Каждый раз.
Хотя нет, не всегда так. До тех ночей, пока в полудрёме Ацуши не вспоминал своего наставника, все более чем прекрасно. — А ты мне сам сейчас расскажешь. Давай-ка лучше прогуляемся до парка. Парни сворачивают с пути к работе в переулок, ведущий к аллеям. Сильно заметно, как Ацуши тяжело дышит, нервно перебирает галстук в руках и пальцы его дрожат. — Он думает, что я его убью? — размышляет Дазай, — Какой же странный. Хотя мне бы об этом говорить. — Присаживайся поудобнее, — указывая на лавочку, произносит бывший мафиози. Ацуши послушно садится напротив и ждет. Чего? Он и сам не знает. Может того, что его начнут отчитывать или расспрашивать. Или вообще пошлют куда подальше. — Что ты делал вчера вечером? — звучит как обычно непринуждённо, но нотки серьёзности отчётливо слышатся в голосе. — Читал, — ложь. Чистая ложь. А что ещё остается ответить? «Я тут рылся в ваших вещах вечерком, как дела кстати?». Это звучит бы ещё хуже, чем эта явная ложь. — Что читал? — заинтересованность появилась на лице наставника, он прекрасно знает, что это враньё. Всё-таки Дазай в первую очередь детектив, следовательно он ещё уходя вчера продумал, какие планы на вечер могут возникнуть в голове этого мальчишки. Совсем закапывать себе своими же руками неразумно, тем более Ацуши не умеет врать. — Названия книг на полках, а потом пошёл в магазин за продуктами, вот, — это даже почти полностью правда. Выкрутился. — И ничего не приглянулось из этих «пылесборников» на полках? — Нет. — Вот как, — у Осаму прекрасные способности допросов и даже пыток, но как продолжить разговор, чтобы не давить на ученика? Надо же убедиться в своих довыдах, — И больше совсем ничего не делал? «Он знает» — отозывается где-то в мыслях. Ацуши ещё быстрее начинает перебирать пальцы рук и теребить несчастный галстук на шее. Меньше всего хочется говорить правду, он точно разозлится! По крайней мере, это будет неприятно слышать. — Вы точно хотите знать? — А есть что скрывать? Что-то непристойное? Тогда можешь молчать. — и опять эта ядовитая ухмылка. — Нет-нет, я не это… — в стрессовых ситуациях, где за Накаджиму уже все решили, единственное, что остаётся тигру — это быстро попытаться оправдать себя, -… Я просто, смотрел… — слова предательски застревают в горле, не давая договорить эту неприятную самому себе правду. — Смотрел фотографии в столе, — стыд. — О, что же за снимки ты нашёл? — Ваши. Одну фотографию. На обороте было указано «семнадцать», это ваш возраст на момент снимка? — Да, скорее всего, я редко заглядываю в стол, даже не помню, что там лежит. И как я тебе? — прекрасно помнит он и эту фотокарточку и то, что лежит под ней и в ящике ниже. На самом деле, не очень нравится она ему, навевает не самыми приятными воспоминаниями, но Одасаку вручил её в день рождения, поэтому выбросить никак нельзя. Ацуши прикусывает губу, не зная, что ответить. — Э…я удивился. — Чему? — как же начинает раздражать вытягивать по одному слову, но по другому нельзя. — Ну, Вы там такой серьёзный и кажитесь устрашающим. Таким я Вас не видел никогда. Нет, конечно, на работе Вы серьёзный, — подумав секунду, добавляет, — Бываете… Но я имел ввиду, — да уж, подбирать нужные слова в нужный момент не сильная сторона Ацуши, — В общем, я испугался того Вас. Раздается смех, от которого тигр не знает, что ему думать. Его это просто смешит? — Не переживай, не тебя одного пугала моя физиономия в то время. Это даже забавно, мне было всего… А, семнадцать, ты же говорил, а меня уже боялось половина города. Так что такое? — Я-я подумал, будто совсем не знаю Вас, Дазай. Это насторожило, словно Вы тогда и Вы сейчас — это два разных человека, и ни одного я не знаю больше, чем на тридцать