***
Две недели — именно столько давалось всему Тейвату на «раздумья и реализацию» требования богов Селестии. За этот срок необходимо было закончить дела в стране, в которой живешь, и прибыть на земли «своего» элемента. По Мондштадту эта новость распространялась то лениво, то со скоростью штормового ветра: кого-то «божественная инициатива» будоражила больше, чем могла бы. Капитан кавалерии исправно подпирал стену «Доли ангелов» и подбрасывал монетку — уж с чем, а с данной привычкой он расставаться вовсе не собирался. К своему скорому отъезду он отнесся спокойно… наверное, лишь внешне. В конце концов, это ведь не его родина, и не впервые ему предстояло подстраиваться под обстоятельства. Только сердце с возмущением билось о ребра: две недели неумолимо подходили к концу. — Как всегда неуловимый, мастер Дилюк, — произнес заранее заготовленную реплику Кэйа, когда услышал звон ключа у главного входа в таверну. Негромко, но глубоко вздохнув, признался сам себе: ждал. Ждал, когда Полуночный-герой-в-отставке появится. — Я думал, ты уже присягнул Царице и раскладываешь вещи в Снежной, — силясь окрасить слова в раздражение, ответил Дилюк. Только Альберих знал его как облупленного: под хмурыми бровями пряталась мимолетная радость от встречи. — Эола, Диона и Розария еще здесь. С чего бы мне уходить одному? — он отошел от стены и приблизился к Дилюку; тот демонстративно отвернулся. — В твоем стиле, — буркнул винный магнат, убирая связку ключей в карман брюк. — Это не та ситуация, чтобы… — Ты не пришел вчера на ужин, — совершенно внезапно перебил он Кэйю, чем и застал капитана врасплох. — Я не… — Ты закончил все свои дела три дня назад. Джинн сказала мне, — не дав ему произнести стандартные отговорки, Дилюк вновь прервал его на полуслове. Альберих глубоко вздохнул. — Я посчитал, что это не нужно тебе. И до сих пор так считаю. Непонятно только, зачем тогда пришел и ждал моего появления. Прежде, чем Кэйа успел сообразить, к чему клонит Дилюк, тот уже исчез из его поля зрения. Голос разума забил тревогу: на такой ноте расставаться ни в коем случае нельзя! Капитан кавалерии выбежал на площадь и только тогда увидел закутанную в плащ фигуру около главных ворот; рыцари, что стояли на страже, по старой доброй традиции отдали владельцу «Доли ангелов» честь. Все это в миг размылось, когда Кэйа решил с неведомой для себя скоростью догнать Дилюка. Ни Катерины, ни Марджори, ни кого-нибудь еще он не заметил — весь его мир свелся лишь к легендарному «здесь и сейчас». И в это «здесь и сейчас» он схватил Дилюка за запястье где-то на середине городского моста. — Люк, подожди… Он и вправду остановился. Помолчал минуту; ничего больше не услышав от Кэйи, озвучил: — Аделинда ждала тебя. Если уж мое ожидание — пустой звук для тебя, то ее… — Вовсе не пустой, — тихо, но в то же время уверенно отрицал Кэйа. Напряжение с плеч Дилюка будто ушло разом. — Я струсил, Люк. И я это признаю. Я не хочу расставаться вот так. Рагнвиндр обернулся: в глазу рыцаря Ордо Фавониус в действительности плескалась печаль и сожаление. Дилюку когда-то нелегко было вновь поверить во все, что говорит и делает Кэйа, но сейчас он не сомневался. Это — камень с души. Ночь давно опустилась на земли свободы. Ветер стал заигрывать с кучками листьев, начало холодать так, что даже мимолетно думалось: уж не приехала ли Царица в гости к Барбатосу? Месяцем ранее эта мысль прозвучала бы смешно, но сегодня никто бы не улыбнулся. Вот и на лице Кэйи улыбки не наблюдалось: Дилюк лишь видел едва заметный пар от дыхания. — Чем же тебя так напугал ужин в «Рассвете»? Ты заходил в последний раз вместе с путешественником, — Рагнвиндр высвободил запястье из рук Кэйи, но лишь за тем, чтобы встать к нему лицом. — Выходцу из Каэнрии не следовало бы говорить такое, но… Я молил всех богов, чтобы это не повторилось. Расставание и нахождение вдали друг от друга. Уж лучше быть в ссоре, но видеть тебя рядом, а потому… — Хватит, — сам не зная, почему, прервал его Дилюк, с тяжестью прикрыв веки. Нехотя признал: мысли, подобные тем, что озвучил Кэйа, одолевали и его. — И уж лучше продолжить игру на публику, — ослушался капитан