Notti in Blanco

0.13. Входящий звонок: Мама 0.14. У вас 18 пропущенных звонков. 0.15. Входящий звонок: Мама. 0.16. Мама: Я тебя породила, я тебя и убью. 0.25. У вас 24 пропущенных звонка. 0.30. Мама: По крайней мере, будь осторожнее с тем, кому присылаешь такие фотографии, Але.

Моя мама сказала мне, что я слишком богемный, И что я такой из-за тебя Совместная жизнь пугает меня, это что-то новое, Лучше не спешить, как на виа Пальманова Ты как скорая помощь в Сан-Андреас Потому что ты убил тысячу других, чтобы спасти меня. Только ты слушаешь Андерсона Пака, чтобы быть хипстером, Но потом громко ругаешься, когда Интер проиграет, Ты мечтаешь о жизни, как в Большой Рыбе, Но иногда в тебе меньше смысла, чем в списке желаний. (Pinguini Tattici Nucleari - Bohémien.)

Алессандро делает себе коктейль из Oки и Кока-Колы зеро, что является прелюдией к несварению желудка и зависимости от Малокса, с последующей за этим бесконечной чередой богохульств. Риккардо смотрит на него со смесью недоумения и восхищения – он не говорит ему, что проявляет все признаки того, кто сходит с ума, и большое вам спасибо, но когда на него смотрят вот так, когда он просто выпивает бутылку с водой, банку с содовой, таблетки и чертыхается про себя - это не подлежит сомнению. Алессандро определенно потерял рассудок и совершенно не знает, как вернуть его обратно, в то время как Бланко нервно хихикает и продолжает смотреть на кухонную дверь, как будто это прихожая дантовского ада. То, что у Алессандро появились явные признаки психического дисбаланса после того вечера с большим количеством алкоголя, когда Риккардо пришла в голову замечательная идея сказать ему, что их дружба закончилась, не является тайной. Но, когда Риккардо подходит и видит, какие широкие у него зрачки, он как будто понимает, что тот не собирается больше убегать, и просто не может удержаться от смеха. От дома Микеланджело до своей квартиры Але довёз их всю дорогу бормоча что–то о предполагаемой мигрени и о том, что он собирается играть с кем-то, кто не знает правил - у Риккардо слишком мало терпения для настоящих игр, они поняли это за последние дни, но чёрта с два, он не выиграет эту болезненную игру с рисками для себя. Бланко полностью заполнил его сознание, и там нет места никаким мигреням, на которые можно было бы сослаться, когда Рикки мягко берёт его за руку и тянет в спальню. Алессандро знает, что даже если бы он снова попытался остановить его любой из причин (возраст, тот факт, что они оба по-своему психопаты, возраст, возраст), Риккардо бы рассмеялся, и ему абсолютно точно уже было бы всё равно. Он даже не понимает, откуда, чёрт возьми, берется, вся эта тревога за последствия: то есть да, первый раз - это отстой для всех, но почему всё же он всё ещё тянет время с этим обезумевшим подростком, который каждый раз прямо говорит ему чего хочет? Вдох. Он прекрасно знает, откуда взялось всё это беспокойство: Але хотел бы, чтобы тому было хорошо, чтобы он не сбежал в ужасе на следующее утро, чтобы он не оставил его, сказав, что в конце концов это не то, что он хотел для себя. Он больше не дышит. Риккардо смотрит на него снизу вверх, сидя на краю кровати (как, чёрт возьми, он успел притащить их сюда?) с видом того, кто сражается с ветряной мельницей – и побеждает, конечно. Это не имеет никакого смысла, когда Риккардо смотрит на него так, как будто просто ждёт окончания его паранойи, нет никакого смысла в том, как он смотрит на него и не может сдержать улыбку. - Давай, Але, - шепчет он, вставая на ноги и подходя к нему вплотную, - Я даже не хочу знать, о чём, чёрт возьми, ты думаешь, просто прекрати. Алессандро смотрит на него, совершенно потерянными глазами, отражающими весь поток его мыслей, где идёт картина их будущей совместной жизни, как в реалити-шоу: интересно, Риккардо решится на их развод после вероятной измены с одним из доступных вариантов, он мог бы выбрать между Ркоми, Дамиано Давидом или Федезом, или у него хватило порядочности расстаться раньше этого момента? Але надеется, что раньше, в противном случае он очень хорошо представляет себе сцену, как он плачет на плече Кьяры Ферраньи, в окружении