'Cause I may be bad, but I'm perfectly good at it
***
Лукас входит в небольшой пограничный городок через три дня своего пути уже за полдень, уставший и злой: прошедшей ночью он потерял коня, из-за чего пришлось добираться своим ходом. Ночи в Неозении опасны: в основном из-за мерзких потусторонних существ и чудовищ, выползающих из-под земли, болот, пещер и даже старых умирающих деревьев с выгрызенными сердцевинами, где те прячутся днём от солнечного света. Люди всегда испытывали животный страх перед темнотой и хищниками, которых она укрывает, а теперь и подавно стараются не высовывать своих носов за пределы огораживающих стен и заборов. Эльфы по своей природе ближе к чудовищам, поэтому ночные вылазки переносят стойко, хоть и не любят связанные с ними неудобства. Такие например, как сожранная на полпути лошадь. Пограничные города находятся в нейтральной зоне между землями эльфов и людей. Они обычно обособлены, как отдельные маленькие страны, но без ограничений сообщаются между собой. Здесь не живёт дворянской знати, а заправляет всем, как правило, избранный парламент или собрание влиятельных жителей, и несмотря на весь, на первый взгляд, творящийся хаос в виде отсутствия постоянной армии и охраняемых границ, все структуры здесь довольно хорошо функционируют, а разношёрстная публика мирно сосуществует. Выживают такие города исключительно за счёт торговли, ремесленных услуг и гостиничного дела. Обитатели делятся на местных жителей, среди которых и «свободные» эльфы, утратившие связь с кланом или сам клан, люди, бежавшие из неблагополучных регионов, полукровки и тех и других, и приезжие самых разных видов и родов деятельности: охотники, наёмники, разбойники, охотники на разбойников, искатели сокровищ/приключений/неприятностей, торговцы информацией или необычными (иногда запрещёнными) предметами и услугами, их покупатели, простые путешественники, исследователи, шпионы и воины различных (иногда враждующих) княжеств, останавливающиеся на отдых или по делам, связанными с чем-нибудь из вышеперечисленного. Лукас пару раз бывал в таких городах, и что ему действительно понравилось, так это то, что никто не обращает внимания, кто ты, какой, с кем и зачем. Но только если не заходить на центральную площадь — на городской базар: там ты непременно заинтересуешь всех и сразу, неважно, самый опасный ты убийца, знаток диковинных вещиц или просто любознательный странник. Все здания в городе в основном двухэтажные, вытянутые вдоль улиц, с не круто покатыми черепичными крышами, иногда с отделанными и окрашенными в спокойные цвета фасадами. Разнообразие цветочных клумб и пышных зелёных или уже желтеющих и краснеющих кустарников разбавляет сплошное кирпичное и каменное убранство города и значительно освежает воздух. На фоне светлого, поволочённого легкими облаками неба возвышаются водонапорные башни то тут, то там, а высоченные шпили городского собора в центре и здание администрации с часами виднеются издалека. Нужная ему, самая дорогая, гостиница находится как раз близ шумной колоритной площади. Это просто более приличный и чистый трактир среди всех остальных. Лукас, пригибаясь в невысоких дверях, заходит на первый этаж заведения, где располагаются столики, и сразу проходит к длинной барной стойке, потому как именно там, чаще всего, можно найти управляющего или хозяина. Некоторые постояльцы с любопытством оглядывают его фигуру в чёрной анатомической броне, но быстро отворачиваются. Он садится на пустующий высокий стул, подальше от остальных гостей, и смотрит, как бармены решают между собой, кто будет его обслуживать. Подходит зрелый мужчина, человеческой расы, с проседью в висках и бороде и с плотным, от хорошего питания видимо, телосложением, неторопливой, но по-хозяйски уверенной походкой, закидывает полотенце себе на плечо и ставит руки на барную стойку, молча уставившись на необычного посетителя. Лукас на пару секунд зависает, рассматривая его волосатые руки ниже закатанных до локтей рукавов. — Информацию не даём, — строго произносит бармен зычным с хрипотцой голосом, — ты либо пьёшь, либо… — Налей самого крепкого, что есть, — быстро соображает воин и вываливает горсть серебряных монет. Трактирщик хмыкает и отворачивается к прилавку с множеством бутылок самых разных форм и цветов, недовольно ворча что-то неразборчивое себе под нос. — У вас, тёмных эльфов, развлечение такое? — ставит перед ним стакан с двойной дозой чего-то мутного, в прямом и переносном смысле. Лукас подносит стакан к носу, немного покачав, чтобы разобрать запах, и выпивает содержимое в несколько глотков, ещё и на языке задумчиво смакует. — Это что, с ядом скорпионов? — ставит стеклянную посуду обратно, громко ударив толстым дном по столешнице. — С жалами, — удовлетворённо отвечает мужчина, — сам готовил. — На вкус как дерьмо. Давай ещё. Через шесть таких «ещё» и пары абсентов, чтоб перебить вкус «маринованной тараканьей жопы», трактирщик входит во вкус и предлагает ему настойку со змеиными головами, а на запивку тягучий остро-мятный ликер красивого изумрудного цвета. — Спрашивай, — наконец говорит он, — ты же не напиться сюда пришёл. Эльф облизывается, собирая обжигающий и одновременно холодящий вкус с губ. — Я ищу мальчишку. Остановился у вас. — Ага, — кивает бармен, натирая полотенцем бокал. — Фигурка как у нимфы, лицо как у куклы. — Ага, — наливает очередной стакан, куда вместе с жидкостью падает шипастая жёлтая голова гадюки. — Глаза яркие чёрные, блестящие. Маленький ротик с пухлыми губками. Тонкий нос с горбинкой и родинка на щеке. — Проститутка? Лукас ухмыляется, подхватывая выпивку. — Последний раз когда я спрашивал, был нет, — ведёт бровью и опрокидывает стакан в себя, заглотнув и мёртвую голову, даже не поморщившись. Мужчина ещё раз внимательно осматривает его. — Нет таких. Эльф пристально глядит в ответ, постукивая чёрным когтем по стеклянному боку. — Таких. Нет, — с расстановкой повторяют ему. — Странно. — Без злобы замечает он с каким-то наигранным разочарованием, — Потому что у меня сегодня с ним назначена встреча. Здесь. — У вас, эльфов, — человек ставит на стойку три стопки, — своеобразные… интересы. — В каждый наливает по абсенту из разных бутылок, зелёного, красного и голубого цветов, — Я конечно не осуждаю, каждый дрочит, как хочет, но мальчишка явно не совершеннолетний, мы таким здесь не занимаемся. Лукас щурится и наклоняет голову в бок, переваривая услышанное, и всё же тянется рукой за очередной порцией. — То есть, ты его всё-таки видел? Он здесь? — Сказал же нет! — на этот раз довольно грубо, но в голосе слышится не угроза, а скорее забота и обеспокоенность. — Он в опасности? — эльф абсолютно точно копирует тон собеседника. Мужчина тяжко вздыхает и сжимает челюсти, упорно делая вид, что занят полировкой посуды, но через несколько секунд раздумий, бросает полотенце на стойку и подходит ближе. — Он ведь не с тобой должен был встречаться? — чуть нагибается, заглядывая в белёсые глаза, которые его нисколько не пугают. — Верно, — честно признаётся эльф, — но мне велено забрать мальчишку и обеспечить его безопасность, хотя учитывая, как любит он влипать в неприятности… — Только вот «мальчишки» никакого не должно было быть, — почти перебивают его. — Это как? — Лукаса начинает напрягать то, насколько трактирщик разбирается в происходящем явно лучше, чем он сам: если затянется, вполне возможно ему придётся уже устраивать допрос менее дружелюбным методом. Мужчина вздыхает ещё раз, сомневаясь, но Вселенная ему явно благоволит сегодня, поэтому всё же решает рассказать. — Был кот. За которым сегодня должен был приехать «покупатель». Но дня три назад, вместо кота, я обнаружил в его номере на полу молодого парнишку без сознания и без одежды, прям точь-в-точь как ты и описал, прелестное создание. Видимо что-то с чарами перемудрили, и его не хило так приложило. А на следующий день сюда заявилась пара эльфов, тоже, как и ты, искали его, описали похоже: лицо, фигурка, родинка, что-то ещё… про фертильность