Месть и Закон

Вместо обычных двух дней Ричарду необходимо было отработать в департаменте пять, которые он пропустил, а его коллега благодаря такому распорядку получила небольшой отпуск. Так как дело шло к началу мая, в участок поступало всё больше тел, якобы утонувших по неосторожности в реке Детройт. С утопленниками девятисотый работать не любил: неприятный гнилой запах, разваливающееся тело, разбухшие органы, стёртые отпечатки и следы, наличие мелких речных организмов, грязь никогда не внушали радости. Тем не менее, работать приходилось, и, вооружившись белыми резиновыми перчатками, он сосредоточенно работал, искал мельчайшие зацепки и улики, брал пробы, носил их в лабораторию. А в лаборатории утопленников «любили» не меньше, а потому юмор сероглазого андроида очень приветствовался несколькими штатными сотрудниками. Ричард нередко, пока дожидался результатов экспертиз, веселил небольшой коллектив криминалистов. Вышло так, что среди этого коллектива была и Рейчел. Несмотря на их последний, не самый дружественный разговор, она слушала его с не меньшим интересом и смеялась, как и остальные, от души. Ричард долго думал о том, что было между ними. Как бы он не старался забыть обиду, она представала пред ним всё новыми красками. Он был зол, был зол так же, как и в первый день её предательства. Рейчел не боялась его – эта мысль приводила в бешенство. Чтобы он не делал, как бы не кричал, чем бы не грозился, она знала, что он совершенно беспомощен перед призраком их былой любви. И она смотрела на него всё так же пылко, смело, с вызовом. И он слышал соблазнительный шёпот четырёх голосов, когда заглядывал в большие стеклянные глаза разного цвета. Но это был запретный плод, это было чем-то сверхъестественным – страстное влечение к ней. Болезненное, губительное влечение. В такие моменты Ричард отводил взгляд в сторону, к смеющимся сотрудникам лаборатории, старался вернуть себе прежнюю сдержанность, весёлость, но всё как-то не шло. Разум затягивала пелена воспоминаний и утраченных надежд, а в проходах меж белых столов он видел образ другого Ричарда. Того, что боялся жутких железных монстров в подвалах Златко. Того, что как ребёнок радовался появлению детектива Рида и восторгался им, как каким-нибудь Богом хаоса, пьяного раздолья. Того Ричарда, что впервые полюбил. Этот образ, беззаботный, свободный, уверенно проходил мимо, словно стеснялся сдержанного и спокойного девятисотого, в которого его превратила преданная любовь Клариссы Файнс. И андроида охватывала тоска по прошлому, хотелось былой страсти, былых страхов, былых радостей, былой чувственности, а ничего этого уже не было. Словно... словно всё это ушло вместе с ней. Он злился, снова и снова, а потом возвращался домой, в то место, которое ему позволили звать домом, и становилось стыдно. Стыдно за то, что не ценил любви, которой его одаривала Кларисса, и за то, что по достоинству не мог оценить новой семьи, детей, которые обожали его. Там, на пляже у залива Мэн, вдали от Детройта, вдали от департамента, морга и лаборатории, вдали от Рейчел, он был счастлив. Он мог забыть о прошлом. Рейчел тянула его на дно, и казалось, пока она будет жива, он вовеки будет ощущать этот зов, зов, подобный крику сирен или древнему чудовищу, вроде Ктулху, что захватывает умы людей и превращает их в своих покорных рабов. Дома же всё было гораздо лучше. Его иллюстрации в издательстве ещё не рассмотрели, но своего дела он не бросал. Он садился на полу, облокачиваясь спиной о кровать, и брал в руки тетрадь для набросков. А Кларисса устраивалась на краю кровати, свешивала на его плечи свои тонкие длинные ноги и, перебирая густые тёмные волосы механическими пальцами, читала ему какой-нибудь фэнтезийный или фантастический рассказ, а он быстро набрасывал сюжеты. Это было чудесно. Она была чудесной. Ричард, заканчивая