На пару слов

— А помнишь, как мы елку наряжали в детстве? Сережа порой был совершенно внезапен в своих вопросах, и даже спустя пять лет совместной жизни, после всего, что было с ними и между ними, Олег к этому не мог привыкнуть. Но ему это даже нравилось. — Ту, к которой нам позволили привязать бумажные снежинки, которые размокли и отвалились на следующий день? — Волков ухмыльнулся и наклонился, чтобы взять с низкого столика еще одно печенье. Встать бы, конечно, было бы удобнее, но сгонять расслабленного Разумовского, уложившего на него ноги, Олегу казалось кощунством и вообще опасным предприятием. Сереже только шанс дай — снова кинет книжку и пойдет заниматься работой от нечего делать. Волков уже заметил, что любое свободное время и любой всплеск эмоций пробуждают в гении желание пойти поработать. Он бы даже вместо сна предпочел работать, что он и так иногда делал. В последнее время вдохновение посещало Разумовского все чаще, желание поспать — все реже, так что пока все не закончилось плохо, Олег радикально потребовал ленивый зимний выходной на диване, с просмотром чего угодно и отдыхом. Сережа попытался предложить компромисс, который заключался в том, что Олег полежит на диване в офисе и что-то посмотрит, пока сам Разумовский поработает рядом, но по выражению лица Волкова быстро осознал свое фиаско и сдался на милость выходного дня. И вот сейчас, глядя куда-то поверх книжки, которую он едва ли читал, Сережа внезапно решил вспомнить про детдом. Волков не то чтобы напрягся, но даже предположить, к чему такой вопрос, не мог. — Да, ту самую, — Разумовский фыркнул, — нам сказали еще тогда, что если записать желание на листочке и бросить в коробку, то оно сбудется, а потом взяли и прочитали вслух все записки. — Большинство просило игрушки, те, кто был помладше — чтобы их усыновили, — невесело усмехнулся Олег. — Я тогда написал, что не хочу с тобой расставаться, — Сережа улыбнулся и убрал за ухо выбившуюся прядь, глядя на Волкова с довольной и одновременно смущенной улыбкой, будто Олег мог забыть эту историю, воспоминанием о которой грелся в самые темные времена. — А я — что хочу, чтобы тебя усыновила хорошая семья и купила тебе все для того, чтобы быть художником, — глупая улыбка вылезла сама собой. Детское рыцарство сейчас казалось таким наивным и в то же время таким искренним. — Художник из меня не вышел, но я могу тебе подарить любое произведение искусства, — у Сережи глаза загорелись, Олег знал это выражение лица и обычно оно означало либо вдохновение на работу, либо какие-то грандиозные поступки, — что бы ты сейчас загадал? — У меня все есть, — Волков кивнул на огромные витрины с газировками и сладким, — даже конфеты уже не приходится просить, круглогодичный доступ к детским мечтам. — И все же? — определенно, когда Сережа хотел проявлять щедрость и причинять добро, его ничто не могло остановить. — Тебя, — честно ответил Олег, все же смещаясь на диване, чтобы лечь рядом с Разумовским и позволить себя обнять, как когда-то в детстве, когда они пытались не замерзнуть в промозглое межсезонье. — Хочу исполнять мечты, — Сережа задумчиво улыбнулся, щекоча дыханием щеку, совсем близко, совсем по-домашнему. — Не хочешь прогуляться в наш бывший детдом и по дороге туда обнести какой-нибудь детский магазин? — внес предложение Олег, поглаживая Разумовского по волосам. — Думаю, многие детские мечты сбудутся. — Гипермаркет, — многообещающе кивнул Сережа.