«Раз — два — три — четыре — пять».
И пускай уже на первой секунде они оказались в нужном месте, а на второй — в церквушке зажёгся свет от оставленных ещё с прошлого раза здесь свечей, Аргварес тактично промолчал, терпеливо дождавшись пяти. Антон неуверенно приоткрыл один глаз и внутренне содрогнулся, осознав, что всё сработало: они находились в тускло освещённом помещении. Месте, в котором для него перевернулся весь мир, а для других всё осталось прежним. Забытая куртка ненужным комком валялась в углу залы — хотя Шастун точно помнил, что мог выронить её только лишь на улице около машины, которая также в тот день чудом оказалась в Москве без помощи водителя. — На самом деле, было бы логичнее, если бы я сам принёс тебе куртку, — фыркнул Арсений у него за спиной, наблюдая за тем, как Антон запихивает запылившуюся вещь к себе в ранец. Шастун кивнул головой и впал в ступор, не зная, что ответить. Аргварес слегка нахмурил брови, наблюдая за состоянием Антона: оно было чересчур странным для просто напуганного паренька, нехарактерным для его обыденного поведения. — Слушай, — всё же подал признаки жизни Шастун и повернулся лицом к демону, — вычитал, что в этой церкви могут быть всякие старые письмена и… Мне просто любопытно на них взглянуть, знаешь. Всё, что могло меня напугать, я уже увидел и, ну… не против? Это мало что объясняло по поводу поведения Антона, но Аргварес не мог ответить ему «нет». Демон лишь усмехнулся и кивнул головой, смело пройдя вперёд — для безопасности Антона — по отсыревшей деревянной лестнице вверх, на второй этаж, где находилась одна большая сплошная зала. Пахло сыростью и деревом, повсюду валялись потрёпанные бумажки или то, что от них осталось. Единственным источником освещения было маленькое окошко, в которое попадало совсем немного лучей уже заходящего за горизонт солнца. — Ну тут и пыли, — возмущённо отозвался Аргварес, не обращая внимания на Антона, который отошёл в другой конец комнаты и, видимо, копался в стопке книг, что находились в том месте. Демон скользнул по деревянным стенам внимательным взором: те были испачканы в саже, кое-где виднелась паутина с дохлыми мухами, в паре мест можно было заметить неумелые росписи-граффити — видимо, кто-то сумел добраться сюда до них и осквернить стены этим безобразием. В голове зазвенел колокольчик тревоги, стоило учуять запах дыма. Взгляд снова метнулся к стенам, Арсений тут же отметил про себя: это никакие не граффити неумелых художников, а настоящие старославянские руны по изгнанию демонов, которые были написаны ещё во времена живущих тут служителей. Не то чтобы они могли как-то навредить ему, но… Арсений на пятках повернулся лицом к дрожащему, как осиновый лист, Антону с подожжёнными двумя факелами в руках, палки от которых также были испещрены рунами. Шастун выглядел напугано и до жути неуверенно в своих действиях, но при этом смотрел броско и как-то по-особому жестоко. — Что ты делаешь? — Аргварес выдавил из себя только эту тихую фразу. Взгляд наполнился горечью и всепоглощающей печалью, а губы сами по себе поджались, сдерживая никому не нужную дрожь. — Исчезни отсюда! — как гром, среди ясного неба, прокричал Шастун и сделал несколько шагов навстречу к Арсению в попытке обдать демона огнём. Аргварес отступил к противоположной стене с маленьким окошком на ней. Его не мог убить ни огонь, ни эти намалёванные руны, ни заклинания — ничего. Но боль… он мог почувствовать её, если его суккуб посмеет совершить подобное. Это и происходило в данный момент. — Потуши огонь, — его голос дрогнул на последнем слове. Он не мог поверить, что его Антон, его вечно слепящее солнце, посмеет обжечь его в буквальном смысле. Снова. — Покинь тело Арсения! Оставь его в покое! — продолжал не слышать его парень, делая твердые шаги в его сторону всё чаще и чаще. — Я и есть Арсений! — Аргварес уже не знал, что делать: он не хотел просто взять и исчезнуть, боясь за Антона — но его разочарование из-за происходящего не позволяло просто потушить огонь. — Если так и есть, то лучше такому, как ты, погибнуть, чем портить жизни остальным, — припечатал Шастун и кинул один факел в стену. Конечно, пропитанное сыростью дерево не сумело мгновенно принять на себя огонь, но брошенный факел упал позади демона совсем рядом и смог задеть его ногу. Аргварес поморщился от боли и отпрыгнул от огня подальше — в тот самый момент, когда Антон кинул второй факел прямо перед ним. Демон угодил прямо во вновь появившееся пламя, получив сильный ожог на руке и правом бедре. Антон отскочил от пожара подальше, испуганным зверем наблюдая за тем, как по стене и полу расползался начинающий заниматься пожар, и Арсений отчаянно закричал, не думая о бреде, который несёт: — Ты солгал мне! Ты снова сделал это! — на его голове проявились завитые к концам чёрные, как мгла, рога, а глаза сверкнули ярко-красным цветом. — Ты обещал, что больше не причинишь мне боль! Из глаз потекли слёзы, стоило огню вновь болюче ужалить его за руку. Аргварес утробно прорычал и одним щелчком пальцев потушил пламя позади себя. Его не волновали ожоги, которые пройдут через пару часов. Его волновал лишь факт того, что его суккуб снова предал его, как делал пару столетий назад, и вновь отвернулся от него, так и не приняв. Слёзы горячим ключом текли по щекам, причиняя невыносимую боль, и Аргварес, думая лишь о предательстве, заговорил на латыни: — Vos vobis pollicitus fore, cum me. Ego sum paenitet habere reappeared in vita tua, — демон вновь щёлкнул пальцами и исчез во мгле, уже не думая об антоновой безопасности. Пламя в ту же секунду потухло, и Антон поёжился, стоило фразе, произнесённой чужим голосом, пронестись в сознании: — «А ты правда настолько дорожил Арсением, что просто решил избавиться от меня?» Во вмиг опустевшей комнате после исчезновения демона остались только сожжённые стены и запах неутолимой печали.***
