Который час?

Проснувшись следующим утром, Гибсон всеми легкими вдохнул воздух новой жизни. Может, для кого-то это совсем и не новая жизнь, а все та же, старая, но не для нашего героя. Конечно, его «новая» жизнь была скорее похожа на те самые иллюзии, обещания, которые человек дает сам себе же, обещая, что с понедельника он начнет бегать по утрам, есть здоровую пищу, заниматься спортом, но потом, услышав одну замечательную примету, понимает, что с понедельника нельзя новое дело начинать, и «новая жизнь» откладывается еще на одну неделю. Однажды один мой хороший друг сказал: «Нужно всего лишь родиться в не очень богатой семье, и мелочи будут радовать». Многие, возможно, усомнятся в правдивости этой фразы, но осуждать за это я их не смею. Но то, что эта фраза полностью описывает жизнь Гибсона, вы опровергать не можете. И эти же мелочи стали для Гибсона символом «новой жизни», по крайней мере, он был полностью уверен, что новый распорядок дня и увольнение с работы сделают его жизнь неотразимой, полностью непохожей на ту, которой он жил свои прошедшие 30 лет. Увольнение с работы… Точно! При вспоминании о предшествующем разговоре с начальником, дрожь пробегала по всему телу Гибсона, от самой макушки, и до кончиков пальцев. Тошнота подкатила к горлу. Встреча с начальником действительно представляла из себя весьма весомый повод для животного, для кого-то совершенно неоправданного, но по факту очень даже оправданного, страха. Бывают же такие люди! Вроде с виду и совершенно обычный человек, ничем не примечательный, в руке у него нет ножа или топора, а лицо не спрятано за страшной маской, зато какой ад творится у него внутри! К таким людям лучше не заглядывать в душу: у них все там полыхает, кипит и так и ждет, когда уже поймает беззащитную жертву, чтобы сжечь, испепелить ее, а потом совершенно спокойно наслаждаться представленным зрелищем. Такие люди обычно представляют из себя огромнейших энергетических вампиров: им приносит глубочайшее наслаждение питаться чужой энергией, сидеть и смотреть, как даже самый близкий человек стремительно выгорает под его влиянием, и в итоге не остается от этого человека ничего, кроме внешней оболочки, под которой ничего уже, увы, и нет. Жалкое зрелище. Вроде и есть человек, вроде он что-то даже делает, его организм вполне нормально функционирует, но если присмотреться… Глаза пустые, абсолютно ничего не выражающие, а уголки губ уже забыли, что такое улыбка. Ладно, надо собираться и начинать "новую жизнь". Брюки, рубашка, галстук, пиджак, лакированные туфли - Альберт Гибсон сегодня в наилучшем виде! Вдруг мужчина вспомнил кое-что, быстрыми шагами пересек и без того небольшую комнату, подошел к комоду и пошарил рукой в верхнем ящике. Спустя пару секунд он извлек стеклянный пузырек с прозрачной жидкостью. Гибсон поднял пузырек и поднес его к лампе: "Что-то еще есть на дне!". Надпись на французском, гравированная на стекле гласила: "Parfum masculin*". Гибсон сделал пару нажатий на крышку флакончика с духами, и сладковатый запах наполнил маленькую комнату. В воздухе заметались воспоминания, навеваемые знакомым запахом. Жена Альберта подарила ему эти духи на годовщину их знакомства; с тех пор прошло уже 9 лет, и жидкость успела заметно выветриться, поэтому оставалось лишь немного на самом дне флакона. Итак, все готово. Гибсон в последний раз поправляет пиджак и выходит из дома. Утро выдалось слишком солнечным и теплым, заставляя забыть о том, что сейчас зима, а не весна. Казалось, что весь мир как бы специально старается не замечать того, что происходит на душе у Гибсона, что даже погода радуется и ликует, в то время, как душа мужчины разрывается на части от мысли о предстоящем событии. Преступлением является сама мысль о приходе в "ад" в такой день, ведь в такие дни кажется, что чтобы ты не сделал, все пойдет по-твоему и все дела выйдут наилучшим образом. А когда в день веселого солнца и