Наивные.
Наивные сволочи. Ублюдки, которые своими же руками разрушают ей жизнь. Чан Вонён так давно, так глупо мечтает о том, чтобы возвращаться домой без какого-либо страха о том, что за ней следят, что направляют на неё объективы своих камер – щёлк, и вуаля! Новая, «натуральная» фоточка Чан Вонён! Действительно ли она так хороша на самом деле?«Только взгляните на её длинные ноги!»
«Ах, зацеловать бы эти прекрасные губы!»
«Она словно живая кукла!»
«Она красивая, но разве это не благодаря пластике?»
Сотни совершенно разных комментариев всплывают у школьницы в сознании, из-за чего голова начинает болеть. Она зажмуривает глаза, зарывается лицом в сложенные на парте руки, словно беззащитный котёнок, пытается игнорировать тучу напористых взглядов, громкие шепотки, да и вообще любые движения в свою сторону. Не хочется лишний раз чувствовать, как совесть пожирает девчушку изнутри, словно она в чём-то провинилась и теперь должна ответить за свой проступок. – Эй, подруга, ты в последнее время сама не своя. Что-то стряслось? – Вонён чувствует, как чужие руки медленно, бережно опускаются ей на плечи. Она сонно поднимает голову, разворачивается, уставившись на бледное лицо лучшей подруги. Юджин выглядит встревоженно, словно на иголках сидит, но со всей силы старается сдерживать свои эмоции. Ан давно заметила странное поведение своей близкой подруги, и не волноваться она попросту не могла, хоть и хотела верить, что накручивает себя, что с Чан на самом деле всё в порядке. Она как-то обречённо, устало ей улыбается, в её взгляде чувствуется некое отчаяние и безысходность, словно Вонён, бродя по лабиринту, зашла в тупик и теперь не знает, как выкарабкаться. – Ничего, просто... – младшая помедлила, поджав свои губы, – Просто устаю в последнее время. – быстро находит отмазку она, однако Юджин сразу понимает, что лучшая подруга лжёт. Ан хочет выслушать её, помочь, но в то же время осознает, что насильно заставить Вонён открыться не может. Выжать из человека информацию с помощью морального давления – весьма плохой способ, Джин не хочется причинять Чан боль, а потому ей в какой-то степени приходиться наблюдать за состоянием подруги, которое с каждым разом всё ухудшается, со стороны. Но старшая всё равно старается поддерживать её так, как может. Погода не меняется: всё такие же хмурые, тяжёлые тучи, холодный ветер и сырая почва, что не успела прогреться и высохнуть за день, так как ближе к раннему утру снова хлынул проливной дождь. Вонён ненароком глянула в окно, вяло уставившись на унылый пейзаж ранней весны. Школьница рада, что её парта находится с краю, прямо рядом с окном – так кажется, что она, хоть и ненадолго, но становится незаметной.* * *
– Чан Вонён, сходи со мной на свидание! – наблюдая, как слишком уж самоуверенный парень растягивает губы в надменной ухмылке, ученица тяжело выдыхает, прикрыв глаза. Что ж, сегодняшний день не обошёлся без очередного признания в любви и приглашения на свидание. Как и все предыдущие, что уж скрывать-то. Уставившись взглядом в пол, слегка потупив на месте, девчушка немного задумалась, а после наконец открыла рот; старалась говорить максимально мягко и дружелюбно, дабы её отказ не звучал слишком грубо и парень не замкнулся в себе. Признаются ей уже не раз и не два, и даже не три, поэтому она осознаёт, какая реакция может последовать после отказа. Терпение Чан стало закипать, когда Сонхун в наглую схватил её за руки, крепко сжал их, всё дрыгался на месте, умоляя Вонён дать ему шанс. Она, закатив глаза, применяет попытку вырваться, но хватка Пака куда сильнее, да и он крупнее её, хотя саму Чан маленькой тоже не назовешь. Злость вдруг сменяется на панику, только сейчас Вонён осознает – в школьном коридоре большое количество людей, и каждый из них смотрит на неё. На неё, не на Хуна, который продолжал грубо толкать и дёргать девушку за руки. Глаза учащихся, словно у хищников – они выжидающе смотрят, наблюдают, видят, как Вонён постепенно окутывает животный страх. Казалось, что стены вытянулись, стали безжалостно давить на беззащитную школьницу. Никто её не защитит, а Чан, кажется, уже воздуха в лёгких не хватает, она рвано, жадно вдыхает, выдыхает, её медленно, но верно начинает трясти.Снова.