Антон кое-как добрался до Москвы из той церквушки обратно: пришлось использовать и такси, которое слишком долго пыталось отыскать его, и автобус, едущий слишком медленно из-за своих габаритов. Каждую прожитую секунду перед глазами возникал образ демона: его утробный рык, блестящие красно-чёрным глаза и слова, произнесённые на неизвестном языке. И вроде, должно полегчать: Хэй, Антон, ты уничтожил демона! Теперь Арсению ничего не угрожает! Но в то же самое время приходило осознание того, что тот не лгал — Арсений и есть Аргварес, и никто в него не вселялся. — Идиот, — Антон не мог заснуть по дороге домой. В памяти слишком чётко отразились слезящиеся глаза, умоляющий голос и дрожащие губы. Он не должен сожалеть, но он сожалеет. Он мог принять, но он просто поторопился с выводами и принял решение слишком рано. Он попросту не знал: жив ли сейчас Арсений, мучается ли? — Я несусветный идиот. Антон находился в своей квартире, в которой ещё прошлым вечером находился Арсений: нежно ему улыбался и просил не бояться его, одним только взглядом говорил, что не причинит вреда. А в итоге Антон причинил вред ему, а никак не наоборот. В сознании крутилась мысль о том, что демон даже в тот момент не поднял на него руку и не сжёг заживо вместе с церквушкой. Наоборот, он терпел ожоги, корчился от боли и умолял поверить ему. Антон просто не находил себе места и корил самого себя за необдуманный поступок. Делов-то! — попытаться принять демона, и не такое переживали! Но это было, видимо, не в его компетенции… А теперь Арсений либо умер, либо более никогда не захочет взглянуть ему в глаза, либо возненавидит. Чёртовы муки совести. Чёртовы на голову свалившиеся чувства. — К тебе попасть может даже сосед. Хоть бы дверь закрывал. — Бля-ять, да когда меня прекратят пугать в собственном доме?! — в очередной раз за прошедшие сутки вздрогнув от донёсшегося голоса, злобно сказал Антон и обернулся, ни на секунду не задумавшись о том, кто это мог быть. Донёсся задорный смех, стоило Шастуну вновь панически вздрогнуть от осознания того, что к нему явился вовсе не Арсений, а сразу трое: Эмиль, Данталиан и Персефона — девушка, которую он не видел ранее. Иманов махнул ему ладонью, на что Антон чисто механически отозвался, застыв, как статуя. Шастун ожидал всего: того, что его пришли наказать за издевательства над Аргваресом или же применить магическо-демонские штучки и отправить его на другой конец мира — но Дима лишь огляделся по сторонам, найдя в спальне кресло, на котором недавно находился Арсений, и умостился в нем; Эмиль заполз на подоконник, а Персефона оглядела представшую перед ней обстановку и с максимально каменным лицом повернулась к Антону и безразлично сказала: — Просто покажи, где у тебя кухня. Я голодная, как псина, — Шастун нервно повёл губами в подобии искажённой улыбки и быстро указал рукой в сторону кухни. — Ага, спасибо. В точно таком же повисшем молчании Персефона ушла в нужную комнату, громко захлопнула за собой дверь, за которой в ту же секунду донеслись песни «Короля и Шута», и принялась греметь посудой. — Не обращай на неё внимания, — отозвался Дима, заметив ничего не понимающего Антона, и жестом указал ему на кровать. — Пусть лучше она разгромит кухню в попытке что-то приготовить, нежели оторвёт тебе голову. Шастун от такого заявления весь напрягся. Воспоминания подбросили последнюю встречу Антона с Димой, когда тот саморучно запугал его до чёртиков — а это никак не прибавляло уверенности в происходящем и совершенно не успокаивало ни на дюйм. — Как твои дела? — внезапно нарушил давящую атмосферу Эмиль, на что Антон вопросительно глянул на него. — Ну, как тебе живётся с осознанием того, что демоны существуют? — пожал он плечами. — Например, я в своё время был, конечно, в шоке, но у меня была моральная подготовка к этому, что ли. И тут до Антона дошло то, что должно было дойти давно — а какого чёрта Эмиль постоянно в подобных обстоятельствах находится рядом с Данталианом? Он не мог быть демоном, иначе как минимум единожды его имя бы назвали, да и Арсений ничего о нём не упоминал, когда рассказывал о всех своих родственниках. Этот вопрос пришлось задать позже, так как его размышления и так и не начавшуюся беседу с Эмилем перебил Дима своим спокойным, но ледяным тоном: — Где Арсений? Он не выходит на связь со вчерашнего вечера, когда уехал с тобой в ту церковь. Антон зажмурил на секунду глаза, а перед глазами строчкой пронеслось: «Блять-блять-блять. Они знают, что я был с ним. Сука, мне хана, блять». — Слушай, я не горю желанием допрашивать тебя или вселять на тебя ужас. Чего бы ты там себе не надумал, демоны людей не убивают, а тебя тем более не тронут. Ты имеешь, так сказать, особую неприкосновенность, — он говорил загадками, одновременно возвращая свою обычную речь и искушая тягучими гласными. — И мы просто переживаем, потому… — Я попытался сжечь его, — пискнул Антон. «Мне точно хана. Чёрт возьми, блять». Демон замолчал. Он в упор посмотрел на Антона, будто пытался понять, шутит тот или нет, а затем, словно найдя ответ на свой вопрос, шумно выдохнул через нос и сжал кулаки. Его глаза на миг прикрылись в попытке совладать с собой, а зубы в напряжении закусили краешек нижней губы, перенося всю свою злость на неё. Эмиль, заметив его состояние, в ту же секунду тенью шмыгнул к нему и зарылся пальцами в его волосы, осторожно поглаживая и успокаивая. Надо же, даже не боялся взбешённого Данталиана. — Зачем? — спустя долгие минуты молчания всё же решил подать голос демон. — Дим… — немного осуждающим тоном тихо протянул Эмиль, пытаясь заглушить гнев Данталиана. — Нет, я должен знать, какой логики он придерживался, когда делал это. Шастун опустил голову вниз, рассматривая край кровати, с которой свисало серое покрывало, и, не зная ответа — или боясь ответить — несмело пожал плечами. Демон на это вновь шумно вздохнул и сдержанно произнёс: — Если бы демонов было можно чем-то убить и ты бы случайно сделал это, я бы снёс тебе голову несколько секунд назад, Антон. И даже Эмиль и чёртовы принципы не остановили бы меня, — его голос звучал грозно, от него буквально сквозило одним лишь напряжением. — Но если демонов невозможно убить, это не значит, что их нельзя вывести из себя. А именно этим ты сейчас и занимаешься. Послышался недовольный цок языком, донесшийся от Эмиля, после чего Дима что-то шёпотом произнёс на латыни: — Ego tranquillitas. Антон тихо вздохнул, мысленно попрощавшись с жизнью или с одной частью своего тела. Ну, была ни была. — Я решил, что вы забираете души и причиняете вред другим людям. И в этот момент Данталиан взорвался. — Нет, ты слышал это?! — он поднялся с кресла и недовольно взмахнул руками, после чего подошёл к до сих пор сидящему на кровати Антону почти вплотную и наклонился к нему. — Если мы когда-то и причиняли вред людям, то только ради защиты дорогих нам людей. Души мы отроду не забирали, мы даже не знаем, как это делать! — его ноздри вздымались от каждого произнесённого им слова. — А если кто-то из нас когда-то и хотел вдруг — хотя навряд ли — причинить людям вред, мы этого не делали. А знаешь почему? Потому что Аргварес настолько верит вам, настолько души не чает в вашем существовании, что мы не могли не дать своё согласие на это, — Данталиан злостно ударил по обивке кровати носком ботинка, вынудив Антона вздрогнуть, и отошёл к окну. — А ты попытался убить его за то, что он якобы губит всё