На пару слов

«Человек — это такая скотина, которая ко всему привыкает».

Они живут и выживают в таких условиях, которые сложно назвать человеческими, и если ты живешь в нечеловеческих условиях, то привыкаешь быть не совсем человеком. С волками жить — по волчьи выть, как говорится. У Вадима в этих суровых реалиях даже есть свой личный Волк, от которого он иногда натурально воет. Вадима все почти устраивает. Почти. В последнее время выть от Волка хочется слишком часто. В таких местах — не совсем человеческих — не совсем человеческие устои. Люди тут не выживают — либо внутренне сдаются и быстро погибают, либо сами пускают себе пулю в голову, Дракон насмотрелся всякого, пережевывая и забывая такие случаи. Лица и имена, путаются, накладываясь друг на друга, стираются из памяти. Имена — это слишком по-человечески, имена — это для людей. Людей, у которых есть время знакомиться, запоминать, думать, прилагать тысячу лишних усилий, на которые у тех, кто живет каждый день, как последний, попросту нет ни времени, ни сил, ни желания. Слишком много лишнего, если надо идти и стрелять без разбора по принципу «убей или умри». Слишком много быстро сменяющихся образов, чтобы запомнить. Клички возникают будто из ниоткуда, закрепляясь за каждым уникальным идентификатором. Очевидно, что ёмкое «Волк» быстро прижилось в команде, закрепляясь за Волковым не только по фамилии, но и за повадки, так же, как за Вадимом неизвестно откуда взявшееся «Дракон». И, черт, Олегу слишком подходит. Он дерется, как Волк, до последнего, и без тени сомнения лезет в самое адское пекло, если оттуда надо вытащить Дракона. Но если товарищи по команде думают о том, что Волк — мрачная тихая злобная зверюга, то Вадим, когда слышит короткую кличку, думает о том, что Волк теплый, что у него крепкие огромные лапы и чертовски острые зубы, а еще горячее дыхание, невероятная выносливость, буйный темперамент и бесконечно ценный навык все это давать ощутить разом, даже если на секс есть в лучшем случае десяток минут в любом, даже самом неподходящем месте. В последнее время Дракон слишком много думает. — Волк, ты как всегда вне конкуренции на кухне, — еще один редкий талант: поесть везде, где угодно, и так, что это не будет напоминать грязь на тарелке. Вадик вполне разделяет восхищение товарищей по команде кулинарными способностями Олега, но снова мелькнувшее «Волк» заставляет думать о том, что физический голод не такая уж и большая проблема. — Да ты из чего угодно еду сумеешь сделать, а, Поварёшкин? — Вадим ухмыляется под одобрительные смешки команды, пытаясь отвлечься. Ржать в голос никто не рискует, да и шутка не настолько хороша, но Дракон очень надеется, что дурацкая кличка, как это всегда бывает, на какое-то время пристанет намертво, отвлекая от неуместных мыслей при слове «Волк» и совершенно неконтролируемых условных рефлексов тела, услужливо воспроизводящего фантомные ощущения крепких зубов на шее, плечах и ниже… Вадик снова ловит себя на опасных мыслях и так же мысленно матерится. — Смогу приготовить что угодно… и кого угодно, — с совершенно непроницаемым выражением лица отзывается Олег и смотрит на Вадима тем самым волчьим взглядом, от которого Дракону хочется забить на все свои попытки и с размаху впечатать Волка в стену. Дурацкая кличка, казавшаяся спасением, теперь ассоциируется с такими картинками, после которых взгляды и укусы кажутся детским лепетом, а проблема неуместного возбуждения встает как нельзя более остро и демонстративно. Олег смотрит на Вадима, и Дракон отчетливо осознает, что этот раунд не за ним. — Главное — горячее, — очевидно без задней мысли одобрительно бросает кто-то из команды, и Вадим готов пристрелить сослуживца за комментарии, которые нихрена не помогают. — Я умею еще и десерт, — подливает масла в огонь Волков, глядя только на Дракона, и Вадим понимает, что попал. Снова. В собственный же волчий капкан. — Очень на него рассчитываю, — отзывается Дракон, капитулируя окончательно, и совершенно забивая на то, кто и что подумает. Если ему суждено сдохнуть в этих нечеловеческих условиях, то он определенно хочет быть съеденным Волком.