pyrokinesis
Billie Eilish — all the good girls go to hell
Файв падает. Летит, не чувствует под ногами земли. Спускается с лестницы, думает, подать руку или это слишком, но даже не может поймать за локоть: она несётся вниз с обидой и нарочитой самостоятельностью. Они выходят из больницы с папкой диагноза и снимками рентгена, останавливаются в окружении шума машин. Почему-то они не надеялись, но сейчас всё равно опустошены и потеряны. Одновременно хватаются за руки с чётким решением напиться сегодня от осознания. — Прости. — Нет, ты обязательна поправишься, — верил Файв первые разы. Она хмыкает, глотает неуместный кашель, пока может это сделать, поджигает выписку, кроша в пепельницу. — Ты не понял. Пропустить эту фразу мимо ушей — его суперспособность. Она никогда не поясняет. Файв с путешествием во времени оказался в Апокалипсисе, а Лиль с пирокинезом в Аду, спалив лёгкие газами от всего, что уничтожала. Файв пособник, который не мог остановить её, только ликовал где-то внутри: «Да, давай, ещё, мне не хватает каждый раз ещё капли». Файв подсел, Файв не винит себя в этом, просто если её за жизнь судят, его должны казнить. И если честно, он знает своё наказание — из раза в раз наблюдать за сожжением. Понял. Ты попадёшь на девятый круг, предательница. — Ты отправишься со мной, милый. Файв привык к таким чтениям мыслей, потому что она в реальности не читает мысли, это он думает неправильно. Мыслит не логично, бессмысленно цепляется за лямку под волосами, она отмахивается, продолжая печатать, — ей резко позвонили прямо по среди их свидания в голубятне её дома. Файв один допивает бутылку вина и ревниво пилит её взглядом. Ему чертовски не хватает романтичной Лиль и первого года их отношений, переездов и коньков, которые она видеть теперь не хочет. — Что же твой Люцифер хочет от меня? — То же, что и от всех остальных — твоего падения. Я уже. — Начнём с содомии? Лиль отвлекается и вглядывается в зелёные глаза. Если бы Файв шутил, появились бы маленькие мешочки-морщинки под ними. — Я бы закончила уничтожением мира. — Для тебя спасал. Файв серьёзен. Он выглядит безумно (и) мило с этими сведёнными пьяно бровями в сожалении и ожидании, ледяном спокойствии, с длинными ресницами и взглядом снизу, когда вальяжно опирается на щиколотку и растекается. Лиль боится себя рядом с ним, потому что хочется сделать всё, чтобы он так не смотрел на неё. Не тыкался носом в плечо. Но он ведёт выше и прикусывает, счмокивая и уходя, падая на матрас. Она грустно ухмыляется. — Представь сколько ангелов пало в Судный день просто так из-за тебя, — смеётся. — Отодрать тебя за этом мало. Тебя проклинают даже в аду. Он только сонно мычит, что его не проведёшь и не уломаешь на ещё один апокалипсис. — Я уже сомневаюсь, что хочу. Файв просыпается на пыльном матрасе от мурашек и зуда, хочет протереть глаза, но руки не поддаются, он отдалённо понимает, что связан. — Можно поинтересоваться? — Да, малыш? — У тебя всё нормально? — Отлично, малыш. Ты просто смазывал, подожди, развяжу чуть позже. Файв хмурится на это грёбанное «малыш», но ничего не видит из-за повязки, когда пытается посмотреть на живот. На бёдрах он чувствует её ягодицы и утренний стояк в тесноте, хотя и не понимает, какое время суток сейчас. Кожа жжётся на груди и стягивается. Ему это не нравится, он уже отчётливо представляет, как она фасует на нём расплавленную серу. — Сука, — она слишком неожиданно заглатывает член полностью, слизывая смазку, что у Файв глаза закатываются. — Ммм? — вибрирует гортанью, ухмыляется губами и облизывается, мажа руками в остром соусе по ключицам, приготавливая Файв для себя.— Слово «суккуб» произошло от «демон» в аккадском языке.