и закончил свою речь, пусть и не так, как собирался изначально. Дилюк едва заметно мотнул головой. — Многие ждали нашего примирения… Но мы эгоистично притворялись даже после того, как вновь нашли общий язык. — Так было надежнее и привычнее, — Альберих посмотрел в пол; сердце подсказывало, что стоило смотреть в алые глаза как можно дольше, и только разум не выдерживал: от такого взгляда путались мысли. — Сейчас не струсишь, надеюсь? — вдруг спросил Дилюк, чем заставил собеседника все-таки посмотреть ему в глаза. — Что?.. Объяснять что-то Кэйе? Слишком утомительно. Рагнвиндр теперь уже сам взял капитана за запястье и повел его в сторону винокурни. Стоило лишь минуть мост — хватка ослабла и превратилась в уверенное держание за руку. Они не сговариваясь обошли Спрингвейл, а если быть точнее, площадку, на которой до сих пор разбирали лавки и декорации, оставшиеся после Праздника Вина. Начал капать дождь, а вместе с ним в голову пробралась неприятная мысль: «такого праздника больше не будет». Зонтов у них не было, поэтому бег под дождем вдоль и между виноградников напомнил им обоим о детстве. «Как давно это было?» — хотелось спросить вслух, но каждому было бы жаль испортить момент: они ведь даже улыбались вопреки непогоде. Целиком и полностью ощущая себя непослушными подростками, они вошли домой и сразу скинули верхнюю одежду; хотелось даже успеть высохнуть до того, как Аделинда услышит какой-либо шорох и почти сердито потреплет каждого по голове. Только вот эти времена безвозвратно прошли — пришлось это снова признать. — Садись к камину, — скомандовал Дилюк, а Кэйа и не думал противиться. — А я принесу… — К счастью, у вас для этого есть я, — Аделинда появилась в зале так неожиданно, что Альберих успел испугаться. Главная горничная поставила поднос с заварочным чайником и чашками на столик около камина, поэтому Дилюк сел недалеко от капитана кавалерии. — Добро пожаловать, господин Кэйа. Я рада вас видеть. — Здравствуй, — неловко произнес он, потупив взгляд. Вскоре Аделинда исчезла на кухне, и Кэйа смог рассмотреть «уличный» румянец на носу и щеках Дилюка: его светлая кожа была чувствительнее к температуре. — Очень надеюсь, что вы оба не заболеете, — по-матерински проговорила женщина, когда вновь появилась в зале. Она поставила на стол какие-то закуски к чаю, но ни Кэйа, ни Дилюк не обратили внимание, какие именно: хотелось лишь согреться и чего-нибудь выпить. — Нам не привыкать, — весело ответил Кэйа. — Спасибо за прием. — Не стоит благодарностей, — искренне произнесла Аделинда и тактично исчезла из виду. Ее присутствие рядом едва ли поспособствовало разговору или прощаниям. Сделав глоток обжигающего горло чая, подгоняемый треском бревен в камине, Альберих не выдержал и задал вопрос, который мучил его по меньшей мере неделю: — А ты… Когда отправишься в путь? — Владельцы Пиро Глаза Бога уходят завтра на закате, — без тени сомнения ответил Дилюк. — У тебя будут гиперактивные спутники, — хохотнул Кэйа, тщетно отгоняя от себя скользкий очевидный вывод: его среди компаньонов Дилюка не будет. — Чего не скажешь о тебе. Не повезло же Дионе, — усмехнулся Рагнвиндр. — Она хотела разрушить винную индустрию, но не думаю, что таким способом, — и улыбка сползла с лица. Чего ни коснись, о чем ни упомяни, все неизбежно сводилось к одному — к скорой разлуке. — Когда ты уходишь? — прочистив горло, тихо спросил Дилюк. Кэйа хмыкнул. — Тоже завтра, но в ночь. С нами все-таки не будет Кли, — дернул он плечами и взял в руки чашку чая, вскоре разом все выпив. — Постарайся перестать быть для нее хмурым дядькой. Таковых ей в Натлане хватит. — Значит, это наш последний день… — нехотя произнес Дилюк, словно не слышал просьб Кэйи о Кли. — Мне кажется, еще увидимся. Но учитывая, что грядет война, то… на поле боя, возможно. — Я больше никогда не подниму меч против тебя, — Дилюк положил ему ладонь на плечо. Капитан кавалерии лишь прерывисто вздохнул. — Не зарекайся, Люк. Ты ведь не можешь знать заранее всех обстоятельств, — с нескрываемой печалью отозвался он. — Не существует таких обстоятельств, при которых… — Не надо, — Альберих перебил его. — Давай просто… Просто