сюжет, всегда запрокидывал голову и получал заслуженный поцелуй в лоб. Девушка каждый раз внимательно рассматривала наброски, задавала вопросы, а потом обязательно хвалила его. Это пробуждало в нём приступы особенной признательности, особенной любви. И в такие мгновения ему не нужна была страсть, яркие эмоции, жар. Не нужно было изводить себя и свои чувства. Голоса замолкали, тоска по прошлому уходила, огненные волосы меркли в сознании. Он зарывал руку в ворох блеклых колосьев пшеницы, вдыхал аромат винограда, тихонько опускался на мягкую постель, а в голове был шум моря. Он чувствовал руками песок, слышал мотылька у окна рыбацкого домика и ощущал прекрасное тонкое создание, обнимающее его и льнувшее к нему в поисках той силы и уверенности, которыми он пылал, когда она была рядом. Когда она верила в него. Потому с ней было так хорошо, потому с каждым днём он чувствовал себя всё лучше, всё сильнее, а возвращался домой с большой спешкой. Простота Файнс была извечным источником вдохновения. Он мог смотреть на неё часами и молчать. Говорить о чём-то было лишним, она научила его видеть правильно, и теперь он видел. И в иллюстрациях своих он добился того же. Он научился проникать в суть всего сущего, показывать ту влекущую простоту, целительную простоту, способную излечить всякую душу. И редактор издательства «Блэйк и Луис» оценил его талант, и все причастные к подбору художников лица оценили. Все были в восторге от этого восхитительного самородка, затерянного где-то в бедном студенческом районе Детройта. Когда Клариссе пришло ответное письмо с небольшим авансом и первым заказом на иллюстрации, Ричард прощался с ней, так как этим вечером, в пятницу, он с детективом Ридом должен был ехать в Кливленд, на рыбалку. Девушка обвила шею андроида и мягко поцеловала в губы. Её белые расписанные тонкие пальцы бережливо поправили воротник чёрного пиджака и прогладили складки чёрной водолазки на груди девятисотого. — Надеюсь, что ты хорошо проведёшь время, — с улыбкой сказала она и усмехнулась, опустив глаза к классическим ботинкам с острым носом. — Ты знаешь, что на рыбалку можно поехать в футболке и кроссовках? Ричард повёл плечами. — Без пиджака и ботинок как-то не по себе, — на секунду он нахмурился. — Я начну курить, всё-таки я теперь живу здесь и не хочу, чтобы кто-то что-то заподозрил... Ты не против? — Нет, у меня отец всегда курил, я привыкла, но... Неужели что-то будет, если жильцы узнают, что ты андроид? — Не жильцы... — Ричард помрачнел. — Другие андроиды. Людей я не боюсь, а вот Киберлайф... Моя программа защищает меня от сканеров распознавания, а жизнь достаточно потрепала, чтобы я отличался от своих послушных копий, но всё же... Не хочу, чтобы по чьей-то вине всё это кончилось, — он обвёл глазами квартиру и остановился на милой Файнс. — Никто не отнимет тебя у меня, — уверенно сказал он, поцеловал девушку в щёку, вышел за порог, и двери лифта закрылись, разорвав два любящих взгляда. — А тебя у меня, — прошептала Кларисса с тоской и закрыла дверь.

* * *

Чёрный Додж летел по 75-ой трассе, обгоняя западные ветра. Небо затянуло мраком, позади остались светящиеся столбы Детройта, простирающего свои владения до самых облаков, и грозная башня «Киберлайф» взирала на ускользающую машину с высоты птичьего полёта. Воды озера Эри раскинулись чёрной зияющей бездной, и лишь блики прибрежных фонарей и покачивающихся на волнах катеров раскрывали тайну, казалось, рушившегося мира. Машины, сонно двигающиеся по трассе, лениво мигали огоньками фар, и лишь чёрная бестия с рёвом разгоняла этих невинных овечек, устремляя свет своих заострённых грозных светящихся глаз к очертаниям Кливленда. — Я не сказал, да думал, что ты и сам поймёшь, — заговорил Рид, покрутив в руках серебряную зажигалку отца. — Надо закончить с кое-какими делами в Кливленде, старые