Зло

Чонгук пытается много не думать, не слышать, не смотреть. Но невозможно не замечать. И хочется большего. Чонгук чувствует себя ужасно. Чёрт. Тэхён учится в прежней школе. Отец предлагал перевести в другую, ту, в которую ходят Моме и Чонгук. Тэхён отказался. И Чонгук не знает, рад ли он. Они могли быть в одном классе, сидеть за одной партой, есть вместе в столовой. Могли быть ещё ближе. Одного дома мало. Чонгук тоскует каждую секунду и ненавидит это. Они ведь даже не говорят почти. Не получается найти общий язык, нажать рычаг, который запустит механизм и понесёт за собой часы пустой, но важной болтовни. Это угнетает. Зато Моме иногда проводит в комнате Тэхёна часы. Чонгук не специально, но пару раз останавливался у двери. Он не подслушивал много, просто утолял интерес и корил себя после. Моме трещала о мальчиках, о подружках, рассказывала истории из детства, почти все они были о Чонгуке. Почему она говорила именно о нем? Тэхён отвечал. Мало. Тихо. Но отвечал. Даже вопросы задавал. Тоже о Чонгуке. И это особенно будоражило. Тэхён рисует. Постоянно. Будто зациклен. Отец купил ему краски, мольберт. На кухне мать возмущалась так громко, что Тэхён, бывший тогда в зале, слышал все, но никак не отреагировал. В апогей вошел с кружкой кофе, поставил в раковину и поднялся на второй этаж. Мать застыла, словно вдруг очнулась, но с тех пор осмелела. Начавшиеся ссоры проедали мозг не только второй защищающейчя стороне — отцу, но и Чонгуку. Он, наверное, реагировал ярче самого Тэхена, ставшего причиной раскола. И вот в очередной вечер пятницы все повторилось. — Пэм! — отец впервые повышает голос. До этого момента он держался, чувствуя вину. — Тэхён — мой сын. Он живёт с нами. Я просил прощения, ты сказала, что принимаешь его. Если не можешь, что ж, у нас есть только один выход. — Развод? Ты хочешь бросить меня? Детей? Ради неё? Уже нашёл её? Да ты просто поджидал момента, чтобы сбежать к этой потаскухе! На том не заканчивают. Момо нет дома — к лучшему. Но Тэхён… Чонгук чувствует стыд. За мать, за отца и за себя почему-то тоже. — Ты в порядке? — Чонгуку не сложно решиться войти в комнату. Тело несёт за собой, впервые набравшись смелости. Расположившись с альбомом и карандашом на кровати, Тэхен смотрит безучастно. Подушка за ним как белое полотно. — Почему я должен не быть в порядке? — Ну, они все время ссорятся. — Не я в этом виноват. — О, ну, да… Пахнет красками, деревом и персиками. Чонгук неловко топчется у двери. Порыв растворяется в космических дырах, засасывающих зыбучим песком, и оставляет смущение на пылающем лице. Тэхён смотрит неотрывно. Его красота пугающая. Дыхание спирает, сердце скручивается в трубу. Такой страшный взгляд Чонгук видел в дорамах про психопатов, которые смотрела Моме. — Эм, я, наверное… — Присядешь? Зрачки у Тэхёна широкие, спрятанной за ними радужки совсем не видно, но и та темнее мглы. Широкая чёрная футболка с коротким горлом и длинным рукавом заправлена в бежевые шорты, не скрывающие острых коленей. Губы тянутся к ним — кадр в голове, который приходится смахнуть, чтобы не забыться. Чонгук сглатывает и садится, забираясь с ногами на кровать, возится, пытаясь принять удобное положение. В это же мгновение Тэхён, бросая альбом и карандаш на пол, съезжает с подушки, оказывается так близко, переворачиваясь набок и коленом упираясь в бедро Чонгука, будто нарочно. — Ты тоже, — Тэхён цепляет пальцами края майки Чонгука и запускает ворвавшийся мурашками ток. Чонгук опускает корпус с медлительностью эволюционного процесса. Когда затылок касается твёрдой поверхности, Тэхён говорит: — Мне холодно, — и в его голосе лёд, погубивший Титаник. В груди ощущается тошнотворно-приторное тепло, когда к боку прижимается тело, а чужая рука змейкой обвивает талию. Кислород перекрыт, Чонгука распирает от желания стиснуть Тэхёна и… он никогда не хотел такого с Момо. Почему Тэхён вызывает столько метаний в душе, хотя она просто брат?.. Крик матери больше не доносится — значит, конфликт разрешён до следующего раза. Незримые нити сшивают. Тэхён тихо напевает глупое заклинание из детского мультика и улыбается: — Ты выглядел напряжённо, — поясняет. Чонгук тонет в его улыбке. И белиберда не кажется забавной из уст Тэхёна, наоборот кажется серьёзным проклятием. — Ну, мы не так часто общаемся… — выдавливает с трудом. — Стесняешься меня? — Просто нужно привыкнуть. — Прикосновения помогают и вопросы. Хочешь тоже прикоснуться ко мне или что-нибудь спросить? Виски пульсируют, знобит, Чонгук сглатывает. Боже, он прямо сейчас, прямо здесь умрёт от волнения, не успев сбежать. — Не бойся, — ближе жмётся Тэхён. После подобных слов обычно становится страшнее, но в Чонгука вдувают уверенность. Кончиками пальцев он касается плеча Тэхёна, ведёт выше и снова вниз. Дыхание перехватывает, вдох и выдох кажутся непосильной задачей. Чонгук сталкивается с чёрным космосом глаз, рука застывает. Тэхён больше не улыбается.

***

Он не может уснуть. В комнате темно. Ни капли света с улицы — тяжёлые шторы плотно закрывают окно. Ручка поворачивается, и полоска светло-жёлтого тянется внутрь. Тэхён поворачивает голову. — Прости, что без стука. Лицо отца в чёрных запутанных полосах. Тэхён моргает, чтобы их прогнать и переводит взгляд на Чонгука, что сладко сопит. Умилительный маленький медвежонок. Тэхён поднимается и кивает, чтобы разрушить заминку. Отец не ожидал увидеть в одной кровати сразу двух сыновей. В гостиной включён телевизор, на диване разложена постель. Тэхён никак не комментирует это. Ему плевать и на отца, и на мачеху — у него нет чувств к чужим людям, таким же тёмные, как смазанная толпа на улице. Они — одни из всех. — Вы с Чонгуком подружились? — помолчав, начинает отец. — Нет. Он просто уснул. И только. Ничего не было. Чонгук не такой. Он светлый. — Я хотел извиниться за Пэм. Это ни к чему. — Ты можешь узнать, где мама? Отец стопорится, хмурится, вздыхает. Тэхён не хочет щадить его чувства. — Она все ещё не отвечает на звонки? — Нет. — В полицию о пропаже не заявить, а у меня нет каких-то связей, так что… Мать сообщила всем подругам, что уезжает, уволилась с работы, словом подготовилась к побегу. Тэхён в курсе, что человека не найти, если он не хочет, если отрезает себя от прошлого. Он не злится на маму, она теперь свободна, не видит тьмы, опутавшей её ребёнка. Чёрная жижа течёт с потолка, обволакивает стены, не оставляя щели, застывая и трескаясь. Голос отца превращается в шум, рука ерошит волосы, и Тэхён хочет оттолкнуться, но застывает, прикованный выкатившимися глазницами к полу. Это не кончится. Хочется в комнату. К Чонгуку. К теплу и свету.