упомянули. Тёмный его очень внимательно слушает, но вот на этом моменте не справляется с собой и чуть не сваливается со стула, непроизвольно дёрнув ногой. Садится опять прямо, прочищает горло и выпивает следующий шот. — Ну, я и решил, что извращенцы. Ушастых послал, пацану пригрозил. Он испугался, уверял меня, что таким не занимается, да и, вообще, никаких эльфов не ждёт. А потом сбежал. Естественно, он сбежал. И почему Лукас ни капли не удивлён этому? Впрочем, его больше волнует другое. — Что за эльфы? Клан? Мужчина сжимает губы и коротко мотает головой. — Наёмники, один бледный, второй — нечистокровный бурый. — А ты разбираешься… откуда такая уверенность? — Я тридцать лет тут работаю, насмотрелся на вашего брата. Вот, взглянуть на тебя, на твои доспехи, и сразу можно сказать, что ты из влиятельного рода, даже если гербов нигде не видать, а у них броня сделана из говна и палок, может быть, где-то и поддета сталь, но в основном — из говна и палок. В общем-то, Лукас понимает, о чём тот говорит, но вопрос остаётся открытым: кто такие, и зачем им чей-то фамильяр. «Фертильность?!» Он громко фыркает в стопку и заливает в себя её содержимое. Фигурка у него и правда такая, что желание осеменить его возникает как-то само собой. Он высовывает язык, прижав кончик к верхней губе, и проводит пальцем по кромке шота. И эти линии сечений от его широких худых плеч к осиной талии и до стройных мускулистых бёдер — идеальны. Он скользит пальцем по стеклянной стенке внутрь стопки, собирает заострённым напальчником сладко-горькую жидкость со дна и суёт себе в рот. А попка такая круглая и упругая, точно спелый сочный персик, так и просится на пробу. От занимательных мыслей Лукаса отвлекает знакомый звонкий голос, скромно причитающий у входных дверей трактира. Он оглядывается через плечо: Марк придерживает дверь какой-то выходящей пожилой паре, одет в короткий плащ-накидку с капюшоном, закрывающим верхнюю часть лица, но эльф узнаёт его по длинным ногам в зауженных брюках и сапогах и по тому, как он двигается. Фамильяр проходит вглубь помещения, оглядываясь по сторонам, тянется руками к капюшону, но, вздрагивая, его изящные пальцы в тонких перчатках замирают у самого лица, и среди всего окружающего их гама и стука стекла о деревянные столики, эльф слышит, как его сердце ускоряет ритм. Розовые губы удивлённо приоткрываются, а шаги становятся медленнее, пока вовсе не останавливаются. Лукас облизывается, плотоядно улыбнувшись, но, прежде чем он успевает шевельнуться, мальчишка даёт дёру. Тёмный воин раздражённо вздыхает, поднимается со своего места, кидая взгляд на прежнего собеседника, и оставляет монеты на стойке. Перехватывает он его через две улицы, когда тот, испуганно оглядываясь назад, заворачивает за угол и попадает эльфу прямо в руки. Впрочем, он ловко уворачивается и отпрыгивает в сторону, впечатавшись спиной в стену кирпичного дома, и так и остаётся стоять, загнанно дыша и прижавшись к зданию, словно без него оно вот-вот рухнет. Марк боится поднимать взгляд выше эльфийского подбородка. Тот стоит неподвижно в двух шагах, чуть приподняв руки в примирительном жесте. Его чёрный доспех полностью покрывает высокое тело сборными латами, безупречно повторяющими анатомию: от позвоночного панциря они расходятся плотной шипастой мозаикой на перёд, оставляя зазубренный зазор на груди, как если бы были малы по размеру и не сходились, и при каждом движении и вдохе, кажется, расползаются чуть шире. Шею закрывают дуги наподобие рыбного скелета, а в мочки вдеты чёрные спирали, идентичные металлу брони. — Что ты здесь делаешь? — отдышавшись, наконец спрашивает Марк. Что-то подобное Лукас уже с ним проходил, поэтому вопрос игнорирует. — Что за эльфы тебя ищут? — пытаясь заглянуть под капюшон, спрашивает он. — Почём мне знать? Твои же приятели, — дерзит фамильяр, но при этом жмётся к стене плотнее, делая маленькие шажочки вбок. Бесит. Два слова сказал, а эльфа уже трясти начинает, он отворачивается в сторону и делает глубокий вдох. И, конечно же, в этот момент человек срывается с места. Он вообще осознаёт, что не убежит? Или это игра такая? Ну, если только игра подразумевает развлечение и удовольствие. Он загоняет его в один из множества здешних закоулков, толкает на одну стену, чтобы оглушить, потом — на другую и придавливает своим телом. — Не трогай! Отстань! Он такой маленький, но упрямый. Это и впрямь забавляет. Лукас пригибается ближе, попеременно переставляя руки на стене: то шире, то ниже, то опять выше — просто не пуская. От всех безуспешных, но отчаянных попыток удрать Марк распаляется, потеет, и его кожа начинает источать аромат. Эльфы от природы не имеют заметного запаха тела, как родниковая вода или сам ветер, а вот люди воняют, как и все животные. Пахнут по-разному, в зависимости от пищи, одежды и рода деятельности: самки, как правило, легко, приятно и даже сладко, мужчины — более крепко и густо, иногда слишком резко. И хоть эльфы и не склонны давать каким-либо запахам негативные оценки, будь то даже смрад разлагающихся трупов, но, несомненно, отдают свои предпочтения вкусным ароматам. Марк пахнет молодым мужским телом, валяющимся обнажённым на цветочной полянке близ ручья, где в траве спеет дикая земляника, ласкающий себя под горячим солнцем, он раскрывается, как налившийся бутон, и даёт сладкий нектар, а свежий ветерок обдувает его раскалённую влажную кожу и разносит все эти запахи, слившиеся в один букет, по воздуху. Лукас хочет вдохнуть этот запах полной грудью, хочет уткнуться носом в шею и вылизать его ключицы. Он рвёт ворот плаща, стаскивает капюшон с его головы, проводит рукой по чёрным гладким волосам и удивлённо замирает, поймав между пальцев нечто плотное, мягкое и подрагивающее. Марку удаётся кое-как оттолкнуть его обеими руками. — Это у вас всегда вместо «здрасти»?! — запыхавшись, мальчишка опирается ладонями на свои колени, но бежать уже не собирается. Тёмный, хлопая глазами, смотрит на большие кошачьи уши на его макушке. Они вздрагивают, вставая торчком, чёрненькие с белым пушком с внутренней стороны, а потом разъезжаются в стороны и чуть-чуть назад. — Мои глаза ниже, — замечает Марк. — Что это? Он вздыхает, выпрямляется и вновь накрывает голову капюшоном, защёлкивает плащ на клёпки. — Магический рудимент, — бормочет нехотя. — Чего? — О, Боги, ты эльф или пещерный тролль?! — огрызается он, — Нерассосавшаяся остаточная магия. Меня заколдовали, но Тэн, то есть Его Высочество Принц, был ослаблен, когда накладывал чары, и… не знаю, заклятье спало раньше времени, а это… — он щупает кошачье ухо через капюшон, — осталось. Надеюсь, ненадолго. — Ясно, — Лукас кивает головой, делает шаг вперёд и бьёт его кулаком под дых. Не сильно, но для человека его комплекции достаточно, чтобы свалиться на землю под ноги, хватаясь за живот и отчаянно пытаясь сделать вдох. Даже если изначальной целью было просто заставить его замолчать. Ну, сработало же. Впрочем, эльф даёт ему время спокойно откашляться и наладить дыхание. — Ладно, вставай. — Велит он, — Нянчиться с тобой дома будут. И чем быстрее я тебя туда доставлю, тем лучше для нас обоих. — О чём ты? — Марк поднимает на него свои большие выразительные глаза, заставляя напряжённо сглотнуть. — Всё, прогулка окончена, ты возвращаешься во дворец. К своим нянькам, гувернёрам, страже… к своему принцу. — Но почему? Что случилось, почему Тэн не пришёл? — Вот и спросишь у него, когда вернёшься, — теряет терпение Лукас. — А ты здесь зачем? — тот никак не хочет поднимать свою задницу с земли. Воин отводит взгляд в сторону и вздыхает в очередной раз. — Мне поручили доставить тебя во дворец. — Уже более спокойно поясняет он, — В целости, блядь, и сохранности. Твой, кстати, принц и поручил. Марк осторожно поднимается, держась за стену. — Ты врёшь, — хмурится, — он бы никогда не прислал за мной тебя! Что за идиотская идея? — Я так же сказал, но, как видишь, я здесь. Поэтому давай просто не создавать друг другу трудностей… — Я никуда с тобой не пойду, — категорично