Канлия неподвижно смотрела на ячейку с прахом.
«Онке Романа. Тебе всегда будут светить звезды»
Когда «Арасака» перебросила ее отряд в Найт-Сити, Канлия была рада. Это значило, что ее с братом пути наконец-то снова пересекутся — ведь клан кочевников, куда он вступил пять лет назад, после их ссоры, тоже остановился здесь. И Онке согласился встретиться с ней. Многое должно было измениться. В конце концов, у нее никогда не было никого ближе.
Общительной Канлия себя не считала никогда. У нее были проблемы с новыми людьми, и даже среди штурмового отряда, в котором она работала не первый год, она не завели ни друзей, ни приятелей и даже не старалась. А Онке… брат есть брат, и то она умудрилась все испортить. Лишь через несколько дней после того, как он уехал, Канлия осознала, что потеряла единственного близкого человека.
Тот день был ее первым днем в качестве солдата «Арасаки». Кто же знал, что с этой мыслью Канлия будет засыпать и просыпаться следующие пять лет?
Канлия надеялась, что со временем все забудется и сгладится, но время шло, а тоска становилась только сильнее. Теперь ее подпитывало одиночество. Вот поэтому-то Канлия и мечтала однажды встретить Онке и поговорить. Но и отступиться от своей службы не могла, ведь именно из-за нее они рассорились.
Канлия хотела тогда доказать, что сможет чего-то добиться в корпорации. А Онке всей душой их ненавидел и мечтал перебраться в огромный Найт-Сити, чтобы там найти свой путь и дело по душе.
Так они и разошлись — практически заключив пари. Если бы Канлия ушла из «Арасаки», то обесценила бы весь их спор, и тогда, выходит, все было зря.
Об этом она думала каждый раз, когда казалось, что пора увольняться. Да и разве можно просто так уволиться из корпорации? Канлия, конечно, работала даже не в офисе, но подозревала, что все равно «Арасака» не отпустит.
Онке было шестнадцать, когда он сбежал, и он был едва ли не упрямее самой Канлии. Максималист во всем, два года он молчал в ответ на ее попытки написать и позвонить ему, и только когда ей уже начинало казаться, что все потеряно, он все-таки ответил.
Сказал, что вместо Найт-Сити пришел к кочевникам.
И отказался мириться, пока Канлия не уйдет из «Арасаки».
После этого Канлия хотя бы знала, что он жив. Иногда он все так же мельком, в двух словах, писал, куда их завела дорога, но они никогда уже не общались как раньше.
Об этом Канлия думала сейчас, глядя на чертову ячейку.
Теперь уже ничего не доказать и ничего не вернуть.
Где-то на уровне подсознания Канлия всегда знала, что так будет.
Неделю назад они договорились встретиться в Найт-сити, когда Канлия будет в городе. Позавчера она снова написала ему, и он не ответил. Не ответил и на следующий день утром. В этот момент Канлия впервые испугалась.
Она не верила, что брат может настолько легко передумать. Нет, если он решил дать ей шанс, то не отказался бы. А значит…
Они приехали в город вчера, и, едва закончив с вещами и оформлением, она выбралась на улицы, без малейшего понятия, с чего начать и за что хвататься. Она никогда раньше не была в таких огромных городах. Но предчувствие — или же мрачный прагматизм — дернуло проверить сначала колумбарий. Либо убедиться, что в поисках есть смысл, либо даже не начинать их.
Предчувствие не обмануло.
Как-то смутно запомнились и слезы, и отчаяние, и неверие — все вперемешку. Канлия отрывками помнила, как упала на колени, как что-то бормотала себе под нос и как читала надпись на ячейке снова и снова. Сколько прошло времени? Когда она вернулась в общежитие? Как нашла в себе силы встать утром? Канлия не знала, как не знала и того, зачем теперь дышать и быть на этом свете.
И вот прошли сутки, и она снова здесь, только вместо бури эмоций внутри одно звенящее стекло — только тронь, и разобьется.
— Звезды… — наконец прошептала она пересохшими губами.
Кто только догадался написать такую ерунду?
Канлия даже не помнила толком, как эти самые звезды выглядят. В их родном городе небо всегда было затянуто то ли тучами, то ли смогом, а оказавшись в «Арасаке», Канлия уже и думать забыла о подобных мелочах. На ум приходили только какие-то старые картины из книжек, невесть сколько лежавших у матери, а до этого у бабушки. Но Канлия мало о них помнила — ни сюжетов, ни героев. Только теплые руки матери и то, как они читали все вместе в совершенно другой жизни, где все было проще и понятнее.
