Красная нить

Аслан выгрыз себе право сидеть за главным столом и называть вождя своим отцом не затем, чтобы однажды возглавить клан воды — поэтому Айви выбрала старшего из братьев. Что Аслана совсем не задевает. Кусок застревает у него в горле вовсе не из-за свадебной органзы, в которую его несостоявшаяся невеста замотана до самых бровей. По правде, он даже вздохнул с облегчением от тяжести её амбиций, сброшенной с его плеч. Аслан не слышит ни свадебных трелей флейт, ни топота танцующих ног, ни радостных возгласов — ничего. Он опрокидывает в глотку который по счёту бокал вина — но опьянение не ослабляет гнетущее предчувствие, сковавшее виски. Он тянется непослушной рукой к карману штанов с маленьким пузырьком, но в последний момент отдёргивает пальцы. — Ты сам не свой, — отмечает Гектор, которому посчастливилось родиться первым. Брат садится на пустующий стул напротив, размашистым жестом пододвигает к себе бутыль вина в плетёной подставке и поднос с глянцевой от жира запечённой уткой. — Всё беспокоишься по поводу завтрашнего? Если так, то зря. Отец не бросит нас на амбразуру — для этого есть специально обученные воины. К утру эти лесные наркоманы разбегутся, а мы вернёмся победителями, — он смакует предстоящую победу, облизывая жирные пальцы. — Женщины будут нас боготворить. Аслан морщится от его сального взгляда, устремлённого на танцующую невесту. — С чего ты взял, что они наркоманы? Гектор безразлично пожимает плечами: — Это общеизвестный факт. Они даже беременных женщин и детей этой дурью пичкают, а те, кто из бедных сословий, подросших дочерей за наркоту продают в куртизанки. Ты что, не слышал? — Слышал. Аслан слышал это от людей вроде Гектора, которым об этом рассказали также люди вроде Гектора: кажется, им доставляло нездоровое удовольствие жевать эту тухлую жвачку по кругу, непонятно кем выплюнутую в первый раз. — Давно пора было это сделать — защитить будущее наших детей, — с преувеличенной торжественностью, присущей бездарному идиоту, заявляет Гектор. — Я слышал, вождь листвы вроде бы ведёт переговоры о помолвке Клауса со своей старшей дочерью. Вообрази, что случится, если у этих торчков появится такой сильный военный союзник и новейшее вооружение. Надо нанести упреждающий удар. Год за годом, день за днём — один и тот же разговор с кем-нибудь из братьев или приближённых к членам семьи. Аслан уже не знает, какими словами можно парировать этому абсурду. — За этот, как ты выразился, упреждающий удар отец заплатит лояльностью нашего народа, — отмеряет он. — Помнишь, что было, когда он продал львиную долю урожая за мечи? Люди от голода жрали стельки от сапог и домашних кошек. — Ну, нам-то голод не грозит, — подмигивает Гектор и вспарывает зубами нежную мякоть праздничной утки. — Нам грозит народный гнев и восстание. Вспомни, как много людей поддержало нашу мать. — Не вот чтобы много, — гнёт свою линию тот. — То, что ты с ней сделал… Хочу, чтобы ты знал, я за это тебя уважаю. У меня бы вряд ли хватило смелости. Аслан рефлекторно стискивает бокал в кулаке — так сильно, что тот непременно бы лопнул, будь он не из железа, а из стекла; и, натянув на лицо непроницаемое выражение, наполняет его вином до краёв. — За восемь лет многое изменилось, Гектор. Люди недовольны. Они массово отказываются воевать. Тяжело поднявшись, брат обтирает жирные руки о сытый живот. — Не вот чтобы массово… Ну, что ж, я им не завидую. Эти, с позволения сказать, воины, желают гибели нашему народу. Их будут судить как военных преступников. Они преступники и есть — предатели и трусы. Среди них нет ни одного, кто бы стоил нашего отца или, например, тебя. Ведь у тебя бы рука не дрогнула. — Аслан мысленно усмехается эмоциональной тупости старшего братца и не растрачивает себя на попытки его переубедить. Легче провести заградительную линию и никогда его к себе не подпускать. — Люди вроде отца и нас с тобой, вроде наших братьев, понимают, что любая жестокость оправданна, если речь идёт о выживании клана. — …Об удержании власти и о деньгах. — Что ты имеешь в виду? — Не бери в голову. Аслан встал бы с ними под кнут — с теми, кого Гектор считает трусами и предателями. Жаль, что это не разорвёт ненавистного родства, от которого ему не отмыться. Систему, отлаженную отцом, ему вовек не разломать, маму — не воскресить, и гореть ему в преисподней, если Аслан станет причиной чьей-нибудь смерти снова. Асия была права: настанет день, когда ему захочется до дна осушить этот проклятый пузырёк. Воспользоваться своим единственным шансом выйти из игры. Достав из глубокого кармана, Аслан задумчиво вертит его в пальцах, вновь удивляясь