Окажи войне уважение

      Костлявые пальцы постукивали по темному дереву стола. Карие глаза разглядывали золотую печатку с символом огромного змея. Простаки существ таких звали драконами. На плечи, покрытые красной тканью кафтана, легли две загорелые руки. Голубые рукава рубахи мужчина закатил, оголив белесые шрамы, оставшиеся после сражений. На волосы по плечи опустилась русоволосая голова.       — Желанный мой, нам скоро уходить? — проворчал Премислав, теребя подушечками пальцев медные пуговицы Змеиного кафтана.       — Следовало бы сделать это ещё до рассвета.       — То есть мы уходим?       — То есть нам не мешало бы уйти.       — Но мы не уйдем?       — Все будет, как ты скажешь, Слава.       Премислав спрятал смущенную улыбку в рыжие локоны. Змей взял его холодные ладони в свои руки. Ноготь прошел по костяшке среднего пальца. Взгляд скользнул по прямоугольной дырке деревянной стены, что смела называться окном. Несколько десятков человек, облаченных в кафтаны черного и белого цветов, расхаживали неподалеку. Пятеро вышли из соседнего здания.       Змей подскочил с места. Премислав отшатнулся, но руки с плеч не убрал. Змей положил ладони на чужой живот и сделал несколько размашистых шагов к стене. Премислав забегал взглядом по комнате, склонил голову набок.       — Змей? Может уйдем? Давай уйдем, не хочу встретиться с воронами.       Змей отрицательно замотал головой. Одной рукой он схватился за дощечку в стене и потянул на себя. Перед ним открылась еле заметная дверца, не имевшая ручки или чего-то подобного. Змей легко толкнул Примислава вперед.       — Чего бы ты не услышал, прошу, не выходи. Не издавай шума, дыши тихо.       — Змей…       — Не выдавай себя, не выходи. Только выдастся возможность — беги. Взбирайся по полкам, но не урони банки.       — Я знаю. Змей, знаю.       — Вокруг наверняка много. Как можно дольше они должны тебя не замечать. Беги и ни за что не останавливайся. Как бы твои ноги не болели, как бы ты не устал.       — Хватит, я знаю. Я все знаю. Но не могу я уйти без тебя, мы можем бежать вместе. Пока они не зашли. Лучше бы ты поменьше болтал.       — О, родной… их слишком много. Я не смогу.       Входная дверь с осторожностью приоткрылась. Пол на первом этаже скрипнул. Змей захлопнул дверцу. Премислав закрыл рот рукой, дабы сейчас же не закричать на Змея. Дабы не приказать ему открыть дверь и уйти вместе. Премислав устроился поближе к холодному дереву, чтобы наблюдать за происходящим через узкую щель между стеной и дверцей.       Змей вынул меч из ножен. Крыши в здании развалин не имелось, и лучи свирепого солнца упали на лезвие. На второй этаж поднялись двое человек в белом.       — Здесь! — проголосил тот, что был чуть выше. Вороны обнажили оружие.       Змей, не обдумав своих поступков, бросился вперед. Вороны, стоя на лестнице, попятились. Меч ворона встретил жаркую плоть живота. Меч Змея встретил жаркую плоть груди. Мелкий ворон, споткнувшись, кубарем покатился по лестнице. Премислав затаил дыхание.       Мужчины протяжно застонали. Ворон пошел вперед, а Змей не смог сопротивляться. Раны разрывало сильней. Кровь пропитала белые рубашки и хлестала по разорванным кафтанам. Тела изнутри чувствовали холод вражеских мечей.       На второй этаж подоспели трое воронов в черном и малец в белом, удерживающийся за гудящую в висках после удара голову. Три меча, робко приближавшихся к цели, были направлены на Змея. Премислав сощурился. Ближайший к нему ворон сморщился и свободной рукой взялся за переносицу. Ноги подкосило, пальцы выпустили меч, что с гулким ударом упал на пол. Глаза закрылись. Тело повалилось на пол и расслабилось.       — Сначала Змей! — выпалил ворон в белом, сильней вгоняя лезвие в тело врага.       