заключает фамильяр. Эльф накрывает своё лицо ладонью и устало трёт глаза. Нет, один из них точно не переживёт сие приключение. — Слушай, ты, — рычит он. Между ними с коротким шепчущим свистом пролетает стрела и брякает, втыкаясь острым наконечником в кирпичную кладку стены. Кошачьи уши Марка тревожно подпрыгивают, но сам он даже не успевает понять, что это было, как эльф поднимает руку к его лицу, загораживая от следующего смертоносного снаряда, который разбивается на щепки от соприкосновения с его бронёй. Марк дёргается в сторону, Лукас же непоколебим, как гора. Фамильяр прослеживает за его взглядом на крышу противоположного здания: из-за выступающей прямоугольной люкарны поднимается высокая мужская фигура с костяным луком в руке. На нём жёсткие кожаные доспехи поверх куртки с короткими рукавами, кожа на мускулистых плечах смуглая, а по тому, как топорщится надетый капюшон по бокам, можно с уверенностью сказать, что он эльф. Зелёные глаза, ярко выделяющиеся над маской, закрывающей нижнюю часть лица, с ненавистью впиваются в белёсые, презрительно сощурившиеся в ответ. Бурые эльфы — порода превосходных охотников, намного крепче физически и выносливее своих светлых братьев. Свою грубую силу тёмные эльфы унаследовали от них. Неизвестный с вызовом кивает головой, и Лукас оттаскивает Марка под свес кровли, где лучник при всём желании его не выпалит. — Спрячься, — вполголоса шипит он, чуть ли не придавливая растерявшегося человека к земле. В мгновение ока он оказывается наверху: отпрыгивает от карниза нижнего окна, цепляется за балкон, подтягивается на одной руке и взбирается на второй этаж, оттуда — на крышу, как какой-то паук. Марк и слова сказать не успевает, только смотрит, придерживая капюшон. Он слышит, как беспорядочно гремит и ломается сверху черепица, и лязг металла: короткие, резкие и частые удары, редкое рычание и звук падающего на керамические бруски тяжёлого тела. Возня отдаляется от края крыши к середине, и Марк следует за ней, перебирая руками по стене и задрав голову к небу. Громыхает так, что кажется, они проломят крышу вместе с чердаком и, вполне возможно, пол второго этажа заодно. Внезапно на секунду всё стихает, а потом слышно, как что-то кубарем скатывается вниз. Тело шлёпается на тротуар прямо перед Марком, отчего тот коротко вскрикивает, успев зажать рот ладонью. Его сердце заходится в груди, хотя и кажется, что оно остановилось на одно долгое мгновение, пока он пытался убедить себя, что это не Лукас. Кровавая лужа начинает расползаться из-под бурого эльфа, отчего тут же накатывает приступ тошноты, и Марк пятится назад. Высоко над головой проносятся стрелы, ударяются о металл, отскакивая, и осыпаются вниз. — Найдите мальчишку, Бездна вас всех побери! — звонко рявкает незнакомый голос с соседней крыши. Быстрые шаги, и тёмная тень перемахивает через просвет между домами. Кто-то кричит и летит вниз. Марку бы стоит бежать отсюда, но он не может заставить себя обойти кряхтящего и пытающегося пошевелить конечностями худощавого мужчину, замотанного в балахон и распластавшегося теперь на дороге. Люди с испуганными и удивлёнными возгласами начинают выглядывать в окна и несмело озираться по сторонам, и Марк всё же спешит убраться с их глаз. Лукас продолжает с кем-то драться, на этот раз явно различается эльфийская речь его оппонента, надменные смешки. Друг за другом они перепрыгивают на следующую крышу, и Марк следует в том же направлении, пока путь ему не преграждает человек бандитской наружности с луком и колчаном за спиной и изогнутым кинжалом в руке. — Куда детка собралась? — усмехается он наполовину позолоченным ртом. Улыбка сразу же как-то сползает с его лица, руки опускаются, роняя оружие, и весь он оседает, заваливаясь вперёд, а из его затылка торчит литая поблёскивающая рукоять чёрного жала. Фамильяр нащупывает под рукой стену, задерживает дыхание и аккуратно перешагивает неподвижное тело, перегородившее узкий переулочек между домами. Оборачивается напоследок, и сам не знает, что дёрнуло его, но протягивает руку, обхватывая гладкий эфес, удобно ложащийся в ладонь, и с небольшим усилием вынимает кинжал, остриё которого попало точно между шейных позвонков убитого. На сине-стальном клинке не остаётся ни подтёка крови, лезвие прямое тонкое, как у стилета, но обоюдоострое, вес приятно тяжелит. Он слышит Лукаса, его расслоенный голос сипит и рычит одновременно что-то в вопросительной манере. Марк не понимает слов: человеческая раса владеет только древним «первородным» эльфийским, да и то в виде широко известных заклинаний или немногочисленных фолиантов, так как современные вариации языка меняются каждые полторы тысячи лет практически до неузнаваемости, потому что эльфам не нравится, когда люди в очередной раз пытаются присвоить чужое. И вряд ли ему отвечают что-то стоящее, потому что за этим следует серия особо ожесточённых быстрых ударов и ругань (судя по интонации). Незнакомая фигура в зелёном приталенном бригантине поверх серой мантии с капюшоном ловко перескакивает с края кровли на балкон дома напротив, Лукас напрыгивает следом, тяжёлым ударом колена вбивает своего противника внутрь жилища, проламывая его телом хлипкие стеклянные двери. Лёгкие белые занавески, подхваченные ветерком, игриво развиваются над переломанной деревянной рамой и выкорчеванными из проема кирпичами, из комнаты доносятся звуки битого стекла, треск мебели, чьи-то испуганные возгласы, грохот поваленной стены. Марк оббегает здание вслед за бьющимися окнами: из одного на улицу вылетает кресло с перезвоном осколков, из другого с коротким вскриком и головой вниз эльф в окровавленной одежде. Глухо хрустят позвонки от удара с мощёной мостовой, и если бы не раны, полученные в бою, то смерть от падения из окна второго этажа стала бы самой до неприличия нелепой в истории всего эльфийского рода. Лукас нормально спускается по домовой лестнице и выходит через парадное крыльцо на улицу, где встречает Марка. Они обмениваются взглядами, затем эльф осматривает его с головы до ног, приходя к выводу, что вопрос о физическом состоянии, вроде как, не требуется. Марк тоже ничего не говорит, но, по крайней мере, отходить от него далеко теперь не торопится. Тёмный подходит к трупу бледного эльфа, секунду рассматривает его со своего роста, хмурясь, а потом присаживается на корточки рядом и начинает ощупывать. Срезает толстый кожаный кошелёк с пояса и с интересом запускает туда руку. — Ты что, их теперь грабить собрался? — не верит своим глазам Марк. Эльф поднимает на него взгляд и молча подбрасывает с пальца одну из найденных монет. Фамильяр без труда ловит её в ладонь: золото эльфийской чеканки. Вместо цифр (как у людей) на реверсе вытиснены кинжалы, количество которых зависит от массы изделия, на серебряных обычно стрелы, но номиналы, как исторически сложилось, точно соответствуют человеческим деньгам. И как и у людей, чеканят динары лишь самые крупные кланы. Монета не затёрта, абсолютно новенькая, на аверсе отчётливый герб клана: драконоподобный змей, пожирающий собственный хвост. — Уроборос?! — взволнованно прикрикивает Марк. — Вот эти вот халдеи? — Лукас вытаскивает из бока трупа свой кинжал и заправляет в голенище доспеха, — Не, это просто наёмники. Не самые лучшие, что я видал. — Но-но-но… — заикается человек, быстро перебирая в голове всё, что вдруг свалилось туда, — но зачем Уроборосам нападать на тебя, пусть и не на прямую, это ведь практически объявление войны твоему клану?! — Ну, — эльф выгибает бровь, доставая очередной свой нож из-под мышки скончавшегося, поднимается и сует клинок себе куда-то между нарёберных пластин, где рукоять идеально встаёт как недостающий элемент брони, — они не на меня напали. Марк застывает с вытянутой к нему рукой, удивлённо приподнимает брови, не понимая, надеясь, что ему объяснят, что он тут на самом деле не при чём. — При чём тут я? — шепчет он, моргая несколько раз. Лукас смотрит в его большие мокрые глаза, потом на свой кинжал в доверчиво раскрытой