Из страниц человеческих жизней

      Сложно было сказать, нервничал ли Кэтсби, потому что он во всех жизненных ситуациях сохранял ледяное спокойствие, чем Ричард неизменно восхищался и чему так же неизменно завидовал. Сам он вибрировал под кожей, представляя тысячи разных сценариев, из которых больший процент был посвящён тому, что всё пойдёт не так. Но Генри вновь превзошёл все его ожидания.       Он встретил Кэтсби, словно старого друга, улыбаясь ему тепло и приветливо.       — Приятно познакомиться, наслышан, — сказал он, протянув руку.       — Взаимно, аналогично, — сдержанно ответил Кэтсби, ответив на рукопожатие.       Ричард выдохнул с облегчением, радуясь, что ничего не взорвалось за первые три минуты их встречи. Генри тут же повернулся к нему и приподнял брови, на что юноша покачал головой, ответив полуулыбкой. Он отправился возиться с пакетами, пока попросил Генри показать Кэтсби ванную, чтобы они немного побыли наедине, да и сам Ричард успокоил свою тревожность, сорвавшуюся с поводка.       К счастью, Генри и Кэтсби довольно быстро нашли общий язык. Генри задавал нейтральные вопросы об учёбе, хобби, времяпровождении. И всё же Ричард отметил, что он был куда сдержаннее, чем обычно, явно не желая оттолкнуть нового знакомого.       — Надеюсь, не прозвучит слишком дерзко, но твой оттенок кожи очень приятный и прекрасно сочетается с необычным цветом глаз. Признаюсь, впервые такое вижу, и я впечатлён, — сказал Генри, и Ричард перевёл взгляд на Кэтсби, чтобы увидеть, как тот смутился, с непривычки зажавшись в себе.       — Спасибо, — ответил он уже не так спокойно, как говорил раньше, и улыбка Генри стала чуть шире от того, что его комплимент приняли.       Когда Кэтсби глянул в сторону друга, тот лишь пожал плечом. Это то, каким был Генри. Видел прекрасное в каждом, особенно там, где не могли рассмотреть они сами. В детстве Кэтсби смущался своего необычного оттенка кожи, и частично их с Ричардом крепкая дружба завязалась на почве аналогичной нелюбви к своей внешности. Зато теперь Кэтсби понимал, что Ричард не преувеличивал, когда говорил о том, какой Генри открытый. Для него будто не существовало недостатков в людях, и он умел безболезненно проникнуть под кожу любого, заставив чувствовать себя в полной безопасности. Кэтсби сам не заметил, как ослабил бдительность и принялся слушать разные истории, взамен рассказывая собственные. И Генри всегда слушал с таким вниманием, словно от этого зависела его жизнь. Неудивительно, что Ричард так тянулся к нему. Ему, требующему ласки, но никогда не решающемуся её попросить, идеально подходил человек, безвозмездно дарящий нежность.       Когда они закончили со смесью завтрака, ланча и чая, Генри предложил переместиться в гостиную и заранее извинился за бардак. Ричард сразу не понял, о чём идёт речь, но комната говорила сама за себя.       — Ты таки купил новый шкаф? — спросил он, рассматривая новое дерево, приятное даже на вид. Светлый оттенок прекрасно соответствовал общей обстановке, а рука сама тянулась погладить полки и ощутить текстуру.       — Да, — с гордостью ответил Генри. — Думал, что мы пересоберём его вместе в качестве развлечения, но планы изменились.       — Мы всё ещё можем собрать его. В шесть рук быстрее, — предложил Кэтсби, рассматривая стопки книг, выстроившиеся на полу. Он опустился, когда что-то привлекло его внимание. — Не знал, что вы занимались «Проклятыми королями».       — О, это переиздание. Первый тираж ещё не готов, но скоро будет запуск продаж, а пока что мне предоставили образцы, — сказал Генри. — Смотрю, ты заинтересован в серии.       — Читал электронную версию, потому что переиздания не было, — ответил Кэтсби. — Можно полистать?       — Разумеется! Если хочешь, я сделаю заказ, чтобы сразу после выпуска мне доставили всю серию, и ты мог получить её прямо из рук до продажи в магазинах, — предложил Генри, пылая энтузиазмом. Ричард просто наблюдал за происходящим со скрещёнными на груди руками. Приятно было, когда кто-то, помимо тебя, испытывал культурный шок при встрече с Генри.       — Не хочу утруждать, — вежливо отказался Кэтсби, хотя глаза его были прикованы к страницам.       — Я настаиваю! Для меня это не в тягость. Можешь считать это подарком в честь знакомства или благодарностью за помощь со шкафом, — возразил Генри.       Кэтсби снова взглянул на Ричарда, и тот лишь развёл руками, усмехнувшись.       —… тогда буду премного благодарен, — сдался юноша, поражённый силой искреннего счастья, излучаемого Генри.       — Прекрасно. Значит, тебя интересуют исторические романы? — спросил он, явно воспылав небывалым интересом.       Ричард сделал шаг к нему, коснувшись руки мужчины, чтобы привлечь внимание. Генри тут же повернулся к нему, не переставая улыбаться.       — Давай начнём работать, и вы продолжите обсуждение. Иначе мы не закончим до завтрашнего дня, — предложил он.       — Да, разумеется, — тут же согласился Генри и поставил на столик ноутбук, на котором было фото с прежней расстановкой, которую Генри стремился повторить.       В итоге Кэтсби и Генри продолжили свой разговор, пока ходили от столика к шкафу, и Ричард окончательно расслабился, слушая их и время от времени встревая в разговор со своими комментариями. А в остальном он просто наслаждался медитативной работой и тем, что его самые близкие люди сошлись взглядами и явно хорошо проводят время. Он ни разу не видел, чтобы Кэтсби разговаривал с таким запалом, и это было приятно. Генри обладал какой-то таинственной силой, заставляющей людей отбрасывать свои худшие качества рядом с ним. Да и сам он полностью ушёл в разговор: пропала та искусственная сдержанность, которую он проявлял в начале. За этим было приятно наблюдать. Ричард отдохнул душой и забыл о том, почему изначально сбежал к Кэтсби. Нет худа без добра, и всё сыграло настолько в его пользу, что грех было жаловаться.       Когда настало время уходить, Генри развёз их по домам, настояв на том, что может хотя бы раз в день выйти из дома и сделать что-то полезное, будто он не развлекал их всё время. Он также добавил, что они могут приходить к нему в гости в любой момент, когда пожелают, и он будет рад их видеть. Когда они вышли из машины, он обратился к Ричарду, по традиции сказав: «Напишешь мне, хорошо?» Ричард всё по той же традиции пообещал отписаться, и Генри уехал, оставив их у дороги.       Кэтсби тряхнул головой, нахмурившись.       — Я будто очнулся от долгого сна, — сказал он, выглядя ошарашенным и действительно будто только проснувшимся.       Ричард тихо рассмеялся, чувствуя странную гордость.       — Со временем к этому привыкаешь.       — Я могу понять, что ты в нём нашёл. Ему абсолютно невозможно противостоять, — задумчиво пробормотал Кэтсби, всё ещё находясь где-то в своих раздумьях.       — Всенепременно, — загадочно ответил Ричард.       Теперь, когда все звёзды сошлись, Ричард чувствовал себя значительно легче, ведь ему не приходилось думать о том, что он прячет одного друга от другого, разрываясь между ними. Генри и Кэтсби оба были важны для него и знали о существовании друг друга. Что ещё важнее, Кэтсби окончательно одобрил Генри, и теперь Ричард мог дышать спокойно, получив его благословение.       С тех пор редко, но метко они захаживали к Генри вдвоём: могли оккупировать его журнальный столик и делать домашнее задание и готовиться к экзаменам, пока Генри занимался своими делами; устраивали совместный ужин или просмотр кино; проводили бурные дискуссии на разные темы, лёжа на полу и неизменно игнорируя наличие дивана в гостиной. Кэтсби втянул Генри в супергеройские фильмы, и Ричард просто поднял белый флаг, потому что тут он не являлся фанатом. Зато Генри прямо впал в детство, и сложно было отказать ему в простой радости. Ричарду начало казаться, что Генри стал выглядеть более оживлённо и… естественно в компании. Будто до этого он едва понимал, как говорить с людьми на неофициальном уровне. Сейчас же их общение было свободным и непринуждённым, если не считать извинений по любому малейшему поводу, но Ричард свыкся с этой привычкой. Он знал, что у неё тоже были свои корни.       С приближением лета Ричард погрузился в подготовку к экзаменам, и времяпровождение с Генри сократилось в разы, вновь ограничившись переписками и фото, как на заре их знакомства. Генри проявил обычное для него вселенское понимание и не навязывался Ричарду, когда заведомо знал, что тот будет занят. И Ричард ценил это больше, чем выражал вслух. Он привык к тому, что обычно практически всё время посвящает каким-либо важным делам, не отклоняясь от курса, а теперь на периферии сознания всегда мелькала мысль о том, что где-то там был человек, который думал о нём. Месяцы буквально слились воедино в вихре тестов, организации выпускного, официальной церемонии выпуска, семейного праздника. Последнее было исключительно волей отца, и Ричард пошёл на поводу, потому что как-никак был благодарен родителям за то, что дали ему возможность получить начальное образование. А дальше он собирался взять всё в свои руки, с готовностью ворвавшись в академический год.       