Считая шаги к океану

Звёздное небо с тонкими полосами туч смотрелось таким умиротворённым. Даже при том, что холод обвивал своим покалыванием тело, было уютно. Где-то, среди миллиарда светящих огоньков, некоторые светили ярче и теплее. В этом небе нет искусственного шарма, что создавали фонари и лампы. Так тихо и спокойно, только треск качающихся на ветру веток и шелест опавшей листвы. — Что ты тут делаешь, — тихий голос пробился сквозь скрип открывшейся двери. — Сижу, — парень тихо ответил. Он долго не мог уснуть ночью и решил развеяться. Вынес стул и поставив у входа сел. Сколько он уже так сидел, не знает, счёт времени — этот мир сейчас не о времени. — Хоть бы оделся, — Хакон накинул на парня потрепанное одеяло. Плечам стало тепло, но пропал тот шарм осенней ночи. — Ты меня хоть слышишь? — мужчина сел рядом на поросшем травой пороге. Эйден не отвечал, всё смотря на небо. — Только не говори, что ты опять выпал из реальности? — с некой раздраженностью спросил Хакон. — Я всегда верил, что люди попадают именно туда, — парень так же тихо сказал, — но сейчас в это уже не вериться. — И снова ты о смерти, — Хакон всё ещё был немного раздражён, — хватит о подобном думать. — Значит и Мии там нет, как и Катрин… И то ли от того, что так рано встал, то ли от усталости, Хакон только с неким хрипом выдохнул. — Как-то я знал одного мужчину, — начал он, — это на то время ему уже было за сорок, так вот… Он замолчал, возможно вспоминая, возможно подбирая слова. — Он потерял все своих родных детей. Старшего сына в 2000-х, прямо под рождество разбился на машине. Средняя дочь при родах погибла, в 2010. Были ещё двойняшки, мальчик и девочка, погибли от заражённых в возрасте 10 лет. Эйден откинулся на спинку стула, немного повернув голову в сторону мужчины. — Потом он нашел женщину с двумя сыновьями, её муж вроде бы погиб при исполнении, полицейским был, — уточнял он, — так вот, как-то он мне сказал, «Хакон, не стоит плакать об усопших, они не слышат нас и наше терзание им не к чему». Ветер стал утихать, с ним и пропало шелестение, остался только слабый стук бьющихся друг о друга веток. — Я знал его недолго, но всё, что он говорил — помогло мне пережить боль, — Хакон пододвинулся ближе, — в этом мире нет святых, Эйден, нет ни рая, ни ада, есть реальность и здесь, в реальности, каждый сам за себя. И каждая смерть не идёт в учёт дьяволу или богу, их нет, малыш. Его слова били в кору черепа. — Я виноват в смерти Катрин не меньше твоего, даже больше, но вселенский суд здесь лишь капля в море, — он протиснул руку между спинкой стула и спиной парня, приобнимая того, — ты винишь себя, а когда-то, тот мужчина убил сотню людей, даже просто чтобы прокормить приёмных детей. Он не разбирался, хороший человек или нет, он заботился о близких. В этом и есть смысл этого мира. Его слова были отдушиной, но в то же время они были жестокими. Я бы хотел быть лучше остальных, но хорошие, как правило, умерли самыми первыми. И вправду стоит перестать себя терзать. Может тот мужчина, про которого рассказывал Хакон, не был примером подражания, но есть смысл в этих словах. Сколько я убил людей, на которых указывали пальцем, мол — воры и убийцы, может, они просто тоже пытались спасти своих родных. Сложно судить, когда каждый находится под приговором. С последним вздохом, таким тяжёлым, что давит лёгкие, он попрощался со всеми кого знал и кого больше нет. Может, это не поставить свечку в церкви и даже не сходить к проповеднику, это даже лучше. Может, и не отпускаешь сам себе грехи, но искреннее, сам, просишь прощения и прощаешь. Парень повернулся на мужчину и улыбнулся. — Кстати, — замялся Хакон, — я тут недавно нашел твою записную книжку… Он запинался: наверное, не до конца решился, рассказывать или нет. — Тебе зачем мой портрет? — он неловко