знакомые жаждут встречи. Ричард открыл бардачок и показал напарнику хранящийся там пистолет. — Из Беркли? — Они самые, по отцу нашли. Не приеду я, они навестят его, — Гэвин потёр лоб. — Как же достали эти ушлепки, никак не уймутся, злятся, что я посадил их папочку в тюрьму, что не смогли расколоть ещё тогда. — Почему не поговоришь с Алленом или Фаулером? — Полиция их не напугает. Мы возьмём одних, к моему отцу домой придут другие. Это будет длиться до тех пор, пока они всё-таки не прикончат меня и мою семью. Их нужно напугать, понимаешь? — Сколько их? — А чёрт его знает, это же такие шакалы, могут и всей стаей собраться, да только ты знаешь, мы с тобой, каждый, двадцати стоим, — Рид взглянул на напарника. — И ещё... С ними кончать надо. Ричард прищурил глаза, но от дороги взгляда не отвёл, пальцы в чёрных кожаных перчатках сжались на руле. — Навсегда? — гулко спросил он. — Навсегда, чтобы им подобные забыли обо мне и о моей семье, — хмуро заключил детектив, перекинулся к заднему сидению и забрал два пистолета из тёмного ящика. — А потом наконец порыбачим. Девятисотый расправил плечи, глаза хищно блеснули, руки сжались до хруста. — В Детройте тоже нужно закончить и обрубить все концы, нам обоим скоро не до этого будет, а если и вернёмся к делу Анджело, то без лишних глаз и языков. — А я тебе душу готов продать, мы вернёмся к этому делу, и я посажу этого ублюдка, — решительно заявил Рид, когда машина пронеслась мимо первых небоскрёбов Кливленда. — Как съедешь с 90-ой, сразу под мост и в парк, там густой такой лесок, долборезы сами себе приговор подписали. У берега давно уже никто не живёт, вода затапливает ближайшие территории, да и разруха... Ричард сделал всё, как сказал Гэвин, остановил в тени деревьев, заглушил машину и потушил фары. В парке никого не было. Фонари освещали лишь одну центральную аллею, ответвления же были совершенно скрыты, окутаны мраком и прибрежной дымкой. Стоял густой туман. Напарники вышли из машины, девятисотый захватил пистолет и спрятал его под пиджаком. Двинулись непринуждённо, прогуливаясь, в самую гущу деревьев. Там уже ждали шестеро, те даже и не скрывали оружия, у одного, что стоял чуть поодаль, в руках был автомат. Это Ричард сразу распознал. У двоих, болтающих о чём-то у кривого дерева – пистолеты. Ещё двое – с ножами. Один, с шрамом через всё лицо, видимо, выполнял роль переговорщика. Он, на первый взгляд, был безоружен, правда, за поясом (от взгляда андроида ничего не скроешь) прятался револьвер. — Ну что, Рид, прихватил дружка? Хватка уже не та? — усмехнулся мужчина со шрамом. — А вас за горло сколько не хватай, вы всё лезете из своей дыры и лезете. Решил немного сравнять шансы, — в том же тоне ответил Рид и остановился напротив переговорщика. — Обсчитался ты немного, — среди остальных шакальих глаз пробежался смешок. — Думал, что мы с Нордом вдвоём придём? — Я от вас, шакалов, благородства не ждал. Знал, что вы только стаей кидаетесь, по одному вам страшно. А знаешь, почему? Потому что ты, Крис, отлично знаешь, что наш брат всегда вашего давить будет, и сколько бы ты не собирал армию помойных крыс, мы всё равно вас по клеткам распихаем и выставим на забаву матерям, чьих детей вы гробите своей синтетической дрянью. — Ну всё. Довольно. — Крис насмешливо ухмыльнулся. — За прошлые твои грешки Ли просил тебя проучить. Слышь, Норд, разукрасим ему рожу, что скажешь? Норд, здоровый, под два метра амбал с ручищами как у гориллы и с лицом, не обремененным интеллектом, сплюнул на землю. Он остал из-за пояса охотничий нож и двинулся на Рида с самой что ни на есть самодовольной улыбкой. Глаза Ричарда налились красным и злобно сверкнули. По лицу растянулась хищная улыбка. Обнажился оскал. Никто из вооружённых парней даже не понял, что произошло. Блеснуло лезвие. Вонзилось в шею того, что стоял с автоматом. Вопль. Свечение