Окажи войне уважение

      Добродея бережно перекладывала травы с места на место, тихонько напевая под нос недавно услышанную от какого-то певуна уличного песню. Только что разбросанные по углам избы белые ветки мирно лежали, радуя глаз хозяйки дома.       В дверь раздалась парочка стуков, после чего последовал заливистый смех десятков голосов. Добродея, нахмурившись, подкралась к двери и открыла ее одним порывистым движением. На пороге стояли радостные юноши и девицы, дружно удерживающие длиннющую лавку.       — Так рано? Когда ж смастерить-то успели?       — А вот успели! Давай, травница, мы быстро.       Добродея вышла на улицу, решив не мешаться под ногами. Люди, толкаясь в проеме, потащили лавку в избу. Одна девица, лет шестнадцати, стояла поодаль да глядела зачарованными глазами на избу и окружающий её сад, словно и не видела такого раньше. Добродея пристроились около неё и стала на девицу глядеть.       — Чему дивишься так? Из простачек что ли?       Девица испуганно подняла глаза, лучезарно улыбнулась и закивала. Добродея уж потянулась положить руку ей на спину, но остановила себя, посчитав это неуместным.       — Не знала, что и детей забирать стали.       — Мне девятнадцать, просто выгляжу молодо.       — Ох, боги, извини меня за это, не хотела, — положила руку себе на сердце Добродея.       — Я привыкла, не волнуйтесь так, — девица вернулась к разглядыванию двора, усеянного кустарниками. Лишь пара пустых проплешин, где даже трава не росла, имелось у сада. Люди уже выходили, вновь толпясь у порога.       Добродея чуть приподняла уголки губ и продолжила смотреть на девицу, так увлеченную видом огорода. По её взгляду, то и дело возвращающемуся к Добродеи, да открывающемуся и тут же закрывающемуся рту стало ясно, что она хотела задать вопрос.       — Ну все, как и обещали!       Добродея вежливо улыбнулась толпе и положила руку на плечо девицы, которая собралась уходить вслед за всеми.       — Задавай вопрос. Что узнать от меня хочешь?       Девица уставилась на Добродею распахнутыми невинными глазками, так напоминающими оленьи. Или медвежьи.       — А драконы существуют? — опустила взгляд, словно спросив что-то постыдное, девица. Добродея убрала руку с чужого плеча и улыбнулась чуть шире.       — Горыныч, конечно, нет, а вот Змей — ещё как. Он таким рожден не был, это пара болванов его на дракона похожим сделал.       Девица разинула рот, ровно ей поведали самую страшную тайну в её жизни. Возможно, ей даже так и казалось. Добродея заставила отвести свой взгляд на опустевшую избу сразу, как в голову пришел образ маленькой голубоглазой девчушки. Девица имела темные карие глаза и русые волосы, личико её было щекастым, но взгляд навевал воспоминания того беззаботного времени, когда отец девчушки навещал их, чтобы проведать, а не потренировать дочь.       — Заходи ко мне, расскажу ещё чего.       Девица засияла ярче, ухватилась за руку Добродеи и последовала за ней в избу.       — Встретимся вечером! — крикнула девица уходящей толпе, что отвечала ей кивками и словами вроде «конечно!»       — А упыри правда настолько уродливы, что одним взглядом убить могут?       Добродея закашлялась и застыла в проходе, не успев зайти внутрь дома. Девица отшатнулась, захлопала глазками ещё быстрей.       — Кто ж такую дичь тебе сказал? Из тех, что за костром сказки вещают?       Девица задрожала, как листочек осиновый, да робко кивнула. Добродея поспешила успокоить её, как умела: — Не волнуйся, это я на тех чародеев ругаюсь, а не на тебя. Что ещё те люди сказали?       Добродея прошла в избу и усадила девицу на только поставленную лавку, после чего схватилась за пустую литровую бутыль. Девица огляделась и приподняла уголки рта.       — Что раньше правителем земель этих Богиня была. Да только погибла она смертью страшной.       Добродея выронила банку, отчего осколки мигом разлетелись по полу. Она уставилась на девицу, но тотчас отвела взгляд на полки, заставленные травами.       — Пропала, не погибла. Это рассказывают всем, чтоб искать её не пробовали. Двести лет уж как на престоле Мороградском люди.       — А уйти она не могла? Решить, что души людские слишком сильно прогнили.       Добродея нахмурилась, вновь вернула взгляд на девицу. Та сжала губы, наклонила голову набок и закачала ногами в воздухе, ожидая ответа на вопрос.       — Она… — Добродея съежилась, подошла к девице, аккуратно обогнув осколки стекла, и уселась рядом, потупив взгляд в пол, страшась продолжить, — вряд ли ушла сама. Но в наших землях предпочитают не говорить о Богине как о правителе.       — И почему же?       Добродея поджала губы в хилой улыбке, оставив девицу без ответа. Та понимающе кивнула и расспрашивать об этом дальше не стала, переведя тему: — А что до мар? Что они из себя представляют?       Добродея оживилась, припомнила ситуацию из жизни, как прогоняла эту нечисть от дорогого человека, будучи маленькой пятнадцатилетней девчонкой.       — А так это очеловечивание мора сонного, когда кошмары снятся.       — Сонного паралича?       — Да-да, именно оно. Мары человека терзают до тех пор, как он не проснется. Когда болезнь наслать могут, когда даже смерть. Вот жили люди себе, жили, да стали очеловечивать болезни, вот и появились эти духи. А раньше они не только по Руси, но ещё и по Европе в простачьих землях ходили.       Девица продолжила расспрашивать, а Добродея — отвечать, попутно занимаясь хозяйственными делами, вроде уборки стеклянных осколков.       Девица восторженно рассказывала о таких божествах как Род, Белобог, Семаргл, Хорс, Жива, Лада, Ярило, Дивия, но на каждое имя следовал заливистый смех.       — Кто у вас тогда вообще есть?       — О, в отличие от простачьей наша вера получила хорошее развитие. Как же раньше было? В разных градах разные боги. Но со временем появились бересты, далегласы и всё прочее. Четыре пантеона медленно, но все же перешли в один. Среди любимых простаками божеств можно назвать восточных. Именно к ним относятся Сварог, Мокошь, Велес, Морана. Благодаря Солнышку ещё балтийского Перуна все знают. Хотя он и западным тоже был.       — А чего вы разделяете божеств на балтийских, восточных? Один же пантеон.       — Мать моя единство не признавала, по привычке за ней повторяю.       — А где же ваша мать сейчас?       Добродея прикрыла рот рукой, попытавшись спрятать ехидный хохот.       — Не думаю, что эти вопросы следует задавать сейчас. Учитывая, что моя мать в земле.       — Ох, мне так жаль! Прошу, извините, я не хотела, просто стало интересно. — Девица вжалась в стенку, будто могла слиться с ней.       — Не волнуйся, не горюю я уже.       Добродея упала локтями на столешницу стола. Под множество извинительных слов она уставилась в окно, прикидывая, возможно ли, что от её матери осталась хоть бы одна косточка. Да не могла правда, земля не первый десяток лет как поглотила тело. Пестрая трава, устроившаяся на месте могилки, извивалась под порывами буйного ветра. Средь пышных ветвей единственного дерева, стоящего во дворе, мелькали жухлые плоды красных яблок. Годы назад за ними тянулась голубоглазая девчушка, что злилась каждый раз, когда не получалось достать до верхнего плода. Сразу после этого яблоня чахла, а новой на месте том вырастить не выходило. Так и осталась во дворе одна, самая низкая яблоня, а вокруг возникли проплешины.       Девица вновь задала вопрос. Добродея окинула ее растерянным взглядом, отвлекшись от окна.       — А?       — Я слышала о Мороградской резне. Что это?       Добродея скорчила недовольное лицо и покачала головой. Отвечать она не хотела. Девица виновато потупила взгляд в пол.       — Это ужаснейшее время в истории наших земель. Мало кто осмеливается о нем говорить.       — Мне наверно стоит вернуться, — робко привстала с лавки девица. Добродея пожала плечами и занялась полками, стоявшими у дальней стены.       — Ещё чего наговорят у костров, так ты сразу ко мне иди.       Девчушка только юркнула к выходу, как Добродея внезапно окликнула её:       — Имя-то твое как?       — Люба.       И прежде, чем Добродея успела что-то добавить, Любовь выскользнула за дверь. Её грудь как цепями сковало, а живот слабо скрутило. По телу, начав пальцами рук и закончив коленями, прошла волна необъяснимого тепла, называемого людьми нежным и теплым чувством. Любовь обратила взгляд к далеким башням замка, что можно было увидеть из любой точки града, и вышла на оживленную улицу.       