Леоне и Виттории, спрашивая её, почему, чёрт возьми, мужчины такие придурки. Он действительно надеется, что Риккардо не умеет читать мысли, потому что не нужно долго копаться в его голове, чтобы найти все запечатленные образы Риккардо, которые Але сделал своими глазами, пока тот спал, все неправильные фантазии, которые были у него с тех пор, как они познакомились, и которые, не уходят из его головы после того самого вечера, когда он отправился в ад. Чёрт. Только плохой в этой ситуации явно он, потому что даже если вместо того, чтобы в конечном итоге плакать на плече Кьяры, Алессандро уйдёт в монастырь - это всё равно было бы мега крутой идеей для реалити, или нет? - Просто перестань думать, хорошо? - бормочет Риккардо, обнимая его за шею, - Прежде чем твои мозги вытекут из ушей. Он даже не может засмеяться – Але понимает, что это точка не возврата: он либо целует его, либо убивает. И тогда он будет вынужденный прятать тело девятнадцатилетнего парня в Милане, где поблизости нет никакой фермы, полной свиней, готовых помочь ему в уничтожении улик преступления. Поскольку он уже привык к мысли о тюрьме, он то наверное может позволить себе сделать это. Конечно Алессандро не убьёт его: потому, что он живет в бесполезном убеждении, что рано или поздно Риккардо придется решиться повзрослеть, и даже если всё пройдёт плохо, он пока ещё не готов к монастырю. Поэтому он целует его первым, махнув рукой на все свои бушующие мысли. Рикки повисает у него на шее, как та пьяная обезьяна, которая, несомненно, является его тотемным животным, и тут же закидывает руки ему за голову, лаская его затылок легкими движениями. Удивительно, как Риккардо умудряется быть неудержимым, даже просто целуясь, с самым деликатным человеком в мире – но тот не согласен на деликатность, когда прикусывает чужую нижнюю губу, заставляя Але широко открыть глаза от удивления. Когда ему исполнится тридцать, Алессандро хотел написать список из десяти вещей, которые он хотел бы сделать до сорока, и среди них, он уверен, не было что-то вроде: 1. Засунуть язык в рот тому, кто едва достиг совершеннолетия. Однако он позволяет ему всё, обхватив того за бедра и прижав ближе к себе, вызвав улыбку полную одобрения. У Риккардо красные губы, когда он слегка отстраняется, его глаза блестят – и нужно остановить это, потому что это худший способ, который можно придумать, если он захочет сбежать на следующее утро: потому что, даже если он не скажет ему об этом, Алессандро уже чувствует себя немного потерянным. Мамуд очень надеется, что не закончит тем, что будет преследовать парня на машине перед его футболом с друзьями, следить за ним, пока он завтракает в баре, и звонить ему анонимно только для того, чтобы услышать его голос. Жалоба на преследование всё равно была бы предпочтительнее тюрьмы и умышленного убийства, поэтому находясь в безопасности в своих мыслях, он решает считать это шагом вперёд. - Перестань думать, - повторяет Риккардо, плавным жестом снимая свою майку, - Либо расскажи, о ком ты думаешь пока со мной? - Ты его не знаешь. Зачем признавать, что он теряется в сотый раз в своих мыслях, и думает что окажется в тюрьме, это унизительно и даже не в малой степени, верно? - Я заставлю тебя забыть о нём, - шепчет Риккардо, прижимаясь своей грудью к груди Алессандро, - Я хочу, чтобы ты думал только обо мне, а не о ком-то ещё. У него вырывается шумный вздох вперемешку с полу богохульством, когда Бланко расстегивает его рубашку, запускает свои руки под неё, заставляя её мягко соскользнуть с плеч. Однако, если бы у Алессандро действительно хватило ума вспомнить о существовании кого–то, кроме Риккардо в этот момент, то этот несносный мальчишка действительно был бы способен заставить его забыть обо всём. С другой стороны, он также забывает своё собственное имя, свои сложные фантазии о том, чтобы стать лучшим другом Кьяры Ферраньи, и тот факт, что попытка случайного секса с едва совершеннолетним контрпродуктивна. Но Риккардо хочет именного этого, не так ли? - Я действительно люблю тебя, Але, - бормочет он, оставляя поцелуй на шее (который почти сразу превращается в укус, потому что Риккардо