красных глаз двумя линиями тянулось в ночной темноте. Среди шума и переполоха звучал хрипловатый смех. Смех, рождённый безумием. Быстрая тень появлялась из тумана. Разила. Набрасывалась, как демон, и исчезала. Ещё не прозвучало ни одного выстрела, а девятисотый уже навис над последним стонущим от боли Нордом, вонзил нож ему в грудь и пропорол до самого живота, разломав сцепление рёбер. Рид, всё это время стоящий перед Крисом, скрестив руки, только накренил голову и улыбнулся. — Вроде не обсчитался, — Гэвин указал взглядом на красные глаза, мерцающие во мраке, — как думаешь? — он ударил Криса в живот, тот повалился на землю и в ужасе начал отползать назад. Руки его наткнулись на острые мыски чёрных лаковых ботинок. Он медленно поднял глаза, они встретились с устрашающим, диким, животным оскалом. Андроид схватил парня со шрамом за волосы и потащил к ближайшему дереву. Ударил головой об столб и прижал как следует. Крис начал харкать кровью, пара рёбер была сломана, голова раскалывалась, сердце колотилось от страха. Он не чувствовал ног и трясся всем телом. Ричард достал из горла лежащего рядом парня с автоматом свой нож и раскалил лезвие. Рука его скользнула к лицу Криса, на щеке образовалась буква «Р». Заструилась кровь. Шрамированный завопил, но, ощутив кончик ножа у горла, прикусил язык и только глухо постанывал. — Теперь, куда бы ты не бежал, я отличу тебя и найду среди сотен таких же кожаных ничтожеств. Я перебью много твоих дружков, пока ты не вылезешь на поверхность, как земляной червь. И даже тогда, когда ты будешь молить о смерти, я буду только следовать за тобой и гнать тебя до тех пор, пока твои ноги не начнут гнить заживо, — вновь сверкнул хищный оскал, красные глаза впились в глаза стонущего от боли Криса. — Передай своим друзьям, что если кто-то из них решит свести старые счёты, пусть сводят со мной. Я вырежу всех вас подчистую, вплоть до ваших мерзких выродков, а вашей кровью залью пороги ваших матерей. Андроид поднялся с корточек, отряхнул руки, вытер лезвие ножа об одежду одного их трупов и убрал нож обратно во внутренний карман пиджака. Гэвин развёл руками и ухмыльнулся. — Лучше бы ты умер, Крис, — сказал он напоследок и вслед за напарником пошёл к машине. — И приберись тут за нас, — крикнул он через спину. В машине напарники молчали, когда Ричард свернул на улицу, где стоял родной дом Рида, Гэвин заговорил: — Неплохо у тебя башню сносит, — он потянулся за сигаретами, но тех в кармане не было. Девятисотый протянул свою пачку, детектив удивлённо вскинул брови, взял сигарету и они оба, подпалив кончики серебряной зажигалкой, закурили. — Они этого заслуживали, — сказал андроид. А мысленно представил, что на этот счёт сказала бы Кларисса. Великодушная, всепрощающая Кларисса. Он и сейчас виновато глядел в её глаза и не мог подобрать слов, чтобы обьяснить природу того зла, что льётся из него, не мог обьяснить происхождения этого зла, что чёрной кровью хлещет из его сознания. В момент своего озверения он думал лишь о том, что хочет убить, не должен, не может, а ясно желает этого. Всё начинается с лёгкого напряжения в мышцах. Вот он видит угрозу для напарника. Мысли превращаются в смешанный вихрь. Он уже ни о чём не думает. Тириум бьется по венозным трубкам. В голове звучат голоса. Они просят, они умоляют, жаждут убийства. Они отдают команду. По мышцам разливается энергия, титановые кости крепчают. Он ощущает, что куда больше своего тела, что сила простирается за грани привычной человеку материи. Он ощущает мысли тех людей, слышит их страх. Он – всё, он – время, он – пространство, он – ужас в их головах. Но он не тот, кто пишет картины по вечерам, не тот, кто играет с племянниками Файнс, не тот, кто слышит крылья мотылька, не тот, кто нежно целует Клариссу утром. Это кто-то другой, кто-то из прошлого мира, кто-то, кого