Где они были все вместе и даже немножко счастливы.
— Эй, — тихо позвал кто-то.
Канлия вздрогнула, и зыбкий мир прошлого исчез, будто и не было никогда этого прошлого. И от этого почему-то стало еще горше.
Она моргнула пару раз и снова увидела ячейку с прахом, имя и надпись.
— Ты… — тот же незнакомый голос неуверенно продолжил, — ты тоже к нему?
— К… нему? — бесцветным голосом спросила она.
— Онке. Ты сказала про звезды…
Повисло неловкое молчание. Поворачиваться не хотелось, хотя Канлия и понимала, что здесь сейчас вроде бы человек из прошлого Онке — того прошлого, в котором ее не было. Заговорить или повернуться — самой себе подтвердить, что оно было, это прошлое. А как бы это глупо ни было, Канлия хотела верить, что не было такого прошлого.
Это было бы чуть проще, чуть менее больно. Канлия знала, что Онке, в отличие от нее, общий язык находил с кем угодно и очень легко, и, конечно, в клане кочевников у него наверняка было полно друзей. Он сделал то, с чем Канлия так и не справилась, и смог жить дальше.
И напротив, намного приятнее считать, что не было этих пяти лет — а Онке при встрече скажет что-нибудь о позавчерашней ссоре и предложит забыть. Ему будет шестнадцать, Канлии — девятнадцать. Окажется, что есть какой-то очевидный компромисс. Можно даже забыть о тех редких сообщениях друг другу, просто удалить их.
Жизнь снова станет простой и понятной.
— Ты же Канлия, да? — вновь заговорил голос. — Он… рассказывал о тебе.
Конечно.
Иллюзия тут же растворилась. Прошло пять лет. Ссора была не позавчера, а пять лет назад. Онке уехал. Канлия ничего не удалит, конечно же. И раз этот незнакомец знает имя Канлии, значит…
Канлия неожиданно даже для себя горько усмехнулась. Все-таки для Онке она была не просто назойливой предательницей.
Это было приятно и вместе с тем ранило. Наверняка они бы помирились, если бы только встретились. Было бы так здорово снова с ним болтать, как ни в чем не бывало, строить планы на будущее — и узнать его заново, ведь они так долго были порознь.
Только этого уже никогда не произойдет.
Застыв, Канлия невидящим взглядом смотрела на ячейку с прахом, пока светящиеся буквы не превратились в единое неразличимое месиво. Слезы. Что-то еще осталось после вчерашнего.
Эти слезы были словно отдельно от нее самой. Канлия не чувствовала, что плачет, даже боль исчезла, и казалось, будто ее сознание отгородилось от тела. Еще чуть-чуть — и увидит себя со стороны. Жалкое, должно быть, зрелище.
— Прости, — наконец сказал голос печальным тоном. — Наверное, обознался. Зря потревожил.
И следующим, что услышала Канлия, был шаг.
Человек, знавший Онке после побега, уходил.
Канлия вдруг подумала, что даже если уже никогда не поговорит с Онке, она все еще может его узнать — такого, каким его видели другие.
Но только если переступит через себя и окончательно признает, что это его прошлое — было.
Еще несколько ударов сердца, и Канлия, зажмурившись, повернула голову — никогда еще не было так трудно пошевелиться, как сейчас. Время сгустилось. Канлия могла лишь пытаться вырваться вперед, из этой трясины прошлого.
Пара мучительных секунд, чтобы решиться окончательно.
Канлия открыла глаза.
Человека не было.
Моргнув несколько раз, Канлия обернулась — но с другой стороны тоже никого не увидела.
Ушел. Он ушел, пока она решалась.
Канлию вдруг захлестнула слепая злость на этого человека. Она отказалась от того, во что так сильно хотелось верить, ради правды, а он просто ушел?! Нет, это нельзя так оставлять! Может, еще получится догнать и… еще неизвестно, что «и», но Канлия была уверена, что поймет, как только увидит его.
Она резко двинулась к проходу, и только увидев нескольких людей, поняла, что не знает, как выглядит нужный ей человек. Ведь Канлия слышала только голос. Она помедлила и припомнила фразы — пришлось напрячься, говорил человек негромко.
Голос мужской, только вот все остальное… явно взрослый, но какого возраста? Старым он не звучал, да и с Онке был знаком не одним днем, раз пришел к нему в колумбарий — получается, должен быть довольно молодым. Хотя от Онке всегда можно было ожидать чего угодно.