ладони. Забирает оружие, аккуратно, чтоб не поранить лезвием, и заправляет в левый наруч, приподняв руку, морщит нос: от неё уже смердеть начинает. — Не знаю, — фыркает он, мотнув головой, — у Уроборосов полно шпионов. Как и у всех великих кланов. Они наверняка знали, что мы отправили эльфов для заключения союза к вам, могли и узнать, что произошло между нами, и то, что я отправился за тобой, чтобы… исправить это наше маленькое недоразумение. А теперь хотят помешать мне. С каждым словом Марк всё шире открывает рот. — Ни хуя себе маленькое! — громко возмущается он, от чего эльф даже зажмуривается на секунду, — Меня теперь ещё и убить из-за этого могут?! — Только если продолжишь действовать мне на нервы, — шипит Лукас, шагнув к нему вплотную, и сразу же отступает, — пошли. Марк сжимает кулаки и вновь размыкает губы. С крыльца дома вываливается запыхавшийся грузный мужчина с усами, в фартуке, с метлой в руках и весьма красноречиво принимается расписывать, что он о них думает и чего желает. Лукас возвращается, кидает ему кошелёк с уроборовским золотом, хватает за локоть Марка, начавшего уже кланяться и наперебой извиняться, и тянет за собой. Они приходят к скромному постоялому двору на самой окраине города со стоянкой всего-то на три экипажа и своей небольшой конюшней. И хоть убранство здесь не богато, зато сухо и грязная жижа под ногами не месится, как обычно бывает в таких местах, а попавшиеся на глаза Лукасу лошади ухожены и здоровы. Да и Марк всю дорогу лопочет, что пусть и не роскошные хоромы, но тёплые, тихие, так как соседей не так много, и совсем без клопов. Честно признаться, эльфа не особо пугает перечисленное — он способен уснуть и на сырой земле, если придётся, а вот то, с какой лёгкостью мальчишка произносит миллион слов в минуту, совершенно не уставая, и то, как вместо того, чтобы раздражать, это начинает ему нравится, слегка озадачивает. Возможно, у того просто приятный голос: довольно звонкий для мужчины, с проскакивающей лёгкой хрипотцой, а на низких тонах — мягкий и ласкающий своими вибрациями кожу. А может его просто подсознательно успокаивает факт, что он слышит его болтовню, а значит тот рядом и в безопасности? И то, как Марку приходиться быстро перебирать своими ножками, чтобы хоть как-то успевать обгонять длинноногого эльфа и указывать дорогу несомненно радует воина, а когда тот вперёд него взбегает по ступенькам на этаж с апартаментами и сверкает крепкой задницей, и подавно заставляет рот наполниться густой слюной. Комнатка небольшая, с одной кроватью, столом и креслом, зато с прилагающейся ванной. Лукас глубоко вдыхает воздух, наполненный запахом юноши, и сразу же подходит к единственному окну, оглядывая окрестности, крыши ближайших домов и возможный (экстренный) спуск по карнизу и стене вниз. — Так, эмм… — Марк снимает капюшон и задумчиво расстёгивает плащ, — что у тебя с рукой? — Что? — полуоборачивается Лукас. — Что у тебя с левой рукой? — настойчивее произносит фамильяр, — Ты ей почти не шевелишь. У эльфа дёргается бровь. — Сломал, когда упал с лошади, — нехотя признаётся он и опять отворачивается, — замкнул сочленения, чтобы броня не двигалась. — Ты сможешь скакать верхом с одной рукой? — Полчаса назад я уложил двух эльфов одной рукой. — Скептически замечает тёмный, — Ты правда веришь, что кто-то, как я, не сможет держаться в седле? — А что, я должен поверить в то, что кто-то, как ты, умудрился свалиться с коня и при этом сломать руку?! — закономерно возмущается Марк, скидывая накидку с плеч. Лукас упрямо поджимает губы и шумно выдыхает носом, затем оборачивается и прикипает к нему взглядом. Короткая расстёгнутая куртка не закрывает узкой талии, вокруг которой поверх белой рубахи туго затянуты тонкие ремни гартер двойной петлёй, от них полоски кожи идут вниз и скрепляются с ремешками высоко на бёдрах, что под плащом до этого было не заметно. Эльф громко сглатывает. Марк не замечает, занятый попыткой уложить волосы между всех своих ушей, невзначай ощупывает кошачьи, чтоб удостовериться, что они всё ещё довольно плотные и реальные. Разочаровано вздыхает и одёргивает куртку. — В любом случае, — продолжает он, подняв голову и встретившись с эльфийскими глазами, чьи зрачки заметно расширились, из-за чего стали практически полностью чёрными, — нам… стоит спуститься в конюшню, зарезервировать… лошадей. Эльф моргает несколько раз, возвращая глазам более «нормальный» вид, и согласно кивает. Пока он договаривается с конюхом о цене и месте назначения, Марк находит местного ветеринара, покупает некоторые лекарства. Вернувшись в номер, он закрывается в ванной, быстро приготавливает раствор, замачивает бинты, смешивает «сонный» порошок (на всякий случай), который, он не уверен, что вообще подействует на тёмного. — Снимай доспехи, — просто говорит Марк, закатывая рукава. Эльф застывает на месте, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Вдруг Марк понимает, что прозвучало это слегка агрессивно: если у их рыцарей предложение снять доспехи считается заигрыванием с намёком на сексуальный интерес, то у военизированных и всегда экипированных в броню эльфов — вполне конкретное заявление. — Я… имею в виду, — быстро поправляется он, — твой наруч. Твой левый наруч и перчатку. Я посмотрю твою руку. — А может я, всё-таки, сниму весь доспех, и ты не станешь смотреть мою руку? — Лукас ведёт бровью, хотя говорит вполне серьёзно, — Ты ведь не лекарь. Щёки мальчишки вспыхивают, а кошачьи уши дёргаются и недовольно разъезжаются в стороны. — Да, но я ведьминский фамильяр, и если это порча, которую на тебя наложил мой господин, то кое-что я сделать смогу, — совладав с собой, чётко произносит он. — Что же твой… господин, — скалится эльф, подходя ближе, и чуть наклоняется, — не снял свою порчу с меня, перед тем как отправить за тобой? — Он мог не знать, — жмёт плечами Марк, поднимая на него глаза, — с ведьмами такое бывает. — И делает шаг в сторону, — А сколько тебе лет? — При чём тут это? — внимательно следит за его перемещением тёмный. — Потому что ведёшь ты себя как ребёнок. Не думал Марк, что одна фраза может так сильно повлиять на воина. Тот буравит его взглядом, громко сопит, но всё же расстёгивает крепления брони и послушно садится на кровать, куда ему кивают, и кидает наруч рядом. Фамильяр нерешительно садится на краешек кровати и глядит на жутко, почти вдвое, распухшую руку. Кожа побелела, на ней глубокими бороздами отпечатались своды пластин, и кое-где даже треснула от давления. Через рану сочится прозрачная кроваво-жёлтая жижица, и доносится запах, напоминающий некоторые дорогие виды сыров. Лукас осматривает свою конечность, не сильно удивившись её внешнему виду, хотя и с заметным отвращением, пытается пошевелить пальцами, но дальше слабых подрагиваний дело не идёт. — Болит? — Марк двигает столик со своими приготовлениями ближе. — Не знаю, у меня высокий болевой порог, — щёлкает языком эльф, — в начале… покалывало, потом перестало. — И ты никому ничего не сказал? — Так ведь прошло же, — пожимает плечами. — Да, вместе с остальными ощущениями! — акцентирует человек, не веря, что можно так просто проигнорировать нечто подобное. Тот щурится, поджимает губы и отворачивается в сторону, потом, подумав, поворачивается обратно. — Твой рот так и напрашивается… — шипит он и заглатывает белое облако опиумной пыльцы, что Марк сдувает со своей ладони ему в лицо. Хватает мальчишку за руку, выкручивая, но его тут же ведёт в сторону, комната переворачивается, и он, теряя сознание, падает на подушку. Марк бежит распахивать окно и высовывается наружу, громко делая глубокий вдох, и закашливается. На запястье темнеют следы от пальцев. Просыпается Лукас, по собственным ощущениям — через несколько секунд, подскакивая на кровати, а судя по уровню наклона солнца к горизонту, провалялся в отключке он пару часов так точно. Голова шальная, словно от удара тяжёлым предметом, но в целом — норма. Он опирается руками на матрас, когда левая напоминает о себе, отзываясь болью. Она туго перемотана