Считая шаги к океану

Проснулся от того, что всё тело занемело. Его словно зажало в тиски, ни вздохнуть, ни пошевелиться. Открыл глаза, фокусируясь на томном мигание лампы. Поелозил внутри сухого рта языком, пытаясь выудить хоть немного влаги. Его талию тепло и крепко сжимает рука. Стал отодвигаться, пытаясь не разбудить. Чем дальше он отползал, тем Хакон подползал ближе не желая отпускать. Так оказался на голом полу, а мужчина наоборот забрался пусть и не на такой тёплый, но всё же хоть немного мягкий мешок. Это было на руку, всё же Хакон всю ночь проспал на бетоне. Аккуратно убрал его руку со своей талии и под сонное, недовольное бормотание, поднялся. Стоя на коленях, затаил дыхание. Он не проснулся, от этого с облегчением выдохнул. Укрыл его и стал разминать затёкшие конечности. Больно давило в ноге, нужно было пройтись. Накалякал по-быстрому записку и взяв бутылку с водой вышел из комнаты. Отпив пару глотков, решил подняться на крышу и разведать обстановку. Забравшись наверх, с такой болью посмотрел на лежащие пледы, которые от ветра свернуло в трубочку. Что же вчера я нёс? Нахуя всё это было нужно? Ведь так хорошо сидели. Солнце ещё только всходило, освещая лучами жёлтый горизонт. Прошёлся к концу крыши и, опёршись о бетонную преграду, осмотрел парковку. Внизу, перебирая заплетающимися ногами, бродили кусаки, разнося остатки уже разорванного полиэтилена с кусками мыла. Выдохнул. На этот раз мыслей не было. Была только горечь и некая паника только проснувшегося организма. Так было стыдно за вчерашнее поведение. Стоял, поддаваясь холодному дуновению ветра. Наблюдал за томным перемещением тварей и как, набираясь сил — будто взрыв, солнце поднималось, становясь всё ярче. Глаза щипало: стёр паявшиеся слезинки в уголках. Позади тихо проскрипело и парень выровнялся, оборачиваясь. — Давно тут? — Хакон подошел, сминая в руках записку. — Нет, — парень помялся, но всё же взглянул на часы, а стоял он уже тут полчаса — не меньше. — Слушай, малыш, прости… — Нет, — Эйден помотал головой и стал подходить, — ты ни в чём не виноват. Это я, на какой-то хуй всё начал… ты, прости меня. Он легонько улыбнулся, притянул к себе обнимая так, как ещё раньше не обнимал. Так сильно, но нежно, накрывая своими руками всю спину. Так оттяжно поводил ладонями по хребту, поднимаясь к шее и слегка надавливая, провёл по затылку пальцами, вгрузая в волосы на макушке. Весь путь, проделывая обратно, с головы до поясницы, очерчивая некие, понятные только ему узоры. — Я верю тебе всем сердцем и душой, — шептал парень, зарываясь в воротник его кофты, — прости меня за всё. Слёзы всё вырывались, их сложно сдержать — да и не хочется. Они капали на его плечо, от чего он напряжённо содрогнулся, всё крепче обнимая. — Я люблю тебя, — вырывалось сквозь тихие всхлипы, и это было как отдушина, как мощный выброс, как полёт. До колик на кончиках пальцев, до пламени, что разгоралось в груди. — Я тоже люблю тебя, малыш, — такой тёплый голос, обдаёт дыханием кожу на шее, такая свобода, — и я обещаю, — он добавляет, — больше никаких воспоминаний, ведь сейчас и навсегда, ты — все, что нужно мне. И всё остальное стало таким невесомым. Рука с его шеи соскользнула по груди, опускаясь всё ниже. Хотелось прикоснуться к нему. Почувствовать его полностью и подарить свою любовь. Хотелось вымолить прощение за грубости и кучу сказанных ненужных слов. Пальцами задел край пояса штанов и легонько, но уверенно провёл двумя пальчиками ещё вниз. Нащупав тот самый бугорок, слегка надавил, получая тёплое дыхание в свою шею. — Малыш, — выдыхая произнёс, — что же ты со мной делаешь. Сам едва сдерживаясь, поднялся обратно на пояс, заныривая пальчиками за него и пытаясь стянуть штаны. Получалось это не особо легко и, в конце концов, сдавшись, просто запуская руку внутрь. Хакон тихо простонал, пока Эйден замер, нащупав и схватившись за нарастающую в его кулаке пульсацию. Поднялся вверх, чувствуя большим пальцем небольшую вязкую, тёплую каплю