живое, — он развёл руки в стороны, до сих пор не веря в то, что произошло с Аргваресом. — Хотя он ангел по сравнению со всеми нами, пусть их никогда и не существовало! Данталиан постарался успокоиться, чтобы не разнести квартиру к чёрту, и, набрав в лёгкие побольше воздуха, тяжёлым грузом вновь опустился на кресло. Эмиль, наблюдавший за всем этим со стороны, сочувствующе поджал губы и положил ладонь ему на плечо в надежде успокоить его. Повисла тишина: Данталиан молчал из-за попытки контроля своего гнева, Эмиль же направил все свои силы на успокоение демона, а Антон просто не знал, что сказать в подобном положении. Было страшно промолвить и слово, ляпнуть снова что-то не то и огрести уже по полной. Но тишина слишком сильно давила на виски, и любопытство тёмными коготками царапало кожу. — Эмиль, — на пробу произнёс он, и названный с интересом поднял на него взгляд. — А почему ты так спокойно относишься к тому, что они все демоны? Не страшно находиться с ними рядом? Конечно, можно было бы спросить также об отношениях между Эмилем и Димой, но, судя по тому, что первый постоянно следовал за ним хвостиком, а второй — успокаивался лишь от прикосновений Эмиля, было предельно ясно, что те вовсе не друзья. И пускай внутренняя гомофобия к подобному немного душила изнутри, приходилось молчать, чтобы не отхватить от них обоих. Эмиль на этот вопрос только односложно усмехнулся и произнёс настолько буднично, будто они говорили о простых делах, как мытьё посуды, к примеру: — А, так я суккуб его. — Кто? — вырвалось прежде, чем Антон успел подумать. Чёртово любопытство (и ведь реально же — чёртово). — Ну, знаешь, — Эмиль на всякий случай повторно удостоверился в эмоциональном состоянии Данталиана и вновь умостился на подоконник для удобства. — Суккуб — это нечто вроде истинной пары для демона, соулмейт, родственная душа — называй как хочешь. Вот смотри, — он сделал небольшую паузу, облизал пересохшие губы и продолжил. — Всего существует двенадцать демонов: это шесть обычных — таких как Аргварес и Данталиан — и их пары, то есть суккубы. Каждый суккуб создан для того, чтобы быть с демоном. Они перерождаются каждое столетие с разным именем, разной жизнью, но с одной внешностью. Если демон встречает его, он сразу понимает, что это его суккуб и испытывает к нему что-то вроде любви по человеческим понятиям. Демоны следуют за своими суккубами каждую их жизнь в попытке заполучить уже человеческую любовь к себе, чтобы обратить их в демонов, но каждый раз это сложно сделать — трудностей куча: суккубы забывают прошлые жизни, не испытывают тех чувств, что необходимы, пугаются, пытаются убить свои пары или отвергают их. Так из раза в раз. Антон пытался переваривать весь поток информации, навалившийся на него. Шестерёнки крутились кое-как, противно тарахтя, отчего Шастун из всей тучи вопросов смог выдавить только: — И у тебя тоже есть рога? — О да, — усмехнулся Эмиль и, прокрутив головой, показал их: на голове выступили чёрные закрученные рожки, которые внешне напоминали рога Данталиана. — Я ещё много чего могу: всё, что делает обычный демон, могу сотворить и я, только мне для этого приходится учиться, — он щёлкнул пальцами и ярко улыбнулся, когда из кончика указательного пальца выступил небольшой огонёк, который не тух даже от дуновения ветра. Выполненное действие наконец заставило Данталиана растаять и расслабиться. Он по-своему косо улыбнулся и с непередаваемой нежностью посмотрел на огонёк, словно видел в нём смысл своего существования. Эмиль, заметив это, поцеловал его в макушку и вновь что-то тихо шепнул ему на ухо, вынудив губы демона дрогнуть в улыбке. — Это, — Иманов указал на огонёк, — зажигалка. И пусть это кажется простым, но подобный огонёк может сделать демон или суккуб только в том случае, если их связь является возможной или уже состоялась. Если говорить нормальным языком — только в том случае, если чувства достаточно сильны, — он поднёс руку к своему рту и подул на неё, особо медленно потушив огонь, который не оставил после себя ни дыма, ни запаха гари. — К примеру, Аргварес и Персефона так не могут. На последней фразе его голос потускнел. В нём проснулись печальные нотки сожаления и сочувствия. Не дав и секунды, чтобы задать вопрос, Эмиль просто продолжил дальше, заранее поясняя: — Персефона ещё не встретила своего суккуба. Она его не особо ищет, так как чувствует себя вполне полноценной и без него. А Аргварес… Арсений гоняется за своим суккубом уже семь столетий — а это самый большой срок из всех. Эмиль замолчал, заметно погрустнев от произнесённых им слов. Данталиан же вновь напрягся, но продолжил молчать, позволяя другому нарушить тишину, чтобы вставить своё слово. «Король и Шут» так и доносился с кухни вместе с грохотом от посуды, когда как Персефона тактично не желала вмешиваться в их диалог. Антон же завис, обрабатывая обухом ударившую информацию. «Ты обещал, что больше не причинишь мне боль!» — слезливый голос донёсся в подсознании, заставив мурашки роем разбежаться по коже, заползая на затылок и под футболку. Взгляд заметался по комнате, а сердце заколотилось, как бешенное, когда догадка, что сидела на самой подкорке, неожиданно осенила его. В голову влезла вскользь брошенная фраза Димы: «Ты имеешь, так сказать, особую неприкосновенность», — которая красочно и теперь более отчётливо дополняла сложившуюся картину. Ладошки резко вспотели от столь резкой мысли, и Антон, проглотив ком в горле, просипел: — Я его суккуб, да? Никто не кинулся отрицать произнесённые им слова, что усугубляло ситуацию и подтверждало собственную догадку. — Раз ты сам догадался, то да, — неожиданно подал голос Данталиан. — И я клянусь, за всю ту боль, которую ты сумел причинить ему за эти столетия, я бы четвертовал тебя, если бы не боялся навредить Аргваресу ещё больше. «Да», — ответ, вынудивший сердце снова забиться с удвоенной силой. Не могло быть правдой то, что парень, к которому он испытывал… — нет — парень, с которым он столько лет знаком, оказался не просто демоном во плоти, но и его истинной парой. Непонятно только: это можно считать везением или самой страшной неудачей? И совершенно неясно: было бы лучше, если бы ответ на его вопрос оказался отрицательным? — Не делай такое страдальческое выражение лица, — как-то гневно спустя минуты тишины со стороны Антона отозвался Дима. — Я не понимаю вас, людей, никогда не понимал и не собираюсь делать этого. Что такого в том, что он — демон, а ты — его пара? Если ты ничего не чувствуешь к нему, так продолжай жить дальше, чёрт возьми. Никто не просит кидаться ему в ноги и тут же выдавливать из себя чувства! — Данталиан злостно повёл