хочет его смерти), - И я бы хотел, чтобы ты просто отпустил ситуацию. - В каком смысле ты меня любишь? Он отступает на шаг, но Риккардо просто нужно вытянуть руку, потянув его за пряжку ремня, чтобы он снова был рядом с ним – и Алессандро, у которого на шее след от укуса и приближающаяся паническая атака, убежден, что он, вероятно, всегда думал, что знает значение этих слов, а вместо этого за тридцать лет жизни он так и не понял ни хрена: Бланко не мог этого сказать на самом деле, он не может этого чувствовать, потому что в этом нет никакого смысла, и ему девятнадцать, а в девятнадцать Алессандро так и не смирился с мыслью о том, что ему придется повзрослеть, не говоря уже о том, чтобы действительно пытаться угодить и понравится кому-то. - В том смысле, что это всё по-настоящему, и, если ты мне позволишь, я хотел бы быть с тобой, - шепчет Риккардо, - Это означает, что я не сбегу завтра утром, пока ты спишь, особенно потому, что ты встаешь на рассвете, что мы не разведёмся, потому что я предам тебя с кем-то, и именно поэтому наши дети защищены от любых психологических травм. Официально: Риккардо Фабриккони умеет читать мысли. Другого объяснения нет, он взломал его мозг, и теперь видит все эти фантазии наяву, и в большинстве из них очень мало целомудренности. Но, когда Риккардо смеется, обводя его вокруг пальца в сотый раз, Алессандро понимает, что уместно не задавать вопросов по этому поводу. - Может, ты перестанешь валять дурака?- шипит он, проводя рукой по его волосам, - Ты должен проявлять уважение к людям старше тебя. - Я перестану, если ты отведёшь меня в постель. Он даже не даёт ему времени ответить, просто снова притягивает ближе, чтобы поцеловать и расстёгивает чужой ремень, роняя его на пол с глухим стуком. Алессандро, хоть и может притвориться глупым, но до тех пор, пока ему позволяет самообладание, а теперь он знает точно: что он не сможет сказать ему "нет", потому что он полностью без ума от этого мальчика, который сейчас расстегивает его штаны и приседает на корточки, чтобы помочь ему снять их. Но после того как он делает это, Риккардо продолжает смотреть на него снизу, его глаза полны любопытства – нет, чёрт возьми, нет. Алессандро чувствует, что сможет снять двух с половиной часовой документальный фильм о том дне, когда он смог подружиться со своим мозгом и убедить себя, что может быть приятно видеть, как Риккардо смотрит на него с ухмылкой, которая пахнет катастрофой. Жаль, что режиссер решит бросить эту идею перед предсказуемым концом фильма, так что Алессандро хоть и представлял себе семьсот двадцать раз свой первый раз с Риккардо, он никогда не заходил так далеко, чтобы созерцать образ того, как тот наклоняет голову, его руки играют с резинкой чужих трусов как бы спрашивая: Можно? Что вообще вы можете ответить тому, кто так смотрит на вас? Прошу тебя, пожалуйста, да, конечно, сделай это, спасибо. - Ты уверен? - спрашивает он севшим голосом, наблюдая, как тот лишает его белья, - Это не слишком для тебя? - Если я скажу, что это снилось мне три недели, ты сбежишь? - спрашивает Риккардо, - Ах, ну тогда напомни мне рассказать тебе про эту штуку с зеркалом... У Алессандро даже нет сил переспросить его, что там с зеркалом, у него нет ни духовных сил, ни секунды времени, чтобы сказать хоть слово, потому что рука Риккардо начинает касаться его, вырывая у него из горла любые зародыши слов. Он больше не может даже сформулировать связную мысль из-за того, что Риккардо, так близко, тот берёт чужую руку и направляет её в свои волосы, приближаясь к чужой эрекции без каких–либо колебаний - это заставляет Але широко открыть глаза, даже если он сейчас похож на глупую пародию на золотую рыбку, когда тот, наконец, смыкает губы на нём. Парадоксально – но достаточно было увидеть, как Бланко раскрывает губы, похожие на маковые бутоны, чтобы окончательно положить конец любым глубоким размышлениям о законности этого поступка, которые могли прийти ему в голову. Но, на самом деле, Алессандро давно попрощался со всеми мыслями в своей голове, потому что всё, что имеет значение - это Риккардо, который цепляется руками за чужие бока, чтобы найти