Канлия вздохнула и отогнала воспоминания, чтобы снова не погрузиться в апатию — нельзя. И поспешила к выходу.
У лестницы она остановилась и осмотрелась. Людей здесь было немного, но ее внимание привлек парень, спиной опиравшийся на перила. Его голова была наклонена вниз. Лицо скрывали пряди черных вьющихся волос до плеч, и потому Канлия не могла точно определить возраст. Выглядел, конечно, молодым. Да только хрен его знает, что там на самом деле.
Канлия еще раздумывала, подойти или нет, когда парень вдруг поднял голову и заметил ее. Короткое удивление на лице, и парень отвернулся. Но теперь Канлия была уверена, что это именно он — все сходилось, к тому же, он явно не просто так на нее отреагировал.
Она подошла и остановилась в паре шагов. Злость испарилась, будто и не было. Есть куда более важное дело.
— Это ведь был ты, да?
Парень снова поднял голову и кивнул.
Канлия облокотилась на перила рядом с ним.
— Не обознался, — она поежилась. — Я на самом деле его сестра. Канлия.
— Малли. Мы с ним были друзьями.
Они встретились взглядами, и Канлии вдруг стало страшно от того, какими пустыми и безжизненными были темные глаза Малли.
— Последние пять лет, да?
— Да.
Канлия замолкла, не зная, что сказать или спросить.
Она хотела узнать, какой была жизнь Онке эти пять лет, но с чего начать? Разве это можно так просто выяснить?
Хотя один вопрос был все-таки очевиден.
Она сглотнула, собирая в себе силы, чтобы произнести это — еще один раз признаться себе и миру, что брата больше нет.
— Ты знаешь, как… — хотела отвести взгляд, но не вышло, — он…
— Умер? — негромко закончил Малли за нее. — Да.
Он вдруг запрокинул голову и, глядя в небо, усмехнулся так болезненно, что у Канлии мурашки по спине пробежали.
— Расскажешь? — когда он не ответил, Канлия добавила: — Пожалуйста.
— Ну уж нет, — Малли точно так же усмехнулся. — Трезвым я такое дерьмо не смогу рассказать.
От этих слов Канлию передернуло. Что-то настолько ужасное?..
Прежде чем фантазия успела среагировать, Канлия решительно сдвинула брови.
— Ну, тогда поехали.
* * *
Они засели в каком-то задрипанном баре, ближайшем к колумбарию. Музыка была отвратительной, кое-как танцующие всех сортов — от бандитов до кукол — то и дело падали друг на друга и матерились во весь голос, и Малли готов был поклясться, что еще никогда не пил виски хуже. Если это вообще был виски. В голову, впрочем, давал неплохо.
Он сверлил взглядом бутылку и пытался как-то собрать мысли по кусочкам, чего ему не удавалось сделать всю последнюю неделю.
Даже простое воспоминание выворачивало наизнанку. Малли не мог представить, как будет рассказывать о произошедшем Канлии. Ей — особенно.
А она терпеливо ждала, пока он пил и надеялся, что станет хоть чуточку легче.
И только после четвертого стакана наконец ощутил, что туман в голове позволил немного расслабиться.
Он выдохнул.
— Слушай, ты… ты точно хочешь это знать?
Конечно, хочет. Идиотский вопрос, Малли это понимал. Но можно ведь понадеяться?
— Издеваешься?
Он не видел ее лица и, наверное, это к лучшему.
Слова никак не поддавались. Что ж… еще потянуть время? Другого выхода, кажется, не было. Да и пить больше не стоило — по крайней мере, до конца рассказа. Малли отодвинул уже наполненный стакан.
— Я начну издалека, ты не против? — Малли покосился на нее и увидел, как она напряженно кивает. — Я кочевник. Мой клан… даже и не клан, так, пара семей…
Его голос дрогнул, и Малли прервался, позволяя алкоголю заглушить чувства.
— В общем, не так уж давно появился. Лет десять всего. Для клана… немного. Но у нас был свой рипер, свой оружейник… мы были сами по себе, и это всех устраивало. Иногда приходили новые люди. И пять лет назад пришел Онке.
Малли упер локти в колени и сгорбился.