и нежно опустил руку вниз. Теперь руки Хакона уже переместились на ягодицы парня, сжимая их и прижимая желанное тело к себе. Место для действий было катастрофически мало и подрыв носом подбородок мужчины, Эйден прикусил щетинистую кожу. — Отодвинься немного, — он прошептал, и мужчина послушно отшатнулся. Рукой чувствовал, как сильно он пульсирует — бьётся в желании. Не заставил долго ждать и стал ускорять темп, меняя позу руки, то наклонил вправо, что заставило головку упираться прям в ладонь, то сместил немного влево, от чего упомянутая стала цепляться ткани штанов. Хакон шикнул, и парень снова сменил темп и положение. То поднимаясь полностью вверх, поглаживая оголённую головку большим пальцем, то полностью опускаясь вниз, проводя мизинцем по тёпленьким мешочкам. Забылся, погрузился полностью в его стоны, в его чувства. Так и водил вверх-вниз, чувствуя как бьётся его тело. Прикрыв глаза, довольно громко простонал ему в щёку, когда его рука нырнула в мои штаны. Его движения были более уверенным, но не менее нежными. Как горячо расплывалось в паху чувство от его прикосновений. Не замечал времени, двигал рукою по инерции, всё задевая его головку пальцем, собирая выступающую смазку и размазывая её по члену. На выдохе буквально хрипел, впиваясь в его шею. Прикусывал зубами, пока он вытворял в моих штанах то, что и не снилось. Вскоре он всё же схватившись одной рукой за ягодицу Эйдена придвинул того к себе и небрежно, скорее просто торопясь, стянув с того штаны выудив разгорячённый орган. Парень повторил то же действие, опустив голову вниз, и сквозь затуманенный взор тихо выдохнул: — «Ох». Провёл средним и указательным пальцем по всей длине ровного, внушительных размеров, пульсирующего члена мужчины — получая от того нетерпеливое, сладкое мычание. У основания головки кожа покраснела и парень, поднимая голову, провёл макушкой по бороде Хакона, притираясь лицом к его шее. Убрал его руку, что так желала доставить мне удовольствие и та вмиг переключилась на едва оголённые бёдра. Поддался вперёд и прижался ближе, так что их члены соприкоснулись. Не ждал, просто обхватил оба, лишь помогая рукой тереться друг о друга. Пальцы не сходились на бьющихся, трущихся в его руку членах. Ладонь скользила от смазки, и каждым нервом чувствовал, как теплеет его и собственная кожа. А он всё целовал, то в висок, то в глаз, подкапывая всё ближе к губам, а от удовольствия парень так и оцепенел, отдавая все силы лишь на движение руки. Но всё же в губы с желанием впились, прорываясь сквозь стоны внутрь языком. Причмокивая, впиваясь, растягивая удовольствие длительными засосами. Чувствуя, что внутри всё начинает приливать и взрываться, одной рукой схватился за его шею, а второй ускорил тэмп. Углубляя поцелуй, чувствуя как бёдра и ягодицы уже бесцеремонно сжимают, ощупывают, до боли, до синяков. Прижимают всё ближе к себе, а внизу пульсация двух тел уже доходит до пика. Его прерывистое дыхание, такое влажное, горячее, что срывается с его губ в мои, словно последний выдох, делясь частичками души выпуская со стоном друг другу в уста. Как напрягается его член, становясь твёрже. Так маняще, возбуждая шастают руки по оголённому телу — словно по оголённым нервам. Чувствую, как приливает кровь, приятно пульсируя внизу живота. Не могу, не сдерживаюсь, кусаю любимые губы, даже не контролируя силу. Как бьются наши сердца в унисон и так быстро, что задыхаешься. И эти колики, приятные мурашки, бегущие по телу, щекоча изнутри. И пусть рука уже устала, не чувствую кожу от трения, но это лишь отдаётся прерывистыми, порой неуклюжими движениями. И с громким стоном, с подкашивающимися ногами, чувствую как в руку выливается наше, такое долгое желание. Его ещё немного подёргивало, а вот Эйден вовсе обмяк, едва не падая. Благо Хакон вовремя подхватил и поднял на себя, хоть и сам немного пошатывался. Эйден смотрел затуманенными глазами, всё приоткрывая рот, слегка касаясь губами кончика носа мужчина, потом просто