желваками и отвёл голову в сторону, увернувшись от руки Эмиля, который вновь хотел привести его в порядок и успокоить. Демон раздул ноздри, закипая от злости на саму ситуацию и глупость Антона, после чего неожиданно поднялся с кресла. Поведя плечами, он в последний раз оглядел суккубов, кинув недовольный взгляд на Шастуна и будто умоляющий — на Иманова, и басом сказал: — Мне нужно найти Аргвареса. После этой фразы он исчез, оставив после себя лишь нагретое место в кресле и цветок на окне, который завял от переизбытка ненависти, исходившей от демона. Антон никак не среагировал на его внезапное исчезновение: только прикрыл на мгновение глаза в попытке собрать себя в кучу и глубоко вздохнул. Эмиль, почувствовав себя не в своей тарелке от того, что остался наедине решать проблему с состоянием Шастуна, неловко замялся на месте, но, решив что-то мысленно для себя, умостился на кровати около Антона. Его горячая ладонь в ту же секунду оказалась на чужом плече, пытаясь приободрить и вселить спокойствие, а голос осторожно поинтересовался: — Ты же тоже что-то чувствуешь к нему, да? Антон, как было ожидаемо, промолчал. Его губы поджались в тонкую полоску, а плечи напряглись так, что даже чары Эмиля не были способны унять его нервозность и забрать неуверенность на себя. Что ж, на то они оба и суккубы, что их способности иногда могут попросту не действовать друг на друга. — Когда я впервые встретил Диму, — аккуратно начал свой рассказ Иманов в надежде успокоить друга хотя бы таким образом, — и узнал о его сущности, я безумно испугался. Я зажался в угол от страха и умолял не забирать мою душу, — его голос звучал едва слышно, размеренно, иногда была слышна почти не уловимая усмешка. — Мы служили в одном отряде, и я уже тогда был по уши влюблён в него. Я потерял много времени на непринятие своих чувств и его самого, о чём до сих пор жалею. Слишком поздно я принял всё это и мы не успели провести достаточно времени вместе, всего чуть больше месяца… А затем меня убили. Антон слушал историю, затаив дыхание. По коже расползлись предательские мурашки, стоило голосу Эмиля наполниться бушующей тоской и опуститься ещё ниже до чуть шуршащего шёпота. — Я знаю, что ты чувствуешь, Антон. В один момент ты проводишь с ним слишком много времени, чувствуешь эйфорию, желание постоянно быть рядом, касаться, проводить время только с ним и ни с кем больше. А затем приходит осознание — появляется ненависть к самому себе, внутреннее желание выцарапать из себя эти чувства, торги с самим собой, вера в то, что ты не такой. Шастун вцепился пальцами в джинсы на своих коленках, оттянув жёсткую ткань и сжав её с особой силой. В голове гудели мысли, вызывая противную пульсацию в висках, замирание кульбитом стучащего сердца и ни с чем не связанную тошноту. Антон пустым взглядом сверлил деревянный пол перед собой и старался сделать всё, лишь бы не брать слова Эмиля во внимание всерьёз. Ничего не получалось. — Хочешь, я могу рассказать тебе о вашем прошлом? Я знаю об этом только из уст Димы, так что не уверен, что доложу всё детально и правдиво, — неожиданно предложил идею Эмиль. — Но, возможно, это даст тебе понять, что вы уже потеряли слишком много времени. Не дождавшись ответа, Эмиль щёлкнул пальцами. В его руках оказалась та книга, которой пользовался Арсений для рассказа о своих братьях — и о Персефоне, до сих пор буянящей на кухне.1476 год. Англия.
Первая встреча Арсения и Антона произошла в Англии по нелепой случайности. Аргварес, обладая несвойственной демонам романтичностью и доверчивостью (которая со временем пропала, чему был невероятно рад Данталиан), по наводке Воланда приехал в Лондон. Брат в подробностях и особо важных деталях описывал его суккуба, которого случайно встретил в Лондоне около центральной площади. Воланд, радостно размахивая руками, клялся Аргваресу в том, что уверен на все сто — этот кареглазый юноша в серой одежонке и есть та самая пара, которую Арсений не мог найти долгие годы. А Аргварес искал. Стоило Мулциберу первому отыскать своего суккуба и обрести тот самый покой, которого не хватало каждому демону, как каждый из них принялся искать. Персефона тогда отреагировала на эту новость менее восторженно, нежели остальные, но даже она в самом начале с вполне определённой целью объехала множество стран в поисках, потратив на это около двух сотен лет — и лишь после опустила руки, засев в Польше и так там и оставшись. Арсений не последовал её примеру, но слепая надежда с каждым годом всё быстрее гасла, стоило Ксафану обрести свою половинку, Воланду получить огромный шанс добиться своего суккуба, а Аргваресу продолжать оставаться с пустыми руками. Аргварес посетил сотни стран, наблюдая за освоением новых земель, расколом государств и воссоединением народов, и с каждым разом всё чаще терял крохи надежды на то, что для него всё же предназначен тот самый человек, что подарит ему спокойствие и счастье до конца времён. Оттого идея, что Воланд мог знать хотя бы толику информации, не показалась бредом с самого начала. Арсений пробыл в Лондоне больше года, рыская по городу в поисках того самого щелчка, который будет обозначать только одно: это его судьба. Но Воланд на то и Воланд, чтобы рушить все планы — замучившись наблюдать за бесполезными скитаниями брата, он всё же высказал ему правду о своём обмане в шутливой манере и, опасаясь кары, мгновенно испарился, чем испугал свидетелей, которым удалось это лицезреть. — Вот же сучёныш! Аргварес был в ярости. Его надежда, которая и так держалась на последней ниточке, сорвалась в пропасть. Руки окончательно опустились. Желание искать дальше было потеряно, кажется, на долгие годы. Демон не привык выпускать свою злость с помощью причинения вреда другим существам, оттого он не нашёл ничего лучше, чем исчезнуть из приевшегося и враз посеревшего Лондона в ту же секунду и оказаться в соседнем от него городишке Сент-Олбанс. Арсения не зря называют графом: он много знает, смыслит в искусстве и чувствует непередаваемое блаженство от посещения эстетически духовных заведений. Идея пришла мгновенно — стоило лишь увидеть главный театр города, как Аргварес, особо не задумываясь, без спросу попал внутрь как раз на только начавшееся выступление. Кажется, задумка заключалась в чём-то псевдорелигиозном, но демон не желал даже вникать в то, что будет происходить на сцене — ему бы просто побыть в относительной тишине и привести себя в порядок. Разочарованность и неописуемая досада широкими волнами распространялись по телу, не давая расслабиться и вызывая ничем не подавляемый гнев. Руки тряслись от ярости, а тело пробивала крупная дрожь. Рога без спросу