— С ним… было много чего. В конце концов, он убедил нас присоединиться к Альдекальдо. Только сначала мы должны были привезти в Найт-Сити груз. Какие-то импланты, я не знаю деталей. Короче, сделка сорвалась, — Малли взъерошил волосы и уставился в пол. — Мы их начали сбагривать риперам понемногу. А Онке… он взломом увлекался, понимаешь? Хотел когда-нибудь стать настоящим нетраннером. И упросил нашего рипера поставить ему операционку из груза и что-то еще.
В горле встал ком, и Малли задрожал, когда понял, что просто не в силах выдавить из себя конец этой истории.
Он вскинулся, рывком схватил бутылку — стакан упал — и сделал два глотка. Виски разливался по столу. Малли уставился на него и будто отключился — ни одной мысли, ничего.
— Эй, — вдруг позвала его Канлия.
Да. Точно.
Еще же нужно рассказать.
Малли повернулся к ней и увидел полное тревоги лицо.
— Ты же… ты в курсе новостей?
— Только вчера приехала, — она покачала головой.
— Короче… — Малли собрал остатки самообладания, — хуевые оказались импланты. Неделю назад Онке слетел с катушек и…
— Блядь… — беззвучно выдохнула Канлия; он прочел по губам. — Блядь, я не верю…
— Кроме меня, никто не…
Слово застряло в горле.
Малли снова как наяву видел эту резню в лагере. Чьи-то крики, выстрелы и кровь — слишком много крови, всюду, будто прошла кровавая буря.
Оставалось только одно.
Самое трудное.
Он и дышал-то едва-едва. Как уж тут говорить.
Канлия вырвала бутылку из его рук и, запрокинув голову, начала пить — Малли уставился на пустую ладонь. Уже успел забыть, что в ней что-то было. И пока громкий звук поставленной бутылки — опустевшей — не вернул его в реальность, так и смотрел на собственные подрагивающие пальцы.
— С меня хватит, — выдавила Канлия. — Я больше не могу. Это…
«Еще не все».
Даже не разомкнул губы. Только посмотрел исподлобья на Канлию и ее полный боли профиль. Тонкие, сжатые до невозможности губы, сдвинутые к переносице прямые брови, пряди волос, перечеркивающие бледное треугольное лицо. И болезненно сухие глаза.
— Прости, я… — она мотнула головой и спрятала лицо в ладонях. — Я тебя заставила…
Но он еще не договорил.
Еще не договорил.
Если бы только не это ебучее бессилие.
И грохот выстрела в ушах.
«Я убил его».
Канлия продолжила не сразу. Было много времени, чтобы сказать эту фразу. Но не выходило.
— Свяжемся потом, ладно? — она встала и пошатнулась. — Мне надо…
Бросила на него последний вгляд из-под прямых прядей и отправила контакт. Малли машинально отправил в ответ свой.
И ушла.
А он так ничего и не сказал.
* * *
Канлия все еще не могла окончательно поверить в то, что услышала. Она мчалась на байке по улицам Найт-Сити, и рваные мысли мешались в голове с воспоминаниями.
Ее брат стал киберпсихом? Одним из тех поехавших, которые убивали людей направо и налево?
Канлия однажды встречала такого. В тот раз с ума сошел один из солдат их отряда — потом объяснили, что все дело было в каком-то нейровирусе или подобном — причем среди ночи, когда никто не был готов. Это навсегда врезалось в память: звуки пальбы в соседнем блоке, изуродованные тела в койках, пропахший кровью и болью воздух, такой тяжелый, что даже дышать получалось с трудом.
Хуже было то, что Канлии пришлось против него сражаться. Она знала этого человека всего пару месяцев. Но — знала. И заставить себя выстрелить в того, с кем вечером вместе ужинала, было почти невыносимо тяжело.
Им удалось убить киберпсиха, и Канлии еще долго снились кошмары после. Она ощущала себя предательницей. Хотя и понимала, что выхода нет, все равно — горечь оставалась.
С того момента она перестала общаться с сослуживцами больше, чем требовалось.
Канлия хорошо запомнила ужас на лицах тех, кто сражался рядом с ней. Запомнила и то, как выглядели друзья убитого.
И когда в баре Малли рассказывал о смерти Онке, Канлия узнала это лицо и этот взгляд.
Может, если бы не тот случай, она бы и не поверила. Но такое нельзя сыграть.