чистого неба случается провал, то человек начинает злиться на весь мир, недоумевая, почему в такой радостный день ты не чувствуешь радости, а только огорчение и злость. И кажется, что все и всё на планете насмехаются над тобой, ведь тебе грустно, а на улице сияет солнце, дети звонко смеются, а взрослые танцуют в клубах. Это же состояние работает и наоборот: бывает, что на душе так хорошо и легко, тебя преследует успех во всех делах, а на улице дождь, серое небо затянуто тучами, и поневоле начинаешь злиться, что в такой удачный день ты не можешь вдоволь нарадоваться своей жизнью. Размышляя о несправедливости жизни и о вечных несостыковках внутреннего мира человека и окружающего его мира, Гибсон незаметно добрался до места своей работы. Перед ним возвышалось кирпичное здание, все обшарпанное, кое-где поросшее плесенью и вообще внушающее неприятное впечатление. Хуже всего, когда ты не просто проходишь мимо и думаешь о том, какая же это развалюха, а когда ты проходишь мимо и думаешь: "Боже, и я тут работаю...". Но то, что стоит за этой уродливой оболочкой, еще хуже. Это - люди, работающие в этом офисе. Конечно, понятно, что если начальник - придурок, деспот и энергетический вампир, то от его подчиненных не стоит ждать манер, любезностей и доброты. Но люди, самые разумные существа на этой планете, не должны отвечать злом на зло своего начальника. А так как свою ненависть работники не могут выплескивать на него, иначе дело кончится скорым увольнением, они выплескивают свои негативные эмоции друг на друга. Один ругается на второго, второй - на третьего, третий - на четвертого, а последний, в свою очередь, орет на первого - вот вам и порочный круг. Гибсон постоял так перед зданием офиса пару минут, после чего поднялся по кривой каменной лестнице и зашел внутрь. Охранник с густыми усами угрожающе посмотрел на него, но ничего не сказал - человек на работе, следит за порядком, поэтому для пущей важности он смотрит так на всех. Пройдя через турникет на входе, Альберт поднялся по черной лестнице на второй этаж, где находился его кабинет. Черная лестница была примерно такого же вида, как и та, на улице, потому что не ремонтировали ее еще со времен постройки здания, зато главная лестница в центре офиса всегда была хорошо покрашена, отремонтирована и начищена до блеска - довольно странное зрелище для такого разваленного здания; причиной такой разницы послужило местонахождение кабинетов администрации, включая кабинет начальника, именно в центре офиса, как раз напротив главной лестницы. Альберт поднялся на второй этаж и подошел к своему кабинету, который находился в самом конце коридора, прямо у туалета - еще одно доказательство, что его очень "любит" начальник. Гибсон вставил ключ в замочную скважину и повертел ключ. Замок щелкнул, мужчина открыл дверь. Он вошел в кабинет, и глаза заслезились от духоты - начальство сильно экономит на кондиционерах в кабинетах работников. Первым делом Гибсон подошел к окну, перепрыгивая через горы бумаги на полу ("Давно надо было разобрать все эти документы") и открыл его. Свежий ветер ворвался в помещение, принося с собой звуки города: пение птиц, шелест листьев, разговоры и смех людей, шум проезжающих мимо машин. "Теперь тут дышать хотя бы можно," - облегченно сказал Гибсон, расталкивая носками ботинок бумагу на полу. Альберт сделал шаг в сторону двери, но заметил что-то ярко-розовое на подошве. Мужчина нагнулся и снял с ботинка клейкий стикер. "Видимо, где-то в бумаге завалялся" - подумал он. На стикере виднелась надпись черной ручкой: "Ты мне нравишься". Почерк был мелкий и ровный, скорее всего человек подписывает много важных бумаг, и это точно не медсестра. Лицо Гибсона залилось краской. Но краской не смущения, а ярости. "Что за чертовщина!" - мужчина не любил анонимных признаний и подкатов, особенно со стороны работниц офиса, которые прекрасно знают, что он женат - на безымянном