так и лезли наружу, будто желая глянуть на выступление, но Аргварес огромным усилием воли сумел подавить приступ выпустить свою сущность и разрушить весь театр к чёрту. «Стоит мне прийти в себя, как я разорву Воланда на части. Сукин сын, не имеет и толики сочувствия. Чтоб он…» — гневно и слишком громко подумал Арсений и шумно выдохнул через нос, чем вызвал недовольство впереди сидящей женщины в пышном чёрном платье, которая громко цокнула языком, всем своим видом выражая возмущение. Аргварес лишь закатил глаза от подобной манерности — была бы его воля, он бы собственными руками на законодательном уровне запретил выражать недовольство рядом с окружающими людьми. — Сэр, у вас всё в порядке? Вы выглядите неважно, — едва слышным шёпотом неожиданно донеслось сбоку. — Всё в порядке, — отмахнулся Арсений, желая лишь одного: чтобы к нему никто, чёрт возьми, не лез. — У меня просто разболелась голова и… Демон выдавил на своём лице вымученную улыбку и специально изменил цвет своих голубых глаз на более болезненный, дабы ненароком не испугать обратившегося к нему юношу, после чего осторожно повернул голову в сторону парня и замолчал, не сумев выдавить из себя и слова. Щелчок. Кровь забурлила, набатом отдавая громкой и чёткой пульсацией в висках. Губы сами по себе исказились в глупой и дрожащей улыбке. Парень перед ним лишь вопросительно изогнул бровь, не понимая, чем вызвал такую странную реакцию, а Арсений… просто плыл и таял. Демон готов был поставить руку на отсечение в ту же секунду на то, что этот юноша — самое красивое создание, которое он видел за все прожитые им столетия. Ярко-зелёные глаза, обрамлённые длинными ресницами. Немного пухлые розоватые губы, исказившиеся в полуулыбке. Зачёсанные назад русые волосы и худощавость тела, что придавала свой особый шарм. — Вы побледнели, — вновь обеспокоенно отозвался юноша, не получив от Арсения никакой реакции на свои слова. Оно само собой разумеется: у него просто отсох язык от увиденного. — Я работаю лекарем в больнице рядом с театром и настаиваю на том, чтобы вы прямо сейчас прошли со мной. И кто Аргварес такой, чтобы отказать своему суккубу? Поправочка: самому красивому суккубу из всех имеющихся у его братьев, в которого он за долю секунды безоговорочно влюбился. Так вот, как выглядит любовь с первого взгляда. После их встречи время понеслось слишком быстро. В тот день парень, представившийся Томасом, разумеется, уже не вернулся в театр. Он умело смерил Арсению температуру, посмеялся с его необычного имени, которое никогда ранее и не слышал в округе, прописал ему режим и крепкий чай. Аргварес же не смел терять выдавшегося ему шанса и со всё такой же глупейшей улыбкой пригласил Томаса в ближайшее заведение, чтобы отобедать. Через день они увиделись вновь. Через пять — они стали каждодневно встречающимися приятелями. Через месяц — хорошими друзьями. А через три — Аргварес потерял всё. — Он был так тобой очарован, — вклинил своё слово в историю Эмиль, — что не смел и подумать о плохом исходе. Была зима тысяча четыреста семьдесят шестого, когда Аргварес за чашечкой чая у себя на квартире, как на духу, быстро и чуть ли не скороговоркой выложил своему суккубу всё о мироздании, о своей сущности и чувствах к Томасу. Юноша, завидев чёрные рога и блеснувшие в тусклом помещении сине-чёрные глаза, тогда испуганно искривил губы, а после сослался на дела и вылетел из помещения прочь. Он оставил после себя запах аптекарских трав, недопитую чашку горького чая и новенькую, недавно купленную сумку с важными записями о пациентах. Аргварес понял всё на следующий день, когда по обычаю решил навестить Томаса в клинике и встретил лишь запертую дверь и тоскливый голос мимо проходящей девушки: — Ох, он уехал. Так торопился, что даже не попрощался толком ни с кем. Его суккуб просто исчез. Не принял его и даже не попытался принять. Отказался от жизни с демоном под боком. Надежда, которая только сумела окрепнуть, вновь дала трещину.1585 год. Италия.
После произошедшего в Англии Аргварес был морально разбит и раздавлен. На долгие годы он остановил поиски, даже не удосужившись попробовать догнать Томаса — словно знал, что ничего не добьётся и лишь истреплет нервы себе и своему найденному суккубу. Аргварес тратил своё время на то, чтобы провести хотя бы несколько дней с другими демонами, на которых из-за поисков не обращал должного внимания, всего себя отдав на беготню за «призраком». С Мулцибером и его суккубом он сумел посетить древние библиотеки и необычные захоронения, культурно просвещаясь и отвлекаясь от насущих проблем. С Ксафаном занимался привычным для брата делом — посещал балы и знакомился с менявшейся из года в год элитой, получая мнимое удовольствие от выбора нарядов и покупки необычных изделий. С Персефоной на недолгое время засел в Польше и вместе с ней и с Воландом просто бегал по не самым лучшим заведениям, отрываясь на заблудших душах и устраивая небольшие и не особо кому вредящие розыгрыши. Из поволоки нецелесообразного времяпровождения его вытащил Данталиан, который попросту устал наблюдать за скитаниями любимого брата. Прописав ему смачный подзатыльник, он насильно выудил его из ненужного убивания по своему суккубу. — Чёрт тебя дери, Арс. Живо взял себя в руки и пошел искать дальше! Я же не убиваюсь из-за суккуба, а я в отличие от тебя его ещё не встретил даже! — такая встряска, безусловно, помогла и привела в чувства. Аргварес возобновил поиски, прекрасно понимая, что прошлая копия его суккуба в лице Томаса давно погибла от старости или по другой неизвестной причине. И вот, спустя время он всё же нашёл его в небольшом провинциальном городке Италии. Его суккубу на вид было не больше тридцати пяти лет. У него была своя ферма, от которой он имел свой крохотный заработок и где проживал вместе с семьёй. У его дочки были необычайно красивые зелёные глазки и широкая слепящая улыбка. Аргварес понял, что со своими загонами по поводу непринятия суккуба упустил очередной шанс на счастливую вечность с ним. Но, натянув на лицо широкую улыбку, он решил поселиться на соседней ферме, с радостью познакомился с Лоренцо, его кареглазой женой Бертой и очаровательной десятилетней дочерью Сарой. Притворившись местным учителем, Арсений с огромным удовольствием обучал ребёнка чтению и другим школьным базовым навыкам и даже сумел привязаться к этому зеленоглазому чуду, которое забавно картавило на итальянский мотив и называло его «Arsen» с ударением на первую гласную. В далёком шестнадцатом веке Аргварес решил оставить своего суккуба в покое и просто находился рядом с ним, не смея рушить чужую образовавшуюся идиллию.1620 год. Франция.
