Зло

В голове шум отрицания скапливается и вытекает через уши. Ветви растут по лодыжкам, опутывают, прорываются через ребра и сжимают сердце и лёгкие. Он не может вздохнуть, но ужаса не ощущает. Если он задохнется, боль кончится. Он хочет жить, но не знает зачем. Отец подходит со спины и кладёт руку на плечо. Тэхён не двигается. Он смотрит в центр комнаты, где на журнальном столике не осталось нечего. Квартира опустела, стала незнакомой, далекой. А раньше был противоположный этой стерильности бардак: куча смятой бумаги, засохшая краска, разваленный мольберт в углу, выкинутый только теперь. Отцом. Мамин мольберт. Тэхён моргает. Слёз нет. Хочется скинуть руку с плеча. — Тэхён, — зовет отец. — Вещи в машине. Пойдём. — Я хочу остаться, — вздыхает. — Я сам позвоню хозяйке и отдам ключ. Мама, — запинается и корит себя за это, — заплатила за весь месяц. — Нет, Тэхён, она не платила уже второй месяц подряд. Тэхён сжимает зубы. Отец должен был разрешить. У него нет прав на сына, которого бросил задолго до рождения. — Идём. Тэхён не отвечает, улыбается слабо, когда чувствует грубые пальцы в волосах, а затем пустоту. Отец аккуратен в словах, действиях, спустя столько времени он вдруг стал благороден для того, чтобы взять ответственность. Тэхён рад, что не отправится в детдом, но чувствовать сочувствие и жалость отца невыносимо, как невыносима мысль о новой жизни, в которой не будет единственного человека, который любил. Мать бросила Тэхёна, и с ней умерло то добро и счастье, что тлели в душе. Тэхён смотрит в центр стола, и ему кажется, будто из трещины выползает змея.

***

— Ваш отец чокнулся совсем. Снова за своё. Даже посуду помыть не может, не отвесив порцию нытья. — Мам, — буквально молит Чонгук. — Что мам, а? Ну, что? Я должна спокойно сидеть и ждать, когда этого приведут? — Этого Тэхёном звать, — спокойно напоминает Моме, ковыряясь в омлете. — Да хоть Буддой. — У нас большой дом, мы его и незаметим, да, оппа? — Типа того. Чонгук чувствует: сейчас начнётся. И Мать не выдерживает, разражаясь очередным монологом. Капает, капает, капает. Скоро от мозга не останется ничего. Отцу она ничего не говорит, кивает, соглашается с лживой улыбкой. Детям так не везёт. Чонгуку особенно. Наследник как никак. Только что он наследует? Тоже мне император Чосона… Дом достанется, машина — вот и всё. Но маме не докажешь. Ты должен, ты старший… Пустые слова. Чонгуку, может, тоже не нравится, что у них пополнение в семье, но он понимает отца. Наверное, тот чувствует себя ужасно: всю жизнь скрывал, что у него есть ещё один ребёнок, которого нагулял прямо перед свадьбой. Мать Чонгука и Моме — иммигрантка из Таиланда. Об измене она узнала, будучи на четвёртом месяце беременности, и потому не нашла сил бросить отца. Большой секрет скрывался до последнего. И вот этот самый ребёнок, Ким Тэхён, объявился так просто. Отец не мог не приютить. В его сердце скрывалась боль, которую было видно во взгляде. По крайней мере Чонгуку. Он не судил отца. Нет смысла кричать о неправильности и несправедливости. Жизнь — штука сложная и запутаная. В прострации Чонгук не слушает мать, но вздрагивает, когда Моме касается его плеча. Она улыбается понятливо, а потом дёргается всем телом: звук разбившегося стекла резанул по ушам. — Вот, — резюмирует мама. — А всё из-за этого! Мой любимый бокал… Осколки на полу притягивают. Чонгук быстро собирает их в вафельное полотенце и отправляет в мусор. Входная дверь хлопает, и слышится шарканье с приглушенным голосом отца. Мать выдыхает, кривясь, но выходит из кухни первой. Моме идёт следом. А в руке Чонгука красивый осколок, который он сначала и не заметил за ножкой стола. Начинается галдёж, но все слышимые голоса знакомы. А как звучит Ким Тэхён? — Чонгук, — зовёт отец. И Чонгук, роняя осколок, скользит, будто в спину ветер дует. Первое, что он видит, конечно же, он. Этот. Ким Тэхён. Уставший взгляд, уставленный в пол, длинный веер ресниц, родинка на носу, руки в карманах. Моме смотрит восхищённо. Тэхён — красавец. Их быстро знакомят и просят Чонгука взять из багажника последний чемодан. Дышать почему-то сложно. Улица трезвит. Но вот-вот разум снова поплывёт. Комната, в которой будет Тэхён, — дальняя, на втором этаже, раньше была гостевой, потому и выглядела нежилой и серой. Пришлось купить стол, шкаф, светильник и повесить пару полок. Трата денег не воодушевляла мать, но отец не советовался с ней. Чонгук затаскивает чемодан. Тэхён сидит на краю кровати, глядя в окно. — Ну, это твоё. — Спасибо. Да. Чонгук так и думал: Тэхён звучит разрушающе. — Помочь тебе? Разобрать. — Если не сложно. Сложно. Очень. Чонгука парализует. В запястье вцепилась змея. В её янтарном взгляде он видит его. Тэхён поднимается и подходит вплотную, чуть наклоняя голову. Молчит. Чонгук закусывает щёку изнутри. Давит. Давит. Давит. Они похожи друг на друга, но не на отца. Забавно. Но Чонгук не чувствует родную кровь — только нечто чужеродное, далёкое как космическая пыль, складывающаяся в паутину. — Эй, оппа, — Моме рушит момент бульдозером. — Я тоже помогу. — Конечно, — Тэхён отворачивается. Будет непросто теперь… жить.