переминал костяшки на своих руках. — Как воспоминания, — спокойно ответил Эйден — в его словах не было обиды или злости за то, что Хакон трогал его вещи, — нашел как-то, думаю знаешь где, и решил оставить на память о вас двоих. — Обо мне и… Лоан? — Хакон помялся на месте, — ладно о ней, но не думал что после того как узнал правду, ты захочешь меня вспоминать. — Нет святых, Хакон, сам же сказал, — парень улыбнулся куда-то в ночную тишину, — ты никогда у меня не вызывал чего-то плохого… просто запутавшийся дурочек. — Отличный комплимент, — мужчина тихо посмеялся. — Прости, если обидел, — Эйден немного наклонился вбок и вылез одной рукой из-под одеяла, погладив Хакона по макушке. — Малыш, ты ещё мягко сказал, — мужчина выпрямил шею, трясь об лежащую на его голове ладонь. — Знаешь, я ведь хуйня куда похуже, вечно запутавшийся и вечно обосравшийся, — не сдержавшись Эйден громко хохотнул. — Нет, малыш, — Хакон запрокинул голову так, что ладонь парня сползла ему на лицо и мужчина, глубоко вдохнув, с громким чмоком поцеловал ладонь парня, — ты прекрасен. Выдыхая эти слова в его кожу, он ещё немного потёрся об неё носом, щекоча мизинец своими ресничками. Я с самого начала зависаю на нём; на его словах, действиях, на его поступках. До щекотки внутри живота нравиться: он как панацея — как рубильник в голове. Хакон вернул голову обратно и парень с уже разгоревшимся желанием зарылся в его волосы. — Значит ты и записи мои читал? — не сильно впиваясь фалангами пальцев в его макушку, массируя, спросил Эйден. — Немного, — с долей вины ответил тот, — я не читал ранние даты, начал сразу с тех, как вышли с Вилледора, хотел знать, что ты думаешь обо всём этом. — И как? — Понять не могу, на хуя ты всё это записывал? — мужчина пусть и раздраженно, но больше взволнованно произнёс, — тебе и так плохо, ты и так думаешь о всякой фигне, так ещё и записываешь. Зачем? — Чтобы помнить, — парень мысленно пробежался по написанным когда-то им строкам. Там было многое, в основном негативное — это был способ унять рвущуюся боль из груди. Многие выговариваются или крушат всё в порывах гнева, а он решил просто излагать на листах. — Помнить что? — тихо и уже без сильных эмоций спросил Хакон, — дерьмо не хранят в банках на память, а смывают в унитаз, малыш. Эйден кивнул, соглашаясь — всё равно уже не было смысла вести этот дневник. А если и заполнять листы, то только новой жизни. Они замолчали, вслушиваясь в осенний шепот природы. Хакон то и дело натягивал всё падающий плед с ноги парня, что было дико мило и приятно, но наверное и дико неудобно, так как Эйден всё не убирал руку с его головы. Наматывал на пальцы эти до жути мягкие волосы. И когда Хакону, видимо, это надоело, он осторожно снял руку парня, прикоснувшись губами к тёплому запястью. По телу пробежала мелкая дрожь: как всё это приятно. Молчание прервал истошный, слабый хрип. Оба повернулись на идущего между деревьев одного зараженного. — Откуда это он забрёл? — Эйден стал присматриваться. Порванная одежда свисала с костяшек. Он был истощен и совершенно не видел свеженькое мясо. — Может с шоссе? — предположил Хакон и отпустил руку парня, — пошли внутрь. Он быстро поднялся и помог встать Эйдену. Забрал стул и уф-фонарь, который стоял напротив стула и завёл Эйдена внутрь. Усадив парня на кровать, мужчина лишь сказал, что всё же нужно разобраться с неприятностью в виде бедолаги, дабы остальные не пришли, и вышел. Его не было от силы минут пять, вернулся он, стирая с лезвия мачете кровь. Не такая уж проблема, но всё же, перестраховаться стоило. Как долго тянутся дни, когда лежишь и ничего не делаешь. Просто пялишься в потолок, по которому из-за сырости с каждым днём всё больше и больше распространяется грибок. Прошёл уже месяц с тех пор как я впервые открыл глаза здесь. — Я тут