процентов. — Ты такой забавный. Сколько мы уже знакомы? — вопрос риторический, — Ты правда считаешь, что я какой-то злой дядька? — снова смешок, — Кстати, ты прав, я раньше и сейчас — это совсем разные личности, разное мировоззрение, разные… цели. Наверное, тебе сильно повезло познакомиться со мной сейчас, — лукаво хмыкает Дазай. — Это и пугает, я совсем не знаю почему, например… почему Вы сейчас заботитесь о таком жалком, как я? Я думаю, если бы мы встретились раньше, Вы бы меня убили. — Ой, ой, хочешь немного расскажу? Я даже со счету сбился, сколько человек я убил, находясь в мафии, а скольким просто что-то сломал так вообще. Но прошло пять лет, и никого я не хочу убивать, ну если только иногда. И я сижу сейчас здесь, с тобой, спокойно разговариваю, а не ломаю тебе, к примеру, палец, чтобы ты мне что-то рассказывал. Я не тот страшный мафиози, которым был. Сейчас я честен с тобой, Ацуши-кун, — Дазай и правда старается быть искренним. — Зачем Вы мне все это говорите? — Потому что я доверяю тебе, Накаждима. И я не смею тронуть тебя, если ты того не захочешь. Клянусь. Эти слова, будто эхом, повторяются в голове. Дрожь в руках унимается и взгляд Ацуши уже не такой напуганный. — Спасибо Вам. — Ты успокоился? — Типо того. Дазай улыбается ему со словами: «Какой же ты наивный». Осаму давно не хочет строить из себя строгого человека перед Ацуши. Он знает, что уважение от этого у Ацуши к нему не пропадёт, а вот доверие наоборот повысится. — Пойдём, Куникида там, наверное, скоро лопнет от злости, что я не сдал ему отчёты.***
Когда юноши возвращаются в агентство, кажется, никто не замечает ничего необычного, кроме Рампо. Хотя тот, скорее всего, и так знает все с самого начала, но ему не до этого. Дазай проходится по офису и внимательно всех осматривает, будто заново устраивается на работу. Дойдя до Куникиды, он бросается ему на шею: — Куникидушка, как я соскучился! В глазах блондина читается лишь непонимание, постояв так в ступоре несколько секунд, он наконец произносит: — Да уж, вот что бывает после весёлых выходных. Шкет, ты на миссии вашей ничего ему в воду не добавил? — Н-нет. — Тогда, работайте уже, оба, — Куникида снимает с себя Дазая, проводит за руку, как ребёнка, до стола и даже сам включает ему компьютер со словами: «Надеюсь, ты также соскучился по работе». Ацуши тоже садится за соседний стол, надо сосредоточиться на работе, но он засматривается в какую-то точку с минуты так две. Когда опоминается, то резко дёргается и тяжело выдыхает, уставившись в экран, слишком много мыслей не дают покоя. Рабочий день в целом проходит как обычно. Только вот тигр все поглядывает на Осаму, надеясь, что он того не замечает. А он замечает. Несмотря на то, что брюнет старается работать, сосредоточенно бегая тонкими пальцами по клавиатуре, он чувствует этот пристальный взгляд на себе, эти глаза, что так усердно рассматривают каждый сантиметр его тела. На это Ацуши и засматривается, как эти частично забинтованные кисти рук быстро перебирают клавиши. К концу дня Куникида обращает на это внимание и тихо спрашивает: — Так и будешь пялиться на этого суицидника весь день? Накаджима вздрагивает от голоса у себя за спиной, он чуть ударяет его локтем. И хоть блондин говорит это еле слышно, Дазай самодовольно усмехается, продолжая печатать. — А…простите, я задумался, — протерая глаза рукой, спешит оправдаться тигр. — Через полчаса уже пойдешь домой и там можешь бездельничать хоть всю ночь, а пока прошу: доделай уже этот отчёт, который ты пишешь полдня. — Конечно. Оставшиеся полчаса проходят в попытках выдавить из себя логически-связанные предложения. К тому же теперь не Ацуши пялится на Дазая, а наоборот. Он заканчивает работать, на