свалил голову к его губам и нежно поцеловал. Получая в ответ не менее нежный, напольный любви поцелуй и тихое покачивание, словно успокаивая. Немного отдышавшись, Хакон поставил парня на землю и осторожно, дабы не причинить дискомфорт ещё раздраконенному органу, натянул штаны. Поправился сам и, подведя парня к бетонному ограждению, усадил на него. Отошёл ненадолго, отрывая кусок пледа и вернувшись, вытер уже засыхающее с ладони парня. После, недолго мешкая, вдохнул и опустился на одно колено перед парнем. Эйден хоть и не понимал, что творит Хакон, всё равно тянулся к его лицу руками, пытаясь погладить по щекам. Мужчина что-то быстро проверил в кармане и видать нашёл, что искал, выставил перед парнем одну руку. В пальцах он сжимал колечко золотого цвета, было видно, что в его былую форму вмешались и оно стало немного неровным, но это не сильно выделялось. По центру небольшой полоской, по всей окружности кольца, цвет был другим — скорее всего вставка из другого металла. — Выходи за меня, — он нежно улыбнулся, рука слегка подрагивала, скорее от волнения. Парень поднял полные ахуя глаза мужчину. — Я не могу говорить красивых речей, … — он немного помялся на месте, подгибая согнутую ногу больше, — Эйден, с тобой моя жизнь обрела смысл и я хочу прожить её только с тобой. То, что Эйден был поражён — ничего не сказать. Его переполняло безмерное счастье, что вырывалось срывистым дыхание, и он не колеблясь закивал. — Малыш, — улыбаясь он привстал, обнимая парня. Его руки как крепкий замок, что закрывает, оберегает от внешних и внутренних опасностей. Те невзгоды, что порождала окружающая среда и рождались внутри разума, вмиг рухнули. Ничего теперь не было клеткой, ни проёбанный мир, ни собственные терзания. — В горе и в радости, — отпрянув от парня, он взял его левую руку и надел кольцо на безымянный палец, — я клянусь быть с тобой. — Я клянусь быть рядом с тобою всегда, — парень сполз с ограды и стоя на коленях уткнулся лбом в его лоб, — я люблю тебя. Прижал руку к груди, словно закрывая от лишнего взора кольцо, и полностью отдался согревающим объятьям. — А тебе кольцо? — парень выдохнул. — Своё я ещё не доделал, — с долей сожаления ответил мужчина. — Ты сам его сделал? — парень отпрянул, осматривая колечко, — красивое такое. — Не совсем, — ответил мужчина, — когда-то, — он с нежностью смотрел на руку парня поглаживая безымянный пальчик, — в общем, я так долго хранил их, это то — что я не обменяю даже на глоток последней воды, — он поднял взгляд, смотря Эйдену в глаза, — это кольца моих родителей, — он улыбнулся, но как-то с грустью, — мне мама их отдала перед смертью, желая чтобы их носил тот человек, с которым я буду счастлив всю жизнь. Прости… — он покрыл поцелуями переносицу и щёки парня, — прости, что затянул с этим. — Хакон, — парень немного потряхивало от такого признания. — Я боялся, — его голос дрогнул, — боялся твоей реакции и … — он кивнул куда-то в сторону стеклянной крыши, — если ты хочешь, можем присмотреть другие, здесь их много — помимо дрожи, в голосе давилась грусть. — Не говори такого. В этих побрякушках… — он взглянул на ту же крышу, где сквозь стекло, во внутренностях здания копошилось всякое, — нет смысла, — Эйден говорил шёпотом, пытаясь сдержать волнение, но уверенно, — а в этих — смысла больше, чем во всём мире, — и упёрся губами в щёку Хакона, потёршись, приоткрыл рот, трясь нижней губой по коже и после легонько чмокнул. — Я рад, — такое родное, тёплое, моё. И как я мог допустить плохие мысли в своей тупой башке. Ведь он мой, мой, и теперь, навсегда. — Мой маленький мышонок, — и чувствую, как тепло разливается от его поцелуя в шею по всему телу. Он снова оставляет на мне свои отметины, и это так приятно. — Я буду вспоминать, только когда я буду лично рассказывать о тебе Богу, — он немного опешил такими словами, — и даже там, ты будешь моим настоящим и вечным. Он шептал на ухо, всё крепче сжимая мои плечи. Душу разрывало и слёзы лились сами по себе. Потёрся