд. - То есть… и я – это… плохо для вашего мира? И как же у вас обычно обходятся с гостями из иных миров, если те не могут, например, вернуться обратно? Не по своей воле, просто не могут? - По-разному, - снова уклончиво отвечаю я, а затем вздыхаю и признаюсь, - на самом деле, казней было немного. И насильственных смертей среди чужаков, в общем-то, тоже. Были даже случаи, когда представители других вселенных с комфортом жили в нашем обществе и занимались каким-то важным делом. То есть, я могу припомнить пришельцев, которые стали учёными или прославились в сфере искусства. - Звучит многообещающе, - с деланной бодростью подводит она итог, - вот только ты описал крайние варианты, а что происходит ОБЫЧНО?.. – мне очень хочется сбежать от её пристального взгляда. Но я понимаю, что она имеет право знать. - Изоляция. - Великолепно, - она втягивает воздух через нос и отворачивается, кусая губы. Затем её накрывает очередной приступ кашля, стирая даже намёк на гнев или досаду и оставляя в её взгляде только усталость. – Хотя впрочем, у нас бы это называлось так же, только с присвоением клейма умалишенного. - Может, лучше поговорим о чём-нибудь ещё? – осторожно предлагаю я. Блондинка несколько секунд колеблется, и я вдруг соображаю, что пора бы, наконец, узнать её имя, но она вновь опережает меня. - Как на счёт объяснить, как ты работаешь? Я так и не понимаю твоего графика. - Обычно две ночи в патруле, затем приличный такой отдых, - тема кажется мне достаточно безопасной, поэтому я охотно перехожу на разговор о работе. - Но я заменяю коллегу, поэтому у меня только одна выходная ночь, а потом снова две смены. - Так значит, ты дежуришь по ночам? - Ага. Это самое опасное время, поэтому большую часть ночей дежурим мы с коллегой. В смысле, по очереди, - я не могу вспомнить, когда кому-то последний раз объяснял свой режим работы, поэтому сейчас совершенно путаюсь в словах. – То есть я две ночи, потом перерыв, она две, и через одну вновь я. - Получается, две работаешь, четыре отдыхаешь? – на её губах на миг выступает слабая улыбка. К счастью, кто работает в «перерыв» между нами девушку не интересует, - неплохо. - Ну да. Но ведь ещё пока выспишься после, пока до… да и бывают всякие… трудности, - подбираю оптимальное слово, не зная, как одним словом назвать всё, что случается по вине чудовищ. - Как и везде, - пожимает она плечами. А затем хмурится, и в её глазах вдруг застывает вопрос, - но уходил ты, когда… получается ещё не было трёх?.. - Ага. Отсюда ближе, чем от многих других островов, но всё равно дорога занимает почти час. Если, конечно, не гнать специально. – Блондинка по-прежнему смотрит непонимающе, - а смена вообще с четырех до восьми, - брови девушки, вздрогнув, ползут вверх. Лишь через пару секунд я соображаю, как это прозвучало и торопливо поясняю, - с четырех вечера до восьми утра. То есть, с шестнадцати. И смена длится шестнадцать часов. - Шестнадцать, - медленно повторяет она, - знаешь, вот вроде и звучит не так, чтобы жутко. Врачи ведь, например, вообще сутками дежурят. Но если прикинуть, что это… если бы работа начиналась в семь утра, то заканчивалась…только в одиннадцать ночи? Плюс дорога, а если ещё домашние дела? На сон остаётся часов шесть. И таких смен две подряд? Крайне неприятно. - Мы уже привыкли. Иногда перерыв ещё больше сокращается из-за непредвиденных обстоятельств. Недавно вот так получилось, что у меня перерыв между сменами был минут сорок. И я их просто пролежал на земле, понимая, что всё равно не успею отдохнуть. - То есть, хочешь сказать, ты работал подряд тридцать девять часов? – мигом подсчитывает она и вдруг широко зевает. И я замечаю появившуюся в её глазах дымку сонливости; кажется, как ни странно, наш разговор убаюкивает её. - Это всё равно удобнее, чем в других патрулях. Когда изначально мы с Клариссой оказались вместе в этом отряде, руководству вообще пришла в голову гениальная мысль, что один из нас должен быть в патруле постоянно. То есть мы бы просто сменяли друг друга, работая сутки через сутки. - С ума сойти, - фыркает блондинка в кружку, затем допивает травяной настой, но так и не выпускает чашку из рук. – И вы устроили бунт? - Зачем? Просто сразу отказались. Мы, видишь ли, вообще на особом положении. Благодаря нашим званиям и заслугам любой из нас мог уже оставить службу, ну или сменить патрулирование на безопасную бумажную работу в