от локтя и до кончиков пальцев, с оставшимися открытыми только последними фалангами. Бинты влажные, эльф принюхивается: пропитаны белой глиной с мандрагорой, на ладони, да и по всему предплечью вытянутыми пятнами просачивается немного крови с лимфой, да и тип боли он узнаёт — она от разрезов. Сжимает пальцы в кулак, чувствуя прежнюю силу, а то, как слушаются мышцы — полностью удовлетворительно. В ванной он умывается ледяной водой, подставив под струю голову целиком и намочив волосы. Холод бодрит, смывает с лица остатки того, чем мальчишка его «усыпил», и, к его же счастью, плохие мысли и негодование по этому поводу. Марк мирно посапывает в кресле, развёрнутом к приоткрытому окну, накрывшись своим плащом, подтянув ноги и завалив их на подлокотник. Одно его кошачье ухо смято пополам, прижатое головой к обивке, второе — одиноко торчит, чуть наклонившись вперёд, и редко, едва заметно, подрагивает. Оно выглядит таким мягким и пушистым. Пальцы Лукаса дёргаются сами по себе, и он проводит подушечками друг по другу. Редко когда он снимает перчатки и может испытывать тактильные ощущения в их полной мере. Он протягивает перебинтованную руку и замирает на секунду, опуская взгляд на бёдра: они такие аппетитные, вот бы сжать эти ляжки пальцами и впиться ртом в нежную плоть. Проводит языком по кромке зубов, сглатывает слюни и дотрагивается до кошачьего уха, прощупывая его и сминая в ладони. Оно начинает барахтаться, а Марк сонно разлепляет глаза, моргает и поднимает их вверх. — Как рука? — бормочет он, сводя взгляд на оговоренной конечности. Лукас отпускает его ухо, сжимает и разжимает кулак ещё несколько раз, чтобы самому убедиться. — Могу надавать ею тебе по жопе. — Обойдусь. — Больше так не делай, — он серьёзен, хотя тон вряд ли можно назвать угрожающим. Марк смотрит на него и вдруг протяжно и сладко зевает, жмурясь и прикрывая рот рукой, а затем и вовсе выгибается и вытягивает все свои конечности в разные стороны, растопырив пальцы и щёлкнув парой косточек. Эльфа посещает новое, не вполне понятное ему желание сгрести человека в охапку и сдавливать, пока тот не начнёт задыхаться. — Пошли, я голоден, — грозно командует он, только чтобы Марк прекратил творить это с ним. Они направляются в таверну на первом этаже, но стоит Лукасу ступить на лестницу, кажется, что ступеньки уплывают из-под ног, он тут же вцепляется в деревянные перила и оборачивается на Марка, с любопытством смотрящего на немногочисленных посетителей с балкона вниз. — Чем ты меня опоил? — О, эмм, транквилизатором для лошадей, — кивает фамильяр, но заметив, что эльф продолжает смотреть на него, ожидая объяснений, добавляет: — там пыльца разных цветов. Лукас терпеливо моргает. — Ну, типа, одуванчиков, колокольчиков… мака, порошок из плодов белладонны и семян аконита. — Они ядовиты. — Да но… У тёмных эльфов высокая сопротивляемость ядам. Я вообще не думал, что на тебя подействует… поэтому там была двойная доза. — Сопротивляемость ядам, которыми нас уже травили! — возмущается воин, — Кому бы вообще в голову пришло вырубать меня лошадиным транквилизатором?! — Ну, — Марк неуверенно переминается, — зато теперь у тебя есть резистентность ко всем его компонентам. Не стоит благодарности, — пожимает плечами и спускается вниз, обходя его. Лукас спокойно пропускает его. Ждёт, пока он закажет им сегодняшний ужин у бара, и сопровождает к столу. — И почему ты решил меня усыпить? Ты боишься меня? — садится напротив, — Тогда почему не сбежал? — Обстоятельства изменились, — тихо произносит фамильяр, скрестив пальцы рук и прикрыв ими рот, — я не знаю. Я не знаю, что делать. Мы должны были встретиться с Тэном, и… дальнейший план действий был у него. Но, вместо него, пришёл ты, — и поднимает на него глаза. — Мне неизвестны причины, почему он передумал, — эльф складывает руки на столе и подаётся вперёд, — но они договорились с Яняном, что он пошлёт лучшего воина за тобой, и Янян послал меня, не только потому что я оказался наиболее подходящей кандидатурой в сложившейся ситуации, но потому что для меня — это дело чести. — Он внимательно всматривается в черты его лица, как удивлённо вздрагивают его брови, — Поэтому ничего не бойся, я не причиню тебе вреда. И никому не позволю. Марку резко становится жарко, и он отводит взгляд, отворачиваясь и скрещивая на груди руки. Лукас замечает его порозовевшие щёки, но и синяки на левом запястье. Уши то прижимаются к голове, то вскакивают, реагируя на громкие звуки. — Они договорились? — через какое-то время спрашивает человек, всё ещё глядя в сторону, — И к какому же соглашению они пришли? — Мне об этом не доложили… — Но ты ведь телохранитель Яняна, — он поворачивается, чёрные глаза блестят, как отполированные клинки кинжалов, — ты же должен знать, во что он ввязывается? Лукас подозрительно прищуривается, дёргая уголком губ. — Скажем так, — довольно облизывается, — даже если у нас с тобой вдруг станет на одного господина больше, то произойдёт это не сразу. По нашим законам перед вступлением в семейный союз, нужно выдержать целибат. Мужчинам — полгода, женщинам — два. Тэн, конечно, не женщина, но прочили его именно в качестве жены, так что… два года, как минимум, этого ещё не случится. Марк хоть и бледнеет, но выдыхает. Им приносят еду: рагу из баранины, запечённую рульку, корзинку разного хлеба и две пинты пива. — Аа… — после трёх больших ложек с горкой эльф, насмотревшись, как аппетитно в руках мальчишки разламывается хрустящая булка с пышной, ещё дымящейся, мякотью внутри, протягивает руку и отбирает у него половину, хотя в хлебнице ещё пяток таких, — в чём именно заключается твоя работа на принца? — Помогаю ему, — Марк дует на еду, сложив губы трубочкой, — собираю и подготавливаю материал для колдовства, держу рабочее место в порядке, организовываю, записываю, иногда веду его журнал и переписки. Всё то, что делают личные помощники, видимо, — пожимает плечами. — И зачем для этого быть девственником? Вопрос такой простой и бестактный, что фамильяр чуть не давится своей едой. А сам эльф, пока он болтал, уже успел прикончить свою огромную порцию и принялся за ароматную голяшку, взяв её в руку и отдирая острыми зубами кусок за куском. — Как я уже сказал, — Марк заворожёно смотрит на него, опустив свои нож и вилку, и не может понять, вызывает ли это зрелище у него омерзение или, наоборот, какое-то умиление, — я… кровь девственников один из наиболее востребованных элементов в колдовстве или ведьмовстве, поэтому фамильяры регулярно сдают кровь, сперму, иногда слёзы. У девушек, естественно, немного по-другому. Ну, бывают и какие-нибудь необычные запросы, типа: вода, которой ты омывался на рассвете первого дня новолуния. Ведьмам проще иметь свою кучку фамильяров, которые всё для них делают, чем искать эти материалы на стороне. Зато в связи с некоторыми обязанностями у меня есть небольшие познания в медицине, я умею сливать и переливать кровь, обрабатывать раны, знаю кое-какие лекарственные рецепты, но… с твоей рукой нужен маг-целитель, и достаточно сильный, иначе порча пойдёт глубже на мышцы, на кровеносные сосуды… есть шанс частичной или полной потери конечности. — А ещё вы шпионите для них? — Само собой, — отвечает Марк и как бы на его вопрос и на своё внутреннее возмущение тому, что его замечание полностью проигнорировали, и отпивает пиво из бокала. — Вас всегда превращают в котов? — Лукас внимательно следит за всеми его движениями и почему-то повторяет. — Или в воронов, но не обязательно. В какое-нибудь небольшое животное, которое не вызовет подозрений и сможет постоять за себя, в случае чего. Однажды меня на целую неделю превратили в лягушку, но это в наказание. Хотя высоко прыгать и было весело, но жрать целую неделю дождевых червей и кузнечиков — так себе удовольствие. Эльф смешно хрюкает в бокал и чуть не обливается. — И за что тебя наказывали? — Много болтал, — размыто признаётся Марк, припоминая тот случай, когда решил, что может спорить и пререкаться с Тэном по поводу его методов воспитания