баланс, который сосёт, лижет и пытается взять максимально глубоко, что просто невозможно для того, кто делает это первый раз. Алессандро действительно не знает, как это объяснить. Как тот может не отодвинуться, когда с его губ стекает струйка слюны, даже когда он, вероятно, чувствует боль в челюсти от напряжения, и что, вполне возможно, он буквально может задохнуться, если продолжит прилагать так много усилий – это будет ещё одна идиотская смерть, которые Алессандро мог бы добавить в свою коллекцию: Риккардо, безусловно, достойный противник. Але теряет последние нити связывающие его с реальным миром из–за того, что этот парень, который только позавчера оказался менее гетеросексуальным, чем обычно: как только Алессандро шепчет о том, что больше не может держаться, впивается пальцами в его бедра, не давая ему отодвинуться ни на сантиметр - он кончает ему на губы, судорожно вздохнув, когда Риккардо наконец отклоняется назад. Его глаза сияют, когда он поднимает голову глядя на верх, Алессандро всё еще не может прийти в себя и находится в поисках того, что нужно сказать – но тот не позволяет ему ничего сделать. - Я говорил тебе, - говорит он, бросая взгляд на кровать, - Зеркало. - Зеркало? - То, что установлено у тебя в стене перед кроватью, - заговорчески уточняет Риккардо, - Зеркало. - Даже не думай об этом, - сухо отвечает Алессандро, - Кровать и ничего другого. - Почему нет? - Потому что первый раз - это не прогулка в парке, - шипит он сухо, - И даже не порнофильм. Я могу причинить тебе боль, я могу... - Ты можешь прижать меня к этому зеркалу и заткнуться? На самом деле, он даже хочет. Почему во всех его фантазиях, которые только могли прийти в его мозг в три часа ночи (он действительно страдает бессонницей?), худшая - это Риккардо, повернутый к нему спиной, со своей белой, как молоко, кожей и взглядом, который не оставляет выхода. Это всё происходит не по его воле, ясно? Риккардо даже не оставляет ему слишком много возможностей для выбора – потому что он встаёт, явно испытывая нелепую боль в коленях, и идёт к зеркалу, разворачиваясь спиной, как в самых худших фантазиях. В зеркале они с Риккардо совсем не похожи на обычных себя: Алессандро всё ещё боится, а Риккардо смотрит на него так, как будто это совершенно нормально требовать заняться с ним сексом рядом с зеркалом, за которое заплатили полторы почки, а не на кровати несправедливо обделённой вниманием. - Ты идёшь? Теперь надежды на спасение больше нет – он разворачивается, чтобы выполнить приказ этого чертёнка, и идёт к тумбочке у кровати, чтобы забрать смазку и презервативы, и всё потому, что он не может признать ту великую истину, которая движет космосом: он окончательно пойман на крючок. Риккардо - худшая навязчивая идея, которая возникла у него в голове за тридцать лет жизни, и мысль о том, чтобы увидеть его отражение в зеркале с руками, прикованными к стеклу, вызывает у него почти тошноту. В конце концов, ему всегда хотелось увидеть как тот выглядит в таким моменты, и он готов был продать свою почку за это. Поэтому он не заставляет себя слишком долго сомневаться, когда достигает парня в несколько шагов, прижимаясь грудью к его спине, чувствуя раздражающее трение джинс Риккардо о свою голую кожу. - Позволь мне, - он целует его в шею, вслепую расстегивая штаны, - И пообещай, что если я причиню тебе боль, ты скажешь. - Я смогу вынести немного боли, - смеётся Риккардо, - Я знаю, что ты не сделаешь этого специально. Алессандро вздыхает, оставляя ему поцелуй на плече (и заставляя дрожать). - Ты уверен, что не хочешь пойти на кровать? - спрашивает он, пока его руки свободно блуждают по чужой груди, - Там будет удобнее. - Але, пожалуйста, - шепчет Риккардо, отклоняясь назад и прижимаясь к нему, - Может ты перестанешь нести чушь и уже трахнешь меня? Хочется сказать ему, что если он не перестанет говорить, как боснийский водитель грузовика, после пятой пинты пива, то придется вымыть его рот с мылом и отправить спать без ужина, но Риккардо из зеркала на него смотрит – со своей фирменной довольной улыбочкой, и все слова вылетают из головы. Але видит в отражении как он тратит всё время в мире