Файв знает о суккубах, но Лиль точно птица более высокого полёта, что-то рангом Мамоны, верховенствующая искусителей. Слишком много времени она сдирает с него кожу и лепестки с души, добираясь до сердцевины. Слишком мало усилий прикладывает, захватывая внимание моментально, не зная, что с едой не играются. Только уговорами её никогда нельзя было остановить, Лиль сцарапывает по рёбрам его барьеры и свою вылитую и остывающую кожуру. Файв подтягивается к изголовью, слышит мат, по паху разливается что-то кислотно-щиплющее. Она едет на нём, стирает коленки, пока Файв сдёргивает больничный бинт из их аптечки. На чердаке темно, Лиль в свете луны и рефлексе от свечки в его алой рубашке обиженно дуется. Файв всё ещё не понимает, какого демона она решила вызвать из его живота воском, но он уже сам чертовски зол. — Ты записалась в кружок рисования? Ну серьёзно, пока я спал? — испаряется из ловушки, роняет Лиль и начинает отдирать бардовое сердечко на себе. — Ты даже узлы вязать не умеешь, — Лиль подносит свечу к лицу. — Не задувай. Он опускается на корточки, отдаёт протяжный глубокий поцелуй, толкая к изголовью. Нависает, роняя, чувствует привкус железа — то, что она не сможет скрыть. Ведёт подушечками по коже, поднимая атлас. Лиль поднимает руки, помогая снять рубашку, переплетает пальцы и застывая с ними у бинта, попав в ловушку. Смотрит в глаза, пока в них пляшут язычки пламени, теряется в восприятии, кто из них демон по сути, а кто по рождению, потому что за ним тени крыльев от плеч и рогов от волос, за ней только зажигающиеся свечи по стене. Воск не застывает, только расходится на чешуйках. Её залить расплавленным сереброкальцием — её температура ванны. Файв заливает её нежностью. — Смотри мне в глаза, — проклятие. Он топит, слизывает капли и не шипит, хотя она знает, что на ней они горячее, чем из огня. Обходит языком живот, закручивая желудок до немоготы и желания закинуть голову, прикрыть крыльями, закусить перья. Файв на подсознании догадывается, читает мысли, будто видел это миллион раз. Пальцы нажимают на напряжённую мышцу, соскальзывают внутрь, обрывая камень на леске и срывая стон. Руки режутся, вися на верёвках, но Лиль старается не жмуриться и не разрывать контакт глаз. Он смотрит также, снизу, ложно-приклоняясь. Хочет попросить перестать, она не может терпеть такой взгляд. Хочется начать извиняться снова за то, что встретила его, попалась на глаза.— Лиль… что-то шумерское?
Сбитый выдох от продолжения пытки — его лицо вблизи, носы трутся друг о друга, а Лиль утопает в узком болоте радужки.— Дух, воздух, ты прав.
Файв решительно выбивает дух из неё, наращивая темп и вколачивая её лопаткам в спинку. За дымкой не видит её глаза, но уверен, что она за пеленой слёз наслаждения всё ещё прикована взглядом к его.— А аккадское «демон»…
— Да, — стонет глубоко, неслышно за её тонкими всхлипами, — Лиль… Лопатки обжигает холод, в нос бьёт табак и пыль. Лиль без единого ожога, что не скажешь о Файв, лежит на балконе чердака, всматриваясь в звёзды и луну над ними. Рука свисает между железных прутьев, а щека греется о родинки Файв, который решил, что прислониться головой намного важнее, чем телом, поэтому лёг в противоположно на её плечо. Его выдох щекочет шею, а нежный ветер треплет их мокрые от пота волосы. — В раю светит только луна семью солнцами с силой семи дней, — доказывает свою правоту. — Это всё равно больше, чем температура горения серы, — продолжает их вечный спор «пекло в раю или в аду». — Ты забываешь, что луна только отражать может. Файв снова проводит расчёты в уме, замолкая на пару секунд, а Лиль, зная эту его особенность, не прерывает задумчивость и не сбивает. — Но лёд всё равно не божественен, — вглядывается в выпуклые, практически прозрачные зрачки глаз — Лиль всё ещё рассматривает звёзды и небо с серой дымкой облаков. — Человечен, так и быть. На земле супер холодно. — Хвастаешься тем, что скоро сдохнешь? — Нет, беспокоюсь, что ты заледенеешь в конец. — Я знаю, что ты не оставишь меня, под землёй, в воде, в траве или в воздухе, ты всегда будешь рядом. — Ты назвал меня низшим? — А где тогда живут ещё демоны? — Огненные на небе, они не контактируют с людьми и спустятся только в судный день, а ты его остановил на середине. — Прости, что не поймал, — нависает на локтях, высматривая в глазах намёк на то, что он спятил. Но Лиль только снова собирается извиниться, поднимая брови, и Файв тянется к губам, чтобы она не сказала это вслух.