Ренджуна. — А-а, значит, я не единственный, кого это бесит. Имей в виду, у меня немного иной подход к наказанию, — ухмыляется тёмный. — Имей в виду, я на тебя не работаю, так что мне плевать, — выдержав вежливый тон, человек встаёт из-за стола, чуть поклонившись, и оставляет его в одиночестве. Лукас провожает его задумчивым взглядом. Он ничего не говорит, когда возвращается в их комнату и находит мальчишку всё в том же кресле с книгой в руках. Тот поднимает на него глаза поверх переплёта, но тоже молчит. Эльф протягивает ему широкую тарелку, где пирамидкой свалены пончики, эклеры и профитроли. Марк смотрит на десерты, потом на воина, ещё раз — на десерты, поднимает руку, зажевав губу, и забирает самый пышный пончик с вишнёвым джемом и ванильным соусом. Буркнув «спасибо», тянет в рот. Тёмный ещё немного стоит над ним, наблюдая, как тот впивается маленькими зубками в промасленный румяный бок, пачкает губы, слизывает языком крем в уголке: у него там едва заметная родинка, и его рот с ней наверняка просто шикарно смотрится на члене. Человек проводит подушечкой пальца по ложбинке над верхней губой и, прежде чем сунуть его в рот, поднимает книжку выше, загораживаясь от него. Лукас садится на подоконник напротив, плато с пирожными ставит рядом и с нескрываемым аппетитом накидывается на сладкую «добычу», словно и не ел до этого. Он причмокивает, обсасывает пальцы перебинтованной руки, слизывает крем своим большим языком, заглатывает эклеры целиком, то смотрит в окно, то на фамильяра. Замечает на столе свой начищенный и разобранный наруч: оба кинжала выложены рядом, все крепления расстёгнуты, перчатка отделена. Переводит взгляд на Марка: тот смотрит туда же, но резко переводит взгляд в свою книгу, поджав губы. — Интересная? — Да, — для большей убедительности кивает фамильяр. — Ты просто за всё время ни одной страницы не перевернул, — Эльф надкусывает эклер, и заварной белый крем проступает через треснувший корпус с противоположного конца. — Ты… мне… просто… весь свет из окна загораживаешь, — подвисает Марк, когда тот слизывает нежную начинку, проведя кончиком тёмного языка по самой щёлочке. — От них можно довольно быстро набрать лишний вес. — Вдруг меняет тему, — А тёмные эльфы толстеют? Просто ваши женщины такие… Лукас поднимает на него предупреждающий взгляд исподлобья, и Марк закрывает рот и опускает глаза на его широко разведённые ноги и толстые ляжки. Вообще удивительно, как он в свои доспехи влезает. — Я… — Марк прочищает горло, — я думал вы мясо любите. — Мясо я и дома поем. — Лукас охотно готов отойти от разговоров об эльфийских женщинах, тем более тёмных, тем более с самцом человека. Стоило войне закончиться, а они уже всех достали своим фетишизмом на эльфиек. — Знаешь, мы ведь не готовим еду, то есть морскую рыбу, морепродукты, овощи, фрукты мы едим сырыми. Никаких приправ или специй. Только мясо и речную рыбу на открытом огне жарим, да и то, светлые, например, такое не едят. А вот… — он макает небольшой шарик в шоколадный соус, растёкшийся по тарелке, — выпечка и сладости — это просто немыслимо! Марк хихикает и опускает книгу, закрывая её: тёмный кажется ему сейчас таким забавным и милым — должно быть точно переел сладкого, из-за чего разговорился. — Кофе! — Внезапно вспоминает Лукас, облизывая пальцы и покачивая ногами, — Зато мы теперь выращиваем кофе, потому что кофе — это лучшее что люди смогли придумать. Наконец-то мы что-то у вас украли… И да, мы не толстеем, потому что накапливаем избытки энергии вне наших физических тел. — А вы, ну… тёмные, вы, правда, когда-нибудь ели человеческое мясо? — почти не заикаясь, всё же спрашивает фамильяр. Эльф наклоняет голову в бок, внимательно разглядывая его лицо, приоткрытые от волнения губы, неуверенно взад-вперёд поворачивающиеся кошачьи ушки, и пальцы, сжимающие твёрдый переплёт книги. — Так вот какие о нас рассказывают сказки?! — обворожительно улыбается. Марк сглатывает. И он уже знает, что так просто ему на этот вопрос не ответят. — А какие сказки рассказывают о нас? — Что вы обожаете трахаться, — не раздумывая, признаётся воин, будто ждал, — и вы обожаете использовать для этого свой рот. Мальчишка закономерно краснеет и отворачивается, отводя взгляд. — И вообще всё ваше общество строится на том, что деньги и власть — это возможность комфортно спать, вкусно есть и трахать, кого пожелается. — Ну, это не такие уж и сказки, — соглашается человек. — А про вас говорят, что вы не интересуетесь сексом вообще. Интересно, откуда такое умозаключение? Эльф тихо хихикает и облизывается. — Нас интересует секс, но в определённый момент, а не всё время, как вас. — В какой момент? — Марк оборачивается, подстёгиваемый исключительно любопытством. — Когда ты встречаешь кого-то, кто… — Лукас пытается подобрать слова, что бы как можно ближе перевести на человеческий, — полностью овладевает твоим вниманием. — У нас это называется влюблённостью, — Марк приподнимает брови, как бы намекая, что эльфы, у которых нет такого понятия как любовь в языке, да и в жизни, чем они почему-то очень гордятся, лукавят. — У нас это называется генетической предрасположенностью друг к другу, — быстро поправляет его тёмный, — из-за чего и возникают химические реакции на феромоны и, как следствие, физическое влечение. Марк открывает рот, набирает воздуху, а потом закрывает. — Ясно, — на выдохе произносит он и вновь начинает листать книгу, ища страницу, на которой закончил. Лукас щурится, не веря, что тот так легко сдаётся. — И всё? Ты не собираешься спорить? — Скажу лишь то, — не отрываясь от книги, — что мы не вкладываем в понятие «влюблённость», и тем более «любовь», только физические и химические аспекты взаимоотношений. Но ты ведь это уже знаешь и просто игнорируешь. Так что, какой смысл? Эльф фыркает и откидывается спиной на стекло. — Или ты просто хочешь послушать мой голос? — Может быть, — охотно соглашается, — но не в форме членораздельных слов. Мальчишка замирает, поднимая перед собой глаза, но на него не смотрит. Тот довольно скалится, поднимает руки над головой, хватается за раму форточки и прогибается грудью вперёд, удовлетворённо щёлкая позвонками. — Эта книга, я знаю её название, — кивает он, — это имя главного героя? — Нет, главного злодея, — Марк ещё раз смотрит на обложку, где серебристыми мазками изящно выведены символы, — герой — рыцарь, который пытается спасти свою невесту из плена тёмного эльфа. — Финал может тебя удивить, — загадочно тянет Лукас. — Надеюсь. — Хочешь, расскажу, чем вся история кончилась? — Конечно. Нет. — Буркает Марк, но по бесстыжей зубастой улыбке понимает, что кое-кому плевать особо, чего он там не хочет, поэтому он закрывает книгу и поворачивается, подперев кулаком подбородок, и готовый внимательно слушать. — Этот тёмный эльф настоящая историческая персона, он жил во времена Рейна и был одним из самых могущественных на нашем континенте. Врагов у него было не мало, но победить в поединке его вряд ли кто-нибудь мог. Его предал кто-то из своих же соратников. Высшему Совету стало известно, что он содержит гарем из молодых юношей человеческой расы, и его казнили. Как бешеного пса. Поговаривали потом, что тот, кто его выдал, сделал это из-за необузданной страсти к одному из его наложников. Мальчишка хлопает ресницами, глядя куда-то в сторону и переваривая услышанное. — Так его казнили за наличие гарема, или из-за того, что там были люди, или… то, что мужчины? — Нашими законами запрещено вступать в интимную связь с представителями младшей возрастной категории. Это считается насилием и недостойным эльфийского рода, поскольку наша сила соразмерна умениям и опыту, который мы набираем с годами, разница может быть колоссальной. — Как одно с другим связано? — не успевает за ним фамильяр. — Ну, мы многие вопросы решаем в поединках. Кто кого трахает — тоже. — А, ну, — ведёт бровями, — ладно, по крайней мере, теперь я знаю, откуда у вас фетиши на людей. — Нет у нас никаких фетишей, — как-то уж слишком уязвлёно огрызается