пальце левой руки красуется золотое обручальное кольцо. Альберт не просто не любил такие выходки, он их просто ненавидел! - "Женатому человеку! Да такое! Зная мое положение!!!" - Гибсон был весь красный от злости, он уже даже позабыл о том, зачем на самом деле пришел сегодня в офис. - "Да чтоб тебя, мымра офисная." В край злой и рассерженный, Гибсон начал импульсивно перебирать бумаги на столе, периодически бросая листы к куче на полу, не желая найти в ней еще что-нибудь. Мужчина быстро подошел к шкафу у стены, открыл его и достал с полки блистер с белыми таблетками. Он взял сразу 2 таблетки персена, налил воды из кулера и запил успокоительное. Гибсон сел за стол, ожидая пока подействуют таблетки. В какой-то момент он даже задумался, отчего так разозлился и разнервничался, это же всего лишь бумажка с анонимным признанием, но скоро прежняя злость охватила его - мужчину очень задевало такое отношение к его чувствам, собственно, как и вся любовная тема. Но не будем забегать вперед. Но продлилась эта злость недолго - успокоительное подействовало, да оно и не могло не подействовать, было выпито сразу 2 таблетки. Альберт до конца успокоился только через 10 минут. Он наконец-то встал и выпил еще один стакан воды. Потом подошел к двери, и предполагая, что после его заявления об уходе с работы начальник бесцеремонно выгонит его отсюда и заберет ключи от кабинета, не оставляя шансов зайти сюда еще раз, последний раз осмотрел помещение. Большой деревянный шкаф у левой стены немного покосился, но еще стойко держался. Со шкафа свисали ветки растений, стоящих на нем, прямо под самым потолком. На полу лежал грязный ковер, который сейчас полностью застилали бумаги, поэтому, к счастью, его не было видно. На правой стене висели портреты выдающихся личностей в рамках: вот вам и величайший экономист Карл Маркс, и древнегреческий философ Аристотель, и поэт Данте Алигьери. Было непонятно, что связывает эти портреты, но скорее всего, когда рабочие делали оформление этого кабинета, администрация закупила портреты великих людей, чтобы мотивировать работников на лучшую работу, но по скидке были только портреты Маркса, Аристотеля и Алигьери. По крайней мере, этой теории придерживался Гибсон все то время, пока работал в офисе, и она казалась ему самой логичной. У окна стоял письменный стол - пожалуй, самая новая вещь в кабинете. Он, конечно, покачивался при письме, но Альберт подложил под левую ножку какой-то деревянный брусок, и проблема оказалась решена. На столе, помимо кучи макулатуры, стояла лампа и маленький старый компьютер. На самом деле, Гибсону намного проще было писать разные отчеты и другие документы от руки, но начальство заставляло всех работать на компьютерах, невзирая даже на то, что эти груды металла никак не желали нормально работать. Конечно, ни о каком сочетании цветов и прочих тонкостях дизайна и речи быть не могло, поэтому даже если не обращать внимания на старую мебель и технику, кабинет все равно выглядел скудно: серые стены, пол - ламинат "под дерево", а на полу лежит аляпистый ковер - лучшее дизайнерское решение, ничего не скажешь! Ну да ладно, чего жаловаться, это же всего лишь среднестатистический офис, что тут сделаешь, но видели бы вы кабинет начальника! Вот там-то и находятся без шуток лучшие дизайнерские решения, дорогая мебель и куча декора из золота и серебра. И где тут честность, где уважение к работникам, которые так стараются ради своего шефа? Вот тебе зарплата, которая равна минимальному размеру оплаты труда - и иди себе спокойно, не забудь сказать "спасибо" и в ноги начальнику поклониться! Гибсон в последний раз посмотрел на свой кабинет в "любимом" офисе, резко поднял упавший на пол стикер с признанием и засунул его глубоко в карман. После вышел из помещения, закрыл и запер на ключ дверь. "Пока, одиночная камера, не буду скучать!" - с сарказмом выкрикнул Альберт и пошел по направлению к лестнице.