Это время являлось одним из страшнейших в истории Франции и Австрии из-за нагрянувшей тогда Тридцатилетней войны. Повсюду был хаос, тревоги и разрушения, ружейные пули летали над головами, разнося запах дыма и перекрашивая небо в тёмно-серый цвет. Аргварес обнаружил своего суккуба случайно, когда на одном из центральных рынков Парижа заметил его в специальном военном наряде, который походил на костюм мушкетёра (а возможно, им и являлся). Его звали Эдиз, и он вместе с другими солдатами сопровождал правую руку Людовика XIII во время покупки необходимых королю Франции вещей. Аргварес даже понятия не имел, как подступиться к своему суккубу. Против него играло множество факторов: и то, что тот вечно находился в замке, где демон просто так не мог появиться и прийти к вооружённому до зубов парню с распростёртыми объятьями; и то, что Эдиз являлся приближённым к Людовику XIII солдатом, оттого почти всё время находился либо около него, либо на особо важных заданиях и выездах за пределы страны для переговоров с австрийцами. Особого выхода не было, поэтому Арсений вооружился терпением и принялся ждать, осторожно наблюдая за Эдизом со стороны, воспользовавшись чарами невидимости. Не самый лучший, но самый удачный момент подвернулся в конце тысяча шестьсот двадцать первого года. Аргварес, так ни на йоту и не приблизившись к своему суккубу, вновь исподтишка наблюдал за чем-то обеспокоенным парнем, который явно нервничал и сумбурно собирал свои вещи в небольшой кулёк, что-то тревожно бормотал себе под нос и вечно оглядывался на запертую дверь, словно ожидал, что прямо через секунду к нему кто-то может явиться. Ружьё, стоявшее около стены будто не выдержало сквозившего в комнате напряжения и с громким грохотом упало на пол, чем вызвало отборный трёхэтажный французский мат. — Меня повесят. Я не успею сбежать, — отчаянным голосом пробормотал себе под нос Эдиз и чертыхнулся, когда ткань, которую он пытался быстро, но крепко связать, слегка надорвалась. Аргварес с непониманием продолжал наблюдать со стороны, когда из-за окна комнаты донеслась ругань Людовика XIII и копошение послушавшихся его солдат: — Найдите мне его немедленно! И чтобы к вечеру его голова уже была отсечена от тела. Предателей я не прощаю. Суккуб явно услышал заявление короля, отчего замер и весь как-то сжался, как беспомощный котёнок начав оборачиваться по сторонам в поисках подмоги. Его и до этого дрожащие руки затряслись с новой силой, и он обессиленно осел на своё ложе, на секунду приняв собственное поражение. Отчаянный французский солдат до ужаса боялся расправы от когда-то близких ему людей. — Почему я был таким невнимательным? Какой идиот, чёрт возьми! В его дверь стали с усиленным грохотом колотиться, донеслось злобное недовольство и звуки заряженного мушкета. Аргварес, наблюдавший за этим со стороны, поджал губы и мысленно взвешивал все за и против. С одной стороны он не хотел испугать своего суккуба своим внезапным появлением и в будущем, возможно, испортить ему жизнь. Но с другой… Эдиз вздрогнул от вновь донёсшегося за дверью крика и беспомощно огляделся по сторонам. К чёрту. — Живо бери свои вещи, и мы сваливаем отсюда, — всё же не выдержал Аргварес и дал знать, что находится рядом. Суккуб, не ожидавший подобного, от страха подскочил со своей койки и схватил в руки ружьё, дрожащими руками направив его на неизвестного. — Кто ты? — он выглядел, как мышь, загнанная в ловушку. Объяснять времени не было, поэтому Аргварес, не особо разглагольствуя, в одно мгновение повёл плечами, оголив свои смольные рога на макушке, и притянул к себе все собранные парнем вещи с помощью лишь одного незамысловатого движения пальцами. — Тот, кто спасёт тебе жизнь, — он, не особо заботясь о моральном состоянии замершего парня, выхватил из его рук ружьё, чтобы тот случайно себя не поранил, и прямо в тот момент, когда вооружённые ворвались в комнату с мушкетами наперевес, за секунду перенёс их на окраину Франции. Стоило им оказаться в тихом и спокойном месте, как Эдиз, как ошпаренный, отлетел от демона на метр и грохнулся на землю из-за подкосившихся ног. Его пробила крупная дрожь, а сам он глотал воздух, как задушенная на поверхности рыба. — Как по мне, — вновь подал голос Эмиль, — тот Эдиз до ужаса походил на тебя нынешнего, Антон. Вы оба готовы постоять за себя и оторвать голову за своих близких, но если дело касается паранормального… Аргварес не мог долго наблюдать за метаниями парнишки, поэтому тут же убрал со своей макушки рога и осторожно приблизился к нему, для доверия присев на корточки прямо напротив него. Он косо улыбнулся и как-то нежно взглянул на него, скосив голову вбок, чем стал походить на дружелюбного лохматого пса. — Прости, что напугал тебя. Я не хотел, но просто не мог допустить того, чтобы они тебя убили. Как оказалось позже, Эдиз испортил себе жизнь тем, что после очередных переговоров с австрийцами решил отделиться от основного отряда и просто подышать свежим воздухом вдали от войн и разрушений. Он верхом на коне добрался до небольшого озера, где решил умыться и расслабиться от гудящих в голове мыслей. Лошадь была отставлена в сторону и привязана к тонкому деревцу, одежда — откинута на землю, а сам парень до шеи ушёл под воду, наслаждаясь ее подходящей температурой и жмурясь от наслаждения. С берега послышался шум: незнакомый и грязный мужчина вскочил на его коня и, кинув ему косую ухмылку, удалился прочь — Эдиз не успел и глазом моргнуть, как всё случилось. Вскоре беглеца (как оказалось, пленного австрийца) отыскали… верхом на лошади Эдиза и сделали неутешительный вывод, что тот является предателем и тайным агентом Австрии. Эдиз принял его сущность довольно быстро, за пару дней переварил всё происходящее и переосмыслил всю свою жизнь. Со временем он перестал шугаться внезапных появлений Арсения рядом с собой, прекратил вздрагивать каждый раз, стоило демону начать использовать свои силы, приняв это как нечто повседневное, а после и сам просил показывать ему различные трюки потехи ради. Они поселились в небольшом домике прямо рядом с тем местом, куда их переместил Аргварес, быстро сдружились и привыкли к проживанию рядом друг с другом. Демон часто приносил домой вкусности и души не чаял в Эдизе, который смеялся с каждой его шутки и с горевшими глазами наблюдал за летающими по дому предметами. Их первый поцелуй произошёл внезапно