В замке тогда сидела Елизавета, по уши зарывшаяся в бересты. Из-за двери донеслось два быстрых стука. Елизавета неспешна задрала подбородок и взглянула на дверь.       — Заходи.       В комнату, чеканя каждый шаг, вошел Ворон, всем своим видом выражавший совершенное бесстрастие. Такой же точной походкой он прошествовал до длинного стола, за коим расположилась Елизавета, и положил на него небольшой прямоугольный предмет.       — Правители хотят узнать о девчонке.       — Включай, — отрешенно изрекла Елизавета. Ворон исполнил приказ, и вот в комнате уже стояло одиннадцать Моровских правителей: восемь женщин и трое мужчин.       — Прибыла ли девушка? — надменно поинтересовалась одна из женщин, пристально вглядываясь в Елизавету.       — Сутки как.       — Когда же она выйдет в свет? — задумчиво продолжила другая правительница.       — Она не готова к этому. Пусть в своем мире она и пользовалась популярностью, но здесь она станет освободителем целой страны. Такая ответственность требует подготовки.       — Мне казалось, последние десять лет вы именно к этому ее и готовили, разве не так? — вновь прозвучал надменный голос первой женщины.       — В том числе. Но она не знала о Руси почти ничего, ей просто необходимо время привыкнуть. Нам нужно начать тренировки, без которых девушка…       — Сколько потребуется времени? — нахмурившись, перебила третья правительница. Елизавета повела левым уголком губ.       — Я не назову даже приблизительной цифры. Когда девушка станет готова, первым делом расскажу вам.       — Сможете ли вы наконец ответить на мой вопрос? — вмешался Нерослав, сделав полшага вперед. Елизавета угрюмо уставилась на него.       — Я раскрою её имя и родословную тогда, когда она сможет гордо стоять перед народом и улыбаться. Тогда, когда она сможет держать меч в битве так прямо, чтобы сохранить свою жизнь.       Елизавета победно ухмыльнулась. Правители склонили головы набок и поджали губы. Ворон взял далеглас, тот самый прямоугольный предмет в руки, сразу после чего правители пропали.       — Раньше быстрей было. Слабеешь.       — А ты все не изменяешь своей прямоте. На этом всё?       — Нет. Не только у правителей есть вопросы о девчонке.       Елизавета с шумом вздохнула, но в лице не изменилась. Ворон забегал глазами по её лицу и повел головой назад, прикусив губу.       — Все идет как задумано?       — Мы уже обсуждали, увидим это в Браниславле.       — Ещё вчера был Чернеград.       — Обстоятельства поменялись, война слишком непредсказуема. Уверена, что произойдет встреча чуть ли не в Морограде. Лучше скажи мне, что у Серого там.       — Девчонка делает ровно то, что от неё ожидалось. Чуть не умертвила Волче ржавым мечом для учений, между прочим.       — А ты и рад был бы.       — Может и был бы.       Елизавета встала со своего места и уселась на стол. Ворон обогнул его, встал напротив и уставился на бересты, завалившие стол.       — Отдохни, я займусь всем.       — У меня была целая ночь на отдых, я могу справиться со своей работой.       — Ты же знаешь, что начинаешь пропадать. Позволь мне делать то, ради чего я был создан.       Елизавета опустила взгляд на бересты и встала. Не издав ни звука, она испарилась. Так, словно её и не было здесь вовсе.       — Да, пожалуйста, — проворчал Ворон, устроившись на стул. На лопатку легла ледяная рука, но Ворон не обернулся, зная, что никого не увидит.       В соседних землях, названными Костя́новыми, ехал тогда на своей золотистой кобыле Святослав. Земли те пересекала одна из самых больших рек Руси — Костя́нка. У нее есть рукав, который нередко называют самостоятельной рекой Нáвкой, отделяющий Мороградские земли от Костяновых. По берегам тем полно Нáвей, нечисти злобной, почему рукав так и прозвали.       Святослав потянул поводья на себя, и кобыла недовольно фыркнула. Он ловко спрыгнул с нее, после чего достал из кармана кусочек зеленого яблока и протянул его кобыле, которая обнюхала ладонь и слизала с неё кусочек своим теплым языком.       — Девочка моя Буяна, идем, — нежно прошептал Святослав, прижавшись лбом к лошадиной морде. Он провел рукой по темной гриве и отстранился, вновь взявшись за поводья. Буяна склонила голову да зашагала следом, высоко поднимая ноги с черными чулками.       В заезжем доме их встретил полный мужчинка, с чьего лица никак не сходила улыбка. Святослав привязал Буяну к стойлу во дворе и поспешил в комнату, куда невысокий мужичинка проводил его.       — Не часто в Лучнике мы посетителей встречаем! Как Владимирские к граду приблизились, так одни вороны и приезжают,— восторженно воскликнул мужчина, визгливо захохотав. Святослав из вежливости поднял уголки губ, пусть и сам понимал, что улыбкой это назвать можно было с натяжкой.       — Зеркал же там нет?       — Да нет, — без всякого удивления пожал плечами мужчинка, привыкший к странным прихотям людей.       — Ты это, вечером на костры приходи, рады будем. Там вороны в основном, но и ты вроде войне обучен.       — Я не задержусь до вечера.       Мужчинка поджал нижнюю губу и свел брови. Святослав вжался в стену в попытке сбежать от взгляда двух потухших глаз, что смотрели сквозь его тело. Мужчинка рассеянно покивал пару секунд и понимающе улыбнулся.       — Извини, посетителей слишком мало, одни вороны, грустно это. Вновь приношу свои извинения.       Мужчинка опустил голову и побрел на первый этаж. Сердце забилось быстрей. Святослав расстегнул верхнюю пуговицу рубахи. Дверь захлопнулась с такой силой, что хлипкие дощечки пола затряслись. Святослав прижал ко рту руку, второй хватаясь за стол. В голове эхом раздавалось Владимирское «всех». Святослав протяжно зарычал, не в силах сдержаться. Ногти впились в щеку, а голова прижалась к ладони сильней. Щека вмиг покраснела. По ней словно прошлись ножом, ошпарили огнем, впечатали в бетонную стену. Дыхание затруднилось.       Святослав зажмурился, отошел на пару шагов вглубь комнаты. Спустя пару мгновений ноги потянули тело к стене. Удар. Чувства напомнили о битве. Моменте, когда вражеская лошадь в него влетела и сбила с ног. Левую руку прожгла острая боль. Ребра ровно хотели изогнуться в другую сторону. Виски сдавила мучительная резь. Владимирское «всех, каждого» все не прекращало гудеть внутри.       В то время где-то в Мороградском лесу на сырой земле, стараясь не дышать из-за запаха прелых листьев, отсиживалась Келли. Волк вертелся подле неё и взволнованно повиливал хвостом. Келли нахмурилась, но уходить не стала. Она шла в это место с самого утра без передышек, остановившись лишь раз, дабы стащить карту города и нож, отчего ступни разрывались, а ноги терзала ноющая боль.       За спиной раздалось три медленных шага. Уродливый, коим положено быть разлагающемуся мертвецу, упырь увидел мешок мяса. Келли обернулась и вскочила, забыв о былой боли. Ноги окаменели и срослись с землей, несмотря на дикое желание Келли бежать.       Упырь сделал ещё несколько шагов, протянул одну руку вперед. Келли, до чьей груди он успел дотронуться, наконец очнулась и бросилась прочь. Упырь, подобно свинье, завизжал.       Впереди, пробиваясь сквозь еловые ветки, показалась ещё одна фигура упыря. Келли замотала головой в поисках направления, по которому стоит бежать, но упыри виднелись отовсюду, куда бы она не повернулась. Их шаги были робкими и медленными. Такими, словно им было больно делать каждое движение. И вот он шанс — проскользнуть мимо их вялых рук.       Но не успела Келли сделать шаг, как меж её ног юркнул волк. Упыри синхронно завизжали, сложив визги в мерзкую песнь. Волк огрызнулся и прыгнул вперед. Когти впились в зеленовато-серую, частично черную плоть плеча. Упырь резко дернул свободной рукой. Волк грохнулся на бок. Клыки вонзились в худую щиколотку. Упырь упал на колени, схватил животное за шею. Четверо других приблизились. Двое из них также схватились за волка.       Келли отошла на пару шагов и стала наблюдать, ощутив оцепенение. Визги упырей начали давить на уши. На шее, казалось, затянули ремень. Келли интуитивно зажмурилась. С каждой секундой ремень затягивался все туже. Визги становились все громче. Они забрались под кожу. Прямо в голову. Ещё немного, и они разорвали бы тело изнутри. Келли распахнула глаза, но мигом захлопнула их обратно.       