Отец дал Ричарду подработку, приставив к одному из своих директоров. Это было одним из условий того, что Ричард не поступит в университет сразу же. Хочет работать — пусть работает на виду. И Ричард был не против, потому что всегда полезно посмотреть на работу больших компаний изнутри. Да и Уоррик был хорошим человеком, серьёзно относившимся к своему подмастерью. Ричард знал, что у него было две дочери, учившиеся в другом городе. Старшая, одногодка Ричарда, тоже взяла академический год и отправилась во Францию. Когда Ричард обмолвился об этом, Генри заметил, что Франция довольно красивая страна со своеобразной атмосферой.       — Ты бывал там? — спросил Ричард, заинтересовавшись этой частью жизни Генри.       — Когда-то очень давно. Мой французский уже не тот, — со смешком ответил мужчина.       — Ты не путешествуешь? — нахмурился Ричард. Подумав, он понял, что максимум Генри выбирался в парки и к озёрам — всегда с Ричардом за компанию.       — Нет времени. И смысла. Если надо отправиться куда-то по работе, тогда приходится, — сказал Генри с той самой извиняющейся интонацией. Будто он обязан путешествовать раз в год, иначе его накажут.       Но это было логично. По наблюдениям Ричарда, Генри уделял работе больше времени, чем это считалось здоровым. Порой он занимался рабочими делами в качестве развлечения, чтобы скрасить время, и это было что-то из области фантастики. Да и за всё это время несложно было заметить, что с социальными навыками у него были… проблемы. Генри мог привлечь внимание, вызвать симпатию, заинтересовать, когда это требовалось, но поддержание долгосрочных связей тяжело ему давалось — оттого он постоянно извинялся перед Ричардом поначалу, боясь спугнуть. Для Генри именно наличие попутчика было смыслом двигаться и достигать чего-то. Разумно, что он не видел смысла путешествовать самостоятельно.       Пока Ричард строил эту сложную цепочку рассуждений, Генри перевёл внимание на него:       — А ты не путешествовал на каникулах или вроде того?       — Моя семья любит путешествовать во Францию, но не могу сказать, что у меня остались какие-то неизгладимые впечатления от этих поездок, — размыто ответил Ричард. Из-за этих поездок он и предпочитал оставаться дома.       — Есть места, которые ты хотел бы увидеть?       Ричард честно задумался над ответом.       — Восточная Азия, полагаю. Там всё настолько другое и необычное, хотелось бы увидеть этот мир своими глазами, — сказал он.       Генри просиял.       — Может, когда-нибудь мы отправимся туда вместе, когда ты завершишь своё обучение в университете! — предложил он. Было трогательно то, что он рассчитывал на столь долгую продолжительность их дружбы.       — Можно будет, если найдётся время, — ответил Ричард, скромно улыбнувшись. Тогда есть смысл потерпеть и поработать, чтобы этого добиться.       Увы, терпеть было сложно. Упрёки матери участились, так как её не устраивал академический год Ричарда — она считала его пустой потерей времени. Отец время от времени вступался и успокаивал её, однако самому Ричарду легче не становилось. Он честно работал под началом Уоррика и порой справлялся лучше, чем другие его подчинённые, у которых уже было образование. Но в глазах матери это всё равно был ничегонеделаньем. Ричард едва не дымился от злости, и удерживала его лишь мысль о том, что всё это было временно. И утешения Кэтсби, без слов догадывавшегося о том, что случился очередной скандал.       Небольшой сменой ритма стал большой приём, на который пригласили всё их семейство. Ричард презирал то, как на глазах публики они отыгрывали счастливую гармоничную жизнь, когда на деле всё это было далеко от правды. Его тело покрывалось мурашками, когда он чувствовал прикосновение руки матери к плечу для того, чтобы на фотографии это выглядело почти как объятье. Ричарда поздравляли с успешной сдачей экзаменов, переходом во взрослую жизнь, интересовались его работой-стажировкой и академическим годом. Всё это было привычно, оттого Ричард чуть не вдохнул шампанское (один бокал которого растянул чуть ли не на весь вечер), когда увидел знакомую фигуру в синем костюме. Генри он узнал бы в любом виде в любой толпе.       Ричард настолько привык к полуофициальному и домашнему стилям Генри, что нешуточно удивился, увидев его в костюме и при полном параде вновь. Генри выглядел… впечатляюще. Так в нём можно было рассмотреть взрослого бизнесмена, обладающего необычайной харизмой, и Ричард будто открыл для себя совершенно новую сторону человека, с которым был знаком уже год. Пока Генри говорил с кем-то из гостей, сдержанно улыбаясь и время от времени дружелюбно посмеиваясь, чтобы сгладить атмосферу, в нём не было и грамма той самой открытой невинности, которую он демонстрировал постоянно. Все его жесты и выражения лица были чётко выверены и заучены до автоматизма, что пугало и восхищало одновременно.       Будто почувствовав на себе чужой взгляд, Генри обернулся и посмотрел прямо на Ричарда. Глаза его раскрылись чуть шире, но в этом и была вся реакция. Повернувшись к собеседнику, он закончил разговор парой фраз, после чего лёгкой походкой направился в сторону юноши, лавируя меж людей. Он неожиданно хорошо вписывался в общую обстановку, будто и был создан для подобных приёмов. Раньше такой мысли у Ричарда не проскакивало.       — Добрый вечер, — мягко поздоровался Генри, и у Ричарда шея нагрелась под воротником рубашки. — Полагаю, с Вами мы ещё сегодня не встречались? Надеюсь, Вы не против составить мне компанию.       Сказав это, Генри протянул Ричарду руку и неожиданно подмигнул, на пару секунд выглянув из-за маски напускной важности. Даже уголки губ приподнялись чуть выше, что было ближе к привычному выражению лица.       — Вовсе не против, — сказал Ричард, ответив на рукопожатие. Вечер резко стал веселее.       Они отошли ближе к стене и обменивались мнениями на пониженных тонах, перекидываясь шутками и стараясь не рассмеяться. От одного присутствия Генри Ричарду стало легче дышать, и он не представлял, как терпел этот спектакль целые часы. Если бы Генри был рядом с ним каждый раз, отвлекая от реальности, то выход в свет был бы и вполовину не настолько мучительным.       Они так увлеклись друг другом, что Ричард не заметил, как к ним приблизился его отец. Генри тут же выровнялся, и маска вежливой отчуждённости вернулась на его лицо. Ричарду даже стараться не пришлось, потому что веселье как рукой сняло.       — Генри, рад наконец встретить Вас снова спустя столько времени, — поздоровался отец, протянув руку.       — Подобные мероприятия не совсем мой конёк, но сегодняшний вечер выдался приятным, — ответил Генри, посмеявшись с общей шутки. Ричард даже не задумывался о том, что они с отцом могли быть знакомы, хотя это было логично с учётом положения Генри.       — Смотрю, Вы решили развлечь моего младшего сына. — Отец обнял Ричарда за плечи, что в случае с другими сыновьями подчёркивало внешнюю схожесть.       — Это кто кого развлекает, — возразил Генри. — Очень приятный молодой человек и прекрасный собеседник.       — Может, хотя бы его присутствие убедит Вас чаще показываться в обществе. Раз уж нам повезло пересечься, предлагаю поговорить о делах насущных, давно хотел обсудить с Вами одно большое предложение.       — О, звучит занимательно. Если позволите, — обратился Генри к Ричарду, будто его мнение было важно. Юноша кивнул, отступив на шаг.       — Не буду мешать, — сказал он, неловко переступив с ноги на ногу.       Наблюдая за тем, как отец с Генри удаляются, направляясь в сторону Уоррика и склонив головы друг к другу, чтобы тихо говорить о чём-то, Ричард пытался сжиться с мыслью о том, что Генри будто был создан для подобных мероприятий. Непонятно было только то, каким образом его занесло на сторону Ричарда, и почему он продолжал там оставаться, будто оно действительно того стоило. Побыв рядом с ним и отцом всего секунду, Ричард почувствовал себя маленьким и незначительным, однако каким-то образом Генри во время их разговора сумел заставить его почувствовать себя настолько важным, словно ради него одного стоило прийти на этот приём.       После этого вечера Ричард совсем немного пересмотрел свои взгляды и решил продолжать стремиться к цели, чтобы без чувства стыда стоять рядом с Генри. Правда, звучало красиво только на словах, а на деле он начал выгорать изнутри, вновь замыкаясь в себе, как когда-то. Осенью вернулась привычная хандра, и Ричарду хотелось залезть в петлю, чтобы перестать впустую злиться на всех вокруг — себя включительно. Накануне Дня Рождения он вновь сбежал из дома, желая проветриться и успокоить нервы, потому что дрожь в руках едва позволяла держать телефон. Генри почти сразу взял трубку.       — Не отвлекаю? — спросил юноша, стараясь звучать спокойно, чтобы не выдать себя. Увы, он недооценил способность Генри видеть его насквозь даже без непосредственного нахождения рядом.       — Разумеется, нет. Что-то случилось? — спросил тот, звуча обеспокоенно. Ричард запоздало осознал, что солнце уже давно село, и вокруг зажглись фонари.       — Ничего, просто захотел поговорить, — сказал он. — Как прошёл день?       — Как любой другой четверг. Ричард, мне кажется, или ты расстроен чем-то? Где ты сейчас? — Теперь в голосе мужчины звучало неприкрытое волнение.       Ричард вздохнул.       — Сижу в парке, не хочу возвращаться, — признался он. Он не хотел навязывать Генри свои проблемы, нагло пользуясь его безвозмездной добротой, но и врать тоже не хотел, поэтому остановился на чём-то среднем.       — Сможешь добраться до меня, или мне забрать тебя? — спросил Генри, явно не подразумевая возможность отказа.       Ричард добрался самостоятельно, выглядя, как облитый водой уличный кот. Генри внимательно осмотрел его при встрече, убедившись в отсутствии каких-либо внешних повреждений, после чего занялся травмами душевными. Он отправил Ричарда в ванную, сказав плескаться сколько душе угодно, пока скрылся в своей комнате, чтобы найти сменную одежду с прошлого раза. Ричард чувствовал себя так, будто не до конца присутствовал в собственном теле — давно его не настигало это ощущение, настолько, что он и забыл о том, насколько оно выматывающее и всепоглощающее. Посмотрев на себя в зеркало, он скривился от собственного мрачного взгляда и кислого выражения лица. Неудивительно, что Генри не стал задавать лишних вопросов и говорить что-либо. Стоя под горячей водой, Ричард всё никак не мог согреться. Он будто продрог до костей, и никакое тепло не могло добраться туда.       Генри подождал, пока он переоденется в новую одежду, после чего закинул всё, что снял с себя Ричард, в стирку, следом вооружившись феном. Сказав, что не стоит ходить с мокрой головой в такую погоду, заставил Ричарда встать смирно и просушил его волосы. Ощущение неторопливо перебирающих пряди пальцев оказалось куда приятнее, чем Ричард ожидал, учитывая то, что ему не нравились чужие прикосновения, когда он пребывал в таком раздробленном состоянии ума. Однако Генри он просто не мог воспринимать враждебно — не после того, как этот человек столько сделал для него и даже не побоялся показать свои самые слабые сторону, доверившись Ричарду больше, чем следовало. В итоге Ричард молча смотрел в зеркало, наблюдая за тем, как Генри колдовал над его волосами, полностью уйдя в процесс и неслышно мыча себе под нос. Юноша поймал себя на мысли о том, что такой Генри, домашний и уютный, нравится ему больше, чем безжизненная рабочая версия.       Закончив, они отправились на кухню, где уже ждал остывающий чай. Генри спросил, хочет ли Ричард поужинать, и юноша отказался, понимая, что его стошнит, если он попытается запихнуть в себя хоть что-то. Ему хотелось содрать с себя кожу.       — Я не стану задерживаться, мне завтра в офис, — сказал он автоматически.       — Я могу отвезти тебя, это не такая уж и проблема, — предложил Генри. Ричарду хотелось засмеяться от того, насколько же адекватным он был. Тем более неуравновешенным себя чувствовал сам Ричард. Он пожалел, что согласился прийти в эту квартиру, бывшую его маленьким раем, и принести сюда проблемы из другого мира, которому тут не было места.       — Не стоит, — отмахнулся вяло, продолжая смотреть в чашку.       — Ричард, — позвал Генри, звуча неожиданно серьёзно. Ричард даже поднял глаза, удивившись тому, насколько собранным было лицо мужчины. Это выражение выглядело неправильно, оно не принадлежало этому месту. — Я не могу отпустить тебя, когда тебе плохо. Если хочешь, я позвоню Кэтсби, но я не могу позволить тебе остаться одному в таком состоянии. Я слишком хорошо знаком с ним, чтобы допустить эту ошибку. Скажи мне, что я могу для тебя сделать, и я приложу все усилия, чтобы помочь.       От этих слов в Ричарде надломилось то, что держалось так долго. Упёршись локтями в стол, он спрятал лицо в руках, сделав глубокий вдох и медленно выдохнув.       — Я не знаю, — глухо сказал дрожащим голосом. — Я не знаю, что мне делать, чтобы этого было достаточно. Как поступить правильно и не облажаться. Кем я должен быть? Почему я не могу быть нормальным, как другие? Хорошим мальчиком, милым сыном? Вместо этого я вижу, что мне не место в их доме, будто меня изначально там не должно было быть. Я продолжаю повторять себе, что мне просто надо подождать, и это закончится, что я должен быть благодарен за те возможности, которые мне дали. Но я просто не могу. Каждый день я хочу сбежать и стать кем-то другим.       Выпалив всё это, сбиваясь и задыхаясь, он всхлипнул и только тогда заметил упавшие на стол слёзы. От этого Ричард начал плакать ещё активнее, и дамбу окончательно прорвало. Он не услышал, как Генри встал со своего места и обошёл стол по кругу, отчего вздрогнул всем телом, когда рука мужчины легла ему на плечо. Ричарду хотелось, отстраниться, забиться в угол, сжаться в комок и исчезнуть с глаз долой, рассыпавшись на части. Он не хотел выглядеть жалким и слабым, однако сил больше не было держаться.       Генри притянул его к себе, и Ричард развернулся на стуле, позволив прижать свою голову к ткани толстовки, пахнущей хорошо знакомым ополаскивателем. Его тело начало дрожать ещё сильнее от столь простого проявления ласки. Генри ничего не говорил, просто гладил его по голове, позволяя выплакаться. Ричард обнял его за талию и зарылся лицом в мягкую ткань, словно так мог спрятаться от всего мира. Ему хотелось извиниться за то, что не может разобраться в своей жизни; за то, что использует Генри как эмоциональный якорь и эмоциональную жилетку для слёз; за то, что не справляется, хотя должен; за то, что так и не научился быть сильным. Поток этих мыслей был остановлен ладонью, лёгшей на затылок, будто Генри физически перекрыл какой-то невидимый канал. Всё так же молча он принялся поглаживать Ричарда по волосам, нежно и уверенно, в одном ритме, который было легко запомнить, чтобы в нём раствориться. Ядовитый дым напряжения начал медленно покидать тело Ричарда, и это длилось до тех пор, пока он просто не навалился на Генри всем весом, почти уснув от того, насколько его выжал этот срыв.       Генри заставил его умыться и провёл в гостевую комнату. Обычно он не заходил на ту территорию, что предоставил Ричарду, однако в этот раз переступил порог вслед за ним, проследив за тем, как полностью в одежде Ричард заполз на кровать. Никак это не прокомментировав, Генри сел на самый край и снова запустил пальцы в волосы Ричарда, убрав чёлку от лица.       — Во сколько тебя завтра разбудить? — мягко спросил он. Ричард попытался вспомнить время своего обычного будильника и назвал его на полчаса раньше — на всякий случай. Генри кивнул и больше ничего не сказал. Ричард даже не знал, остался ли он в комнате до тех пор, пока не убедился, что незваный гость уснул, или ушёл раньше. Ричард просто соскользнул в темноту, позволив ей полностью поглотить себя.       Ему снилось что-то странное: тёмный лес, скользящие тени, голоса, раздающиеся повсюду. Ричард свыкся с подобными кошмарами с детства, но в этот раз ему даже не было страшно, потому что он видел под ногами тропу и знал, что она приведёт его туда, где он будет в безопасности.       Проснулся Ричард с ощущением, будто его всемером били. Вот что ты получаешь, когда ложишься спать на дне своего эмоционального и физического состояния, забывая, что на том же дне и проснёшься. Генри разбудил с чёткостью до минуты, и он выглядел так, будто уже переделал миллион дел, хотя сам явно встал не раньше того же Ричарда. Скорее всего, это просто та самая глубоко запрятанная злость вновь подняла голову и скалилась на всех, с кем пересекался Ричард. По-хорошему, ему бы остаться в четырёх стенах и не контактировать с миром, но он не собирался отступать из-за очередной ссоры, как бы она его ни пошатнула.       К счастью, Генри не стал спрашивать о его самочувствии — просто сказал, что одежда Ричарда уже высохла, и оставил юношу наедине с собой, отправившись готовить лёгкий завтрак, так как оба они вряд ли смогут засунуть в себя что-то питательное в такую рань. Ричард воспользовался предоставленным шансом, чтобы прийти в себя и перевоплотиться в подобие человека. Зеркало показывало страшные вещи, и он в очередной раз поразился терпению Генри. Тот хлопотал на кухне, когда Ричард решился вновь явить себя миру, после душа чувствуя себя куда свежее, чем раньше. Туман в голове немного рассеялся.       Генри ограничился вопросом о том, во сколько им стоит выехать, и позволил Ричарду лениво жевать тост, собирая последние осколки своего здравомыслия. Их телефоны заряжались рядом, чтобы пережить очередной долгий день.       — Ричард, — позвал Генри, привлекая внимание. Юноша глянул на него одним открытым глазом, приподняв видимую бровь. — Подозреваю, ты вряд ли хочешь говорить об этом, но я обеспокоен тем, насколько разбитым ты выглядел вчера. — Да, он был чертовски прав, и Ричард не хотел об этом говорить, чувствуя, как языки пламени злости всё ещё облизывают его тело изнутри. — Я не собираюсь учить тебя жизни или раздавать глупые советы, будто мне виднее, но у меня есть предложение.       — Какое? — буркнул Ричард, даже не догадываясь о том, чего ожидать.       — Если так и не захочешь возвращаться, ты можешь жить здесь, — невозмутимо сказал Генри с совершенно спокойным лицом, пока Ричард застыл, пытаясь пережевать услышанное. — Твоя комната всегда свободна, и от нового жильца ей хуже не станет.       Он был абсолютно серьёзен.       — Нет, — довольно резко отказал Ричард. — Я не собираюсь сидеть у тебя на шее.       — Ты и не будешь, — возразил Генри. — Я уже не буду упоминать того, что, будучи гостем, ты каждый раз помогаешь мне по дому и уже пользуешься кухней чуть ли не чаще, чем я. Твоё присутствие никак не усложняет мне жизнь. Если говорить откровенно, то даже наоборот — с тобой мне проще помнить о базовых потребностях, которые я игнорирую в любое другое время. Ты помогаешь мне больше, чем сам того замечаешь, и я не могу просто наблюдать за тем, как ты сам рассыпаешься изнутри. Я не собираюсь принуждать тебя или уговаривать, но хочу, чтобы ты знал, что в любой момент я готов принять тебя и помочь встать на ноги. Ты даже можешь платить мне, если тебе так будет спокойнее.       Ричард открыл рот, чтобы возразить, однако задумался. Он не хотел навязываться и становиться зависимым от кого-то, но если он будет снимать комнату у Генри, то это не будет так нагло, как простое проживание на птичьих правах. Он настолько не хотел возвращаться домой, что это казалось… не такой уж плохой идеей.       — Я подумаю об этом, — сказал честно. — Спасибо. Ты тоже помогаешь мне больше, чем представляешь.       Генри улыбнулся, и на лице его отразилось искреннее облегчение, будто он боялся и в то же время ждал отказа.       — Сообщишь мне, когда примешь решение, — сказал он, и Ричард кивнул, чувствуя себя куда легче. Менее загнанным в угол.       Генри подвёз его до работы и отправился дальше по своим делам, помахав на прощание и пожелав хорошего дня. Это ощущалось… уютнее, чем должно было. Ричард даже не заметил, насколько легче ему стало от мысли, что где-то есть человек, готовый в любой момент примчаться ему на помощь. Не то чтобы он собирался её просить, но сам факт грел душу.       Так и началась долгая история переезда Ричарда из одного дома в совершенно другой. Сначала он научился добираться до дома Генри самостоятельно, не желая, чтобы кто-то случайно застал их вместе, и вокруг поползли слухи — это не было нужно никому из них. Пусть Ричард и Генри были близки по своим причинам, со стороны они всё ещё выглядели восемнадцатилетним мальчишкой и тридцатилетним мужчиной. И вряд ли кто-то вздумает копать ещё глубже, когда появится такой шанс поскандалить.       О коварном плане Ричарда первым узнал отец. Точнее, он узнал, что Ричард намерен снять квартиру и жить отдельно, чтобы научиться самостоятельности. Сложно было увернуться от наводящих вопросов, и пришлось надавить на все рычаги, чтобы отец не организовал расследование. Не менее сложно было уговорить отца не оплачивать все расходы, как он намеревался, ведь тогда терялась вся суть самостоятельности. И после нескольких долгих разговоров Ричард начал медленно вывозить свои личные вещи. Из-за того, что он старался делать всё незаметно, процесс растянулся на недели, однако оно того стоило.       Свой День Рождения Ричард встретил в пустой комнате, в которой из личного остались разве что книги, но с собой он забрал лишь две. Чувство эйфории настолько заполнило сознание, что Ричард спокойно реагировал на всякие поздравления и подарки. В этом году празднования не было — отец прислушался к просьбе и просто крепко обнял Ричарда, будто догадывался, что вечером тот заявит о своём уходе. Было немного печально оставлять позади человека, возложившего веру и надежду на него, когда Ричард вряд ли этого заслуживал, однако пути назад уже не было — он сделал свой выбор. Вечером Ричард сказал матери и братьям о том, что он съезжает. Братья были шокированы, ведь они-то никогда не думали о такой надобности, комфортно устроившись в семейном гнёздышке с намерением просто перебраться в квартиру в этом же комплексе, чтобы оставаться вблизи. Они не знали, насколько неспособность сбежать и освободиться отравляла жизнь Ричарда. Они считали, что это бунтарская фаза нагнала их тихого младшего брата, и уговаривали его передумать, опоздав на несколько недель. Мать… выглядела спокойно. Она определённо ждала этого, если не стремилась к подобному с тех пор, как Ричард начал подрабатывать. Она пожелала Ричарду удачи и сказала, что он всегда может вернуться домой, если не справится. Это только убедило Ричарда, что он должен постараться сделать всё, чтобы не вернуться. И всё же он был шокирован, когда мать обняла его, коротко погладив по волосам.       — Ты всегда был особенным, не принадлежащим ни нам, ни кому-либо ещё, — сказала она с какой-то странной печалью в голосе. Ричард не знал, что это значило, но ему захотелось отмыться от этих слов. Мать будто хотела сказать, что никогда и нигде он не сможет прижиться. И Ричарда это задело, потому что именного этого он больше всего и боялся.       Вопреки всем страхам, Генри встретил его чуть ли не у порога, сияя от неподдельной радости.       — С возвращением! И с Днём Рождения! — воскликнул он, заключив Ричарда в крепкие объятья, казавшиеся горячими после осенней уличной прохлады. Ричард чувствовал себя лучше, чем когда-либо в жизни.       Генри организовал ему масштабный ужин в честь полноценного переезда и преподнёс очередную книгу, полную заметок и комментариев. Стоило признаться, последнему Ричард обрадовался ещё больше, чем в первый раз, хотя примерно знал, чего ожидать. Ещё забавнее было наблюдать за тем, как смутился Генри, отведя взгляд в сторону и стараясь выглядеть так, будто он в этом всём не участвовал. Оттого он удивился, когда Ричард обнял его, продолжая держать книгу в руке. Удивление на лице тут же сменилось нежностью, и мужчина поспешил ответить на объятья, ведь с Ричардом подобное было роскошной редкостью.       Засев у себя в комнате, Ричард пролистал книгу и обнаружил между некоторых страниц небольшие зарисовки, похожие на скетчи вещей или персонажей. Очевидно, сделаны они были рукой одного человека. Может ли Генри оказаться ещё талантливее? Нырнув в рюкзак, Ричард достал оттуда вторую забранную из дома книгу, которую он собирался подарить Генри зимой. Писать комментарии оказалось сложнее, чем Ричард думал поначалу, и теперь стараниями Генри он восхищался ещё больше, чем раньше, отчего стремился ответить достойно. Неплохо для старта.       Как показало время, жить с Генри было так же легко, как и общаться. Тот настолько корпел над личным границами, что у него наверняка где-то был блокнот с заметками о том, что Ричарда устраивает, а что нет. На самом деле, список был довольно скромным, и ему несложно было соответствовать, однако Генри вкладывался во всё, за что брался. Это заставляло Ричарда чувствовать себя комфортно до той степени, к которой он не привык. Из-за непривычки следом пришла тревожность, но к подобному Ричард был морально готов и уже привык. Он не собирался ломать то, что они с Генри выстраивали совместными усилиями.       Так исторически сложилось, что Ричард стал главным по кухне, компенсируя все те годы, когда не решался воспользоваться ею дома. Генри предоставлял ему полную свободу, что позволяло разгуляться фантазии. И быстрее, чем ожидал, Ричард смог признаться себе, что чувствует себя дома. Это было странно, и по пятам ходило ощущение крадущегося подвоха, но жизнь с Генри стала для него своего сорта перерождением. Ричард чувствовал себя свободнее и взрослее, гораздо ближе к Генри, чем было раньше. В особо противные дождливые дни он даже позволял подвозить себя, чему Генри был рад. Было в том, как они расставались по утрам и снова встречались вечером, что-то домашнее.       Когда календарь ознаменовал приближение Рождества, Генри засобирался в поездку, и вблизи было заметно, насколько неохотно он это делал. Ричард тоже собирался вернуться домой, чтобы показать, что не умер за несколько месяцев (пусть в этом можно было убедиться благодаря тому, как он стабильно появлялся на работе) и успокоить отца. Ему тоже не слишком хотелось этого делать, но он не жаловался, наблюдая за тем, как Генри собирал небольшую дорожную сумку.       — Когда вернёмся, сходим куда-нибудь вместе? — предложил Ричард, чтобы дать Генри стимул пережить это событие.       Мужчина задумался, и его лицо посветлело, что было хорошим знаком.       — Почему бы и нет? — сказал он в итоге.       — Если захочешь выговориться или просто поговорить, пиши и звони мне в любое время. Скорее всего, мы с Кэтсби сбежим пораньше и будем смотреть фильмы.       Он знал, что это был выстрел в темноту, и Генри из-за своего нежелания навязывать кому-то свои проблемы, скорее всего, откажется, однако попытаться стоило.       — Хорошо. Это относится и к тебе, кстати.       Ричард застыл на месте, поражённый своим же оружием. Увидев, что застал его врасплох, Генри подмигнул, улыбнувшись. И Ричард бы возмутился, если бы не был так рад тому, что атмосфера стала легче. Поэтому он выбрал тактическое отступление и надулся. Но дело было сделано.       К счастью, в этом году он примерно знал, чего стоит ожидать от поездки Генри, поэтому волновался уже по другому поводу. Однако теперь всё обязано пройти лучше, верно? Генри знал, что он не один, и это было уже что-то.       Они покинули квартиру вместе, и Генри завёз Ричарда домой перед тем, как отправился в путь. Они пожелали друг другу хорошего Рождества, словно это было заклинанием, способным уберечь от любых напастей. Перед входом в комплекс Ричард застыл, смотря на высокое здание. Так странно впервые оказаться тут гостем после стольких лет проживания. Почему-то воспринимать этот дом как чужой было легче. И переступить через порог с мыслью, что он делает это на время, тоже было проще. Не было того давящего и душащего чувства, потому что в кармане пальто Ричарда оставались ключи, как напоминание о том, что он в любой момент может вернуться.       Отец и братья встретили Ричарда так, словно он десять лет дома не появлялся. Похоже, они тоже что-то переосмыслили за время его отсутствия. И пусть Ричард продолжал отвечать на все сообщения, утверждая, что справляется, и с отцом они могли пересечься в офисе иногда, ощущения от этой встречи были совершенно иными. Ричард даже понял, что немного заскучал по отцовским объятьям и нескончаемому потоку энергии братьев. Когда мать расщедрилась на объятье и спросила, как он справляется, Ричард мельком подумал, что попал в слишком хороший сон.       С Кэтсби они обменялись подарками заранее, наплевав на традиции, и закрылись в пустующей комнате Ричарда, чтобы обменяться последними новостями. Кэтсби рассказывал про университет и студенческую жизнь, пока Ричард делился историями с работы или их с Генри бытовой жизни.       — Смотрю, он тебя совсем одомашнил. Ты буквально сияешь, — заметил Кэтсби, толкнув Ричарда плечом. Юноша хотел огрызнуться, однако зарделся и просто смерил друга сжигающим взглядом. — Не думаю, что это плохо. Вы прекрасно сочетаетесь вместе. Чёрное и белое, солнце и луна — вся эта эстетика.       И не стоило быть гением, чтобы догадаться, о чём говорил Кэтсби: принятие себя как гея он совершил примерно в то же время, когда Ричард осознал собственную бисексуальность. Между ними не было секретов.       — Не шути так, — сказал Ричард, поджав колени и удержавшись от того, чтобы обхватить их руками. — Не то чтобы у меня был шанс.       Кэтсби приподнял брови, склонив голову, чтобы посмотреть на друга.       — Почему нет? Генри выглядит так, будто само твоё существование делает его жизнь светлее. И я это своими глазами видел, — сказал он.       — Это потому, что теперь ему не так одиноко. И он был женат, — возразил Ричард. Технически Кэтсби был прав, и крыть было фактически нечем, но Ричард не желал думать о подобном, создавая проблемы и себе, и Генри на ровном месте.       — Но «был» же? — настоял Кэтсби. — Ладно, я не собираюсь лезть в твою личную жизнь, но мне кажется, что ты сам прекрасно всё понимаешь. В тебе до сих пор осталась эта вредная привычка запрещать себе быть счастливым.       — Я не собираюсь навязываться и всё портить. Давай сменим тему.       Уловив знакомые печальные нотки в голосе Ричарда, Кэтсби подчинился, напоследок смерив друга печальным и слишком понимающим взглядом. Глаза его говорили куда больше, чем слова, и Ричард передёрнул плечами, чтобы избавиться от этого щекочущего ощущения под кожей. Его всегда пугало, когда люди смотрели на него так. Это заставляло чувствовать себя маленьким и беззащитным.       До Сочельника Кэтсби оставался с Ричардом, наверстывая упущенное время перед тем, как вернулся домой проводить время с семьёй. Время от времени Ричард отвлекался на сообщения Генри: тот взял в дорогу подаренную ему книгу и делился цитатами, отмечая особенно яркие моменты. Каждый раз Ричард неизменно смущался, понимая, почему Генри так стремился убежать, когда делал ему подобный подарок. Создавалось ощущение, будто кто-то заглядывал в душу через маленькие строчки, оставленные его рукой. Однако почти детский восторг Генри того стоил.       В Рождество в доме было необычно оживлённо. Ричард общался с братьями, сблизившись с ними больше, чем за то время, что постоянно проводил дома. Расстояние творило чудеса. Он рассказывал о том, как идёт подработка, и Эдуард с интересом слушал о том, чему Уоррик учил его младшего брата. И это заставляло Ричарда чувствовать себя повзрослевшим и серьёзным, ведь теперь он на равных мог обсуждать некоторые вопросы, ранее казавшиеся ему «взрослыми». За один год он в своих же глазах изменился так, что едва узнавал себя из недалёкого прошлого. Сказали бы ему в шестнадцать, что к девятнадцати он будет жить в одной квартире с тридцатилетним мужчиной…       Когда Ричард вырвался из круга родственников, чтобы подышать воздухом, его телефон завибрировал. Юноша и забыл о нём, нося за собой скорее по привычке, чем по надобности. Однако, увидев имя звонившего, Ричард нахмурился и понял, что не зря принял подобное решение. В такое время Генри не стал бы отвлекать его просто так.       — Да? — сказал он в динамик. На другом конце линии было подозрительно тихо, хотя Ричард был уверен, что фоновая музыка за его спиной была слышна хотя бы отдалённо.       — Привет. Не отвлекаю? — спросил Генри. Его голос звучал подозрительно слабо, будто он пытался взять его под контроль, но не мог этого сделать.       — Нет, я вышел подышать. Смотрю на город, — сказал Ричард. Его тело само по себе расслабилось, как по щелчку пальцев, и он облокотился на высокие перила. — Как ты?       Раз позвонил, значит, не очень хорошо, но вряд ли Генри сказал бы об этом без прямого вопроса.       — Я не справляюсь, — сказал Генри неожиданно прямо и будто задохнулся на последнем слове. Прислушавшись, Ричард распознал глубокое, но рваное дыхание. Нехороший признак.       — Где ты сейчас? — спросил он, намеренно стараясь звучать спокойно и расслабленно, будто ничего серьёзного не происходило. Нельзя позволить услышать панику, надо держать контроль, чтобы вытащить и не позволить затащить себя.       — В ванной. Тут тише всего, — ответил Генри.       — Хочешь поиграть? — неожиданно предложил Ричард.       — Во что?       — Говори мне, что ты видишь. А я буду говорить тебе то, что вижу я. Позволяет разгуляться фантазии, — терпеливо пояснил юноша. Перед экзаменами с ними провели разговор психологи — оттуда он и узнал эту простую технику заземления. Иногда мысленно начинал перечислять предметы сам себе, чтобы заякориться. Оставалось надеяться, что с Генри это сработает.       Некоторое время на линии была тишина. Оторвав телефон от уха, Ричард увидел, что звонок продолжается. Как только он вернул его обратно, в динамике послышался вдох.       — Зубные щётки.       — Фонари, — с готовностью включился Ричард, улыбнувшись самому себе.       — Пушистое голубое полотенце.       — Мигающие гирлянды.       — Овальная раковина.       — Свечи.       — Серьёзно?       Ричард пожал плечами, будто это можно было увидеть.       — Наверно, у кого-то романтическое настроение, — предположил он.       Генри хмыкнул, что было полуживой версией смешка, вполне устроившей, и они продолжили играть. С каждым новым словом голос Генри становился всё увереннее и увереннее, будто он шаг за шагом возвращался из того далёкого места в собственном разуме. Это было подобно пробуждению ото сна, и Ричард мог представить подобные ощущения, молча радуясь, что его тактика сработала, и он смог помочь Генри даже в том случае, если они были далеко друг от друга.       — Думаю, тебе пора возвращаться, — первым остановил игру Генри. — Я и так надолго задержал тебя.       — Ты знаешь, что я был не против, — напомнил Ричард и спросил, вновь смягчив голос: — Тебе стало лучше?       — Насколько это возможно. Спасибо тебе, — ответил Генри со знакомой теплотой в голосе. Закрыв глаза, можно было представить его улыбку и «лучики» в уголках светлых глаз.       — Спасибо, что доверился мне. Я рад, что смог помочь тебе.       — Ты всегда помогаешь мне, даже когда ничего не делаешь, — сказал Генри. — Тогда я буду выбираться отсюда, пока на мои поиски не отправили целую группу. Думаю, смогу вернуться через два дня с твоим подарком.       — О, ну если с подарком, то возвращайся, — пошутил Ричард, улыбнувшись только после того, как Генри хмыкнул.       — Всенепременно, — сказал он, и это слово крючком поддело сердце Ричарда, не отпуская. — Буду скучать.       — Я тоже, — совсем тихо, словно по секрету, ответил Ричард, и Генри завершил звонок.       Посмотрев на город свысока вновь, юноша впервые за вечер вдохнул полной грудью, думая о том, как вернётся домой. Причём думая «дом», он думал не только о пустой квартире. Перед мысленным взором возникали ясные и слишком пронзительные голубые глаза, от которых Ричард с трудом отводил взгляд, всегда стремясь что-то рассмотреть, как люди рассматривали облака в небе.       Спать в собственной кровати было почти дико, хотя Ричард сомневался, что за столь короткий срок успеет отвыкнуть от этого чувства. Он то и дело ловил себя на мысли, что ожидает увидеть совершенно другую обстановку, открывая глаза. Однако те несколько дней, что он провёл в кругу семьи, были неожиданно спокойными. Стоило перестать копиться напряжению из-за того, что они были вынуждены постоянно находиться в поле зрения друг друга, как общение наладилось, и беседы не вызывали желания сбежать. От этого Ричард не менее широким шагом направился к выходу из комплекса, когда Генри позвонил ему, чтобы сообщить, что может подобрать проездом.       Закинув рюкзак с вещами на плечи, юноша бегом спустился по лестнице, не желая ждать лифт. Тепло отцовских объятий не успело выветриться, когда он оказался на улице и чуть ли не бегом двинулся к месту, где должен был припарковаться Генри. Увидев знакомую машину, Ричард едва сдержал вздох облегчения. Не став замедляться, он запрыгнул на переднее сидение, устроив рюкзак на коленях.       — Привет, — сказал немного сдавленно, будто они месяцы не виделись.       — Привет, — ответил Генри, позволяя Ричарду открыто рассматривать себя. И то, что Ричард замечал, совершенно ему не нравилось. Генри очевидно старался держаться молодцом, но сам воздух вокруг него будто был тяжелее, а взгляд то и дело устремлялся куда-то вдаль, словно в задумчивости. Прежде, чем Ричард успел задать вопрос, Генри легко сказал: — Домой?       Уголки губ юноши приподнялись.       — Домой. Твой подарок ждёт тебя там, — сказал он.       — Да? — переспросил Генри, приподняв брови. — Я думал, что только что забрал его.       К счастью, он повернулся к дороге раньше, чем заметил, как лицо Ричарда начало меняться в оттенке, заливаясь краской. Генри бросался подобными фразами с той же лёгкостью, с которой дышал, однако для самого Ричарда они были ударом под дых. Стали с тех пор, как Кэтсби своими намёками толкнул его на неправильные мысли.       Всю дорогу они провели в молчании. Генри включил радио и спокойно смотрел перед собой, не отвлекаясь, а Ричард опёрся на подлокотник и лениво рассматривал обтянутые перчатками руки, взглядом скользя выше, пока не останавливался на лице. Он ожидал, что Генри вернётся в подавленном состоянии — иного ждать не было смысла после прошлогоднего инцидента. Однако какая-то часть Ричарда желала это исправить. Пальцами растянуть уголки губ в стороны, кончиками ногтей заново нарисовать «лучики» в уголках глаз, согреть продрогшее изнутри тело. Однако он продолжал сидеть и молча созерцать, позволяя Генри самому задавать темп.       — Надеюсь, ты хорошо провёл время? — поинтересовался тот, когда они заехали на парковку.       — Вполне. Намного лучше, чем ожидал, стоит признать. Чего не могу сказать про тебя, — осторожно заметил Ричард, закинув рюкзак на плечи вновь и схватившись за лямки, будто так мог удержать себя от необдуманных действий.       Генри хмыкнул себе под нос, заблокировав машину, после чего они в ногу направились домой.       — В этом нет ничего удивительного, — многозначительно сказал он. — Я не поеду в следующем году.       Челюсть Ричарда чуть не встретилась с асфальтом от этого заявления. Разумеется, на задворках сознания он рассматривал такой вариант, не понимая, зачем Генри мучил себя из года в год, если это приносило ему столько страданий, но не собирался навязывать свои мысли взрослому человеку, способному самостоятельно сделать выбор. Он не ожидал, что Генри решится так резко.       Увидев реакцию Ричарда, Генри поспешил уточнить:       — Я просто буду отдавать подарки и уезжать. Устал от того, что чувствую себя изгоем в кругу своей же семьи, потому что в юности наломал дров.       — Если это поможет тебе чувствовать себя лучше, то это хорошо, — сказал Ричард, скрыв то, насколько на самом деле был горд этим решением. Учитывая то, насколько мягким по своей натуре был Генри, для него это явно был огромный шаг.       В этот раз Генри не выпал из своей жизни настолько сильно, как в прошлый. Помимо того, что Ричард всегда был рядом и присматривал за ним, помогая в быту, когда у Генри просто не было сил встать и сделать что-то, Генри практически сразу позвонил своему терапевту, отчитавшись о собственном состоянии и получив рекомендации. Это помогло ему вернуться в строй куда быстрее, что не могло не радовать. Ричарду почти физически больно было видеть совершенно выжатым человека, самим естеством которого являлись свет и жизнь. Он не знал, что семья Генри делала с ним во время встреч, но явно ничего хорошего, если каждый раз это убивало его изнутри.       Их рутина продолжилась всё в том же наладившемся ритме: Ричард платил за свою комнату, подрабатывал, связывался с Кэтсби, время от времени выбираясь на прогулки, готовился к поступлению в университет. Внезапно каждый день перестал ощущаться как испытание, которое надо просто пережить, вместо этого воспринимаясь как движение куда-то вперёд. Помимо этого, он начал узнавать Генри как человека, а не только сожителя. Время от времени они делились друг с другом тем, что не стали бы рассказывать случайным знакомым и даже друзьям.       Так Ричард узнал о том, что Генри женился по воле умирающего отца сразу же после своего восемнадцатилетия. Это должно было укрепить семейный бизнес, выгодный договорной брак — пережиток прошлого. Ни Генри, ни его невеста не были в восторге от этого, однако никто не дал им выбора. В результате они взаимно недолюбливали друг друга. И если Генри по натуре своей был неконфликтным человеком, готовым скорее отступить, чем поссориться, с его женой всё было совершенно иначе. Она провоцировала конфликт за конфликтом, находя любой повод для того, чтобы высказать своё недовольство. Несложно было догадаться, что так на Генри она вымещала свою фрустрацию из-за того, что её привязали к человеку, который абсолютно взаимно был ей безразличен. Ещё и маленький ребёнок усугублял ситуацию.       Изначально они планировали развестись сразу же после смерти отца Генри, чтобы избавить себя от ноши, однако чудо случилось в самый ненужный момент, и отец пошёл на ремиссию, продлившуюся почти четыре года. А вместе с его смертью вскоре развалился и бумажный брак. С тех пор Генри решил отдать себя работе, не желая испоганить наследие отца, а жена с ребёнком пропали из его жизни. Маргарет настаивала на том, чтобы он не пересекался с сыном, обрезав все связи, чтобы «не портить мальчику жизнь». Генри это ранило, потому что сына он любил, пусть и не мог посвятить себя ему до самого конца. Однако он подчинился, и с тех пор отец для Эдуарда существовал только в подарках на День Рождения и Рождество, переданных через чужие руки.       Это было больно слушать, и Ричард не знал, как ему реагировать так, чтобы не продемонстрировать непрошенную жалость, но в то же время выразить сочувствие. В такие моменты он останавливался на том, что толкал Генри плечом, позволяя опереться на себя в поисках человеческого тепла. Странно было думать о том, что такой человек, как Генри, был одинок и непонят другими, хотя достаточно было всего лишь подождать, пока он перестанет бояться. И он был достоин того, чтобы ждать — Ричард искренне не мог понять, почему никто не сделал этого раньше. Рядом с этим вопросом змеёй вилась эгоистичная мысль о том, что другие сами виноваты, раз упустили такого человека. Он не собирался этого делать.       Ещё дальше вились другие мысли, более опасные. Они смотрели на Ричарда из тьмы его подсознания, зная, что он чувствует их присутствие. Каждый раз, когда Генри в задумчивости начинал играть с его пальцами, по очереди сгибая, разгибая и разминая их, Ричард следил за дыханием, надеясь, что Генри не коснётся вены на запястье и не почувствует его ускорившееся сердцебиения. А когда Генри прижал их ладони друг к другу, соединив линии жизни, чтобы сравнить длину пальцев и оттенки кожи, Ричарду показалось, что его сердце остановилось вовсе. Прикосновения Генри всегда были нежными и осторожными, словно он касался чего-то хрупкого, отчего хотелось податься им навстречу, расширить границы дозволенного, но Ричард держал свои чувства на замке. Он не хотел давить на Генри, зная, как тот был осторожен, боясь быть раненным снова.       