командовании. Только мы оба понимаем, что принесём больше пользы на своём нынешнем месте, и остальные это тоже понимают, поэтому позволяют нам самим выбирать, в каком формате нам удобнее работать. - Вау. У нас бы ничьё мнение не спрашивали, - признаётся она совсем тихо и вновь зевает. Уж не знаю, разговор или напиток из трав действуют на неё так усыпляюще. А может, просто болезнь берёт своё, но глаза блондинки начинают слипаться, хотя она продолжает говорить, - издали бы уже приказ и всё. Получите и распишитесь! А если не подчиняешься приказу, то следует выговор и всякие разные проблемы. Это если… - она снова зевает и даже начинает клевать носом, - не хотят увольнять. - Сочувствую, - я осторожно вытаскиваю из рук девушки кружку и стараюсь говорить как можно монотоннее. Я всё равно не уверен, что она ещё что-то слышит, - не представляю, как бы мы выжили, если бы так поступали. Возможно, всё дело в монстрах. Если бы их не было, то, наверное, у нас бы тоже отдавали бездушные приказы и никого не спрашивали. Но от воинов, защищающих острова от чудовищ, зависит выживание остальных. Тут уж нельзя игнорировать мнение тех, кто держит меч и щит. И вообще… боги, что бы ещё сказать-то? Небо голубое, травка зелёная, надеюсь, ты не проснёшься, пока я переношу посуду на кухню… *** Ещё следующие пару дней я работаю, а она болеет и корпит над своим чрезвычайно важным проектом, который не терпит даже пары дней, чтобы позволить ей окончательно вылечиться. Отличное разделение ролей. Зато нет времени зубоскалить и тревожиться о нашем будущем. В очередной выходной я решаю, что неплохо бы поискать информацию о нашей ситуации в архиве хотя бы при гарнизоне. Не то, чтобы я люблю рыться в книжках, неважно, насколько они старые и пыльные, но проблему надо решать, пока никто не пронюхал про аномалию в моём доме. И не спалил моё жилище во избежание. А решив переодеться перед отправлением, я неожиданно вызываю гнев у случайной соседки. В смысле, я, конечно, проявляю невиданную для меня скромность и уже традиционно развлекаюсь со сменой одежды в ванной. Но обнаружив, что большая часть шкафов всё равно пустует, я позволил себе занять несколько полок. И вот, ни о чём не подозревая, я выдвигаю один из ящиков, когда с кровати доносится яростный вой раненой виверны, и блондинка, путаясь в одеяле и покачиваясь, бросается на меня. Путём проведения совершенно миролюбивых (ха-ха!) переговоров без применения повышенного тона с обеих сторон (ага, конечно) мы приходим к заключению, что опять виновато недоразумение, а если конкретизировать – выверт нашего дома. Что уже не новость. Просто девушка была уверена, что я полез в её шкаф с бельём (оу). - Да ты хоть понимаешь, - она облегченно вздыхает, полностью закрывая и вновь немного выдвигая ящик, тут же резко его захлопывая. Я лишь мельком замечаю черно-белые ряды в одной половине ящика и крайне любопытную коллекцию кружева с другой. О чём, безусловно, молчу, делая вид, что заинтересован противоположной стеной. Блондинка тяжело кашляет и придерживается за шкаф, что заставляет меня сильно хмуриться. И лишь восстановив дыхание, заканчивает мысль, - какого, блин, девушке с незнакомым парнем делить квартиру?! - Я, - я только открываю рот, чтобы представиться: шутка ли, не первый день живём вместе, а имён не знаем. Но блондинка уже всем своим существом поглощена новой «игрой», открывая и закрывая разные шкафы, то добавляя, то убирая оттуда предметы, чтобы понять, как работает наше «двоедомие». - Да я вообще не люблю, когда кто-то влезает в моё личное пространство! А тут какой-то парень запускает руки в личные вещи… ну-ка возьми. Положи и закрой. А я открою и посмотрим… угу… В результате получасового эксперимента нам удаётся доподлинно установить, что все закрытые пространства нашего милого дома существуют в двух независимых экземплярах (умные слова, конечно, я не сам придумываю). И допуск к их содержимому определяется по открывающей руке. В общем, кто за ручку дёрнул, того и вещи внутри. И даже если я пролью, к примеру, воду в ящике, для неё он будет полностью сух. Если, конечно, она не прольёт воду тоже. - Интересно, а тараканы тоже будут разномировыми и чётко соблюдать лишь свои территории? - А вот это уже мы выяснять не станем! – поспешно вскидывает девушка голову и оглушительно чихает. - Ну вот, - я вновь не удерживаюсь от подколки и ухмыляюсь, - а я бы так