недавно видел оленя, — Хакон поправлял тетиву на самодельном луке, — схожу, может получиться поймать. — А с тобой нельзя? — Эйден привстал, усаживаясь в кровати. — Ты ещё слаб… — Ай, прекрати, — Эйден уселся, — скажи просто, что буду обузой. — Это да, — Хакон, спустя 20 секунд раздумий, ответил, — но в первую очередь, я не хочу, чтобы ты травмировался ещё больше. Парень одобрительно кивнул. — Вот, возьми, — мужчина протянул рацию, — канал 15. — Давно она у тебя? — Эйден посмотрел на него. — Недавно, — он протянул, но так и не решился упоминать о поселении. — Хорошо, — парень забрал источник связи. Сразу настроил на нужный канал и, нажав на большую кнопку, приложил микрофон к губам. — Приём, — на поясе Хакона, забивая стрекочущим шумом, отозвалось довольно чёткое «Приём». — Я буду связываться каждые полчаса, — мужчина повесил на себя рюкзак, — если что случится — свяжись. Хорошо? — Хорошо, — Эйден улыбнулся, — ещё предупреди, чтобы дверь никому не открывал. Оба хохотнули и, отмахнувшись от парня, Хакон вышел. — Закрой дверь, — в рации зашипело. Показал язык рации, но всё же встал, кидая в микрофон краткое — «Хорошо». Стальная щеколда звякнула задвигаясь. Спасти такой замок мог разве что от парочки не шибко бодрых заражённых. Эйден не стал заморачиваться, закрывая дверь на ещё два подобных замка. За всё-то время пребывания в этой церкви, было лишь парочка заблудших кусак: и те прогнили до мозга костей. Нога уже работала хорошо, иногда побаливает и, что больше всего раздражало, её иногда словно выкручивало. Заметил, что такое происходит на смену погоды, будь то туман или сильный ветер, но чаще на дождь. Может это просто так совпадает, но слышал, что такое явление довольно реально и часто. Интересно, почему так происходит? Может дело в давлении? Никогда не жаловался на здоровье — сдаю видимо. По уже до основания выученному и осмотренному помещению ходить не сильно хотелось. Всё же побродил, осматривая стены и потолок. Выглянул в окно, с которого вначале Хакон снял пару досок, чтобы хоть какой-то свет попадал. Сегодня был довольно солнечный тихий денёк. Только иногда ветви на половину облысевших деревьев покачивались от лёгкого ветра. Подошёл к зеркалу и прищурился. За всё время здесь только брился, а волосы как у чёртика из сказки. Чёлка уже доставала до глаз. Помню, Мария подстригала всех почти одинаково. Мальчикам, оставляя небольшую щетинку, а девочкам короткие, всего в сантиметр, волосики. Объясняла она в основном это тем, что так и удобней и не жарко, и меньше шанса, что заведутся вши. Подрастая, все начинали бастовать и в конечном итоге Мария сдалась, давая права выбора каждому. Повертелся, подумал и решил, что пора возвращаться к прежнему своему виду. Достал; небольшую бритву, мыло, ножницы — в общем, проделал всё то, что и с Хаконом. Раз уже он величал меня талантливым парикмахером, будем оправдывать этот титул. Макушку подстриг безо всяких проблем: рука уже набита. А вот когда пришла очередь сбривать с висков и затылка, пришлось попотеть. Волосы отросли довольно длинные, не особо острая бритва справлялась плохо. Но кряхтя и матерясь, когда с рации пугающе громко вызывал Хакон, всё же закончил. За всё время, что наводил марафет, Хакон вызвал уже два раза — долго же я провозился. Залепив кусочком газеты, что нашел в рюкзаке, порез за ухом. Ещё раз, прищуриваясь, посмотрел в зеркало. Ну, теперь-то намного лучше. Оголённую кожу на затылке обдавала прохлада — но лучше мёрзнуть, чем чесаться. Главное макушке не холодно. Перебрал свой рюкзак, выбрасывая уже сгнившее яблоко. Отрыл наручные часики, что не раз спасали, предупреждая о наступлении ночи. Проверил и подкрутил: ещё работают. Там же нашёл браслет с металлическим скорпионом. Оберег, что когда-то дала Мария: не верю в такое, но как память