помолчим. А завтра перестанем притворяться. — Перестать притворяться — значит разойтись. Я бы предпочел продолжить, если бы это все решало. — Знаю. Капли дождя настойчиво барабанили в окна. Треск в камине стал менее громким и теперь был размеренным, скорее даже успокаивающим. Кэйа то и дело прикрывал глаз — от чая совсем разморило. И сонливость пропала лишь спустя десяток минут молчания, когда он вспомнил о просьбе Джинн. — Люк… — М? — казалось, Кэйа разбудил его, ведь Дилюк сидел на краю дивана, подпирая голову рукой. Но Рагнвиндр выглядел вполне бодро. — Джинн просила передать тебе, чтобы ты приглядел там за Эмбер и Беннетом. И особенно за Кли. — Она могла и не просить о чем-то столь очевидном, — беззлобно ответил он. После этого в зале вновь повисло молчание. Время давно перевалило за полночь, но это ощущалось с трудом: для них роковое «завтра» еще не наступило. Когда Дилюк заметил на лице Кэйи весь спектр негативно-печальных выражений, его голову посетила мысль, о которой он размышлял со вчерашнего дня. — Так как вчера тебя не было на ужине, придется отдать сегодня, — Рагнвиндр резко встал и направился к погребу, сопровождаемый непонимающим взглядом Альбериха. Через пару минут Дилюк появился в зале с увесистой бутылкой в руках. — «Вино тысячи ветров», — не дожидаясь объяснений, прочитал Кэйа на этикетке и улыбнулся краешком губ. — Какие в нем ингредиенты? — Не хочу закапывать интригу. Откроешь, когда совсем разъест тоска по Мондштадту, — Дилюк скрестил руки на груди и снова сел на диван. Кэйа поставил бутылку около стола, да и от ног подальше, чтобы случайно не задеть. — И не бей меня за этот жест, — с задором протараторил Альберих, прежде чем по-детски чмокнуть Дилюка в щеку. — Спасибо. За все. Смущение на лице Рагнвиндра можно было наблюдать крайне редко. И, пожалуй, этот момент настал. Дилюк нечто подобное считал своей уязвимостью, и, подгоняемый внутренним голосом, который твердил: «Я не хочу, чтобы наступало завтра», взял лицо Кэйи в ладони. Капитан огонек этого действия почувствовал даже сквозь перчатки владельца Пиро. Кэйа тоже не желал завтрашнего дня. По правде говоря, вообще мало чего желал, кроме одного ворчливого винного магната, по совместительству Полуночного-героя-в-отставке и так далее по списку. Трудно сказать, кто стал инициатором поцелуя — важно ли это? Очень скоро рубашка Кэйи с и без того весьма нескромным вырезом будет полностью расстегнута, а губы Дилюка будут изучать открывшиеся им ключицы и пресс. Рагнвиндр даже закроет глаза на принципы и снимет перчатки — капитана, что довольно резко и без договоренности оказался под ним, следовало ощущать со всей полнотой подкрадывающихся страсти, отчаяния и страха. Кэйа запрокидывал голову — и тогда Дилюку открывалась еще и шея. Впрочем, Альберих своего тоже не упускал: старательно разбирался со всеми застежками надоедливой «алой ночи» Дилюка и периодически срывал поцелуи с его горячих и опухших губ. Они были в зале. Не имело значения, увидит ли их кто-то; в конце концов, они перестали притворяться, а через несколько часов вынужденно расстанутся. Они не прятались, как это было в юности — тут не было ни души, которая бы их осудила. Не было и страха перед Крепусом, как и самого Рагнвиндра-старшего. Жизнь неумолимо двигалась вперед, никого не щадя. Утром им не было стыдно смотреть друг другу в глаза. Кэйа просидел на винокурне вплоть до заката — и этого все равно было мало. Когда около поместья нарисовались Эмбер, Беннет и Кли, уже стало ясно: время вышло. Они и вправду перестали притворяться. Что-то скрывать сейчас было бы по-детски, поэтому Дилюк не побоялся взять Кэйю за руку, а потом и обнять. А Кэйа не постеснялся поцеловать Дилюка, отчетливо представляя реакцию Эмбер, которая сначала округлила глаза, а потом радостно захлопала в ладоши, не уступая в этом Кли. «Джинн и Лиза были бы рады это видеть».***
Кэйа не считал, сколько прошло времени с тех пор, как Дилюк подарил ему вино. Лишь безошибочно угадал, каковы были ингредиенты. Трава-светяшка, лилия калла… И пыльца кристальных бабочек. Почти таких, как они ловили в детстве и не половят больше никогда.