для демона, который успел отвыкнуть от мысли о взаимности к себе. Он варганил на кухне, думая о чём-то своём, когда Эдиз окликнул его. — Почему ты наблюдал именно за мной? — вопрос поставил в тупик даже демона, который искренне не знал, что ответить на подобное. Аргварес лишь удивлённо состроил брови домиком и замер на месте так, что парящая около него деревянная ложка с тихим шорохом упала около него на стол. Они никогда не обсуждали эту тему. Эдиз довольно быстро принял тот факт, что за ним около года нагло наблюдали исподтишка, и не смел задавать лишних вопросов, словно боялся узнать что-то не то. А Аргварес молчал, не зная, как именно преподнести информацию о том, кто такие суккубы. Сказывался горький опыт, никак иначе. — Ну, знаешь… — демон повернулся лицом к суккубу, который находился в шаге от него, и как-то замялся под столь пронзительным взглядом зелёных глаз. — Демоны… кхм… не любят быть одни. Мы… ищем себе половинку, с которой хотели бы провести всю свою жизнь и… так вышло, что… я увидел тебя и влюбился. Вот. Никогда собственные слова не были похожи на несвязную кашу. Аргварес на секунду прикрыл глаза, тем самым не замечая расплывшегося в довольной улыбке Эдиза, но зато сумел почувствовать лёгкое прикосновение чужих губ к своим и горячее дыхание на них. Демон широко раскрыл глаза, не веря в происходящее, и ответил на робкий поцелуй, с особой жадностью впиваясь в подставленные губы и зарываясь пальцами в мягкие отросшие до затылка волосы. Улыбка невольно расплылась на лице от неверия в происходящее, когда собственный суккуб с доверием обнимал его за шею и не желал отрываться от него ни на дюйм. Антон покрылся мурашками от того, насколько детально Эмиль описывал то, что чувствовал Аргварес лишь от одного поцелуя с ним. Совесть коготками заскребла где-то в груди, когда Иманов с грустью продолжил рассказ. Чувства были взаимными настолько, что «зажигалка», которая до этого никогда не получалась у Аргвареса, смогла зажечься через две недели после поцелуя. За это время они провели кучу жарких ночей вместе, наполненными громкими сладкими стонами, утробным рычанием и тысячами признаний в любви о долгом и вечном. И таком несбыточном. — Эдиз умер через неделю, когда Арсений, только испытавший «зажигалку», решил уехать, чтобы созвать всех демонов и устроить ритуал по превращению. Его убили французы. Аргварес взвыл от наполнившего его горя, когда держал на руках мёртвое тело своего суккуба. Его тело было испещрено пулями и алыми кровоподтёками, кожа, от которой по-прежнему ещё исходило тепло, побледнела на пару тонов. Демон прижимал тело к себе, осев на пол и вцепившись в него всеми конечностями. Слёзы струёй текли из глаз, заполоняя всю видимость мутной дымкой. Он не мог поверить, что больше не увидит его улыбку, не поцелует горячие губы, не услышит его заразительный смех. Эдиза больше не существовало. Арсений сорвался на утробный вой, начиная шептать бред на ухо недвижущемуся телу. Демоны, стоявшие позади него, не могли проронить и слова — даже вечно улыбающийся Воланд молчал и, сняв шляпу, с сочувствием смотрел на плачущего брата. От всех исходило молчаливое бессилие. — Арс, — шёпотом отозвался Ксафан, робко подошедший к нему, и присел рядом на корточки. — Отпусти его. Вы ещё встретитесь, — он положил ладонь на его дрожащее плечо. Данталиан и Мулцибер, перекинувшись взглядами, осторожно отцепили мёртвое тело от воющего Аргвареса и вынесли его на улицу. Персефона, не выдержав подобной картины, крепко обняла брата и прижала его к себе, когда тот вцепился в неё до боли и тихо заскулил. За пределами дома донеслись звуки лопаты, копающей могилу. Он словно знал, что больше никогда не почувствует взаимности. Он будто отпускал свой последний шанс навсегда.1706 год. Германия.
Из-за пережитой боли, вызванной от потери любимого человека, Аргварес закрылся в себе, долго приходя в себя и прокручивая в голове те месяцы, что прожил с Эдизом под одной крышей. Их счастливые, но такие недолгие моменты. Арсений решил отвлечься от мук прошлого и попробовать себя в роли русского диктатора, знатока многих языков для успешных переговоров. В очередной раз они встретились в Германии во время конференции, когда Арсений прибыл для перевода русских документов на немецкий язык. Его суккуб был до боли строг и манерен, кривил губы в ненастоящей улыбке и лишь выдавливал из себя тихое хмыканье вместо родного и такого правильного смеха. Глаза тусклой поволокой безразлично смотрели на окружающий мир, а подбородок то и дело высокомерно задирался кверху, как бы показывая всё своё пренебрежение к каждому в этой комнате. Даже имя звучало грубо и манерно, вызывая лишь горечь и противное послевкусие на языке — Бернхард. Арсений, до сих пор по уши влюблённый в прошлую версию своего суккуба, только жалостливо искажал губы и метался взглядом по лицу парня в попытке отыскать знакомую мимику или хотя бы более лояльный взгляд. Безуспешно. Ради более близкого знакомства он стал появляться в Германии всё чаще и чаще и мелькать у Бернхарда на глазах при каждом удобном случае. Он настолько увлёкся, что не заметил, как собственноручно вызвал подозрения у суккуба, который не мог понять, как за доли секунды Арсений метается из России в Германию каждый божий день. Бернхард стал выдавливать щипцами из себя дружелюбие, и это выглядело так наигранно и неестественно, что складывалось ощущение, будто он никогда не умел улыбаться искренне. Аргварес видел это, но специально вёлся на поводу чисто из интереса: хотелось узнать, к чему приведёт подобное поведение парня. Не зря же тот так старался заполучить его внимание. История закончилась до боли комично. Бернхард вычитал в какой-то статье о демонах и постарался изгнать Аргвареса с помощью святой воды, вылив её смачными брызгами на лицо демона. Арсений тогда тяжело вздохнул, примерно предполагая, что рано или поздно это бы произошло, и лишь мысленно порадовался, что тот не решил напасть на него с чем-то более травмоопасным. Сделав вид, что святая вода идеально подошла для изгнания, он испарился в воздухе, исчезнув как из Германии, так и из России на недолгое время, до конца жизни Бернхарда. — Дима рассказывал, как сильно смеялся, когда в одной из немецких газет вычитал статью, взятую со слов Бернхарда о том, что он лично сумел изгнать демона во плоти. Благо, его уволили за этот бред.1816 год. США.
