Knuxadow and all

      Стоял холодный тёмный декабрь. Все уже привыкли к ежегодному отсутствию Шэдоу на вечеринке в честь окончания года. Даже надоедливый Соник, ещё недавно допытывающийся а где, а как, а почему, внезапно и благоразумно решил запнуть эту тему куда подальше, иначе, Наклз был готов поклясться, лицо синего не выдержало бы удара в челюсть. На вечеринке этот быстрый и громкий кусок активности кривлялся прямо перед теликом, держа в руке десятый стакан с пивом и едва поспевая за бегающими по экрану строчками. Наклз поморщился. Каждый год это прекрасное пение, эти душераздирающие крики. Под руку Соник держал Тейлза, то и дело выливая пиво на плечо блондина, смеялся и, вдруг вспомнив, что поёт в караоке, заливался рёвом. Казалось, всем вокруг весело: Соник пел, Тейлз… видимо, тоже наслаждался, Эми танцевала с Блейз, Сильвер проигрывал в твистер, Эспио показывал фокусы ничего не подозревающим девчонкам. Девчонки хихикали, по полутёмной комнате блуждали огоньки диско-шара, рубили колонки, пуская вибрации по всем поверхностям, орал Соник.       Сколько уже можно?       Выбросив пустой стакан, Наклз встал с дивана, растолкал тусовавшихся рядом Хаотиксов, вышел на кухню. Свет больно ударил по глазам — Наклз закрыл лицо рукой и вслепую пошёл к балкону, цепнув по пути ящики со спиртным.       — Хэй, хэй, — на кухню ввалилось синее недоразумение. Чуть не упав, Соник схватился за спинку стула и, едва ли приняв устойчивое положение, невидящими глазами уставился на друга.       — Что?       — Хэй, ты как всегда хмурый, Наклхед? В чём дело? Сегодня же праздник! Мы пережили этот год.       — Ни в чём. Просто…       — Оу, дай угадаю, моё пение отвратительно?       — Именно.       Соник рассмеялся звонким пьяным смехом.       — Прости, но мне это нравится. Кстати, я рад, что ты всё-таки пришёл. Подай-ка мне сидра.       — Тебе хватит.       — Ты прав.       Внезапно Соник выпрямился, встал на обе ноги и прямо посмотрел на Наклза. Его лицо приобрело серьёзное выражение, во взгляде появилась твёрдость.       — У вас всё хорошо?       — Не твоё дело.       — Мне жаль, что Шэдоу сейчас не с нами. Всё-таки он часть команды, как он сам ни бесился. Вот вредина! Передавай ему привет, как поедешь, — не без стараний проковыляв к холодильнику, синий взял бутылку светлого. — До встречи, Наклхед.       Дверь за ним закрылась.       Уставший и мокрый от снега, Наклз щёлкнул ключом. Час ночи. Сняв куртку и пройдя через гостиную, он остановился у двери спальни. Сквозь стекло сочился слабый тёплый свет. Наклз тихо вошёл.       — Привет, — глухо прошептал Шэдоу.       — Чего не спишь?       — Не хочу.       Шэдоу лежал спиной, в одной пижаме с серыми ежатами, обнимая подушку и подложив под голову локоть. Сбросив ботинки, Наклз сел на край кровати.       — Ты как?       — Не очень.       — Что делал вечером?       — Лежал.       — Чем хочешь заняться?       — Не знаю.       — Что насчёт фильма?       — Не хочется.       Шэдоу крепче вцепился в подушку, весь как-то сжался, и Наклз услышал всхлипы. Робкие, трусливые, совсем-совсем тихие. Шэдоу плакал опять. Как и весь предыдущий месяц. Ни разу не выйдя из дома, ни разу не встретившись с друзьями. Не вставая, не готовя, с трудом питаясь и моясь. Как и каждый день, утро, и ночь он плакал несмело, беззвучно, тоскливо. Но он не мог не рыдать. Уже как месяц. Уже который декабрь.       Наклз наклонился к нему, обхватил руками стройные плечи и, вдохнув запах родных волос, притянул к себе чёрную макушку. Наклз единственный, кто видел, единственный, кто знал. Единственный, кто слушал эту тихую песню слёз.