Игры Рафтеля

      Костер горел славно. Тянулся языками до небес, высокий, буйный, яркий — хоть используй, как маяк. Мугивары плясали вокруг него под ручку с ватари, вели громкий хоровод. Кто-то временами отбивался от стаи, возвращался за стол, чтобы умять лишнюю котлету или сладкий десерт. Кто-то — чтобы долить себе выпивки, взять новую сигарету или проверить, не пропал ли заготовленный в холодильной яме шашлык. Во дворе царила атмосфера веселья и радости. Со всех сторон доносилась музыка; она лилась волшебными витками, заставляя гостей танцевать, и даже Нами, которая этого делать не хотела, чуть расслабилась под воздействием задорных звуков из пианино Брука.       Опустившись на большую золотистую подушку, Нами прислонилась к дереву спиной. Она наконец-то почувствовала себя расслаблено, и про себя подумала, что посидит здесь только несколько минут, пока нетрезвый гул в голове не утихнет, а затем пойдет спать. Только несколько секунд спустя она заметила, что дерево — не дерево, и оперлась она, оказывается, на пьющего маримо.       Песни, пляски, да веселье его не особо интересовали, а вот редкий эль — еще как.        — Давно мы так не гуляли, — довольно, как кошка, мурлыкнула Нами, удобнее усаживаясь на подушке так, чтобы в ней практически утонуть.        — Ага, всего-то в среду, — хмыкнул старпом в ответ. — Сколько у тебя?       Нами пришлось посмотреть на руку, чтобы вспомнить, сколько кружек она уже выпила. Привычка записывать круглые числа не подвела.        — Пятнадцать пива, одинадцать виски, десять — вина. А у тебя?        — Хрен знает. Я не считал.        — Тогда я выиграла спор.        — Черта с два.        — Надо было считать.        — Это отвлекает. Я бы все равно забыл. И как тебе не лень?        — Попросила Чоппера. Он оставлял записки, как пациентами. Видишь?       Нами сунула ему запястье в лицо, хвастаясь неразборчивым почерком и остроумным «Адрес: 7 комната!!!». На руке у нее болталась кучка золотых и нефритовых браслетов, а среди колец, на безымянном пальце, одиноко устроилось то самое, что они подобрали в сокровищнице в обед.        — Колечко приглянулось? — нахмурился он.       Нами это будто и не заметила.        — Санджи-кун надел, когда мы дурачились. Красиво?       «Так красиво, что аж бесит», — подумал он, стараясь не реагировать на пальчики Нами на своей шее, пока она выглядывала из-за его спины, опираясь подбородком на крепкое плечо. Грудью жалась слишком сильно, улыбалась еще так… хоть сейчас иди завитушке морду бей. Просто так. Без причины.        — Ага, — буркнул он вместо того, о чем подумал. — Сними. Вдруг проклято?        — Ты думаешь? — надулась Нами. — И правда. Сниму. Мне еще по-настоящему замуж выходить. Вот вернемся домой, отстрою нам с сестрой дворец среди мандариновых плантаций, и начну думать о семье.        — Хитро. Мы же без тебя и до другой стороны Кокояши не доплывем, — Зоро фыркнул, пряча вставший ком в горле за дюжиной больших глотков. Кружка мгновенно опустела, а Нами тем временем разочарованно стянула кольцо и забросила то в декольте. — И вообще, разве ты бы смогла? Думаешь, такая жизнь для тебя?        — А ты считаешь, нет? — хмыкнула Нами почти возмущенно, взболтнув жидкость в бутылке.       Конечно нет. Вдали от команды она только и делала, что плакала, отсчитывая дни до момента их встречи. Это стало чем-то сильнее дружбы. Чем-то странным и необъяснимым. Их команда круто отличалась от всех известных им пиратских команд. Даже от Ло. Они были другими. Просто совершенно другими. Сам Луффи не любил всю эту шелуху с дивизиями, флотом, подчиненными. Она была ему противна. Луффи чтил верность, а подчинение ему к черту не сдалось.       — Нет. Тебе было бы скучно жить на заднем плане. Далеко от центра событий, от нашего Луффи. Мы ведь уже все поняли, что рядом с ним творится история. Настоящие чудеса.        — Может, ты хотел сказать «было бы скучно рисковать жизнью»? — Нами бросила на Зоро слегка обескураженный взгляд. — Ни с кем меня не путаешь случайно?        — У тебя есть мы. Сколько раз я тебя спасал?        — А ты, я погляжу, жизнью рисковать — первый горазд. Всегда есть шанс не успеть. Или проиграть. Вас тоже могут однажды отделать, как котят, какие-нибудь такие же амбициозные глупцы, как вы.        — Я поклялся, что больше не проиграю. Никому.        Нами только усмехнулась, чувствуя рвущийся из груди смех. Мысли в голове роились интересные.        — Поговорим, когда влюбишься.        — На что намекаешь? — напрягся Зоро. — При чем тут это?        — Говоря о вещах, которые совершенно нам не подходят. Правда думаешь, что будешь всю жизнь плавать морями, как первый помощник Мугивары, лучший мечник мира? Никогда не думал о том, что люди иногда влюбляются, заводят — чертово слово — семьи, детей? Наш дом — это корабль, но и нам есть куда возвращаться. Кроме Робин, Брука и тебя. Усоппа ждет Кая, Чоппер тоскует по королевству Драм. У меня есть Ноджи, у Санджи — «Баратия» и Пудинг где-то в Шоколадном городе, хоть он о ней и забыл. Луффи родом из Норс Блю, иногда рассказывает про Дадан, да и Хэнкок ждет в Амазон Лили. Для Фрэнки — Ватер-7, для Джимбея — остров рыболюдей…        — Брук тоскует по Лабуну.        — Да, даже груде костей есть, куда идти, — подколола старпома Нами. — Остаются только Робин и ты.        — Робин ждет Аокидзи. Или тот же Ватер-7, судя по их разговорам с Фрэнки.        — А тебя? Перона? Ташиги?        — При чем тут они? У меня есть старый додзе. На том же острове, где вырос Луффи.        — Славная катана, да бочка пряного вина. Это все, что тебе нужно, да?        — Да что с тобой, Нами? Ты напилась?        — Ты первый начал этот разговор. Плати за это по счетам.        — Что плати, что нет: ты бездонная дыра, по гроб не расплатишься.       По-хорошему, обидеться бы на него, и не разговаривать по меньшей мере несколько дней! Нами поднялась с подушки, хмуря высокий лоб, даже чуть не упала. Мир вскружился, стал еще более пестрым, еще более ярким: не уследить. Ей все казалось, что можно сказать все, что угодно, поступать так, как хочется, и не бояться совершенно ни-че-го. Но она была все еще недостаточно пьяна, чтобы избавиться от дурного беспокойства, засевшего в груди. Комната номер семь, да?       Рафтель разговаривал с Усоппом и Чоппером. Её товарищи по клубу «слабых» и «трусливых» слушали его, развесив уши, а между делом — рассказывали что-то о том, как хотели бы сделать то-то и то-то, пойти туда-то и туда. Жаловались также на Нами и её отношение к деньгам. Мол, не дает лишнюю копейку, за каждую мелочь требует чек. Казначей и бюрократ, как её еще назвать?        — Кажется, ты в плохом расположении духа, — мягко улыбнулся Рафтель, за руку завлекая кошку-воровку к себе на подушку.       Нами приземлилась мягко, но разозлилась, будто бы на голову вылили ушат льда с утра.        — Не дергай меня так, это грубо!        — Ты на меня злишься? Почему?        — Нет, не злюсь.        — Злишься.        — Сказала, что нет! Но если продолжишь, то точно разозлюсь.       Ватари сновали по поляне перед поместьем туда-сюда, временами подливая гостям то алкоголь, то вишневый сок. На этот раз одна из них протянула Нами пирог с красными мандаринами. Дольки, поломанные на кусочки, сияли в свете костра как рубины, терялись в половинке шарика мороженого, будто бы разбросанные по снежному склону. Стоило взять его в руки, почувствовать запах, увидеть на тарелочке перед собой…       Белл-мере редко баловала их вкусностями. Вообще-то, бывали дни, когда они питались одними мандаринами, чтобы не помереть с голоду, потому что денег не было, а в окрестностях Кокояши полно более вкусных сортов мандаринов. Нами ненавидела порой и ферму, и саму Белл-мере за то, что им приходилось так жить (по ей, так лучше бы они выращивали кур), но все же бывали дни, когда ужин в семье был настоящим праздником. В редкие дни случалось, что в Кокояши приплывали судна, сотрудничающие с фабриками сладостей, и Белл-мере удавалось продать им корзину-другую за несколько тысяч белли. Тогда она могла купить муку, яйца, сахар, и испечь единственный пирог, который у неё худо-бело, но хоть как-то получался: готовила женщина откровенно плохо. Гэндзо приносил им мороженого и дорогих алых мандаринов, и они сидели все вместе допоздна, пока на противне не становилось чисто.       