дорого. Кожаный ремешок рвано порван — вовсе забыл про него. С облегчением выдохнул, что хотя бы не потерял. Положил его во внутренний карман и застегнул на замок. Нужно будет потом починить: к несчастью сейчас подходящих материалов под рукой не было. Надел на руку часы и уселся с рацией на кровать, предварительно пододвинув её ближе к бочке. Внутри ещё тлели угольки: подкинул пару дровишек и долил горючего. Всего пару капель, а как разгорелось. Стало теплее. — Ну как ты там, малыш? — рыпением выдала рация. — Всё плохо, окружили толпы заражённых, набежали рейдеры, — спокойно ответил Эйден. — А, ну ты держись там, — с тихим смешком ответил Хакон. — Хорошо. Ты там как? — Потихоньку малыш, — он говорил тихо, но всё равно разборчиво, — ты там как отобьёшься, покушай. Уткнулся лбом в руку, что держала рацию и засмеялся. — Ты слышишь? Закивал на рацию, но потом одёрнув себя, соглашаясь ответил. — До связи, мышонок. И на последующие полчаса, я снова оказался в тишине. Есть не хотелось, но знал, что если этого не сделаю, буду долго выслушивать недовольное бубнение. Взял остатки с завтрака и как недовольный ребёнок, по пол ложечки стал есть. Как вкусно он готовит. Нарыл где-то каких-то трав, словил какую-то птичку и смешал всё это с крупой. Обычно, но отчего-то очень вкусно. И я только сейчас стал задумываться, а зачем он пошёл аж на оленя? Для нас двоих это жрать довольно долго. Сколько он собирается здесь ещё находиться? Возиться со мной как, не просто с маленьким. Или может просто я никогда не чувствовал такой заботы. Пока ел, тишина уже стала проедать. Раньше меня это не тревожило, но сейчас не хватает болтовни. Доел и прилёг. Как назло даже мыслей не было. Шёл час за часом. Взял библию — решил в кой-то веке почитать. Как много умных, правильных слов. Как много светлых наставлений и правил, которых никто не придерживался: судя по тому, что творится в мире. Много и абсурда, жестокости и несправедливости. В очередной раз удостоверился, что если и есть что-то могущественное, оно далеко — не такой простой добряк. Стоит учесть то, что всё это написано человеком, пусть и якобы со слов Бога — но всё же. Если он был, и даже если он есть, давно нас покинул. Я, как и всегда, отложил для себя то, что нельзя надеяться на что-то или кого то свыше. Ты себе спасение — ты себе же смерть. И никак иначе. Отложил книгу и, потерев переносицу, потянулся. Свет становился тусклее. На часах половина пятого вечера. Что-то Хакон долго бродит. Успокаивает только то, что он неизменно постоянно связывается со мной. Покрутил рацию и пощелкал каналы. Везде тишина. Первым связываться не собирался, да и не знаю, как бы отреагировал, услышав кого-то кроме Хакона. Всего каналов было 69, на каждом задерживался по несколько секунд. Закончил и начал по новой — просто от не фиг делать. — …ть, — послышалось с динамика. Завис, смотря на маленькую серенькую коробочку с антенной. Может мне послышалось, может это обман слуха из-за помех? — на квадрате 28/50/63, — снова тихо с рации. Я долго пялился, не желая больше ничего слышать. — Принял, — к моему сожалению, снова прозвучал голос. Минуту я ещё втыкал на рацию, но больше она не выдала ничего. Поднялся, переключая с 32 на 15 канал. — Хакон, — произнёс парень. — Что? Что случилось? — немного испуганно ответил мужчина. — Возвращайся, — Эйден пытался говорить спокойно. — Что случилось? — послышался хруст веток. — Карта у тебя? — Эйден перерывал свой рюкзак. — Да, Эйден, блять, что происходит? — Давай возвращайся. Послышалось раздраженное «Хорошо». Может я сильно перебздел — но лучше так. Нельзя было всё выкладывать Хакону, вдруг их тоже могли прослушивать. Быстро собрал все свои вещи. Подошёл к двери, взяв в одну руку свой мачете. Переключал каналы с 32 на 15, задерживаясь на каждом по 5 секунд. Вслушивался