подчинили однажды, кого сломали, кого лишили достоинства. Это то озлобленное ничтожество, что сидит внутри, что говорит четырьмя голосами. — Несомненно. Те ещё гады. Знаешь, скольких они сами перебили? В Беркли целый отряд в торговом центре перестреляли, трое детей погибли, а зимой взяли заложников в больнице и требовали выпустить того самого Ли, когда он первый раз попался... В общем, правильно ты их, — ободрил андроида Гэвин, хотя в глубине души понимал, что произошедшее совсем не то, чего он ждал от этой встречи. Да, убить, да перестрелять, но в бою, как у фабрики, а то, что творилось в парке, даже в голове у него не укладывалось. Он тоже испугался, только виду не подал, а всё же испугался, особенно тех красных глаз – никогда такого раньше не замечал за напарником. Да и озверение это появилось всего пару месяцев назад. Ричард всё ещё был другом, лучшим другом, но теперь у Рида было какое-то сомнение... Вменяем ли он? С другой стороны, если сам девятисотый переживает насчёт правильности совершённого, а по голосу слышно, что переживает, может... не всё ещё потеряно? — Гэвин, я не могу помочь тебе с Анджело, — вдруг заявил Ричард и отвёл глаза к небу – ему виделось звёздное небо над заливом Мэн, запах воды, ласкающие слух волны, тёплый песок, а совсем рядом лежит... — С чего это? — голос детектива прервал череду воспоминаний андроида. — Я не хочу больше возвращаться к этому, я хочу уехать, надо было сделать это раньше, я хотел, ты помнишь, тогда... с ней, надо было тогда, — добавил девятисотый растерянно. — Только тогда я хотел сбежать от Эмми, а теперь... теперь от сумасшествия. Гэвин нахмурился и инстинктивно напрягся всем телом. Ричард посмотрел на него с печалью. — Вот и ты боишься меня, а ведь ты знаешь меня почти два года, — он покачал головой. — Не могу я позволить, чтобы и она боялась, чтобы она увидела меня таким, — сказал он вполголоса, скорее для себя, нежели для напарника. — Да не боюсь я! — Рид махнул рукой. — Просто не видел раньше, чтобы ты вытворял такие фокусы, даже не думал, что ты так можешь. Ты бы хоть предупредил, мол: «Гэвин, я собираюсь сбрендить на пару минут и расправиться с твоими врагами так, будто это игрушечные солдатики, не удивляйся». Ты же вообще ничего не сказал, как кинулся... И что у тебя с глазами? Девятисотый непонимающе нахмурил брови. — А что с ними? — Как будто кровью налились, как у сраного вампира. Ричард остановил машину, диод замерцал красным, андроид испуганно забегал глазами по салону. — Я не знаю, не знаю, что это. Это всё она виновата, это программы, сбои, боль. Она меня уничтожила, — тараторил он, нервно постукивая пальцами по рулю. Гэвин наблюдал за ним с удивлением и испугом одновременно. С другом что-то происходило, что-то страшное, а он ни черта не понимал в этих сложных технологиях. Не знал, чем помочь, и в голову пришло лишь одно – он как следует дал андроиду пощёчину. Оба замерли. Ричард постепенно пришёл в себя. Боль кололась на щеке и на мгновение отвлекла его мысли. Он охладел, успокоился. Истерики ничем его не выручат, а только усугубят и без того нервное состояние. Он был неуравновешен, нестабильность программ явилась ему во всей красе, но ведь это от эмоционального потрясения – он и сам испугался того, что сотворил с людьми в парке. Рядом с Клариссой он ещё ни разу не сходил с ума, не злился, не слышал голоса. Рядом с ней всё было хорошо, а значит дело в обстоятельствах, в окружающем. Он вовсе не сумасшедший, он только плохо контролирует себя, когда дело доходит до сильных чувств. — Всё? Закончил истерить? Пойдём в дом, завтра вставать рано... Я это сказал, поразительно, я это сказал, — удивлялся самому себе Гэвин, всё-таки он любил спать допоздна, когда была возможность. Девятисотый вышел из машины и мерно следовал за напарником к крыльцу светло-голубого дома.