Она уставилась на блюдо, боясь даже притронуться. Совпадение? Разве такое возможно? Откуда ватари знать, что она любит этот пирог? Даже Санджи был неведом этот секрет, да он и не готовил пироги сегодня…        — Разве на острове есть мандарины? — зашла она издалека.       Стало неуютно дышать.        — Есть, конечно. На плантациях, с другой стороны. Могу сводить тебя туда завтра, если хочешь, — довольно ответил Рафтель. Разлегся на подушке рядом, смотря на неё снизу вверх, игрался пальцами с четырехлистным клевером, и улыбался. Довольный был, как обожравшийся сметаной кот.        — Но этот сорт не любит такой климат. Температура не та. Перепады резкие.        — Все вопросы к ватари, это их забота.        — И ватари пекут пироги? И делают мороженое?        — Конечно. Они не особо умные, но в хозяйстве хороши.       Плохое предчувствие скреблось в груди, прогоняло пьяную дурноту. Нами стала приглядываться к другим, наблюдать за тем, как ведут себя «феи», что делают, кому что подают. Фрэнки пил колу (откуда ей взяться здесь? С корабля?), Луффи получал исключительно любимые части мяса — рыбу и овощи ему даже не думали предлагать. Зоро чуть не купался в сорте любимого эля, куда бы он ни пошел — везде новая бочка. Робин потягивала освежающий мятный коктейль со льдом, Джимбей вместе с Чоппером пытались поделить между собой такояки. Для Брука нашлись инструменты на любой вкус, ватари вокруг него вились исключительно полуголые, в купальниках в яркой расцветке под стать выкрашенному в розовый афро. Санджи — так тот вообще вот-вот истечет кровью от внимания роскошных феечек, будто по волшебству знающих, что Санджи хорошо разбирается в еде, вине и в девушках. И хоть Рафтель продолжал повторять, что ватари глупы, вопросы девушки задавали вполне осознанные. И всегда такие, на которые Санджи стопроцентно знал ответ. С Усоппом ситуация была аналогичной. Вывод напрашивался однозначный: все на этом острове будто знало, чего они хотят.       Нами нахмурилась, придирчиво осмотрела мандарины на пироге. Настоящие. И в торте, вроде бы, не ползают черви… а то мало ли, вдруг умерли по пути на Рафтель, и сейчас болтаются по Нижнему Царству, без границ ублажая души? Её любимый пирог, даже вино, которое обожала Белл-мере, и золото, много, много золота! Вся рука в браслетах, на шее цепочка с диамантами, серьги в ушах тянут на целое состояние. Да хоть комната — номер семь — как хоромы царские из снов про принцесс.        — Ты слишком напряжена. Долго плаваете? Хочется в отпуск? На острове есть горячий источник, если захочется расслабиться.        — Долго. Нет, не хочется. Спасибо, но мы уже утром уплывем.        — Зачем так скоро? — мазнул он темным взглядом по рыжей красавице. — Вы только приплыли.        — Надо. Мы не планировали задерживаться.       Очередная ватари сунула ей в руки крепкое мандариновое вино, до того сладкое и густое, что могло бы сойти за ликер.        — Но может, что-то изменится? И вы захотите?        Нами встала, отложила пирог на стол, и четко сказала:        — Нет, это не обсуждается. Спасибо за гостеприимство, но я хочу спать. Спокойной ночи.       «Спокойной», как же! От подушки Рафтеля до входной двери было каких-то метров тридцать, но все это время, пока Нами шла к ней, она никак не могла отделаться от дикого чувства беспокойства из-за надвигающихся проблем. Чуйка, такой себе особенный вид воли, подвластный только женщинам вроде неё и Шакки, безошибочно подсказывала: с островом что-то не то, с Рафтелем что-то не то. Надо убираться отсюда с первыми лучами солнца, и плевать на золото, драгоценности и все, что попадает под чертов Ван Пис! Хорошо, что она не захватила вещи. Сейчас немного полежит в выделенной комнате, отдохнет, протрезвеет, а потом всех в охапку — и за уши на корабль.