мокрой щекой по его губам, что всё дарили свои поцелуи и подарил ему свой. Словно первый, трепетный, чувственный. Извиняясь, зацеловывая раны от несдержанных укусов. Его губки, мягкие, тёплые, сладкие. — Ну всё, солнышко, хватит, — он стёр слёзы с лица парня и так осторожно поцеловав в лоб между бровей. Поднялся, помогая встать Эйдену и, пока тот, прихрамывая, разравнивал затёкшую, больную ногу, подхватил его поднимая. — И не тяжело тебе? — ещё икая от спазмов недавних слез, спросил парень. — Нет, — он чмокнул в щёку и покружился. Такое детское, от чего даже наивное действие вызвало бурю эмоций. Запрокинул голову вверх, смотря в чистое небо. — Ну всё, — Эйден мирно произнёс, — хватит, а то если задержимся, снова придётся ночевать в как-то канаве. С ещё не убывающей эйфорией Эйден только наблюдал как Хакон собирает их вещи. Он наблюдал за каждым движением мужчины, словно по новой изучая. Как он морщит носик, тихо ругаясь когда не получалось утрамбовать спальный мешок. Потом так же, что-то бурча, прикрепил его снаружи на два ремня. Как проступают венки на его руках, когда он туго затягивал упомянутые ремни. Как блестят глаза от света фонаря. Прежде часто смотрел на него и кажется уже изучил, а нет. Сейчас, только сейчас заметил родинку на щеке под левым глазом. Коричневое пятнышко, как там говорят — поцелуй солнца, ну так… Эйден улыбнулся: — «меня же он так называет», и потянулся. Подлез и, пока Хакон полностью был погружён в своё дело, чмокнул в родинку. Мужчина развернулся, улыбаясь, и получил ещё маленький лизь в губы. В таком вот положении на коленях, Эйден провёл языком по его нижней губе. В ответ мужчина резко повалил парня и, схватившись за бёдра, проволок к себе по полу. — Не драконь меня, — сквозь зубы, но шутя, он прошипел, потрепав парня по бокам не сильно сжимая. — А что, так легко? — Эйден приподнялся на локтях, смотря в глаза. — Хочешь проверить? — мужчина покосил улыбку. И я бы проверил, но… Упал на пол, закрывая глаза руками. Вспомнил, какой агрегат у него в штанах — c таким размером я бы не стал шутить. Хоть сейчас и очень хочется. Не знаю как это будет, даже немного страшно. Но в общем — неважно как, главное с ним. И когда это я хотя бы от самих мыслей так заводился? «Ничего родной, дай мне немного времени и я полностью твой». Словно передовая, вселенскими потоками, свои мысли, положил одну руку на его коленку, поглаживая. Всё ещё не открывая глаза, только почувствовал нежное прикосновение к своим губам, погружая в чувственный, влажный поцелуй. Жар рук, тепло губ, темнота, его запах и тишина. И с ним я точно знаю, что такое чувствовать. С ним я точно знаю, что такое жизнь и настолько живу, что забываюсь. Не хотелось прерываться, но время шло: хотя теперь время для них ничто. Собравшись, они снова поднялись на крышу. Оценили обстановку и было решено спуститься по трубе отвода воды. Сперва нужно было убрать с пути кусак. Приманки с феромонами кончились, удручало: геморрно, но нужно будет собрать. Остались отвлекашки с петардами. Став на бетонный блок, перегородки края крыши, Эйден держал в руке банку обмотанную взрывпакетами. Примерно просчитав дистанцию действия приманки, поджог небольшой фитиль и как только Хакон схватившись за трубу, был готов слазить, кинул её. Едва успев коснуться земли, раздалось громкое трещание: пошло дело. Соскользнув с шатающейся, но всё ещё крепко держащейся трубы, в два счёта оказались на земле и, пока прогнившие дружки, хрипя, подтягивались к звуку, на полуприсядках оббежали их. Отошли от здания может метров десять, как из главного входа показался летун. Всю ночь бедолага не смог найти незваных гостей, и даже видя их всего в нескольких прыжках, не может добраться. Непруха у бедолаги полная. Стоит в тени крыши над входом и орёт. На его вопли реагируют кусаки, и подтягиваются к бедолаге — наверное, успокоить хотят. Эйден улыбнулся и, поправив рюкзак на спине, гордо пошагал за, не реагирующего на воющую тварь, Хаконом.