* * *

Рид, на удивление, и правда сумел подняться рано утром. Солнце только подошло к горизонту и ещё пряталось за ним. На улице было довольно темно, а воздух излишне свеж. Гэвин потёр плечи руками и буркнул что-то невнятное, ощутив, как всё тело пробрал утренний холод. — Давно ты тут? — спросил он, усаживаясь на лестнице, как и Ричард, смотревший в пустоту. Он не дремал. Точно. Просто лицо было бесстрастно, а в глазах ни одной мысли. — Может, час... или два, если честно, я не помню, — как-то отрешённо проговорил он и даже не улыбнулся другу. Рид смотрел на него с полным непониманием – по его мнению, у Ричарда было всё, что требовалось для счастья. Деньги, сносная внешность, способность к быстрому обучению, острый ум, выносливость и бесстрашие. Однако, несмотря на всё, что имел девятисотый и что Рид мог бы причислить к достоинствам и преимуществам, сам андроид находился в состоянии вечной растерянности. Никогда ещё он не был однозначно счастливым или однозначно несчастным. Всегда были «но», «и», «однако», и совершенно никакой определённости. Почему он не мог просто жить и наслаждаться этой жизнью, Гэвин не знал, да и гадать не пытался, зато взбодрить верного напарника всегда был готов и всегда это делал. — Поднимайся, салага, научу тебя собирать снасти, — хлопнув андроида по плечу, сказал Рид, улыбнулся и направился к отцовскому гаражу. Ричард бросил к нему признательный взгляд – детектив не мог видеть этого, но андроид улыбнулся. Улыбнулся улыбкой спасённого, как будто тот вытащил его из самых лап смерти. Гэвин выложил на большой деревянный стол в гараже два спиннинга и стал объяснять андроиду, что и как следует крепить, что за чем следует, что и для чего нужно, какую приманку и для ловли какой рыбы использовать. — Где ты всему этому научился и когда успел освоить весь рыбный мир? — любопытствовал девятисотый. — Наслушался местных жителей, когда мы с парнями служили на Кубе. Нам довелось наблюдать за рыбалкой там пару раз, но конечно... местные ребята ловили на штуки попроще, чем спиннинг отца, однако суть та же, — объяснял Гэвин. — А про тварей, которые водятся в нашем озере, узнал от одного индейца здесь, в Кливленде, там такая история вышла... Со снастями было закончено, напарники сгрузили всё в лодку, что на прицепе стояла позади машины девятисотого. Рид сбегал за курткой и устроился на своём законном месте, рядом с водительским. Каково было его удивление, когда на торпедо он обнаружил старый добрый стакан с чёрным кофе, наверняка с двумя кубиками сахара. Он взглянул на андроида и, мотнув головой, молча улыбнулся – как этому мрачному чудаку удавалось находить лучшие кофейни в городе? Ещё большей загадкой было то, почему он продолжал приносить напарнику кофе, если тот уже не просил. Возможно, это было, своего рода, извинением за долгое пренебрежительное отношение к лучшему другу. За равнодушие и презрительность, которые Ричард питал к Гэвину некоторое время отношений с Рейчел. Да, быть может, именно потому он никогда не изменял зародившемуся обычаю. Начинало светать. Моторчик лодки затарахтел и толкнул лодку вперёд. Вода расходилась, волны собирались в гусиный клин позади моторчика. Солнце показалось из-за горизонта лишь наполовину. Стало чуть теплее, но Гэвин всё же остался в лёгкой куртке, что когда-то принадлежала отцу. — А это не будет считаться браконьерством? Ведь мы не брали разрешения и... — начал было Ричард, прилежно изучающий книжку, которую ему всучил Гэвин, с различными рыбами, но его прервал громкий надрывный смех. — Ха-ха! Здесь? Браконьерство? Да на кой чёрт мы сдались местным властям? Кажется, ты очень далёк от нынешнего положения дел, Ричард, — от души хохотал Рид. — Местные туристические компании обанкротились, как только уровень воды поднялся и часть местных островов затопило, часть вообще ушла под воду. Рыба почти вся перевелась из-за отходов производства, а само производство уже сколько лет стоит без дела...       Все уезжают к центру, где вода не отправится в погоню за их домами, где лучше условия, где ярче картинка. Мы скорее призраки, чем люди теперь, когда всё идёт наперекосяк. Зато природа, кажись, приобретает первоначальный вид, а за возможность порыбачить снова не надо платить, потому что шанс что-то выловить... возможно, равен нулю.       Всё это чертовски забавно. Я помню время, когда из телевизора истеричным голосом твердили о том, что какие-то там виды зверей и птиц потихоньку приближаются к вымирающим.       