прозорливости слепой ведьмы. — Выдвигаемся завтра в полночь. Нужно хорошо выспаться, — Гектор наконец ставит точку в неприятном разговоре. Аслан заторможенно кивает ему в ответ. Он выходит из пустеющего свадебного шатра, на ходу опустошая пузырёк. Ведьмино зелье стягивает рот полынью и цитрусом — Аслан не отмечает других перемен. До войны остаётся ещё один день, и меч ему в этом походе не понадобится. Под вечер его будит доносящийся с дороги железный лязг доспехов и оружия: вождь щедро расплатился с кланом металла и тем самым вновь обрёк своих людей на голодную зимовку. В памяти всплывают слова матери: «Мы мирные ремесленники, земледельцы и лучшие рыбаки — так почему умираем от голода, отдавая за оружие весь свой улов и последний мешок картофеля?» — потому что без рапир, арбалетов и мечей клан воды только и способен, что удобрять высаженный народом листвы огород. Шнуруя ботинки, Аслан хмыкает, приметив красную нить, кольцом обхватившую его щиколотку. Пальцы пролетают насквозь, стоит ему попытаться её ухватить. — Аслан, где тебя носит? Живо в строй. — Его тянет послать по матери среднего брата, просунувшего голову в его спальню. Встав с постели и пристегнув к поясному ремню ножны с мечом, чтобы не выделяться из толпы бойцов, Аслан выходит наружу, сбегает по крыльцу вниз и повторяет взглядом красную нить, ползущую по припорошённой ночной росой траве. Только не это. В глотке встаёт металлическое першение — нить уводит его в шеренгу бойцов, выстроенную на дороге. Он запинается, будто лбом впечатываясь в выросшую на пути невидимую преграду, и шепчет себе под нос: — Будь по-твоему, Асия. Грязь чавкает под сапогами, обрызгивая ноги: отправляя отряд в поход, отец воздел к небу руки, чтобы обрушить на землю ливень. В шуме холодного дождя невозможно расслышать ни звона мечей, ни грохота вражеского марша. Чуть отросшие волосы вымокли и покрыли лоб сосульками, ледяная вода течёт ему за шиворот, в сапогах хлюпает, но Аслан не чувствует холода. Его глаза приклеились к тонкой красной линии, которая ведёт его вперёд — километр за километром, за ровным строем воинов воды. — В атаку, — командует Гектор в половину голоса, когда в глубине леса появляются очертания низких деревянных домиков. Сам, впрочем, остаётся в стороне, пропуская вперёд остальных бойцов. Его изумлённый окрик бьёт Аслана в затылок, когда тот бросается вперёд, расталкивая марширующих людей: — Аслан, стой, сумасшедший! Ну уж нет: цель слишком близка, чтобы тот хотя бы сбавил шаг. Ноги увязают в раскисшей земле, но Аслан бежит, не чувствуя усталости, на ходу вбивая меч обратно в ножны, чтобы никого не напугать. Последний рывок — он вцепляется в резьбу деревянных перил на крыльце, тихо взбегает по лестнице и опускает взгляд. Красная нить ведёт под дверь. Он медлит, успокаивая сбившееся дыхание, но звон металла и боевые крики за спиной толкают его вперёд. Аслан вваливается в темноту распахнутой двери — даже не запертой на засов, — и тихо крадётся вдоль стены, перекатывая подошвы сапог с пятки на носок. Войдя в комнату, перестаёт дышать, чтобы не разбудить девушку, разбросавшую по подушке обнажённые руки. Только бы не напугать. В темноте угадывается хрупкий силуэт закутанного в одеяло женского тела и мерно вздымающаяся грудь — Аслан даже не видит её лица. Отчего же рёбра в груди леденеют от мысли, что ей могут причинить вред? Аслан сжимает руки в кулаки, унимая крупную дрожь, и склоняется над незнакомкой. Её разлетевшиеся на прядки локоны густо пахнут сиренью, хотя лето отцвело уже давно. Аслан заставляет себя прижать ладонь к её сонному лицу, закрывая рот, — кто бы знал, как ему самому от себя противно! — девушка дёргается под его рукой, распахивая напуганные глазищи. — Не бойся меня. Я тебя не обижу. — Ему проще вырвать себе руки из плеч. Она вжимается в постель под тяжестью его руки, не пытаясь вырваться. Её рваное дыхание бьётся в центр его ладони, огромные глазищи скользят вниз и холодеют при виде меча на поясе. — Я тебя не обижу, слышишь? — вкрадчиво повторяет Аслан, понижая тон до шёпота. — Но ты в опасности, поэтому беги… Беги со всех ног и не оборачивайся, ты меня поняла? — Дождавшись неуверенного кивка, Аслан отцепляет ладонь. Девушка подрывается с постели к дверям, но он удерживает её за предплечье: — Не туда. Там полные улицы вооружённых людей. Раскрыв ладонь, Аслан ударяет потоком воды в оконную раму, вышибая стекло. Незнакомку окатывает крупными брызгами и стеклом, и длинная ночная рубашка облепляет стройные ноги, промокая насквозь. — Как тебя зовут? Взбираясь на подоконник, она на миг оборачивается. — Рэй… Меня зовут Рэй.