С потеплением они начали чаще выбираться на природу, когда график позволял. Это стало даваться им значительно легче с тех пор, как они начали жить вместе, что позволяло договориться и изменить планы в любой момент. Ричард чувствовал себя новым человеком, окончательно выбравшись из скорлупы и позволив себе наслаждаться моментом. Время начало лететь чуть быстрее, однако дни стали насыщенными событиями, отпечатывавшимися в памяти. Заполнилась та пустота, заставлявшая желать забиться в угол и свернуться калачиком от собственного одиночества. Генри помог заполнить её, показав Ричарду, как можно жить иначе. Как можно быть лучше, как принять себя и осознать, что ты не ошибка природы, а точно такой же человек.       Летом они даже смогли отправиться в небольшое путешествие вдали от Лондона и съездить на пляж, выбрав уединённое место, где вряд ли будет много людей, если они будут вообще. Ричард закрепил волосы обручем, не желая, чтобы его лицо случайно загорело наполовину, когда солнце изволило порадовать своим присутствием. Генри сделал то же самое просто за компанию, выглядя забавно с полностью открытым магическим образом сохранявшем юность лицом. В итоге они совсем немного времени провели в воде, так как она была слишком прохладной, чтобы рискнуть плавать, зато долго сидели на берегу, созерцая волны. Генри даже уснул в какой-то момент, пока Ричард взялся за книгу, зарывшись стопами в песок. Шум воды приятно расслаблял, заполняя тишину уютным шорохом. Когда они собрались уезжать, Ричард словил себя на мысли, что не против повторить подобное путешествие ещё раз. Генри умудрился немного обгореть, хотя провёл на солнце не так уж много времени, — из-за этого шрам у него на лице выделялся ярким розовым оттенком, привлекая взгляд. От Ричарда не укрылось то, как Генри коснулся его пальцем, проверив своё отражение в зеркале.       С приближением осени Ричард снова погрузился в учебные дела, сосредоточившись на поступлении в университет. Подработку пришлось оставить, однако он накопил достаточно денег, ведь большую часть бытовых расходов Генри брал на себя. Он же сказал Ричарду о том, что одна школа, находившаяся недалеко от их места жительства, искала молодого репетитора для вечерних занятий с детьми. Ричарду достаточно было продемонстрировать свой школьный аттестат, а уже на месте его обучат всему необходимому. Это оказалось как нельзя кстати, и Ричард не стал отказываться от дополнительного заработка, не желая идти за помощью к отцу или висеть у Генри на шее. Ему нравилось добиваться всего самостоятельно и видеть результаты своих стараний.       Когда Ричард получил уведомление о поступлении, они с Генри устроили небольшой домашний праздник, позвав Кэтсби для компании. Ричард всё ещё до конца не мог поверить, что это всё происходило в реальности — слишком хорошо всё складывалось. И будто судьба ответила на его сомнения, осенью Генри заболел. Ничего серьёзного — простой вирус, однако ударил он так сильно, что Генри слёг на несколько дней с температурой. Как оказалось, болел он редко, но очень метко. Ричард порядком переволновался — сам он с детства был болезненным ребёнком, из-за чего привык следить за собой, зато Генри был полной его противоположностью. Он пытался работать из дома, спроваживал Ричарда в университет, убеждая, что сможет выжить самостоятельно — не первый раз болеет всё-таки. Однако сложно было не волноваться, когда его щёки большую часть времени были покрыты пятнами румянца, переходящего на шею и под воротник, а глаза нездорово блестели, и передвигался Генри так, будто упадёт в любую минуту. Поэтому Ричард торопился вернуться домой как можно раньше, чтобы обнаружить Генри растянувшимся на диване и дремлющим. Он просыпался сразу же, как только слышал щелчок замка, и медленно садился, возвращаясь к реальности. Ричард никаким праздникам не радовался так, как тому дню, когда утром положил ладонь на лоб Генри и обнаружил, что тот не пылает. В порыве волнения Ричард даже не подумал о том, что ему чудом повезло не заразиться и не слечь самому.       Учёба в университете оказалась занимательнее, чем Ричард ожидал. Мало того, что он встретил людей, с которыми можно было поговорить на одном уровне, так ещё и возможность развиваться в интересующей его сфере не могла не радовать. Большинство заданий он делал с неподдельным интересом, делясь с Генри своими впечатлениями, чтобы порой услышать мнение со стороны. Может, именно из-за того, что Ричард получал удовольствие от процесса, всё это не казалось ему таким уж испытанием. Раньше ему было куда сложнее даже просто заставлять себя просыпаться по утрам. Теперь же Ричард не испытывал трудностей со своим ритмом жизни. И где-то между этих насыщенных будней он успел окончательно влюбиться.       Это не было чем-то невероятным и даже не атаковало его из-за угла. Просто после встречи с семьёй на Рождество Ричард вернулся в их квартиру и застал Генри спящим на диване, а на журнальном столике лежал завёрнутый подарок. В тот момент Ричард едва не пошатнулся от нахлынувшей нежности к этому человеку, открывшему ему дверь в свою жизнь и помогшему встать на ноги, чтобы продолжить двигаться к будущему. Никакие слова не могли описать то, что чувствовал Ричард, как и невозможно было найти, с чего начать поток благодарности по отношению к Генри и тому, сколько он сделал — осознанно и неосознанно.       Тихо сняв верхнюю одежду и бросив на тумбочку перчатки (подарок Генри), Ричард в носках бесшумно зашёл в гостиную и опустился на колени, смотря на расслабленное во сне лицо.       — Генри, — тихо позвал он и коснулся пальцами мягких волос.       Лицо Генри напряглось, а ресницы задрожали. Он всегда просыпался быстро, если его будили.       — Ричард? — сонно спросил он и пару раз моргнул, сгоняя остатки сна. Ричард ещё раз погладил его по голове и убрал руку, после чего Генри медленно сел, зевнув в кулак. На его щеке остался след от подушки. — С возвращением. Как провёл время?       Приняв негласное приглашение, Ричард всё ещё в уличной одежде забрался на освободившееся место. Его тело не успело пропитаться домашним теплом, и согревшийся под пледом Генри казался буквально печкой из-за того — насколько близко они сидели друг к другу. Напряжение, которого Ричард даже не замечал, покинуло тело, как только мозг осознал, что он оказался дома, в тепле и уюте. Невероятное чувство. Как и осознание того, что Генри намеренно ждал его возвращения, хотя мог и не делать этого. Был ли у Ричарда шанс не влюбиться? Изначально гиблое дело — с тех самых пор, когда Генри остановился и решил без повода пожертвовать ему своё пальто.       Ричард выражал свои чувства осторожно и продуманно, как делал всё, за что брался. Фактически ничего не изменилось, но он стал чаще инициировать прикосновения, позволял продлить моменты близости. Это ощущалось естественно, словно так и должно было быть изначально. Генри буквально расцветал от малейшего проявления нежности, вряд ли замечая, что это происходило. А Ричард жадно впитывал любые реакции. И продолжалась эта нехитрая игра ровно до тех пор, пока Генри не оступился. Точнее, именно он перешагнул черту, о которой они никогда не говорили за всё время своей совместной жизни.       В один из вечеров, когда оба были дома и не занимались рабочими вопросами, они расположились на диване перед телевизором, что-то вещающим на фоне. Ричард растянулся во всю длину, закинув ноги на колени Генри и листая ленту в телефоне, время от времени отвечая на сообщения, пока сам Генри листал новую книгу, купленную чуть ли не месяцы назад, чтобы наконец до неё добраться.       Пусть Ричарду нравилось учиться и работать, он всё ещё оставался простым смертным, и подобная нагрузка научила его ценить дневной сон по возможности. В итоге под тихое бормотание телевизора и шелест страниц он сам не заметил, как задремал. А проснулся от того, что Генри осторожно приподнял его ноги, чтобы положить обратно на диван и встать с насиженного места. Ричард не стал открывать глаз, решив полежать ещё немного, потому что слишком хорошо устроился. Он услышал, как Генри положил книгу на стол, после чего осторожно забрал телефон Ричарда и сделал то же самое. Потом он остановился, не издавая и звука, и Ричард чуть не открыл глаза от любопытства, однако всё его тело замерло, когда он почувствовал прикосновение к волосам, ставшее лёгким поглаживанием. Послышалось шуршание одежды, когда Генри наклонился чуть ниже, и Ричард почувствовал тёплое прикосновение губ к своему виску. Это заставило его резко открыть глаза и повернуть голову, оказавшись в считанных миллиметрах от лица Генри, удивлённо распахнувшего глаза, будто не ожидал, что Ричард проснётся.       