Мне это казалось абсурдным, но не прошло и полвека, как берега озера опустели, почти все леса превратились в парки, животных распихали по зоопаркам, и всё, о чём говорили по телевизору, сбылось, — Гэвин развёл руками. — Но, может, оно и к лучшему?       Теперь мы здесь одни, ни тебе глупых туристов, ни напыщенных рыбаков, мнящих себя спортсменами, ни береговой охраны. Такой водный простор, такие ресурсы, а никому больше не нужно, потому что почти всё отравлено.       Выходит, попользовались и выбросили, как старую машину, а мы подобрали, и это добро прослужит ещё долго, я уверен. Пока, конечно, какой-нибудь дурак вновь не выловит тут радужную форель, — с ироничной улыбкой закончил детектив и выключил моторчик. Лодка ещё двигалась какое-то время по инерции, постепенно замедляясь, а когда остановилась окончательно, Рид раскрыл спиннинг и встал поувереннее на ноги. — А что было на Кубе, помимо уроков рыболовства? — вновь спрашивал андроид, с непривычки чуть пошатнувшийся в лодке и вставший рядом с напарником. — Служба, обычная служба. Кормят отлично, как будто в конце года они сделают из тебя колбасу или вроде того. Режим. Иногда ор главного, ну, если какой-нибудь идиот устроит дедовщину или сунется к дамочкам без их особого желания. В патрулях несложно. Яркое небо над головой, тепло, девушки в купальниках... — Ты почти семейный человек, не тешь фантазию, — улыбнулся Ричард. — А, да что там, я тебе сейчас и не вспомню, сколько подружек у меня там было... Сейчас бы обратно в тот возраст и тот... — Вес, — посмеивался девятисотый, косо глядя на плотную фигуру напарника. — К черту. Ни одна девочка в купальнике не сможет провернуть того, что может провернуть Мэри. Знаешь, как пленяет, когда на тебя не наплевать. Знаешь как подкупает отличная стрепня? — Гэвин с удовольствием вздохнул и повёл плечами. — Не знаю и никогда не узнаю. Всё-таки пища мне не требуется. — А я знаю. Всё это навевает воспоминания о детстве. Знаешь, когда понятие «время» не имеет никакого смысла. Нет ни проблем, ни забот, ни отвественности. Есть только очень много веселья. Есть ты, дурацкий четырёхколёсный велосипед и ободранные коленки. И плевать тебе на микробов, на болезни и боль в костях.        Да, несомненно, с Мэри... наверное, я чувствую себя вне времени, вне проблем, вне чертовых обязанностей и возраста. Ты, конечно, не знаешь, что такое детство, но каждый человек, я думаю, хотя бы раз осознавал, что это лучший период жизни. Лучший ещё и потому, что его не вернуть, — детектив чуть проводил удочкой по воде. Спустя пару минут леска задрожала, сначала чуть-чуть, совсем неуверенно – рыба пробовала приманку, а потом как дёрнула! И Рид дёрнул. И вместе с леской и крючком из воды выскользнул белый окунь средних размеров. — Как тебе на воздухе? Не так весело, а? — он, казалось, как ребёнок хвастался перед существом, что его совсем не понимало. Андроид только улыбнулся этой беспечности. Он вдруг вспомнил о Клариссе и о том, что обещал другу рассказать о ней. — Я говорил о девушке, — напряжённо покручивая катушку, робко начал он, как будто стеснялся того, что Кларисса делала его несказанно счастливым. — Ах, да, о девушке, тогда, в коридоре, — участвующе припомнил Гэвин. — Так вот... мы с ней познакомились случайно, впервые я увидел её в аптеке, там где брал тебе лекарства, помнишь? — Забудешь такое! Налетел на несчастную дверь машины, как коршун! А хлопнул то как! А что воскликнул?.. Точно! «Некомпетентная идиотка»! Это что ли твоя новая подруга? Ричарда одолевало смущение. И без того серая кожа стала отливать голубым и он мёртвой хваткой вцепился в спиннинг, опустил глаза и поджал губы. Воцарилось молчание, Рид, развеселившийся от своих острот, тут же поутих и сжалился над андроидом. — Я примерно то же подумал, когда мне назначили психолога и я впервые увидел Мэри. Девятисотый немного помолчал, но потом собрался с мыслями. — Её зовут Кларисса. Сейчас она учится на фармацевта, но в прошлом готовилась стать актрисой. У неё была модельная внешность. Кажется, её даже снимали для какого-то журнала, в семнадцатилетнем возрасте, а потом... — ему стало как-то необъяснимо стыдно за то, что нужно было рассказать о её шрамах, о несовершенстве, так схожем с его собственным. Это было тоже самое, что признать собственную ничтожность – на мгновение ему так показалось, но затем это смутное и неприятное ощущение растворилось. На его месте возникли воспоминания о