Снова это чувство полной беспомощности, бесполезности. Снова Вонён понимает, что слаба, безумно слаба перед таким количеством людей. Только не это. Только не это. – Тебе же ясно сказали, – грубый, низкий, с ноткой злости голос раздаётся где-то за спиной Чан. Отчетливо она его не слышит, лишь приглушённо, отголосками. Резкая волна панической атаки отходить явно не собирается. Ей хочется обернуться, взглянуть на лицо своего «спасителя», поклониться на девяносто градусов и искренне поблагодарить его за помощь, но ничего из этого школьница сделать не может; её словно пригвоздили к полу, девчушке даже лёгкий поворот головой дается с трудом. – Нет, значит, нет. Отпусти её. – мужской голос звучит всё настойчивее и грубее; Сонхун строит недовольное лицо, говорит не лезть, ибо «не твоё дело», а Вонен тем временем замечает некий страх в глазах Пака. Пытается строить из себя бесстрашного, когда как на самом деле трясётся под взглядом чужой, статной фигуры. Обстановка накалиться не успевает, в конечном итоге Пак отстраняется, и Вонён чувствует, как чьи-то сильные руки ловят её хрупкое, ослабевшее тело. Её всё ещё трясёт, а на ногах она держаться самостоятельно не может. Хун непонятно куда сбегает (струсил, видимо), Вонён даже не смотрит ему вслед – плевать на него совершенно. – Чё глаза вылупили? Рассосались все, это вам не театр. – паренёк снова подает голос, только в этот раз стараясь отпугнуть толпу слишком уж любопытных учеников. Вроде, у него даже получилось. Чан делать резких движений не спешит; она смотрит куда-то себе под ноги, оперевшись тельцем о парня, чьё имя она так и не узнала. Взгляд её расфокусирован, картинка (точнее дощатый пол) перед глазами мыльная, очи почему-то влажные, хотя Вонён явно не собиралась униженно лить слёзы, несмотря на истерику, которая резко подступила к горлу и также резко сошла на нет, стоило ей почувствовать, как чужие руки окутали её – такую хрупкую и нежную, беззащитную школьницу. – Ты как? – его голос неожиданно мягок, приятен до холодных мурашек; до лёгкого, непонятного, но блаженного, такого облегчающего чувства в теле. Словно Вонён впервые за долгое время наконец смогла вдохнуть полной грудью. – Ты же не собираешься плакать? – нотки иронии в голосе, по-доброму издевательский смешок доносится до ушей младшей, после чего девчушка вдруг хмурится, напрочь забывая о том наслаждении, которое испытывала буквально пару секунд назад. – Не буду. – бурчит себе под нос она, отстранившись от парня и чуть качнувшись в сторону; ноги её все еще кажутся ватными, хотя стоять она самостоятельно, вроде бы, может. Нерешительно подняв глаза, девушка взглянула на лицо парня и изумилась, когда поняла, что это никто иной, как Ватанабэ Харуто – её одноклассник родом из Японии, с которым девчушка почти не контактировала и перекидывалась лишь парой фраз, и то по учебным темам. Парень ей всегда казался каким-то отстранённым, даже озлобленным, а низкий голос придавал ему более пугающий вид – он был высоким, ростом сто восемьдесят пять точно, с широкими плечами, потому мало кто осмелился вставать у него на пути. Он не был каким-то школьным хулиганом или типичным «бэдбоем» из второсортных дорам, по которому текли все девушки школы; просто в каких-то моментах для многих Хару казался жутковатым, вероятно, из-за большой комплекции. Возможно, зрелое, но весьма холодное выражение его чистого лица также повлияло на это. Однако, сейчас он выглядел больше озорным, нежели чем пугающим. Сыграла роль его неширокая, очаровательная улыбка, что хорошо сочеталась с такими же очаровательными глазами, в которых вдруг проснулся огонёк непонятно откуда взявшейся радости. Лицо у японца то, что надо и отрицать это будет весьма глупо. – Спасибо, – сухо бросает Чан, быстро осматривая собеседника с головы до ног. – Что заступился. Она отходит назад, делает низкий поклон и, пробурчав что-то себе под нос, спешит скрыться с глаз своего одноклассника. Он же в свою очередь за ней не спешит, продолжает стоять в опустевшем коридоре, облокотившись о свой шкафчик; кидает на воздух легкое «не за что», хоть и знает, что Вонён его не услышит – уже убежала. На урок Харуто не спешит, да и не очень хочется отсиживаться на литературе, которую он считал безумно скучным и нудным предметом. Его совершенно не интересовали все эти писатели, поэты, рассказчики, или кто там ещё есть. То ли дело – сидеть на крыше, наслаждаясь холодным ветром и сыростью. Вот туда Ватанабэ и последует.