хотел посмотреть, как сталкиваются две усатые армии на нейтральной территории… - Если жаждешь боевых действий, я их тебе обеспечу! – заверяет грозная блондинка, сверкая стальными глазищами, вовсе не растерявшими из-за болезни свой властный блеск, и гордо удаляется на постель. Одеяло стелется за ней по полу подобно королевской мантии. *** Архив в гарнизоне ничем меня не радует. Я даже умудряюсь выцепить несколько подозрительных потрепанных книг, чьё содержание можно смутно отнести к вопросам иномирных перемещений (на уровне бабушкиных баек и дремучих страшилок). И последние две смены, патрулируя разрыв, урывками изучаю этот хлам, с сожалением признавая, что это полностью бес-по-лез-но. Лучше пустить на корм пегасу – правда, мой конь тут же возмущенно отбрыкивается от сомнительных деликатесов. Наверное, стоит съездить на Центральные Острова, в главную библиотеку. Как бы мне ни было жаль тратить на бумажки свои драгоценные выходные, но я прекрасно понимаю, насколько это необходимо. Нам нужно найти выход и отделить дома. Как назло, за пару минут до окончания моего дежурства разрыв выдаёт Большую Подлянку. И следующие несколько часов я с мрачным упорством убиваю монстров, пока кое-кто (когда-нибудь придушу Стоуллов) из моих сменщиков в сторонке живо комментирует сражения, как если бы мы были на театрализованной постановке на главной арене. Когда последняя тварь оказывается разрублена на две половины, я не отказываю себе в удовольствии повесить уборку и составление отчётов на этих братьев-шутов. Моё дежурство ведь уже закончилось, верно? Оставив растерявших всю свою насмешливость Стоуллов подчищать хвосты, я всё же вынужден заглянуть в гарнизон, чтобы официально передать смену старшему по званию в заступившем на дежурство отряде. А затем рутина поглощает ещё два часа моего времени. Вот за это я и не люблю так сильно прорывы. Слишком много волокиты. Отбившись от очередной просьбы и напомнив, что все – абсолютно все – отчёты любезно взяли на себя братья Стоуллы, проявив неслыханное уважение к начальнику (даже если их патрулирование тоже уже большей частью позади; не я же буду задерживаться ещё на несколько часов сверх того, что уже провёл здесь); я, наконец, спешу сбежать домой. Меня даже не удивляет, что именно последняя смена в этой плеяде преподносит столько сюрпризов. Домой я попадаю, когда время застревает где-то между обедом и ужином, что вовсе не способствует поднятию настроения. В коридоре встречаюсь с полностью собранной блондинкой, о болезни которой напоминает лишь едва заметно покрасневший нос. - Проблемы? – уточняет девушка, застёгивая куртку, - я о том, что ты задержался. - А. Ага. Небольшая заварушка. И куча лишней работы из-за неё. Она останавливается и очень долго смотрит на меня, пока я устало стягиваю обувь и проползаю в ванну. - Небольшая? У тебя смена выдалась без малого сутки, - с тем же ледяным спокойствием замечает она, опираясь на дверной проём и не смущаясь, что стоит на пороге ванной. Но я уже научился подмечать эмоции на самом дне её глаз. Вот и сейчас за стальной стеной скрывается тревога, волнение и даже столь непривычная мне нежность, - надеюсь, жертва хотя бы окупится? Или ты батрачил больше двадцати двух часов ради чувства собственного достоинства? - Это я ещё свалил составление отчётов в штаб на пару бездельников, - зеваю, освежаясь влажным полотенцем. Хорошо, что я не поленился принять душ в казарме сразу после битвы, а то вид у меня тогда был совсем уж неприглядный. Зато теперь я могу смело отправляться на боковую, не тратя ни на что драгоценное время. – И будь спокойна, мне наверняка выпишут очередное благодарственное письмо. Да и впереди у меня четыре выходных, поэтому я могу начать отсыпаться прямо сейчас. А ты? - У меня срочное совещание по проекту, которым я занимаюсь, не смотря на то, что сегодня суббота. И там какая-то ерунда происходит, поэтому мне нужно разобраться лично. - М. А мне тут мысль пришла по нашей пробле-е-еме, - не сдержавшись, вновь широко зеваю я, удобнее устраиваюсь на диване и пытаюсь всё же рассказать о главном архиве на Центральных Островах. – Наверное, схожу завтра, когда-а-тос-плюс-с-сь. - Вот и отсыпайся. Я ненадолго. Просто посмотрю сама, что там происходит, и приду. Так что обсудим, когда вернусь. - Удачи с проектом, - через силу заставляю себя пожелать ей успехов, но ответа уже не слышу, погружаясь в сон.