Двое воронов в черном в охапку сгребли Змея. На ладонь у рта Премислава опустилась слеза. Белый ворон выпустил меч из рук. Рукоять оружия Змея затряслась. Черный ворон схватил его руки.       — По-хорошему отпусти, — процедил сквозь зубы тот.       Змей бросил взгляд на пыльный сундук. Кулак разжался. Пальцы вцепились в ткань штанов. Белый отошел на пару шагов, удерживая оставшееся в нем остриё меча.       — Проверьте, — хрипло скомандовал белый. Вороны, даже второй белый, приступили к исполнению.       Премислав встал на нижние полки, заполнявшие все помещение. Рухлые стены, а вслед и стеклянные бутыли на полках, затряслись. Вороны обернулись на шум. Премислав стремительно взбирался по полкам вверх, не придавая значения падающим бутылям. Вороны понеслись к дверце. Премислав перепрыгнул через верх, не имевший потолка, и ловко стал спускаться вниз по стене избы. Ближе к земле он спрыгнул и помчался вперед. Десятки человек, ожидающих на улице, бросились за ним.       В голове носился рой мыслей, казалось, друг с другом не связанных. Ноги несли тело вперед, но движения не ощущалось. Все происходящее смешалось в вязкую кашу. Премислава окружали звуки, начиная криками воронов и заканчивая топотом собственных ступней, но ничего не было для него слышно. Думы все наслаивались друг на друга, но понятней не становились. Каша становилась лишь больше. Легкие обжигал жаркий воздух, неконтролируемо вдыхаемый ртом во время бега. Премислав чувствовал, как подсознание отправляло воронов в сон, но ничего с этим не делал. Пока человеческие вопли сходили на нет, шум от бега все нарастал.       Премислав внезапно полетел вперед. Грудь встретилась с темной почвой. Руки успели закрыть голову, но от гудящей боли то не спасло. Премислав вновь сморщил лицо. Ранее забытая мысль о погоне пришла в голову. Премислав, не отнимая одной ладони от головы, подскочил на ноги. Окружали его лишь деревья, кудрявой листвой скрывавшие внешний мир от безбурного леса. Тягучая каша дум боязливо, но таяла. Мысли переплетались друг с другом, наконец связывались в единое полотно. Осознание приходило болью. И вроде стоило радоваться: он убежал. Вся каша пропала, рассеялась. Можно было размышлять трезво. Но в каше той таились камки, что явились одновременно с понятием. Комками теми были действия, что к такому привели. Действия, которые можно было не делать. Действия, которые можно было изменить. Комки это то, что сделали неправильно. Комки это то, что не сделали. Комки это все то, что принесло муки.       Вороны молчали. Их лиц не было поблизости. Подумалось, чтоб они не появлялись никогда. Чтоб навечно почили в земле. Кулаки сжались. Чтоб забрала их та, кого они почитали. В мыслях возникла картина, как вороны корчились от боли, попав под брызги Змеиного яда. Они падали на землю, ухватившись за горло. Они рыдали, не в силах встать. Они разинули рты, но не могли и слова пискнуть. Кожа их начала слезать. Премислав зажмурился и энергично замотал головой, попытавшись избавиться от жутких мыслей. Не в праве же человек чужими жизнями распоряжаться. Да кто не думал бы как, ценности не имеет наяву ли воплощал всё или в мыслях оставлял. Образ истязаемых воронов побледнел. Крики их застряли в сознании.       В Лучнике тогда в своей комнатушке отлеживался, пялясь в облезлую стену, Святослав. Окно внезапно поехало в сторону. Мелкий узор фионов на стенах стал разъезжаться. Святослав часто заморгал, а после и вовсе закрыл глаза.       Около кровати уныло стояло ведро, наполовину заполненное мутной водой. В нем плескалась грязная тряпка, которой только этой ночью оттирали рвоту.       Дверь трусливо приоткрылась. Сначала в комнате показался живот и лишь после одутловатое личико мужчинки. Он сделал несколько осторожных шагов вперед и встал у железной постели.       — Чего ж себя не бережешь так? Вот не хотелось как бы, — мужчинка присел на кровать и провел рукой по простыне, задев кончиками пальцев спину Святослава. — А нужно это. Может я и кажусь тебе занудным взрослым, но это ж правда. Парень ты не хилый, и в поле, и в битве пригодишься. Если голову не расшибешь раньше.       Святослав поморщился. Руки под тонким одеялом обхватили колени, прижав их к груди. В воспоминания въелась злосчастная фраза Владимира, то и дело всплывавшая перед глазами. Мужчинка поджал губы и потупил взгляд.       — Ты ж до самого Купала пролежишь здесь.       — Я в полном порядке, — шепотом пролепетал в колени Святослав. Мужчинка покачал головой.       — То и видно. Знаешь, будь женщиной ты, может и поумнее был бы.       Святослав несмело кивнул. Сил спорить он не имел. Что сейчас, мучавшись от головной боли, что когда-либо ещё. Думал над ответом, представлял, как его озвучивает, но молчал. Приоткрывал рот, но оставался безмолвным.       — Девицу бы тебе. Да ладно, мысли вслух просто. Вижу, жив, пойду тогда.       Мужчинка положил руки на колени и неуклюже встал. Только дверь хлопнула, как в комнате возникла опирающаяся на подоконник фигура мужчины.       — И ты не ослушаешься его приказа? — сощурился тот.       Святослав приоткрыл глаза и помотал головой. Мужчина задрал подбородок.       — Я в этом не виноват.       — Но и не этот человек же виновен. Он даже не ворон, просто ночлег людям дает.       — Отец сказал, что это не важно. Нужно всех.       Святослав вновь закрыл глаза, чтобы не видеть осуждающего взгляда карих глаз.       — Я бы не хотел проливать кровь понапрасну. Поговорю с отцом, может образумится.       Святослав невольно подскочил с кровати, отчего в висках загудело с двойной силой. Густые брови мужчины чуть видно приподнялись. В мыслях Святослав прокрутил десятки вариаций фразы «не уходи», а в реальности лишь испуганно глядел вперед.       — Пересвет…       — Жди на следующую ночь после Купала.       Фигура пропала. Так, как она пропадала и раньше. Как пропадал и Владимир, посчитав разговор оконченным. Святослав вцепился в холодное одеяло.       И плыла тогда Келли среди пышных деревьев и перешагивала пестрые ягоды. Серый, сыскавший ночью, когда Келли спала у валежины на мху, темно-бежевые штаны и бежевую рубашку, шествовал впереди, раздвигая особо массивные ветки в стороны.       — Значит, Богиня смерти умерла?       — Не то чтобы. В мгновение пропала только. Хотя легче оттого не становится. Многие простаки искали её и погибали, зачем и придумали байку. Некоторые чародеи и думают так, другого объяснения-то нет.       — Так вообще ничего не известно? Ни с того ни с сего правитель просто пропал?       Серый остановился. Лицо его насупилось. Келли обошла его и склонила голову на левый бок. На губах её царила легкая улыбка.       — Хорошим правителем был Драгомир. Рабство прекратил. Родовые имена придумал. И с Богиней ладил. Уже на тринадцатое лето правления его оказалось, что он — женщина. И ведь даже лучше это, но поведали об этом её хозяева. Сбежала она от них и на престол пришла. А рабы ничего не могли тогда, за побег их обычно пытали, иногда убивали. И вышла Драгомира от Богини, они в замке обсуждали дела, как сожгли её Мороградские. Человек тридцать-сорок говорят жгли. В граде почти четыре сотни тысяч жило тогда.       Улыбка сошла с лица. Келли забегала взглядом по лесу, стараясь не смотреть на Серого. Голова опустилась уже на правый бок.       — Богиня была в ярости. Не больше полторы сотни тысяч человек в живых остались. То событие назвали Мороградской резней. Хорошо лишь, что того я не застал.       