И, конечно, трезвым о таком не расскажешь, пока воспоминания еще свежие. Всего неделю назад…
Канлию передергивало от одной мысли, что она заставила Малли пережить это снова так рано. На таком фоне меркла даже ее собственная тоска по брату. В каком-то смысле Канлия уже попрощалась с Онке пять лет назад — она всегда думала, что им никогда больше не встретиться. Конечно, его не хватало. Конечно, она хотела с ним поговорить еще раз. Получить в ответ не просто сухое «я еду в Найт-сити». И новость о его смерти все разрушила.
Больше не за что было цепляться.
Поэтому Канлия и ушла из бара — вернее, сбежала. Все обдумать и найти хоть какую-то ниточку, чтобы не пустить себе пулю в лоб, хоть какой-то смысл в службе и в жизни.
Она уехала в Пустоши, не слишком далеко от города — просто чтобы никто не мешал. Долго-долго сидела в полуразрушенном здании. Держала в руках револьвер. Палец — на спусковом крючке. Только никак не решалась. Что-то же должно быть. Что-то…
К двадцати четырем годам Канлия не добилась ничего. Она все так же была солдатом в отряде. Уже не рядовым, правда. Даже что-то слышала о повышении до офицера. Стоило ли это ссоры с братом и его гибели? Вряд ли.
У нее не было друзей. Вообще. Она боялась сближаться с сослуживцами и не заводила знакомств за пределами «Арасаки». За пять лет их уже несколько раз перебрасывали на новые места. Канлия так обожглась в самом начале, когда только пришла в корпоративную армию — после переезда приятели испарились, и стало лишь тоскливее.
Ровно по той же причине у Канлии не было отношений. Не было смысла даже пытаться. Давным-давно, еще в родном городке, она встречалась с каким-то парнем, но все развалилось, когда она пришла в «Арасаку». Романы Канлии начинались и заканчивались на клубных знакомствах на одну ночь. Наверное, это был единственный тип общения, который ей удавался.
Да она даже свою чертову работу ненавидела! Пусть даже для Канлии корпорации не были тем абсолютным злом, каким его считают остальные, стоило лишь упомянуть при знакомстве, где она работает, как все заканчивалось, и ее сразу начинали презирать.
Ни друзей, ни семьи, ни любимого дела — теперь и надежды вернуть семью не стало.
Так что мешает выстрелить и все закончить?
Тишина.
Только тишина — внутри и снаружи.
Здесь, в Пустошах, Канлия слышала даже стук собственного сердца.
Она провела пальцами по холодным полоскам хрома на плече и сжала револьвер крепче.
Канлия убила немало людей из него. Теперь она может убить еще одного человека, последнего.
Интересно, что сказала бы мать, если бы дожила до этого дня.
Суждено ли вообще хоть кому-то из их семьи умереть от старости? Кажется, когда-то люди часто от нее умирали.
Канлия отстраненно подумала, что уже не узнает.
Приподняла револьвер.
И вздрогнула, когда услышала оповещение телефона.
«Ты в порядке?»
Малли.
Канлия моргнула несколько раз, чтобы убедиться, что ей не кажется.
Она его бросила в ужасном состоянии, и это он спрашивает, в порядке ли она?
Выходя из бара, Канлия была уверена, что он вообще больше с ней говорить не захочет.
«Ты тут?»
Канлия не знала, отвечать или нет.
Она все еще приподнимала револьвер.
Но эти пять слов от полного незнакомца почему-то пошатнули ее решимость.
Может, он ошибся. К тому же, он пьян… как и она. Да. Наверное, в этом все дело.
Канлия слегка надавила на спуск.
«Ты же не стреляться там собралась?»
Она застыла.
«Или уже?»
Следующее пришло с небольшой задержкой.
«Блять, я дурак»
Канлия вдруг обнаружила, что улыбается.
Револьвер выпал из ослабевших пальцев и с грохотом упал на стол.
Она коротко выдохнула и ответила:
«нет»
Взглянула на револьвер, до последней щербинки на стволе знакомый — не корпоративный, на работе были стандартные штурмовые винтовки — и осознала, что все. Не сегодня. Не до конца еще понимала, почему, но одно было точно: если бы не сообщения, уже лежала бы здесь с дырой в черепе.
Канлия убрала оружие в кобуру и написала Малли еще раз.
«как ты узнал?»
«Сам хотел»
Вот так просто. Ответ не удивил — о чем еще может думать кочевник, потерявший клан в одночасье?
Пошатываясь, она вышла из здания и обессиленно прислонилась к стене, а затем съехала по ней вниз и уткнулась лицом в колени.
Ее брат — мертвый киберпсих.
А она сама чудом не застрелилась.
И у чуда было имя.