Пока Ричард собирался с мыслями (в голове было абсолютно пусто — не хватало перекати-поля), лицо мужчины медленно залилось краской, и Генри отстранился, усевшись на пол, словно потерял координацию на пару мгновений. Он выглядел таким же испуганным и застигнутым врасплох, каким Ричард себя чувствовал.       — Прошу прощения! — протараторил со скоростью света, превратившись в нашкодившего мальчишку. — Я не планировал ничего неприемлемого, клянусь, я не собирался приставать к тебе…       — Я не против, — пробормотал Ричард неожиданно спокойно даже для себя. Его сознание будто превратилось в абсолютный штиль. Повернувшись на бок, он завёл волосы за ухо, чтобы не мешали смотреть на Генри двумя глазами. — Это значительно всё упрощает в таком случае.       — Что? — непонимающе спросил Генри, напоминая рыбу, выброшенную на сушу. Всё его лицо пылало, что смотрелось забавно и привлекательно одновременно.       — Если я правильно читаю эти сигналы, тогда мне не придётся навязывать свои чувства, — пояснил Ричард и медленно сел, смотря на мужчину сверху вниз.       — Какие чувства?       — Надеюсь, взаимные. Ты нравишься мне, Генри, однако я не хотел ничего говорить, чтобы не давить на тебя, — ответил юноша.       Глаза Генри стали ещё круглее.       — Боюсь, я не до конца понимаю… — пробормотал он, и Ричард даже не разозлился от подобной медлительности. Он знал, что Генри с лёгкость раздавал себя другим, но у него были трудности с тем, чтобы принять подобное по отношению к себе. Наверняка он боялся неправильно трактовать ситуацию, вот и переспрашивал раз за разом.       Опустившись на пол и встав на колени, Ричард обхватил лицо Генри ладонями, едва касаясь, чтобы не давить, и прижался губами к его лбу.       — Так понятнее? — спросил, отстранившись. Если раньше он думал, что Генри не может быть более шокированным, то сейчас, кажется, он потерял дар речи вовсе. — Почему ты сделал то, что сделал, Генри?       — Я, — начал Генри, запнувшись, — не хочу оскорбить тебя своими намерениями.       Его лицо пылало под ладонями Ричарда.       — Представь, что не оскорбишь. Будь честен, я обещаю не злиться.       — Последнее время не могу избавиться от мыслей о том, хочу, — Генри спрятал лицо в руках, заглушив свой голос, однако Ричард чётко уловил следующие слова, — ухаживать за тобой. Не так, как раньше, а в другом смысле.       — Я понимаю. Это то, чего я хочу тоже, — ответил Ричард.       Генри опустил руки, открыв взору свои ясные голубые глаза.       — Правда? — спросил он с плохо скрываемой надеждой, после чего одёрнул сам себя. — Но это неправильно. Я не должен влиять на тебя подобным образом и склонять к…       — Генри, когда ты делал со мной что-то без моего согласия? — спросил Ричард, сдерживая улыбку от того, насколько абсурдной получилась вся ситуация. Но у них с самого знакомства всё было немного задом-наперёд.       — Но я старше тебя, и со стороны это кажется…       — Когда меня волновало то, что будет казаться со стороны? — прервал его Ричард прежде, чем Генри начал убеждать себя в собственной неправильности и довёл дело до панической атаки. — Мне двадцать лет, вовсе не пятнадцать. Я работаю и учусь в университете, что позволяет мне осмелиться назвать себя более-менее самостоятельной личностью. И я не позволю принудить себя к тому, что мне не понравится. Именно поэтому я хочу расставить всё по полочкам, чтобы убедиться, что мы стоим на одной строке.       — Тебя правда не смущает тот факт, что я старше на десяток лет? Что подумают твои сверстники? — Генри попытался дать ему шанс на отступление, который Ричард благополучно проигнорировал. Среди них двоих именно он был тем самым человеком, который вцепится в желаемое при первой же возможности и откажется отпускать впредь. Волноваться нужно было вовсе не за него.       — Плевал я на их мнение, это их проблемы. Тебя не смутил тот факт, что я был ещё подростком, когда мы познакомились и начали общаться, ты ничего не говорил по поводу моей внешности, помимо комплиментов, ты принял мой непростой характер и никогда не переступал границ, которые я расставил. Я могу продолжать так ещё очень долго. Думаешь, после всего этого меня смутят какие-то цифры? — Ричарду самому хотелось рассмеяться от этих слов. Насколько же Генри не понимал собственной значимости в его жизни?       Договорив, он переместил руки, обхватив шею Генри, чтобы обнять его, чувствуя напряжение чужого тела. Генри будто закаменел.       — Думаю, странно это говорить, так как мы прошли ступень сожительства раньше, чем этот разговор, но если и есть человек, с которым я готов разделить свою жизнь, то это ты.       Ладонь Генри легла ему на спину, поглаживая, что уже было хорошим знаком.       — Ты можешь встретить более подходящего человека, чем я. Без всего этого багажа, — сказал он, уже не отрицая.       — Я хочу именно тебя со всем твоим багажом. Точно так же, как ты принял меня с моим, — заверил Ричард.       После этих слов Генри обнял его второй рукой и откинулся на спину, улёгшись прямо на пол. Ричард сполз ниже, устроившись щекой на его груди, чтобы слушать быстрое сердцебиение — в такт его собственному. Когда он почувствовал, как ладонь Генри накрыла его затылок, расслабился всем телом и выдохнул, не осознавая, что задержал дыхание.       — Мне страшно, — признался Генри, смотря в потолок. — Я боюсь всё испортить и потерять тебя. Мне кажется, будто я начал жить только после встречи с тобой.       — Аналогично, — ответил Ричард, чувствуя небывалое умиротворение. Даже если сейчас начнётся конец света, он не встанет со своего места. — Тебе не стоит бояться, всё-таки мы прошли через многое — и вот где мы сейчас.       Грудь под его щекой завибрировала от тихого смешка.       — И то верно, — согласился Генри. Он уже не звучал так, будто его душили битый час. — Только, боюсь, я передам всю инициативу тебе из-за своего страха всё испортить. Мне будет удобнее, если ты сам будешь задавать ритм.       — Меня это устраивает, — сказал Ричард. — Я сам слабо понимаю, что мне делать после этого.       Генри вновь издал смешок. Ричарду нравилось ощущать его кожей.       — В этом нас двое, — сказал мужчина, и его пальцы задвигались снова, заставляя Ричарда покрыться мурашками от удовольствия. Он никогда не думал, что может настолько стремиться к чужому прикосновению. До встречи с Генри он много чего не знал о себе вовсе. — Я могу поцеловать тебя?       Услышав это, Ричард приподнялся на руках и вновь убрал чёлку от лица. Генри наблюдал за ним, смотря на Ричарда, как на что-то прекрасное.       — А что случилось с «передать всю инициативу мне»? — ехидно спросил юноша, усмехнувшись.       — Только по твоей инициативе, — ответил Генри, подняв обе руки. Теперь он не выглядел настолько загнанным в угол. Скорее наоборот — абсолютно умиротворённым, словно сбылась мечта всей его жизни.       — Тогда верни руки, откуда взял, — велел Ричард и опустился на локти, чтобы накрыть губы Генри своими, пока его волосы скользнули по щеке Генри, смешавшись со светлыми.       Вновь накрыв его затылок ладонью, Генри поцеловал его, делая это так же, как и всё остальное, — бесконечно нежно. Ричард был готов раствориться в ощущении тёплых мягких губ, прижатых к его собственным.       Один медленный поцелуй превратился в два и три, пока они искали лучший угол и просто свыкались с ощущением друг друга. Ричард всё ещё не мог поверить, что всё происходящее не плод его воображения. Ощущения были реальными. Дыхание на его коже, вкус тёплых губ, скольжение языка. Генри отвечал зажато и неуверенно, но отвечал, и для Ричарда это было всем, о чём он не решился бы просить. Отстранившись, он посмотрел на Генри сверху вниз, любуясь оставшимся на светлых щеках румянцем и живым блеском в глазах. От него нельзя было оторваться, и Ричард бы с радостью остался на этом самом месте ещё на неделю, однако здравый смысл взял верх.       — Не стоит лежать на полу, а то простудишься снова, — сказал он и поднялся с хорошо насиженного места на слегка ватных ногах, подав Генри руку.       — Это был первый поцелуй в моей жизни. Надеюсь, я ничего не испортил, — признался Генри, и Ричард поражённо округлил глаза. А потом он вспомнил, что это же Генри, у которого всё было не как у людей (не совсем по его вине), и успокоился, накрыв щёку мужчины ладонью и легко погладив большим пальцем.       — Это был лучший поцелуй в моей жизни, — сказал серьёзно, и Генри просиял в своей вечной манере, будто Ричард зажёг Луну и звёзды.       — Я рад, — сказал он, и эти слова заставили сердце Ричарда окончательно растаять. Чем он заслужил этого человека, так много дающего и ничего не просящего взамен? Ричард точно так же хотел дать ему всё, чего Генри не решится пожелать.