Недалеко раздался девичий крик. Приглушенный, отдаленно напоминавший звон в ушах, вопль. Келли встревоженно обернулась, когда Серый не сдвинулся с места. Между кустарниками мелькнула девочка лет одиннадцати. Келли нахмурилась. Силуэт не было видно в реальности, он существовал лишь как навязанная фантазия.       — Почему моё ясновидение здесь работает?       Келли лениво следила за девочкой в рваной одежде. Та остановилась и начала вырываться из невидимой хватки, истошно крича.       — А ты о наших землях ничего не слыхала?       Келли продолжила наблюдать за девочкой в хмуром молчании, что прерывалось для неё чужим учащенным дыханием. Девочка оборачивалась по сторонам, колотила руками по воздуху, брыкалась. Но с места не двигалась. Келли сморщила нос и приподняла верхнюю губу. К горлу подоспел ком отвращения. О, она знала что это за место. Ещё как знала. Но никогда бы не желала здесь оказаться.       — Как далеко мы от Петербурга? — пробормотала Келли через тридцать секунд безмолвия. Серый запустил руку в волосы и задрал правый уголок губы.       — Я даже не знаю, что такое Петербург. Хотя его часто сравнивают с Вересенем, говорят это тоже второй стольный. Град в смысле.       — Не прикидывайся, — раздраженно начала Келли, но продолжила чуть мягче: — Знаешь же, что в России. Сколько нам до неё идти?       На лице Серого сверкнула невольная улыбка. Он попытался ее скрыть, но сдался, покачав головой.       — Боюсь, дойти до России не сможет даже Венера. Чего уж там, Есения-то не справится! А они, чтоб ты знала, одни из самых выдающихся чародеев, что когда-либо жили на свете. И это не только у нас, а даже у варяг за Ансихрутовыми водами.       — Насколько я помню курс истории в школе, а я его помню не очень хорошо, варяги на Русь нападали.       — Уж не знаю я этого. Может и нападали. Сейчас это те, которые живут в Ансиповых горах и почитают Всеотца. Надеюсь, наше учение на этом закончится.       — Сразу, как объяснишь, почему до России не дойти.       Серый жалобно замычал. Девочка все вырывалась. Келли пыталась не обращать на неё внимания, обернувшись на Серого, пусть иногда и поглядывала в её сторону.       — Вспомни карту ваших земель. Всех простачьих, от одного конца Тихих вод до другого. Хотя, конечно, на вашей карте расположены они коряво, но пускай. А теперь возьми это расстояние два раза. Это и будет тем, сколько до России твоей идти. Потому и не дойти до неё.       Серый пожал плечами. Губы Келли задрожали. Взгляд пробежался по невысокой фигуре. В грудь забрались давящее желание что-то сделать, что-то разбить. Да нечего уже было делать, то осознавание и ломало. Брало в липкие мясистые пальцы и сжимало, пока не раздавливало окончательно. По телу расплылась тоска, названная людьми опустошением. Живот скрутило, что захотелось разорвать или хотя бы выцарапать его.       — Нам нужно идти, а то до сумерек не успеем к развалинам.       Серый зашагал вперед, похлопав Келли по плечу. Та неторопливо развернулась, затяжно моргнула и посмотрела на девочку, которая лежала на земле без сил. По изменениям одежд стало ясно, что её пинали, перетаскивали. Лапали. Уроды.       Келли сделала пару робких шагов вперед. Под ногами хлюпнула грязь. Серый, поджав губы, остановился и забегал взглядом по округе. Келли сжала кулаки в попытке остановить дрожь, перекочевавшую на все тело. Вышло смутно. Келли продолжила медленную поступь, ускоряясь с каждым шагом.       Через пару минут Серый не поспевал за Келли и постоянно просил ту остановиться, но она не реагировала. Мысли заняли слова Елизаветы, что была тогда ещё родной Лизой. Келли помотала головой, резко остановилась. Серый подбежал к ней, уперся ладонями в колени и тяжко выдохнул.       — Покажите руки, — раздался громогласный дрожащий мужской голос неподалеку, говоривший на непонятном Келли языке. — Медленно.       Серый встал в полный рост, развернулся. Он нахмурился и неторопливо поднял руки. Келли сощурилась.       Девочка все еще была неподалеку и ползла вперед, когда её юбка колыхалась из стороны в сторону. Глаза округлились. Келли мгновенно обратила все внимание на молодого парня, ещё совсем Зеленоград, направляющего на неё лук.       — Ты так шутишь? — небрежно поинтересовалась Келли, закатив глаза. — Я не в том настроении, для того чтобы терпеть всякие игры. Пацан, просто уходи.       Парень оттянул тетиву чуть дальше. Серый сделал шаг влево, загородив собой Келли.       — Она простачка. Тебе вряд ли нужны терки с Воронами, — на языке, лишь отдаленно напоминавшем русский, проголосил Серый.       — А ты? — изобразив что-то между отвращением и испугом процедил парень, — Моранов пес.       — А её сюда приплетать не приплетай. Просто лук опусти, пока цел он. Чарован хоть?       Парень закрыл левый глаз.       — С меня хватит, — вышла вперед Келли. Одним резким движением она вырвала деревянный лук из пацанских рук и бросила на землю, после чего наступила на него, — Придурок.       Парень ошарашено посмотрел на сломанное оружие. Серый пробормотал нечто невнятное.       — Думаешь, мы по твою душу? Не бойся, мы здесь по своему почину.       — А разве Её Величество свои почины одобряет? Уж тем более твои, — всё не отводя взгляд от оружия, скривился парень.       — Мои-то как раз одобряет. Давай мы просто заплатим тебе.       — О, платить придётся много. Имя моё Володар Зверов, а лук мой и правда чарован, да только не на прочность или простую защиту.       Серый промямлил ругательство и приподнял брови. Володар наконец оторвал взгляд от лука.       — Что ты хочешь?       — Конечно же, чтоб мне пару мошен дали, но раз уж вы по почину не правительскому, то помощи. Друг мой здесь где-то шастает, а найти я его не могу. Гадать хорошо я пока не умею, а нюх у тебя дóлжнo хороший.       — Зверов и гадать не умеет? — схватился за живот Серый. — Вот насмешил! Сколько тебе? Девятнадцать?       Володар кивнул. Серый протянул воющее «ууу» и засмеялся.       — Что ж, придётся отрабатывать твое раздражение, — через смех вновь на русском сказал Серый, взявшись за Келлино плечо. В ветвях мелькнул черный птичий силуэт, взмывший над верхушками деревьев.       А дабы узнать историю чародеев в полном объеме, нам не хватит двадцатых годов двадцать первого века от Рождества Христова. Нам придётся углубиться в то далекое прошлое, когда Богиня еще не взошла на престол. Но, описывая те минувшие события, Я, как всемогущий и всезнающий Автор, не стану называть имен. То будет излишне, Вы и так узнаете, о ком Вы читает.       В дверь с бешенной ритмичностью постучали. Правительница приподняла левый уголок губ. Взгляд прошелся по пустой комнате. Дверь открылась. Двое мужчин отшатнулись назад, ведь сами не открывали её. Правительница обернулась и задрала подбородок.       — Лекарша?       Правительница лениво кивнула. Мужчины зашли в избу. Тот, что стоял поодаль, более высокий и крепкий, удерживал высокого рыжего парня за ворот голубой рубахи.       — А не слишком юна? — проворчал Крепкий. Правительница не ответила.       — Поговаривают, что ты можешь разговорить любого, — начал Беседчик, тот, что стоял ближе. Ухмылка Правительницы стала шире.       — Дар мой тут не при чем.       — Да все равно нам. Главное, чтоб заговорил.       Парень, которого впредь называть Я буду Война, издал короткий смешок. Крепкий сразу же отвесил ему подзатыльник.       — Чем же он так провинился?       — Нам потребуется твое согласие на помощь, чтоб сказать.       — Но ведь я могу разговорить любого. Вам придётся ответить прежде меня.       Беседчик покачал головой. Крепкий нахмурился. Он грозно уставился на Правительницу.       — Я боюсь, мы не можем тебе доверять. Либо соглашаешься и получаешь немалую плату, либо мы уходим.       Война издал второй короткий смешок. Крепкий вновь замахнулся на него, но теперь его руку перехватили. Война сжал ладонь, и Крепкий, подобно упырю, завизжал.       Со второго этажа спустилась заспанная, растрепанная Лекарша. Правительница откровенно рассмеялась. Война сжал ладонь сильней.       — Прекратите эту потеху в моей избе! — завопила Лекарша.       Война выпустил Крепкого из хватки. Мужчины упали на пол. Правительница обогнула стол, за которым стояла, и опустила взгляд на Беседчика.       — Не люблю возиться с князем и его дружиной, — сипло прошептала Правительница. Глаза забегали по бледнеющему лицу. Мужчины одновременно разомлели. Грудь прекратила вздыматься.       — Не думал, что ты любишь так развлекаться.       — А я не думала встретить бáлта да в таком виде. Они должны ползать у наших ног, а ты удары терпишь.       — Я тебе сейчас устрою ползание, — указала на тряпку и ведро Лекарша, грозно поглядывая на Правительницу. — Но есть исключения, — сварливо добавила Правительница. Лекарша закатила глаза.       — В следующий раз, когда ты притворишься мной, будешь драить хату целое лето.       Теперь закатила глаза Правительница. Война потряс головой, в то же время поправив недлинные волосы.       — Как поняла, что из дружины они? — подал он голос.       — А у этих повадки одни и те же. Люди вообще все одинаковы.       Лекарша приоткрыла рот. Правительница подняла указательный палец.       — Но есть исключения.       Война издал третий короткий смешок.       — Что же, — усмехнулся Война. — Мне было любезно встретиться лицом к лицу. И был бы я рад, если в эту избу меня приглашали.       — Знаю я вас, зиму не выгонишь потом, — проворчала Лекарша.       — О нет, я если и приду, то три лета не покину. Хотя там Ингвар чудит, на немьцев идет.       — И, думаешь, удачно? — задумчиво протянула Правительница.       — Вряд ли. Но что ж ему остается. Не дураки же простаки, тоже понимают, что что-то происходит. Скоро кудесники закончат, и им придется делить земли, уж край имеющие.       — Ну как же скоро, лет десять еще уйдет у них. Если хорошо все будет.       Война рассеянно кивнул Лекарше, отчего та в очередной раз закатила глаза.       — Присоединиться к чародеям не думали? С силами вашими хоть иди и возглавляй эту смуту.       Правительница покачала головой.       — Не сейчас. Наши пока не идут, так и нам не нужно.       Война опустился на скрипящую скамью, обогнув бездыханные тела на полу. Правительница уселась на стол неподалеку и схватилась за первую же чашку, на которую наткнулась её рука.       — А чародеи подумают, что если ты не идешь, значит, и им не нужно. Скоро в эти земли Единый придет, так будем локти кусать.       — Пусть не может тот, кого нет, прийти, но прав ты, пожалуй. Подумаю над этим.       Война довольно растянул губы в улыбке. Правительница, не глядя, выпила содержимое чашки и поморщилась. Лекарша тотчас подлетел к ней и выхватила пиалу. Правительница нахмурилась.       — Здесь яд змеиный, милочка!       — Теперь ясно, чего кислит.       Лекарша фыркнула. Правительница скривила недовольную гримасу и схватилась худыми пальцами за чашку. Лекарша сжала ладонь крепче.       — Будь добра не распивать смертельные напитки в моей избе, дорогуша. Пока ты мне ещё важна.       Правительница приподняла правый уголок губ. Пальцы отпустили пиалу. Они зарылись в черные волосы на затылке. Война сощурился.       — Мы бессмертны лишь до тех пор, что другие в нас верят. Не забывай этого, Смерть.