***
Вой жестокости Осколки губ кровавого заката И мрамор напряжённого лица, Чернее ночи угольные пряди И потускневшие хрустальные глаза. Движенья твёрдые, сухие Отточены с упорством и трудом; Его шаги — бесшумные, но злые И голос, как в ненастье гром. Повалит снег с вершин лавиной, Он подтолкнёт тебя к обрыву. Схватившись за одежды — рви, тяни Он не спасёт тебя, пойми! Но не кричи, не усложняй ему работу В своём страданье виновата ты; «Ты виновата!» — Вой разносит эхо «Убьёшь меня?» — Прошу, заткнись. Замрет он, не сказав ответа И только гул бушующего ветра Тебя всё тянет дальше вниз. Сжимая пальцы на холодной шее Он вознесёт тебя на свет; От жажды крови ломит в его теле «Ты виновата.» — Он повторит. Упав в объятия лавины Ты роешь яму на двоих. Месть с кровью в холоде застыла И ты готова стать одной из них.***
Тяжёлая капля упала и растеклась по пергаменту. Авад невольно дёрнулся и прикоснулся рукой к щеке. «Отлично. Ещё не хватало чернила размазать.» Он быстро стёр едкую солёную полосу и бросил лист рядом с собой на скамью. Поднял голову и осмотрел сад. Теперь, когда Авад приказал вырвать цветы, что отдавали падалью, и засадить новые, он стал обычным, не привлекающим внимание. Но Король продолжал возвращаться сюда, хоть это и потеряло смысл. Он сидел на той же скамье, что и раньше. Писал свои дурацкие стихи и по долгу пропадал в раздумьях. Только вот… Что-то изменилось. И эти изменения сильно огорчали Авада. «Зачем я только послушал Джирана? Почему не вскрыл чёртово завещание? Быть может, Итамен и Нассади сейчас были бы здесь, в безопасности? И Гелис бы-» Король тряхнул головой. Ему не хотелось вспоминать о воине. Сейчас над Меридианом нависли куда более насущные проблемы. И было слишком больно слышать обвинения в адрес Сокола от рыжеволосой Нора, что предупредила о надвигающемся нападении Карха Тьмы на столицу. Авад посмотрел на лежавший рядом пергамент. Сердце будто сжалось в груди. Угрюмый день сменился дивным вечером, но для Короля, он больше не отличался от сотни других. Казалось, весь мир для него просто потух. Авад перестал восхищаться красой ночи, не всматривался в узоры из облаков на закате, не обращал внимания на цветущий сад. Всё это резко стало не важным и до того глупым, что Короля тошнило лишь от мысли, что раньше ему это нравилось. Быстро сунув пергамент в сумку и накинув её на плечо, Авад встал и направился к выходу, даже не обернувшись. А зелёные кроны деревьев зашелестали под порывами сухого ветра, как бы провожая старого друга в последний раз.***
Гелис сидел в своей комнате, за большим дубовым столом, и заполнял бумаги. Бесконечный поток работы заставлял отказываться от еды, сна и молитв. И теперь, Сокол раздражённо поглядывал на проплывающую мимо луну в окне. Когда в очередной раз закончились чернила и в столе не нашлось ни единой баночки, Гелис нехотя встал, чтобы взять в шкафу напротив ещё, про запас. Но стоило ему обойти стол, как он случайно чуть не смёл с него тускло горящую свечку. Тихо выругавшись, воин отодвинул её от края и подошёл к шкафу. И не успел он взять чернила, как раздался стук в дверь. — Я сейчас занят. Что-то нужно? Ждите до завтра! — Виноват, сэр. Но это важно. — Что там ещё? — Прибыл гонец из Меридиана. Его обязали передать вам послание, лично в руки. — Черт. Ждите, скоро буду. Спустя пару минут, Сокол уже спускался ко входу в Закатную Крепость. Он сразу заметил медные латы, что носят стражники Карха. — Вы Гелис? — А что? Не похож? Стражник прокашлялся и протянул резной тубус воину. — Его Величество Четырнадцатый Король Солнце Авад отправил меня, своего раба, донести воину Тени сим светлое послание. — Что за послание? — Мне запрещено искать в нём истину. — Хм. Тогда передай вашему Королю, что ты его доставил. А теперь прочь с нашей земли. — Секунду. Меня ещё просили передать вам это. — Гонец протянул небольшую трубочку из пергамента, перевязанную красивой красной лентой. — Его Лучезарность Авад смиренно просит, чтобы сперва вы прочли письмо. Гелис помедлил, но пергамент забрал. Откланявшись, гонец пошёл прочь. А воин вернулся в свою комнату. Запер дверь и снова уселся за стол. Он убрал рабочие бумаги и положил тубус с письмом на самое видное место. Залез в стол и достал новую свечку, поставил на подставку и поджёг. Вынув из-за пояса кинжал и взяв письмо, Сокол осторожно перерезал ленту. Развернув пергамент, ему в глаза бросился ровный и размашистый подчерк. Буквы будто плыли над листом и, в то же время, были чёткими. Гелис невольно усмехнулся. Он вспомнил, как Авад раз за разом переписывал какие-нибудь отчёты банально потому, что его не устраивало начертание букв. Воин выдернул себя из воспоминаний и принялся читать. Содержание письма было крайне неестественным для важного документа: «Воин Тени, если ты читаешь это послание, значит я сделал глупость. Вместо того, чтобы навсегда забыть про ужас, порождённый мной, я отправляю его тебе. Мои работы отвратительны самому Солнцу, а сам я — грешен. Теперь ты в праве распоряжаться моей жизнью и можешь сотворить что угодно. Но я прошу тебя только об одном. Сожги мои постыдные стихи, избавь усталую душу от мучений, ведь сам я не вправе более этого сделать. Я противен Солнцу и противен себе. Мне остаётся лишь надеется, что ты сделаешь правильный выбор. — Некогда глупый Принц, а теперь ещё больший глупец Король Авад.» Гелис никогда бы не подумал, что Авад стал бы называть себя глупцом и грешником. Но сейчас, в голову почему-то закрадывались сомнения. «Стихи?» Сокол не слышал об этом раньше. Оказалось, он знал Принца не так хорошо, как был в этом уверен. Гелис отложил письмо в сторону и протянул к себе небольшой тубус. Легко открыв его, воин вытряхнул на стол какие-то бумаги. Их было ровно четыре. «Значит, писал он не так часто. Теперь понятно, почему об этом не было известно.» Взяв один из листков, Гелис, наконец, принялся за чтение.***
Авад сидел на полу, спиной к двери. В его комнате царил настоящий хаос. Перевёрнутая кровать и столы, опрокинутые шкафы с книгами, что теперь беспорядочно валялись по всему пространству. Разлиты чернила и порваны все запасы пергамента. По лицу сказывались солёные слёзы, одна за другой. Авад больше не пытался их стереть. Он совершил ошибку, которую больше не исправить.