Их следующая встреча состоялась в городе Трентон, штат Нью-Джерси, когда Арсений, вновь ведомый надеждой жить дальше, решил устроиться в местную прессу. Мысли об Эдизе наконец поутихли, перекрылись за ворохом событий и спрятались за поволокой, называемой ностальгией. Америка в то время только-только приходила в себя после Англо-американской войны, когда Аргвареса перевели в соседний отдел на другом конце города и сделали его помощником у набирающего в местных кругах известность журналиста с именем Гарри. Была бы тогда написана книга «Гарри Поттер», Арсений бы точно отпустил парочку безобидных шуточек на эту тему, но в их время лишь почтительно пожал руку. Гарри был замечательным. Несмотря на свою узнаваемость, он не любил светиться на улицах и предпочитал тихие посиделки в кругу своих знакомых, ненавидел лицемерных людей и высказывал всё, что думает, напрямую; он не боялся показывать свои эмоции, потому его громкий смех от точных шуток Арсения мог слышать весь офис и люди за окном; он любил своё дело и отдавал себя ему полностью, мог проторчать за поиском горячей информации в офисе сутки напролёт, обложившись сводками из газет и чашками с кофе. А главное — он верил каждому слову Аргвареса, потому, узнав о его сущности спустя два месяца после их знакомства, лишь открыл рот в изумлении и выдал: — Мог бы и раньше сказать. Откуда я знаю? Вдруг у демонов есть свои предпочтения в еде, а я тебя всё пончиками подкармливаю. Аргварес тогда широко улыбнулся, чувствуя, как его былая вера возрождается с новой силой. Он не мог насытиться своим суккубом, вечно просился к нему в гости и любил вызывать у него колики от смеха в животе. А когда Гарри впервые поцеловал его, крепко прижимая к стене и шепча полнейшую чушь на ухо, Арсений поплыл с удвоенной силой. Надо же, он успел позабыть, каково это — целовать своего суккуба. Аргварес души не чаял в Гарри, оттого после каждой проведённой ночи с ним выжидал, когда тот выйдет покурить, чтобы попробовал зажечь «зажигалку». И каждую ночь, когда ничего не выходило, он натягивал на лицо улыбку и верил: скоро всё получится, и они смогут закрепить связь. Он любил его и не видел никаких минусов. Вся надежда рухнула в тот миг, когда Арсений застал Гарри с девушкой в одной постели. Парень даже не стал оправдываться, лишь выпроводил даму прочь и, закинув руки Арсу на шею, кратко поцеловал его. На его лице не было ни сочувствия, ни раскаяния, когда он, исказив губы в премерзкой улыбке, прошептал: — Нам же хорошо вместе. Зачем терять эту связь из-за парочки моих похождений? Аргварес тогда и ответил на поцелуй, и позволил утащить себя в кровать, и даже сумел выдавить из себя улыбку. Лишь после, находясь у себя в квартире в полном одиночестве, посмел тихо всхлипнуть от разочарования, чувствуя собственное бессилие и беспомощность. — Арсений… он такой. Я не знаю ни одного демона, кто смог бы простить измену, — Эмиль взглянул чётко в глаза Антону. — Но ради тебя… он готов простить каждый твой промах, лишь бы быть с тобой. Измены продолжались и дальше. Каждый раз, пропахший запахом чужих духов и с отпечатками губной помады на щеках, Гарри с глупой улыбкой и хитрым блеском зелёных глаз возвращался обратно. Арсений поджимал губы, закидывал провонявшую одежду в ванную комнату, тщательно стирал остатки помады и позволял целовать себя. Снова и снова. После очередной ночи, проведённой вместе, Гарри натянул на себя рубашку, кратко поцеловал Арсения в губы и со слабой улыбкой сказал: — Найди меня в следующей жизни, и я обещаю, что больше не сделаю тебе больно, — и более не появлялся в его зоне видимости. От произнесённой фразы Антон вздрогнул. Это были те самые слова, которые сказал ему Арсений в церквушке, наполненной огнём. — Антон, он до сих пор верит, что однажды ты будешь с ним.1944 год. СССР.
О следующей встрече толком нечего и сказать. Аргварес, не желая повторить прошлую ошибку о потери времени и с головой уйти в себя, обнаружил суккуба на территории России, когда тот прибыл из Польши на войну против фашистской Германии. Хватило лишь одной встречи, чтобы понять: Аргварес не позволит этой копии выжить. Мужчина по имени Вацлав служил в отдельном советском отряде для поиска нужной информации путём её выбивания из ни в чём не повинных людей: будь то дети или женщины — все карались за своё происхождение жуткими и жестокими пытками. Единственную добрую вещь, которую тогда сумел сделать Аргварес, — это отпустить группу детей вместе с выжившими женщинами под покровом ночи и дать им пропитание на ближайшее время.***
Антон туго и медленно переваривал все свои жизни, о которых только что сумел поведать за такое короткое время. Его мучила совесть за поступки, совершённые им, за судьбы, которые он погубил своими руками, за Арсения, которому он несколько раз разбил сердце и нагло растоптал. И вновь сделал это прошлым вечером. — Просто подумай об этом, хорошо? — Эмиль наблюдал за терзаниями парня с поджатыми губами и сочувствием в глазах. — Я рассказал тебе это не для того, чтобы ты сейчас в себя ушёл, эй, — не заметив никакой реакции на свои слова, он обхватил Шастуна за плечи и насильно повернул его на себя. — Слушай меня внимательно. В каждой прожитой жизни Арсений любил тебя так, как не смог бы полюбить никого другого, но когда он встретил тебя, Антона Шастуна… Он не мог прекратить говорить о тебе, не смел замолчать хотя бы на секунду, а всё болтал о том, какой ты замечательный. — Откуда тебе знать? — колко бросил Антон, прекрасно зная, что прошлые истории он рассказывал только со слов Димы, не более. Антон не мог поверить, что Арсений сможет простить его за столь необдуманный и жестокий поступок. Он не верил, что мужчина безоговорочно выберет его сторону и простит произошедшее за два счёта. — Потому что я был там, Антон, — произнесённые слова выбили весь воздух из груди. — Да, я не видел то, как он реагировал на тебя в прошлом, но мне хватило его несходящей улыбки, когда он говорит о тебе, чтобы понять — ты самое лучшее, что случалось с ним за эти годы. Эмиль наконец отпустил плечи Антона и отошёл от него. Горло запершило от количества слов, которые он успел произнести, пока рассказывал о прошлом Шастуна и пока пытался вдолбить ему истину. — Сейчас всё зависит только от твоего выбора. Просто подумай. Щёлкнув пальцами, он в одночасье исчез, оставив Антона наедине со съедавшими его мыслями и непонятными чувствами.