и даже больше, чтобы исследовать тело Рикки, гладит все его татуировки, которые испачкали слишком светлую кожу, оставляет поцелуи вдоль его спины, кусает чувствительную кожу шеи – он надеется, что сможет оставить свой след на нём, для того, чтобы иметь осязаемое доказательство того, насколько глубоко он смог заклеймить его. Он больше не спрашивает у него ничего потому, что Риккардо, вероятно, уже не может связно мыслить и только иногда из него вырываются какие-то ругательства. Але смазывает пальцы лубрикантом и начинает аккуратно готовить его. В зеркале Риккардо жмурится и делает вдох, чтобы привыкнуть к этому ощущению, а потом улыбается. - Ты знаешь, - выдыхает он под прикосновениями пальцев, - Я не ожидал что это будет так... странно. Мамуд смотрит на него, не зная, нужно ли остановиться, но этот девятнадцатилетний психопат смеётся, запрокидывая голову ему на плечо, как будто находит чужое беспокойство забавным. - Не останавливайся, - он резко вздыхает от особо чувствительного прикосновения, - Я не знаю, простил бы тебя, если бы ты сейчас остановился. Он переплетает пальцы их рук на зеркале, чувствуя, как тот дрожит и не доверяет способности Бланко удерживаться сейчас на ногах. Когда он отстраняется, чтобы надеть презерватив, Риккардо начинает глубоко и быстро дышать: он поворачивается, чтобы потерянно посмотреть на него, пока Алессандро снова не прижимается к его телу, заставляя слегка прогнуть спину. - Мне не станет меньше больно от того, что ты ждёшь сейчас, - шипит Риккардо, видя, как он медлит, - Просто сделай это, Але, пожалуйста... Мамуд старается сделать это максимально осторожно, но Риккардо всё равно задыхается, когда он входит в него, медленными движениями, он почти не дышит, как будто даже это простое движение может причинить ему разрывающую боль. Алессандро не может продолжить, и говорит ему, что они могут остановиться, но в следующую секунду он думает, что его катапультировали на съемочную площадку всех его грязных фантазий, потому, что Риккардо рычит: - Даже не вздумай, чёрт. Когда он чувствует, что Бланко немного расслабился, то начинает медленно двигаться, держась за зеркало, но Рикки, вероятно, всё ещё пытается выиграть русскую рулетку, в которую они играют, и говорит ему: - Ты слишком... аккуратный, - выдыхает он делая паузу в словах после очередного толчка, - Я не сломаюсь, Але, можем мы немного оживиться после того, как романтически смотрели друг другу в глаза в течение недель? Алессандро не позволяет просить его дважды об этом - либо потому, что смирился с мыслью, что тюрьма не так уж плоха, либо потому, что у него не хватает сил сказать "нет": как он может сделать это, восхищенный их отражениями, наблюдая за тем, как Бланко закатывает глаза, на каждом толчке и стоны срываются с его губ без остановки. И Алессандро, который уже не просто пойман на крючок, а полностью утонул в этом чувстве, рассеянно думает о том, что Риккардо великолепен, когда сотрясается от оргазма, цепляясь руками за зеркало, а его грудь изо всех сил пытается вернуть потерянное дыхание. Оторваться от него трудно - невозможно - поэтому Але отстраняется, чтобы взять его на руки и аккуратно опускается на кровать, прижимая его к своей груди. - Могу я это сказать? - бормочет Бланко, потираясь носом о его шею, - Наконец-то, блять, это случилось. Это заставляет искренне рассмеяться. - Завтра я буду думать, что мне это померещилось. - Тогда сфотографируй меня, чтобы у тебя было доказательство произошедшего. Алессандро без колебаний встаёт, чтобы взять свой мобильный телефон - без Риккардо, прижимающегося к коже холодно, но, когда он фотографирует его голого, лежащего на одеяле, и пытающегося восстановить дыхание, которое всё ещё не хочет возвращаться в его грудь, он признаёт это: Бланко чертовски красив, и определённо принадлежит ему. - Перешли её мне, ладно? - спрашивает парень, подтягиваясь, чтобы сесть с легким дискомфортом на лице, - И возвращайся ко мне. Алессандро молча повинуется, отправляя фото и кладя телефон на прикроватную тумбочку. (Завтра у него будет время убедиться, что он отправил эту совсем недвусмысленную фотографию своей матери).