Волк прошелся когтями по ноге упыря, стоящего за ним. Тот отшатнулся и выпустил зверя из хватки. Волк цапнул другого упыря за предплечье, выпустив его ногу из пасти. Упырь и не пошатнулся, продолжив удерживать волка за шею. К схватке подоспел четвертый упырь, что ударил животное по животу. Тот почти и не ощутил хлипкого удара. Один из упырей, удерживающих волка, склонил голову набок и отошел назад. На лице его красовалась самая нелепая и извращенная улыбка из возможных. Волк отпустил предплечье первого упыря и тягуче завыл, укоризненно поглядывая в его сторону. Двое упырей поочередно стали наносить животному удары. Волк хрипло заскулил. Он набросился на первого упыря, что продолжил его удерживать. Зубы пропустили тонкий слой кожи и прошли дальше. Упырь издал короткий крик и нечленообразно захрипел. Волк добрался до мышц. Морду перекосило от тошнотворного вкуса. Задние лапы вновь прошлись по телу упыря позади. Подоспел пятый, самый вялый упырь. Два поочередных толчка сменилось тремя. Наконец волчьи клыки соприкоснулись. Зверь замотал головой, сжал челюсть сильней. Упырь попятился. Волк отпустил его, сразу же впившись когтями в упыря справа. Двое других мертвецов увеличили силу ударов. Тот, первый, пал на колени. Его голова свисала вперед так, что волосы соприкасались с грудью. От шеи осталось лишь жалкое подобие из комка мышц, растерзанных артерий и рваных кусков серой кожи.       Волк сплюнул оставшуюся в пасти плоть. Упыри сблизились, скрыв от взгляда животного Келли. Волк напрыгнул на самого левого упыря. Все троя стали отталкивать зверя, но тот успел вцепиться в худощавый бок. Двое оттягивали животное на себя. Третий махал руками и визжал, пиная тварь по животу. Волк резко отпустил тушу, отчего полетел на двоих мертвецов. Те схватили зверя, пока он не пришел в себя от жесткого удара. Третий подполз к ним и взялся за шиворот волка. Тот замотал головой и попытался впиться зубами в упыря. Вышло лишь откусить ему верхнюю часть уха. Упырь, сродни змею, зашипел. Он замахнулся и впился человеческими клыками в мохнатое надплечье. Волк захрипел и отбросил упыря в сторону передними лапами. Он вырвался из хватки двух опешивших мертвецов и бросился к третьему. Зубы вновь прильнули к смрадной шее.       Келли разинула глаза. Новая волна паники окутала её тело, отчего Келли пошатнулась. Позади раздался громогласный треск веток под ногами. Шея прекратила слушать всякие команды, отказавшись обернуться. Все нутро твердило бежать, но ступни намертво приросли к земле. Упырь, ранее загнавший Келли в ловушку, лишь увеличил темп. Взгляд впился в зверя, терзающего иного мертвеца. Упырь остановился в десятке сантиметров от человечьей спины. Келли подалась вперед, но так и не смогла сдвинуться с места. Упырь подал истеричный голос, напоминавший дикий вопль. Волк оторвал голову от плоти. Молнией он полетел вперед. Достаточно приблизившись, волк совершил прыжок. Келли повалилась наземь. С гнилой грудью упыря встретился человечий затылок. Мертвеца повело назад, но на ногах он устоял.       Кулак ринулся к шее и попал точно по нужной артерии. Упырь завопил чуть громче. Человек выкрикнул невнятное ругательство. Он продолжил колотить упыря по шее, но не получал никакой реакции.       — Огонь! — проголосил человек между ударами.       Келли отползла назад. Выпученными глазами она уставилась на нагого мужчину. Тот вновь выкрикнул «Огня!», но на этот раз обернувшись на Келли. Два упыря нерасторопно приближались. Келли подскочила на ноги и бросилась к оставленной сумке. Ноги заплетались. Сумерки туманили взгляд темнотой. В скором времени рука коснулась длинной отметины, вырезанной на стволе дерева. Келли упала на колени и начала рыться в своей походной сумке, покоившейся у этого дерева. В левую руку она взяла нож с зажигалкой, а второй ухватилась за сумку. И только она бросилась в обратную от реки и волка сторону, как из-за крон вновь выглянули мертвецы. Их плечи соприкасались, создавая плотную стену.       — Да сколько ж вас, — шикнула Келли и рванула по единственному направлению, не огражденному упырями: обратно к волку. Ну или человеку.       Трое упырей вцепились в человека. Тот наносил один удар за другим, но мертвецы не реагировали. Под тихий скулеж они поочередно терзали его шею. Келли бросила сумку и сразу переложила нож в правую руку. Один из упырей принюхался. Следом он поднял голову и выпустил человека из хватки. Копотливыми шагами упырь двинулся к Келли. Человек удвоил старания выбраться, да остался в хватке мертвецов.       Челюсть задрожала. Зуб не мог попасть на зуб. Кулаки обхватили предметы крепче. По шее протекла капля влаги. Со всех сторон раздавался звон, приглушавший происходящее вокруг. Келли сделала пару шагов назад. Но обернувшись, она встретила взглядом лишь толпу приближающейся нечисти. Келли наклонилась к земле. Руки, все ещё сжимающие зажигалку и нож, лихорадочно забегали по почве. Пальцы касались прелых листьев, волглой зелени и сырых веток, но остановились, лишь ухватившись за почти сухую пластину коры.       Упырь наклонился над едой. Неподалеку послышалось замогильное кряхтение. Келли подскочила, махнула правой рукой в сторону мертвеца. Ладонь двинулась ближе к шее. Лезвие рассекло иссохшую кожу, и так соскальзывающую с тела. Келли разжала кулак. Пока упырь хватался за рану, она пробежала вперед. Правой рукой схватив зажигалку, Келли открыла крышку, надавила на кнопку, поднесла пламя к коре. Не сразу, теряя дорогие секунды на выживание, но пластина воспламенилась. Трясущимися руками Келли поднесла огонь к избивающему человека упырю. Мертвец, погрузившийся в драку, поначалу ничего и не заметил. Вскоре пламя перешло на драные одежды, на увядшую кожу.       — Просто золотце ты!.. — вскрикнул человек, но был прерван ударом второго упыря.       — Моё, — чуть слышно закончил человек после удара.       Упырь отпрянул от человека, заверещал, стал носиться из стороны в сторону. Келли выпустила почти догоревшую пластину из рук и примяла кроссовком. Человек освободился из мертвой хватки. Он бросился к Келли, схватил ее за запястья. Та выпучила глаза, попятилась назад, вырвалась. В недоумении человек развел руками.       Оказавшись на расстоянии пары шагов, Келли вновь наклонилась к земле и схватила первое, до чего смогла дотянуться. Небольшой камешек полетел в сторону мужчины.       — Странные простаки вы, пламя отдай мне просто, — все также в недоумении выпалил голый мужчина.       Келли сделала ещё полшага назад и кинула зажигалку. Человек с трудом, но словил её и отвернулся на упырей.       — Не плохо было б узнать, как это использовать, но ты ж шугаешься.       Келли поджала губы. Человек, неверно расположив пальцы, отчего один из них он подпалил, резко щелкнул зубами. Словно и был настоящим волком. За то время успел он получить несколько ударов. Вскоре человек разобрался с техникой, и упыри один за другим начинали визжать пуще прежнего, носясь по лесу как горящие фонари. Тела, подобно спичкам, обгорали до черных угольков и медленно падали. Вонючие, серые с зелено-черным отблеском, реже бежевые, с ног до головы покрытые сине-розовыми, а иногда начинающими сереть пятнами, твари хватались друг за друга. Из таких отверстий как рот и нос у тех упырей, что ещё розовыми были, порой текла коричнево-черная жидкость. Как приметила для себя Келли, это было скорее похоже на темно-бежевый гной, нежели на жидкость. Но за неимением нужного образования ей и не положено знать о том было, что это тек экссудат, а гной лишь один из его видов. Большинство животов, да и в целом тел (а в основном паховых областей), оказались вздутыми. Лица исказились до неузнаваемости, а огонь лишь усугублял ситуацию. Когда мертвец догорал, он прекращал свои движения, и человек гасил весь оставшийся огонь. Пару раз то чуть не стало катастрофой, когда пламя переходило на листву деревьев и траву.       — Что за нежить это, черт возьми?! — спустя немало времени, когда человек наконец закончил и потер руками, воскликнула Келли.       — Верно, что нежить. Упыри это, дорогая, — по слогам проголосил человек, одной рукой схватился за ноющие укусы на шее и бросил зажигалку обратной Келли. Та, конечно, её не словила. Рот ее приоткрылся, а брови как прилипли ко лбу.       — Несуществующие твари из мифологии?       — Ну с существованием их я бы поспорил.       — Да вы тут все безумцы!       — А вот с этим я бы охотно согласился. Но меня беспокоит то, что ты забыла о моем превращении в человека.       — Пожалуй я уже убедилась в том, что меня пора запереть в белой комнате и спрашивать о таком необходимости нет.       — Белой комнате? Не слыхал о таком пока. Это этот, новый вид этого самого… — человек стал принюхиваться, задумавшись. Как мы в таких ситуациях пальцами щелкаем.       — Мазахима простачьего?       Келли округлила глаза и сразу же рассмеялась. Да, точно, желтые дома будут от неё в восторге.       — Но ты это, не волнуйся особо. Все простаки на моей памяти либо блевали и орали что-то вроде: «Как это земля носит?!» — либо стояли как в землю вкопанные, а потом о психушках каких-то твердили. Ты из второго типа. Но не ожидал что ты бросишь меня!       Келли прекратила смеяться и нахмурилась.       — С чего вывод сделан?       — А ты сумку не так далеко-то оставила. Да и волки в темноте получше людей видят. Не думай, что все мои дары волчьи в обличье человечьем теряются. И может знать ты этого не хочешь, но я волколак. Мы ночью конечно волками становимся, но у меня с ведьмой одной сделка, я когда пожелаю это делаю.       — Просто прекрасно, — прошептала Келли, запустив руку в свои волосы. Русь, война, упыри, волколак, потомок бога. Не того она от банального детектива ожидала.       — Слушай, а тебе за мной зачем вообще мотаться?       — А как же не мотаться? Да в Морограде о тебе сейчас только и судачат! Елизавета объявила, что в простачьих землях чародей с невиданной силой водится. По её словам, даже Владимир не сравнится с таким даром. Вот я и пробрался к замку Мороградскому. А там ты! Простачка, сбегающая на русальную неделю. Ну что за глупость. И значит это, что тебя только привезли. А простаков не скоро ещё везти будут, то есть особенная ты. Войну нашу прекратишь! Но только если упыри не загрызут тебя, вот и стал за тобой мотаться. Все равно другой работы сейчас у меня нет.       Келли, пусть и слушала рассказ с опаской, но решила пока не пугать этого мужчину, спасшего её жизнь. Из головы все не уходила фраза Олиславы о том, что у Елизаветы много знакомых. На памяти Келли она была ей единственной подругой. Знакомых же Елизавета если и заводила каких, то не по своей прихоти. Да и связь с ними она почти не поддерживала. А поздравление с прошедшим днем рождения на следующий день после праздника это не то, что можно было бы назвать поддержкой связи.       — Доставать-то будешь? — вывел Келли из мыслей человек. Тот указывал на рукоять ножа, торчащую из упыриной шеи.       — Ну уж нет, лучше новый украду.       — Ага, только в этот раз я, чтоб помочь твоему простачьему заду удрать от разъяренных торговцев, на людей нападать не стану.       — А ты думаешь, я одна не справлюсь?       — Да ни за что, вор из тебя так себе.       Келли вновь рассмеялась. Человек указал в сторону реки, куда ранее направлялась Келли.       — Чего в лес-то пошла? Небезопасно здесь.       Келли подняла зажигалку, вернулась к сумке, убрала её туда и проследовала за человеком.       — Ну, об упырях меня никто не предупреждал. А когда скрываешься от правительства, лучше уходить подальше от чужих глаз, готовых продать любого за хорошую сумму. Да и еда здесь бесплатная.       — Зато зачастую ядовитая. Не ягодами же одними питаться. Хотя и те не все съедобны.       — А что ж останется? Вор, как ты успел заметить, из меня никудышный. Ты это, лучше как зовут тебя скажи.       Человек помялся, потупил взгляд.       — Серый я. Имя у меня не с лучшим связано, не люблю говорить и слышать его. Так что Серый.       Келли, возможно, сглотнула чуть громче чем следовало.       — Знакомое что-то.       — Ага, так самого популярного волколака звать. Я в его честь себя и прозвал. Он с самой Богиней дружбу водил!       — Вот как, — под нос себе пробормотала Келли, вслушиваясь в рассказ Серого. Неизвестно, чего полезного он ещё расскажет.