удивление раньше своего подчинённого, и закинув ноги на стол, усердно делает вид занятого читателя своих книжек. Сказать честно, у него это получается для того же Куникиды или Йосано, может ему все-таки стоило поступить на актёрское? Но Ацуши этот заинтересованный взгляд карих глаз отчётливо чувствует. Доппо аккуратно складывает в портфель ручки, чехол для очков вместе с тряпочкой, и конечно же «Идеал», хочет сунуть в сумку и отчёты, но к сожалению, они уже не влезают. — Ацуши, ты закончил? — Да, секунду, распечатаю последнюю страницу. — А ты чего тут сидишь, а не как обычно уже валяешь в кровати, суицидник недоделанный? Ты время видел? Уже же целых восемь часов, а ты ещё на работе. Как же так. — Смешной ты, Куникида, — хмыкает Дазай, — Не видишь что ли — на работу любимую потянуло? Сарказма в их разговоре больше, чем самих слов. Настроение у Осаму сегодня приподнятое, дел почти нет, так почему бы ему не посидеть в окружении людей несколько лишних минут. Такое объяснение отлично подходит. Скорее даже он это внушает себе. — А, ну раз такое дело, то всегда пожалуйста, хоть ночевать тут останься, только свет выключи. — Обязательно, — хихикнув себе под нос, добавляет брюнет. Ещё раз кинув взгляд на свои часы, Куникида уже собирается наехать на Ацуши, но тот в ту же секунду вручает ему заветные листы. — Спустись со мной до машины, донеси отчёты. Он бы и сам их спокойно отнёс, как говорится: «Хочешь сделать все хорошо — сделай все сам», но его кое-что интересует. — И что это у вас с этим придурком за интрижки? — слышится, как только за ними захлопывается дверь кабинета. Ацуши даже не ожидает услышать подобное от Доппо, поэтому сначала странно косится на него и чуть не роняет стопку бумаг. — Чего так смотришь? Я будто не вижу этих переглядок среди белого дня ни с того ни с сего. — Да это…никаких интрижек! Вам показалось, наверное. — Конечно, разглядывал ты это бинтованное тело минут десять, не отрываясь. Не моё это дело, — он уже открывает дверь своей машины, — Но… будь аккуратней, шкет, — рукой Ацуши указывают на заднее сидение, куда следом и падает стопка листов. — Всего хорошего! — И тебе не хворать. И так загруженный своими мыслями, тигр идет в ещё больших раздумьях: Я правда так долго наблюдал за Дазаем? А сам даже не заметил… Стыдно. Ощущение, что все, особенно сегодня, хотят поставить его в неудобное положение. Заставить рассказывать то, о чем и думать не хочется. Так Ацуши доходит до кабинета, зайдя, глядит ещё раз на Дазая. Тот сидит все так же с ногами на столе, но уже без книги, так что их взгляды пересекаются. Как очарованный, еле отводит свои цветные глаза, наставник так и манит одним лишь своим видом, своей, будто уже въевшейся в лицо, ухмылкой, а глаза…в них хотечется утонуть, рассматривая что же там, где-то в глубине души, что скрывается так отчаянно. Да чтоб его чёрт побрал за такое выражение лица. Дазай следит за Ацуши, который трясущимися руками собирает вещи в сумку, время от времени что-то все же выскальзывает из рук. Когда же его ученик собирается переступить порог и уйти, его окликают: — Эй, Ацуши-кун. Он как вкопанный останавливается, но не оборачивается, а только слышит приближающийся звук ботинок. — Всё, пошли, — Дазай ровняется с ним в проходе. Спускаясь по лестнице, даже Осаму молчит, но, выйдя на улицу, он останавливается, глядя на зашедшее за горизонт солнце. Шумно втягивая уличную прохладу прикрывает глаза, словно наслаждаясь моментом. И это мгновение кажется вечностью, Ацуши поникше глядит на потрескавшийся асфальт под ногами, ожидает. И наконец Дазай прерывает эту неловкую тишину, стоящую в воздухе, угнетающую. — Давай я проведу тебя?«А не слишком ли я навязываюсь?»
