Like lovers do

Выбрось мусор из своей головы. Мусор — это всё, что скрывает от тебя единственное имеющее смысл… этот момент. Здесь. Сейчас. А когда ты будешь здесь и сейчас, ты удивишься тому, что ты можешь делать и как ты это можешь делать. «Мирный воин»

— Кинн, прости меня. — Хей. Опять ты за своё? Всё же прояснили, нет? — Кинн…       Они возвращаются в отель в такси. Кинн даже для этой поездки заказал автомобиль класса люкс. Но Поршу некогда восхищаться дорогим салоном и комфортом. Он не может простить себе нечаянной глупости. — Послушай меня, — Кинн мягко берет его ладонь своей, — когда я озвучивал тебе условия, я совершено трезво оценивал своё предложение. У нас было не так много моментов близости. Но я не чувствовал, что мы чужие люди, которые проводят вместе время на определённых условиях, — Кинн крепче сжимает его пальцы, — с тобой просто фантастически хорошо, Порш. Ничего большего я не требую и не жду. Поверь.       В довершении своих слов Кинн подносит его руку к губам.       Порш закрывает глаза: — Ты бокал разбил… значит, мои слова всё равно не прошли даром. Как бы там ни было, я не должен был их говорить. — Бокал я разбил, потому что локтем задел поднос. И хорошо, что только свой, иначе официант мог бы влететь на всю зарплату. Что касается твоих слов… Лучше для обоих, если мы будем находиться здесь и сейчас, не анализируя каждый прошлый промах. Иначе, целую жизнь можно только прожалеть. Так и не начав жить. И не насладившись жизнью… Хотя, — здесь Кинн усмехается, — вряд ли, даже прожив очень долго, человек может сказать, что нажился вдоволь и больше не хочет.       Кинн отпускает его руку, но только для того, чтобы обнять его за плечи и притянуть к себе. Он молчит до самого входа на виллу. Сегодня их ждёт лёгкий поздний ужин. Они по одиночке принимают душ. Затем ложатся обнаженными в постель. Кинн снова ласкает его. Когда спускается поцелуями до низа живота, Порш не выдерживает. Всхлип выходит слишком громким. — Порш, — Кинн поднимается к нему, принимаясь тихонько гладить по мокрой щеке, — что случилось? Я больно сделал?       Порш закрывает лицо руками и трясет головой.       Кинн смотрит на это мокрое дело, качает головой и обнимает несчастного мальчика. Целует в висок, гладит плечи, шепча что-то доброе на ушко. Порш обеими руками крепко хватается за него, чуть ли не вдавливая лицо ему в грудь. Всё, что так долго копилось на изнанке его души, потоком слёз хлещет через её острые края.       Только через некоторое время Порш решается заговорить: — У меня бывали моменты, когда я говорил себе: лучше бы я не родился и не жил вовсе. Кинн понимает, что он продолжает их разговор в такси. — Никогда такого не говори и не думай. Цени жизнь, Порш. В масштабах истории вселенной — наша жизнь, что утренняя роса. Выпала — и нет её. Но даже эти мгновения нужно стремиться прожить счастливыми.       Порша вдруг осеняет: — Ты так говоришь, потому что потерял кого-то очень близкого? — С чего ты взял? — Не знаю, — шмыгает носом Порш, водя кончиком носа по его плечу, — иногда начинаю думать, что я тебе кого-то напоминаю… Ну внешне, может. Или ещё чем… Вот ты меня и выбрал. — Я выбрал тебя, потому что ты — это ты, Порш, — Кинн обеими руками приглаживает ему волосы, — да, ты — это ты, — вторит сам себе. — И если уж совсем формально — это ты чуть не угодил под колёса моей машины. Так что это ещё вопрос — кто из нас кого выбрал.       Порш хихикает, прикладываясь щекой к его сердцу: — Тебе не нужно так трястись надо мной. — Мне нравится заботиться о тебе. И беда в том, что я не знаю, насколько мне это позволено… Насколько ты позволишь мне узнать себя ближе.       Замолкают. Порш понимает, что давно существует так, будто выпал из жизни, заблудился и никто не может помочь ему выйти на свет.       Во всяком случае, он был уверен в этом ещё три дня тому назад.       Последние месяцы, особенно последние месяцы, ему больше всего хотелось спрятаться от посторонних взглядов. Но то, как на него даже в темноте смотрит этот мужчина, заставляет Порша цепляться за хрупкую надежду возродиться. Как та самая птица, что горит под правым плечом. — Не будь ты таким идеальным, Кинн. Прошу тебя.       Кинн усмехается, будто поперхнувшись словами мальчика. — Я не всегда был таким.       Порш запрокидывает затылок, вглядываясь в лицо Кинна в темноте. — Правда? — Да. Я ехал по жизни, словно не покидая своего Porsche, не замечая ничего и никого вокруг. Только много позже я научился ценить то, что имею, и тех немногих, что есть рядом со мной. — Что заставило тебя измениться?       Кинн легонько треплет его по щеке, а затем касается её поцелуем: — Наверное, наступил какой-то предел. А вообще… иногда полезно направлять свое внимание на что-то или кого-то определенного. И вот уже оно становится для тебя целым миром. — Опять твои красивые загадки и ничего конкретного… Ты мне не доверяешь? — Если быть честным, у меня всегда были некоторые проблемы с доверием. Ты не принимай это на свой счёт, малыш.       Порш фыркает, издавая носом подобие хорканья. — Ага, малыш. Нашел малыша, — он небольно тычет кулаком ему в грудь, — извини, но это просто смех да и только.       Кинн выпячивает нижнюю губу, чем ещё больше смешит Порша: — Это всего лишь ласковое обращение. Но если тебе не нравится — постараюсь не называть тебя так.       Поршу снова становится совестно. — Вообще-то ты можешь называть как хочешь… я забываю про свое место. Извини.       Кинн с укоризной прицокивает языком.       Ещё через несколько минут молчания Порш, понимая, что испортил Кинну весь настрой на полноценный секс, с надеждой предлагает: — Давай хоть минет сделаю?..       Кинн опускается на спину, увлекая Порша за собой и укладывая его на своей груди: — Давай лучше побудем в нашем моменте.       Порш снова, с удовольствием, прислоняется к сильному телу этого дивного мужчины, начиная водить по нему кончиками пальцев. — Ты как относишься к классической музыке?       Порш пожимает плечами, невидимо для Кинна прищуриваясь: — А что? — Завтра вечером будет благотворительный концерт в Паттайе. — Э-э… В Паттайе? — Да. Ты был там когда-нибудь? — Не-а. — Ну вот. Значит, выдастся прекрасная возможность посетить. — Угу… Далеко только это, да? — На самолёте примерно полтора часа. — Кто меня в него пустит? Без документов… — Тебе не нужно об этом беспокоиться. Это частный рейс.       Порш кивает, с трепетным наслаждением ощущая, как Кинн ластится к его виску щекой: — Хм… Благотворительный аукцион. Благотворительный концерт. Ты так много занимаешься благотворительностью? — На самом деле — мало. Слишком мало, Порш.       Больше Порш ничего не спрашивает. Просто засыпает, окружённый заботой и лаской Кинна. Даже не подозревая, как долго тот, с туманом нежности и тоски в глазах, без сна любуется им почти до рассвета.