Укради моё сердце

      Суета на съёмочной площадке — обыденность. Чон Ынпен даже не замечал бегающих туда-сюда ребят, так как фокусировался только на нужных вещах. Он предвкушал ажиотаж, который вызовет дорама после выхода, и это придавало ему больше сил.       — Режиссер Чон, вы не думаете, что все пошло совершенно не по сценарию? — к нему подошла режиссер-постановщик и села рядом на пустующий стул. — Героиня Кан Мунбель вызывает столько же сочувствия и эмпатии, сколько главная героиня. Я бы даже сказала, что болею за нее в большей степени, чем за Со Чжихен.       — Правда? — лицо мужчины просияло. — Это именно то, чего я хотел добиться, как только увидел игру Кан Мунбель. Дорама, где каждый персонаж — главный герой, разве звучит не интригующе? Когда антагонист вовсе не злодей, а протагонист не ангел.       — Но вы же понимаете, такой риск может быть как максимально успешным, так и до ужаса провальным? — озадаченно произнесла режиссер Мин.       — Конечно, но кто не рискует, тот не пьет шампанское, — ухмыльнулся Чон Ынпен, ожидая окончания перерыва.       Вскоре актеры снова собрались на площадке. На этот раз Чха Ыну был гораздо более собранным и смелым, а Кан Мунбель, скорее наоборот, уставшей, но готовой продолжать работу.       Пара начала играть заново. Хотя по плану все шло хорошо и каждая реплика была именно такой как нужно, Чон Ынпен почувствовал вкус новизны. Что-то явно изменилось.       — Прости, но тебе следует жить своей жизнью, — холодно произнес Чха Ыну. Это даже был не холод, а леденящий душу мороз. Взгляд актера был настолько проницательным и полным отвращение, что режиссер и стафф испуганно взглянули на Кан Мунбель.       — Ха, — обречённо бросила Мун, не опуская головы. Она сделала пару шагов назад, слегка покачиваясь и не сводя глаз с Ыну, а затем ловко развернулась и пошла своей дорогой. У нее просто закончились слова. Что говорить человеку, для которого ты ничем не отличаешься от пустого места? Ничего.       Камера следовала за Мун, пока она уходила от своей безответной любви и, с каждым шагом, ее взгляд становился все более и более обречённым, а ровная спина поддавалась сутулости. Лишь только слезы, сверкающие у уголков глаз, упрямо не скатывались по щекам.       — Снято! — громко объявили в рупор. — Отлично получилось! Молодцы! — Мун облегчённо вздохнула, самое тяжёлое позади.       Работа продолжала кипеть до самого позднего вечера. Мунбель снялась с Лим Айрин. В связи с изменением сценария, они отсняли пару кадров в паре с Сюй Каем. Все шло легко и удавалось с первого раза, чему Мун была несказанно рада.       — Все, твоя работа закончена. Можешь возвращаться домой и отдыхать. Как только закончат монтаж, я сообщу компании, а пока жду от вас песню, — Чон Ынпен похлопал девушку по плечу. — Ыну и остальные займутся роликами для продвижения дорамы, а ты отдыхай.       — Спасибо вам, — Мун поклонилась режиссеру, стаффу и добралась до гримерной.       Мунбель предвкушала, как сейчас зайдет в круглосуточный магазин возле дома и накупит любимого рамена с сыром, захватит с собой онигири и какое-нибудь вкусное молоко; как она наестся до отвала; примет горячую, расслабляющую ванну. Да, это будет лучший способ отметить победу над собой и окончание первого большого проекта в ее жизни.       Мун переоделась, собрала вещи и шла мимо съёмочной площадки на автобусную остановку. На мгновение она застыла, потому что со стороны площадки раздавался громкий крик и, что самое ужасное, этот голос был ей знаком. Мунбель рванула в гущу событий. Ее самые худшие опасения подтвердились, когда она увидела разъяренную маму, орущую на режиссера. Внутри что-то оборвалось.       — Мама, что ты здесь делаешь? — опешила девушка, быстро прорвавшись сквозь толпу и схватив мать за руку. — Пойдем домой! Почему ты кричишь?       — Ах ты, негодница! Развратница! — женщина кипела от злости и начала бить свою дочь по спине, когда та оказалась прямо перед ней. — Так ты, значит работаешь? Знаю я, чем ты здесь занимаешься! — жар стыда прожёг тело Мун насквозь. «Что происходит? Развратница?!»       — Женщина, успокойтесь. Объясните, в чем дело? — спокойным тоном проговорил не менее ошарашенный режиссер.       — Мама, что за бред ты несёшь? Пошли, — Мун хотела оттащить свою маму как можно быстрее, лишь бы этот ужас закончился прямо здесь и сейчас.       — Так вы, значит, честно нанимаете на работу? Видела я всю правду! Мне Минджу все показал! Вас нужно судить по всей строгости! Такие люди как вы должны сидеть за решеткой! Извращенец! — Кан Дахи вытянула из сумки телефон и злобно тыкала им в лицо Чон Ынпена. — А ты, бесстыдница! Больше никогда не выйдешь из дома, поняла?! Опозорила меня на всю страну! Как мне жить, когда мою дочь называют проституткой?! — на этих словах Мун все стало ясно. Она посмотрела на режиссера, взволнованно читающего статью, пробежалась глазами по окружавшей ее толпе. Чха Ыну и Лим Айрин не сводили с нее глаз, Сюй Кай хоть и хотел подойти, но никак не решался этого сделать; на лицах остальных людей читался только шок.       Мун захотелось умереть. Исчезнуть. Испариться. Быть стёртой из памяти и никого из этих людей никогда не видеть. Боже, почему она родилась в этой ненормальной семье? Ее тело покрылось мурашками, а мертвецки бледное лицо становилось все белее. Мать продолжала свою тираду, размахивая руками и обзывая дочь самыми последними словами. В какой-то момент Мун все это настолько надоело, что она с силой оттянула женщину за руку и прожгла ненавидящим взглядом.       — Если ничего не знаешь, молчи, — прошипела сквозь зубы Мун. — Извините за предоставленные неудобства, — она поклонилась так низко как смогла. — Возникло недопонимание. Мы больше вас не побеспокоим.       Пока мать не открыла своего рта, прибывая в шоке от ярости дочери, Мунбель насильно вытянула ее из съёмочной площадки. Кан Дахи никогда не видела свою дочь злой, кричащей и тем более ненавидящей. Когда она смотрела на тонкую спину Мун, тихо шагая вслед, почувствовала, что совершила ошибку.       — Мун, послушай, давай поговорим, — уже спокойным тоном произнесла женщина.       — Замолчи… — стальной голос Мунбель заставил госпожу Кан вздрогнуть. — Больше никогда не говори, что ты моя мать. Садись в машину, — Мун остановила такси.       — Да, как ты смеешь так со мной разговаривать?! — взревела мама.       — Сейчас же садись в машину, — проговорила Мунбель на грани нервного срыва.       Пока они ехали домой, мама все продолжала тираду негодования и недовольства дочерью, на что Мунбель упрямо молчала, чувствуя, как ярость пожирает последние остатки разума. За какие грехи ей нужно проживать весь этот позор?! Разве ее мама не должна быть самым близким и заботливым человеком на свете? Так почему она поступила хуже, чем Хван Юби, написавшая эту дурацкую статью? Почему она не подошла и не спросила у дочери правду, прежде чем устраивать скандал и позорить ее на весь свет?       Мун отдала таксисту деньги и вышла из машины. Не глядя на следующую по пятам мать, Мун быстро дошла до дома и, как только пересекла порог, громко крикнула — «Кан Минджу!».       Младший играл за компьютером. Он не встал и поленился ответить. Для него старшая сестра — пустое место.       — Ты! — Мун толкнула парня в плечо, — Никогда больше ко мне не подходи, понял?! Никогда не смей совать свой нос в мои дела! Мелкий гаденыш!       — Не трогай моего сына, — возмутилась женщина, обхватывая парня руками, словно она спасала его от огнедышащего дракона, а не от гнева девятнадцатилетней дочери.       — А ты, — Мун указала пальцем на госпожу Кан. — Никогда и никому не смей говорить, что ты моя мать, поняла?! Видеть тебя не хочу!       Мун забежала в комнату и начала шустро собирать свои вещи в небольшую дорожную сумку. Только самое необходимое. Хорошо, что папа и брат были на работе.       — Куда это ты собралась?! — мать вломилась в комнату, держа руки на боках. — Кто дал тебе разрешение?! Мы тебя кормили, поили, тратили все деньги на твое обучение, а ты смеешь позорить нашу семью?!       — Замолчи! — Выкрикнула дочь, толкнув маму плечом и выбираясь в коридор. Она держала в руках сумку и решительно направилась ко входной двери.       — Вот, что они с тобой сделали! Моя дочь никогда не переговаривалась со мной, — Кан Дахи была истощена. Она уже не знала, что предпринять, чтобы дочь послушно прекратила бунт.       Раздался дверной звонок. Мунбель открыла дверь и на секунду застыла на месте. Гостем была Хон Суа. Девушка выглядела запыханной, в домашней пижаме и наспех натянутой кепке, она даже не поменяла обувь и приехала в домашних тапочках.       — Я пришла за тобой. Пошли, — Суа протянула ей руку. На ее лице читалась крайняя степень обеспокоенности.       — А ты ещё кто такая?! Это из-за тебя моя дочь стала такой бессовестной?! — Мама не могла остановиться и каждое ее слово забивало кол в душу Мунбель. — Уходи! Не смей переступать порог моего дома!       — Тетя, вы хотя бы допускали мысль, что эта статья просто клевета? Почему вы поверили беспочвенному вранью, а не своей дочери, которую знаете всю ее жизнь? Почему вы не начали искать автора статьи, а напали на жертву? — Суа стояла перед дверью.       — Пойдем, — Кан Мунбель силой хлопнула входной дверью, прямо перед носом мамы, и шустро сбежала по ступенькам. Она вышла на улицу, сделала пару шагов, а когда холодный ветер ударил по щекам, Мунбель рухнула на асфальт и начала громко рыдать. Навзрыд. Так, что сердце разрывалось не только у нее, а у всех, кто слышал ее плачь. Суа села рядом с подругой, бережно обняла ее и рыдала вместе с Мун.       Что-то прожигало все существо Кан Мунбель до основания. Была ли это обида, разочарование, негодование, несправедливость, предательство, никто никогда не смог бы разобраться. Черная ядовитая боль растекалась по всем венам, капиллярам, заполняла артерии. «За что?! За что со мной так?». Почему родные люди такие жестокие? В этом холодном мире у Мунбель теперь не было даже мамы, которая согрела бы в горячих объятиях и приняла при любых поражениях. Мун была совершенно одна. Никому не нужная. Преданная всеми, кому когда-то доверяла. Разбитая и униженная перед лицом своего будущего. Абсолютный лузер — вот, кто она, Кан Мунбель.       Слезы продолжали обжигать щеки, неконтролируемый всхлип заставлял ее жадно глотать воздух.       — Все в порядке? Я могу чем-то помочь? — К девушкам подошёл молодой человек в черной одежде. Он осторожно присел рядом. — Вас кто-то обидел?       — Кто вы? — произнесла Хон Суа.       — Я ее сосед. Живу на пятом этаже, — парень указал рукой на Мунбель. — Я полицейский. Если вас кто-нибудь обидел, я могу помочь.       — Спасибо, но это семейное, — неловко ответила Хон. — Вряд-ли здесь кто-то поможет.       Мун мельком взглянула на незнакомца. Это действительно был тот парень, что напугал ее до чёртиков в прошлый раз. Она слабо кивнула ему, продолжая неконтролируемые рыдания.       Когда сосед зашёл в дом, девушки сели в машину Хон и поехали к ней домой.       — Прости меня, пожалуйста. Прости, что я приехала так поздно, — виновато проговорила Суа, ведя машину. Изначально, она приехала, чтобы поговорить с мамой подруги и объяснить эту нелепую ситуацию, но когда увидела разбитую Мун и разъяренную женщину, не готовую к серьезному разговору, менеджер изменила свой план. — Ты можешь плакать сколько угодно! Пока тебе не станет легче. Хоть целую неделю плачь, правда! Я со всеми договорюсь! Все решу! Прости меня, пожалуйста, — девушка всхлипнула, по ее щекам пробежали соленые слезы. — Я поговорила с режиссером. Он изъял все снятые на телефон видео, поэтому можно не переживать по поводу СМИ. Вместе мы со всем справимся, обещаю. Ты ни в чем не виновата! Я всегда буду на твоей стороне.       Мун никак не могла остановить слезы. Тонны проглоченной обиды, литры не пролитых слез снесли дамбу сдержанности к чертям. Мун плакала, когда они приехали по нужному адресу и остановились на парковке, она не смогла остановиться даже тогда, когда зашла к подруге домой и увидела испуганного господина На. Мун смогла лишь поклониться, роняя слезы на мраморный пол коридора.       — Заходите и отдыхайте, я приготовил комнату для Мунбель. Пусть примет ванну и покушает. Больше не буду вас беспокоить, — мужчина направился в свою спальню, держа руки за спиной.       — Пойдем, — мягко подталкивая подругу, Суа зашла в дальнюю комнату. — Это была комната моей сестры. Ты можешь жить здесь. Ни о чем не переживай. Переоденься, сейчас я наберу для тебя ванну.       Мун села на большую кровать с белоснежным постельным бельем. В светлой комнате было так много книг, плакатов и мягких игрушек. Мун хотелось расслабиться и рассмотреть интерьер, но каждое сказанное мамой слово разъедало сознание. Почему она решила устроить скандал в университете, прямо на съёмочной площадке? Почему не дома? Мало того, что ей до ужаса стыдно перед режиссером и съёмочной группой, так ведь там был ещё и Чха Ыну, который пристально наблюдал за тем, как ее жизнь катится в тартарары. А завтра нужно идти на запись трека и смотреть этому человеку в лицо. Худшего исхода событий и не придумаешь.