тёмный. — Да, я заметил, — под нос себе бормочет Марк, — тогда что это? Со мной что-то не так? Тебя трясёт от моего голоса. — Меня трясёт от твоей болтовни, — эльф ставит руки на подоконник, вцепляясь пальцами в край, его плечи напряжённо приподнимаются. — Что-то с моей кожей? Она тонкая, покрывается мурашками, волоски на ней встают дыбом, может покраснеть или стать влажной. Или это то, как легко на ней остаются следы? — демонстративно осматривает своё пострадавшее запястье. Лукас закрывает глаза и сводит челюсти. — А может это родинки? Но даже с закрытыми глазами он ясно представляет, как тот касается своей шеи, и слышит его запах. — Или кошачьи уши? Стол с грохотом проезжается по деревянному полу, кресло опрокидывается. Он вжимает Марка спиной в стену, выкручивает запястья, хоть тот и сопротивляется, не боясь сломать тонких костей. — Я могу вызвать тебя на дуэль, — полушёпотом рычит на ухо, — проигравший сдаётся на волю победителя… — Не можешь, — упрямо впивается колким взглядом в него, — я даже не воин, ты не имеешь права… — Не мои проблемы, — глаза лихорадочно блестят чернотой расширенных зрачков, — что ты в свои года не умеешь держать оружие в руках и не можешь постоять за себя. — Как раз таки, твои, — почти смеётся ему в лицо Марк, на этот раз он на адреналине, — тебя прислали обеспечивать мою безопасность, и ты справляешься просто безупречно, да?! Убери от меня свои руки, — понижает голос. Эльф отпускает его и пятится назад, буравя взглядом. Его глазам возвращается привычная белизна радужки, хотя верхняя губа подёргивается от злости. — И почему бы тебе не заняться своими прямыми обязанностями? — Марк злится и сам, он проскальзывает в ванную комнату, — Иначе будешь сторожить меня на пороге, как собака! — и со всей силы захлопывает дверь. Лукас забирает свой наруч со стола и выходит наружу. Марк слышит, как удаляются его шаги по коридору и вниз. Возвращается он уже затемно, прочесав окрестности и не встретив никого и ничего подозрительного, заодно проветрив голову. В комнате полумрак, над изголовьем кровати тускло горит ночник, на подушке лежит раскрытая книга страницами вниз. Мальчишка стоит у окна, вглядываясь в освещённые фонарями улицы. — Эльфийские лучники, как правило, стреляют в глаз или в сердце, так что старайся выглядывать хотя бы не полностью, — спокойно произносит Лукас, хотя со стороны и может показаться, что он ворчит с самого порога. — Но ты ведь никого не нашёл? — с надеждой и беспокойством спрашивает фамильяр, полуобернувшись. — Нет, но кто бы не нанял тех ребят, он наверняка ждёт хоть какого-нибудь отчёта о выполненной работе, который уже не получит, так что… это вопрос времени. Завтра мы отправимся сразу во второй отсюда город, поэтому, вполне вероятно, они потеряют наш след. «Ненадолго» — хочет добавить тёмный, но видя, как человек некомфортно ёжится, натягивая на пальцы рукава рубашки, не продолжает. Шнуровка на его груди свободно расслаблена, поэтому ворот легко расползается, оголяя ключицы. — А ты… — опомнившись, зовёт Марк, — ты спишь по ночам? — Время от времени, — Лукас выглядывает из ванной с зубной щёткой во рту, понимая озадаченность во взгляде, направленном на неширокую одинокую кровать, фыркает, — не беспокойся, я могу поспать и на коврике, — и заходит обратно. — Л-лукас, — нерешительно называют его имя. Он опять выглядывает из-за двери с полным ртом воды. — Прости, я не должен был так говорить. И, выслушав, также молча скрывается вновь. — У меня есть к тебе лишь единственная просьба, — выходит он через минуту и, столкнувшись с фамильяром взглядами, как на поводке идёт к нему. Тот удивлённо приподнимает изогнутые брови, задирая голову, когда к нему подходят практически вплотную, и внимательно всматривается в его лицо. — Не хлопай, пожалуйста, больше дверью, — не обрывая зрительного контакта, тихо произносит эльф, — я чуть не оглох. — Да, конечно, — Марк виновато опускает глаза и отводит назад уши. — И ложись спать, — резко обрывает воин, не имевший изначально цели заставить его извиняться, а выслушивать извинения — тем более, — силы тебе завтра пригодятся за целый день пути. — Хотелось бы, чтобы это было так просто, — человек устало косится на кровать. — Если у тебя проблемы со сном, — Лукас скользит взглядом по его подсвеченным мягким светом длинным ресницам, искусанным до красноты губам и частично оголённым плечам, — могу предложить сублимацию энергий. — Это у нас считается сексом, — не поднимая взгляда, но красноречиво дёрнув бровью, замечает Марк. — Там кончать нельзя, эффект прямо противоположный. И фрикции сведены к минимуму. — Проникновение полового члена в любое из естественных наружных отверстий тела считается половым актом, — закатывая глаза, пытается донести до него суть, но у эльфов всё сводится к энергиям, а не к физическим оболочкам, поэтому все его доводы, ожидаемо, не принимаются. — А яйца? — Что яйца? — смутно надеясь, что их разговор сказочным образом перешёл в другую плоскость. — Если я засуну в тебя свои яйца, — Лукас пригибается ниже и ставит одну руку на стену позади него, — это ведь не лишит тебя девственности? Марк хлопает глазами, глядя на него и не веря в ту лёгкость, с которой он предлагает подобные вещи. Во-первых: почему это он должен что-то в него засовывать, а не наоборот? А во-вторых: технически говоря, эльф прав. От осознания этого, у него мурашки пробегаются по телу вверх, и встают соски. — Я… — он складывает руки на груди, прикрываясь, — я не могу. — Почему? — закономерно спрашивает Лукас, прекрасно видя его (положительную) реакцию. — Моё сердце не свободно, — просто признаётся мальчишка, пожав плечами, — есть человек, которого я люблю и кому храню верность. — Ох, уж это ваша знаменитая «вечная любовь», длящаяся максимум три года, — ухмыляется тёмный, но убирает со стены руку, — самообман божественного значения. — Слушай, я знаю, смысл этого слова вам чужд, — обессилено вздыхает Марк просто не в состоянии больше препираться, по крайней мере, не сегодня, — но ведь понятия «доверие» и «предательство» тебе о чём-то говорят? — Я понял тебя, — кивает эльф, почти кланяясь, — попробуй всё же уснуть. Сам уходит в ванную, на ходу отщёлкивая крепления брони, и закрывает за собой дверь. Марк солдатиком падает на кровать и накрывает лицо руками. Он бы ещё и поорал тюленем с удовольствием, жаль тут стены тонкие. Как вообще в таких местах можно заниматься сексом? Скрип кровати и стоны будут слышны даже на улице. А вот Тэну бы идея понравилась. Он улыбается. Нужно будет как-нибудь попробовать с ним версию с яйцами, но без сублимации. Как вообще на такое можно было согласиться? Он прикрывает обнажённую грудь руками. Они условились о накоплении и преобразовании энергий, а о том, что для этого придётся полностью раздеться, сказано не было. Эльф тянет его за ноги, подтаскивая ближе. Марк негромко шикает, возмущаясь грубости, на что тот резко вскидывается и впивается в его рот губами, бодаясь. И тут же просовывает свой язык в него. Такой большой и толстый, полностью заполняет его. Марк приглушённо стонет, закатывает глаза и хватается за широкие твёрдые плечи. О таком они точно не договаривались. Вес мощного тела и чувство бархатистой тёмной кожи просто сводят с его ума. Эльф жадно ощупывает его бёдра, жмёт и сдавливает нежную кожу длинными пальцами, бесцеремонно раздвигает ноги шире и трётся своим членом и яйцами о его промежность. У Марка тут же встаёт: ощущения тесных соприкосновений потрясающи, так горячо и чувственно, хочется испытывать их бесконечно. Он выгибается, подмахивает бёдрами, прижимается грудью, сосёт его язык, заглатывая. Его уже всего колотит, между ног влажно, он не сможет долго держаться. Отворачивается, отталкивает. Эльф позволяет, возвращает свой язык себе, довольно облизываясь. Опускается и легко целует вспотевшую ароматную кожу: Марк вздрагивает, как от удара. Ему это нравится, и он спускается ниже, лижет живот от лобка с мягкой щетинкой вверх к пупку и смотрит в глаза. Марку так стыдно смотреть