той необычной внутренней красоте, которую он различил в ней однажды и которую всем сердцем полюбил. — Потом произошёл несчастный случай. Он лишил её былой красоты, но не лишил самоуважения, не лишил достоинства, не лишил смелости и великодушия. Я... я скорее охвачен уважением к ней, нежели увлечением, каким был охвачен, когда... — он неловко запнулся и виновато взглянул на Рида. — Когда познакомился с Рейчел, — легко продолжил за него Гэвин. — Взрослеешь... — с усмешкой протянул он. — Да, я... я много думал о нас с Рейчел, и... Мы оба были не готовы, наверное. Мы оба слишком посредственно относились к любви как таковой. Мне теперь вообще кажется, что мы друг друга толком и не любили. Только играли соотвествующие роли и, пытаясь отыскать что-то невероятное, что-то фантастичное, мы натыкались лишь на свои слабости и в них погрязли.       Мне совестно за то, что я не сумел вовремя увидеть то, во что мы превратились, но стоит признать, что никакого «мы» никогда не было. Не было и меня, я... Как бы это не было глупо, тогда я искал только укрытие, только защиту от реальности, — Ричард нахмурился и с тяжестью выдохнул. — А реальность заключалась в том, что мною владел жестокий человек, не считавший меня за живого и издевавшийся надо мной ежедневно. А я, вместо того, чтобы противостоять, повиновался и прятался в другом мире, мире, воплотившимся только в ней, в Рейчел. Гэвин, немного потрясённый этими рассуждениями, молча глядел пустым взглядом на воду и начинал понимать суть неоднозначности своего товарища, природу его злого и мертвого смеха. — А когда она ушла, этот прекрасный спасительный мир рухнул, а вместе с ним и восприятие себя, и я сам. Я, который прожил полтора года, рухнул вместе со всем остальным, и всё оставшееся время был... Ты прав, скорее призраком, чем кем-то живым. Скорее воспоминанием, нежели настоящим. А Кларисса... Ричард сильно изменился в лице. Оно просветлело, взгляд наполнился какою-то мягкой теплотой, на лице возникла трепетная улыбка, словно он и сейчас видел её безмерно любящий взгляд. Верный, преданный взгляд самого прекрасного существа. И её слёзы, и голос, произносящий «я вижу тебя». — А Кларисса смогла отыскать меня среди всех этих руин. Спустя столько времени она показала мне, каким я мог быть тогда и каким я могу быть теперь. И я наконец-то вижу всё... ни через призму страха. Не глазами своей хозяйки и не её циничным мнением я оцениваю увиденное, а своими собственными глазами, своими собственными мыслями. С Клариссой я – это я, и никто другой. — Ясно-о-о, — вскидывая брови, задумчиво протянул Гэвин. — Думал, что всё проще, думал, что ты познакомился с какой-нибудь жгучей красоткой в баре и зажил припеваючи.       У тебя какой-то талант окружать себя обстоятельствами, напоминающими фильмы с самыми заковыристыми сюжетами – то ты оказываешься между двумя железными уродами в подвалах русского сумасшедшего учёного; то приходишь ко мне посреди ночи с катаной, чтобы охотиться на механического вампира; то вылетаешь из темноты в лесу, борясь с этим чудовищем и катаной, мать её, чертовой катаной срубаешь ему бошку, — Рид покачал головой и усмехнулся. — Нет, это ещё придумать надо. Ричард дернул удочку вверх и вытянул маленькую железную банку. Её блестящий серебристый бортик отражался в таких же серебристых глазах девятисотого. Он, несмотря на неудачу этой рыбалки, ощутил себя чудесно после рассказа о Клариссе. Так же чудесно как тогда, когда они с напарником играли в покер у него дома, в самый первый раз. — Я всё хотел спросить, — начал андроид, — откуда у тебя шрам на носу? Боевое ранение или вроде того? Гэвин поджал губы и отвёл глаза. — Да-а, боевое... — он прыснул в кулак. — Короче, лет в шестнадцать я поспорил с корешом, что смогу открыть бутылку пива носом. Девятисотый прищурил глаза, рот у него немного приоткрылся от удивления. — И?.. — Ну и я выиграл, правда, потом пришлось зашивать. Отец чуть не ободрал мне уши, но на выигрыш я купил нашей однокласснице мороженое, и в конце прогулки она мне... — Избавь меня, — Ричард поморщился, будто отмахиваясь от неприятных представлений, и усмехнулся. — А со службы на Кубе ранения есть? — Ага, там было несколько столкновений, потом ещё восстания из-за внедрения андроидов в производство, ну... Люди работу теряли, а досталось нам. Там и пулевые, и переломы всякие, но это копейки, всё равно не так больно, как с носом... — Тебе точно не пятнадцать сейчас? — Чёрт его знает...