— Не стоит, я сам могу постоять за себя в случае чего.«Слишком.»
— Понял, — это звучит грустнее обычного. Заметно как настроение Дазая становится более приземленным, он ещё раз шумно выдыхает. Сейчас, пока он идет — в принципе то как и обычно — в гордом одиночестве, его мозг рассматривает сто и одну теорию об Ацуши. Всем сердцем Накаджима надеется, что не обидел свой объект обожания, но уж слишком часто они видятся. С одной стороны, это вовсе не плохо, а наоборот приятно, он много узнает нового о наставнике, да и в целом сближается с ним, но с другой… Это утомляет, после всего, что произошло за эти несколько дней, хочется в тишине хотя бы дойти до дома, до своего дома и подумать над многими вещами. — Хорошего вечера, Дазай-сан! — Ага, — его рука машинально тянется к Ацуши, но Осаму тут же отдергивает её обратно, обещал же не трогать. Кажется ему сейчас будет это совсем неприятно, — …Хорошего. Следом Осаму разворачивается и направляется в сторону своего дома, как обычно сунув руки в карманы бежевого плаща. Ацуши глядит ему вслед пару секунд и также идет к себе.***
Дазая разрывают терзания на душе. Сильно, почти до крови сжимает руку в кулак, благо прохожие этого не видят — карманы. Хочется убивать, вот прямо сейчас, ни в коем случае не из-за этого мальчишки, а из-за себя. Что он себе позволяет? На что надеется? Обычная симпатия к коллеге, которых связывает чуть больше чем работа, за последние дни перерастает в зависимость? А чуть больше чем работа, ведь они спасли друг друга, ещё тогда, у реки. Это даже смешно. Хочется быть рядом с ним, защищать, как самое дорогое, что у него есть. А сейчас, своими поступками, он добился противоположного — его опасаются. И правда, видимо не зря. Он идёт, как психически больной, с глупой улыбкой, но вот по взгляду можно понять, что улыбка далеко не от радости.Ненависть.
Да ещё и к кому? К себе. Это действительно смешно. Пытаться строить из себя безразличного, при том не отлипать от ученика. «А что теперь делать?» — ответ приходит почти сразу — «Игнорировать». Пока не уймется эта озабоченная симпатия и взрыв чувств под маской доброго наставника. Он правда такой. Раньше, дня так три назад. Но не сейчас. Он дорожит Ацуши, как последней упаковкой любимых бинтов, а все потому, что с ним легко, ему можно открыться, он не предаст, он слишком добрый и заботливый для этого мира, для Осаму.***
Ацуши все также медленно идет домой, раздумывая. Конечно, ему нравится Дазай, у себя в голове он давно принял это как факт, от которого не отказаться. Но Дазаю на это все равно? Нет. Ему далеко не все равно. Ацуши он это не показывает, лишь делает намёки, а после сразу же снова ведёт себя как всегда. Тем самым больше запутывая и без того сложную картину мира в голове тигра. Дазай ни в чем его не ограничивает, не делает ничего против воли ученика, даже поклялся не трогать его без разрешения. Но для чего? Чтобы таким образом наоборот контролировать себя? Ацуши-то и не против, когда Осаму его касается, но маленький росток страха поселился где-то в груди. Будто чувства Дазая даже сильнее, чем Накаджимы, но он их просто скрывает. Ацуши не знает точно, но понял, что стоит быть и вправду осторожнее, как сказал Куникида.