на него, такого большого и красивого между своих худых широко разведённых для него ног, но оторваться он не может. Эльф касается самым кончиком языка упругой, поблёскивающей от смазки головки, ласкает щёлочку, потом прижимается губами к стволу и водит вверх-вниз, размазывая слюну. Лижет под яичками и берёт их в рот, утыкается носом в основание члена, присасываясь, почти урча от удовольствия. Оттягивает их, массирует во рту языком, пропускает между губ и снова заглатывает. Марк мечется на подушке, хнычет, затыкает себе рот, пытается свести коленки. Основание члена начинает пульсировать, раскачивая ствол, и эльф со смачным чпоком выпускает мошонку изо рта. Подхватывает его под коленки и опрокидывает, задирая попку вверх. Марк тихо всхлипывает и закрывает глаза руками, точно не собираясь на это смотреть, но подглядывает сквозь пальцы. Эльф наклоняется и широко мажет языком по анусу и по промежности до яичек, облизывается и припадает к нежному местечку губами, целуя и лаская языком, причмокивает. Марк видит лишь белую покачивающуюся из стороны в сторону макушку. Собственный член касается головкой живота, получая от контакта дополнительную стимуляцию. Становится горячо и влажно, хочется ещё: раскрыть шире, надавить сильнее, глубже. Эльф словно читает его мысли, отстраняется, накрывает ладонью, растирает, шлёпает прямо по дырочке, лижет, опускает в неё один палец, неглубоко, быстро водит туда-сюда. Опять лижет, смачивает слюной, потом снова палец: кожа по краям становится невыносимо чувствительной и припухает. Дырочка краснеет, как спелая ягодка, пульсирует, раскрываясь. Острый кончик языка легко проскальзывает внутрь. Марк вскрикивает, бьёт ладонью по матрасу, комкает простынь, поджимает пальцы на ногах. Отворачивается, зажмуриваясь, и жалобно поскуливает, пока его дырочку целуют с языком. Дыхание даётся с трудом, всё тело покрывается испариной, как в лихорадке, кровь горит под кожей, удовольствие свивается и скручивается пружиной между ног, звеня и пульсируя. Кажется, он теряет рассудок. Эльф поднимается, оглаживает его бёдра, напряжённый живот, грудь, торчащие маленькие сосочки. Марк уже даже не может реагировать, зрение расплывается, тело не слушается. Его сваливают на бок, ноги отводят чуть повыше, прижимаются сзади. Он зажмуривается, чувствуя горячий твёрдый ствол, упирающийся в ягодицу, задерживает дыхание. Что-то мягкое и тёплое касается его влажного ануса, надавливает и проникает внутрь, раздвигая колечко сфинктера. За ним сразу же второе. Марк протяжно стонет. Его анал сжимается вокруг этого комочка, сокращаясь и затягивая. Эльф стоит неподвижно над ним, опираясь одной рукой на кровать, а другой сжимая его бедро с внутренней стороны и поглаживая большим пальцем. Марк понимает, что это всё: так он и проведёт остаток ночи, на пике возбуждения, сгорая от прикосновений и отапливая, блядь, весь отель. Сексуальная энергия должна будет зарядить каждую клеточку его организма до максимального предела, а так как выхода этой энергии никто не даст, ей придётся трансформироваться и остаться внутри, постепенно потом питая тело. Марка всего колотит, он загнанно дышит, не замечая, что каждый короткий выдох сопровождается слабым постаныванием. Эльф протягивает руку к его груди, заставляя судорожно прятаться, закрываясь руками и прижимаясь к простыне, потому что выдерживать муки ласк сил уже никаких нет. Тот довольно ухмыляется и целует его в плечо. Марк вздрагивает, его попка сжимается сильнее. Эльф продолжает целовать его, куда может дотянуться: плечи, загривок, лопатки. Спускается мягкими поцелуями по позвоночнику вниз, чуть отодвигаясь. Мошонка оттягивается и туго выходит из ануса. Марк тихо ахает и всхлипывает, прогибаясь в пояснице, оттопыривая попку. Эльф накрывает его своим телом и заталкивает яички обратно в жаркую дырку. Так приятно принимать их, что Марк чуть не кончает от этого ощущения. Он перекатывается на другой бок, отчего яички снова выскальзывают. — Марк. Грубо притягивает его за ягодицу и вставляет. Он хрипло стонет, сжимаясь на нём, выгибается, и мнёт пальцами простынь. Плевать ему на сублимацию энергии, он хочет кончить и избавиться от неё полностью, поэтому ложится на живот и трётся членом о скомканное под ними постельное бельё. — Марк. Они такие плотненькие внутри, перекатываются, но этого недостаточно. Он хнычет, виляет попкой, чтобы снова почувствовать, как они проходят через сфинктер, вскрикивает и подставляет дырочку ещё. Её тут же заполняют. Марк задыхается от восторженного стона, резко вскакивая на кровати. Сердце колотится как бешеное, всё тело трясёт, пальцы судорожно сжимают одеяло, рубашка липнет к мокрой коже. Вокруг темно, но в единственном окне виднеется светлеющее книзу беззвёздное небо. Это сон, это всё был сон. Когда зрение привыкает к мраку, он осматривается: всё та же скромная комнатка в недорогом отеле при постоялом дворе, у стены под столом валяются его сапоги, на вешалках висят куртка и плащ, в углу рядом с кроватью стоит кресло, откуда на него неподвижно глядят два белых глаза. — Просто тёмные эльфы спят с открытыми глазами, — бормочет он, успокаивая сам себя. — Нет, — глаза лениво моргают, — как правило, мы полагаемся на свой слух. Марк не спрашивает, насколько здесь было громко, потому что, видимо, достаточно, раз он разбудил себя собственным стоном. Но голос эльфа такой спокойный и ровный, словно он ничего и не слышал вовсе. — Мы сможем выехать сейчас? — Ещё слишком рано. — Да, но уже светает. Я не усну в любом случае, так зачем терять время? — настаивает фамильяр. Воин шумно вздыхает и встаёт с кресла. — Я буду ждать тебя у конюшни, — напоследок бросает он, выходя из комнаты. Как только дверь за ним закрывается, Марк падает лицом в подушку и комкает её пальцами. Ему так плохо сейчас, что хочется разрыдаться, тело настолько возбуждено, что даже тошнит, а мышцы в паху и бёдрах сводит судорогой. Он так хочет домой к Тэну, просто завалиться с ним в кровать и обниматься руками и ногами, и чтобы не было всех этих ощущений. — Ты еле на ногах стоишь, — замечает Лукас, кинув на него лишь беглый взгляд из-за лошади. — Но я же не пешком собираюсь идти, — устало отвечает мальчишка, подходя к своему скакуну. Он осматривает уздечку, оглаживает руками шею животного, хлопает по боку и проверяет, как застёгнуты подпруги под грудью. Уверенно ступает ногой в стремя, легко поднимаясь и перекидывая через круп вторую ногу, и мягко приземляется в седло. Конь под ним покорно слушается поводьев и делает полукруг чуть ли не пассажем. Удивительно, как его стройное изящное тело может управлять таким большим и мощным зверем, даже не напрягаясь. А на то, как он двигается в седле, можно было бы смотреть вечно. — Шикарно смотришься верхом, — ухмыляется эльф. — Я регулярно сопровождаю принца на конную охоту, так что… Это что, был один из тех ублюдских «комплиментов»?! — тут же вспыхивает Марк. Лукас громко ржёт, задрав голову, что заставляет его мускулистого молодого жеребца занервничать. Эти животные не любят тёмных, поэтому когда тот вскакивает в седло, конь просаживается под ним, хрипит, прядая ушами, и бьёт копытом. Воину даже приходится сказать ему что-то подбадривающее на эльфийском и похлопать по шее. Марк улыбается: надо же, он способен быть (относительно) ласковым. В голову тут же лезут несвязные обрывки его сновидений, он зажмуривается и мотает головой, прогоняя образы. Не знает он, как там Тэн или Янян себе представляли их совместное возвращение, но идея явно была паршивой. — А где именно сожрали твою прежнюю лошадь? — уточняет фамильяр, когда они выходят за ворота города. Рассветёт где-то только через час, хотя петухи уже и горланят во всю. — Мы там не пойдём, — лаконично отвечает эльф, как всегда, не вдаваясь в подробности. И как только они пересекают мост через ров, Марк молча пускает свою лошадь галопом по просёлочной дороге. Лукас озадаченно смотрит ему вслед под стрекотание сверчков в траве и заинтересованное фырканье своего коня. Это опять игра?