во все звуки, но везде была тишина. Послышались быстрые шаги и Эйден, убрав рацию, схватился одной рукой за ставню, дабы быстро открыть или наоборот удержать дверь. Быстрый стук и родной голос немного успокоил нервы и парень открыл дверь, впуская озадаченного Хакона. — Что блять случилось? — Хакон схватился за лицо парня — осматривая того. — Я слышал переговоры по рации, — Эйден закрыл на все замки дверь и отошел от неё, — дай карту. Хакон только на секунду развёл руками — мешкая, после сразу достал сложенную карту и разложил её на кровати. Эйден стал быстро водить пальцем по бумаге. Долго искать ему и не пришлось. Тихий хруст веток, и явно не из костра, заставил быстро обернуться на дверь. Они затаили дыхание, смотря на закрытый вход. Тишина сменилась быстрой, но аккуратной перебежкой. Это было так тихо, но казалось, что с силой бьёт по вискам. Эйден перевёл взгляд на карту, где палец завис на квадрате 28/50/63, на том месте — где они сейчас находятся. — Спускайся в подвал, — Хакон прошептал. Эйден вздохнул желая что-то сказать, но мужчина его перебил. — Эйден, в подвал, живо, — он почти прорычал и парень нехотя сдвинулся с места. На носочках, тихо он побрёл к люку. Как можно тише его убрал и, опустив одну ногу на шаткую лестницу, посмотрел в сторону Хакона. Тот снял с пояса две кроличьи тушки и отложил их. Достал пистолет и тихо вынул обойму — проверяя её. В блеске костра, Эйден заметил, что магазин полный. Так же осторожно вставив обойму обратно, Хакон передёрнул, заглушая щелчок, прижав пистолет к животу. Не хотелось его бросать. Не хотелось выпускать его из виду, но Эйден знал, что если не сделает так как говорит Хакон, то мужчина будет мание сконцентрированным и более раздражённым. С отчаяньем спустился, придерживая люк и закрыл его. Фонарик не стал включать, так что шёл на ощупь, к единственному источнику света: заклеенному окну. Осторожной поступью нащупал что-то твёрдое, переступил — явно через лежащий труп. Этот запах давил и так скованные лёгкие. Содрал наклеенные листы и встал на цыпочки, дабы хоть что-то рассмотреть в окно. Сверху звуков не было. Надавил на покореженную временем раму и та с треском открылась. Быстро присел, прижимаясь к стене, но реакции не последовало, зато стало слышно улицу. Тихий шепот доходил до слуха обрывками. Только трещащие рации слышалось в полную силу. — Да. Свет горит, — хриплый мужской голос отчитывался. Снова писк и с обратной связи «Принял». Кто-то шоркал по листве, совсем близко. Слышалось тихое бряканье чего-то пластикового. Больше они не переговаривались. Эйден сидел в ожидании, размышляя, строя план, что и как делать. В один момент шаги стали громче, они словно побежали, и сколько их было — сложно понять. — Поджигаем дом? — голос стал чуточку громче. Паника нарастала. — Нет, — послышался знакомый, уставший голос, — сначала хочу удостовериться. Парень встал, выглядывая, но так ничего и не увидел. — Эй, — громко резануло по ушам, — хочу поговорить. «Хочу поговорить» — это Бари. Глаза округлились, и парень на автомате распахнул окно. — Просто хочу поговорить блять, — он кричал, заглушая треск ломающейся рамы, — выходите блять. Эйден вылез пробираясь сквозь кусты. Его появление нельзя было не заметить, поэтому, когда он вышел, скинув застрявший в ветвях рюкзак, на него уже смотрело три дула и 8 злых глаз. Поднял руки — сдаваясь. — И это место, вы искали блятский месяц? — Бари словно смерть, осунулся, посерел. Он со злобой осмотрел своих бойцов. — Ну… — он переключился на парня. Но не успел закончить свой вопрос как рядом с Эйденом, с крыши спрыгнул Хакон, прикрывая парня собой. Он твёрдо держал пистолет, нацеленный на Бари. — Я велел тебе сидеть тихо, — он прорычал не оборачиваясь. — Успокойся Хакон, — Эйден только начал обходить мужчину, но тот быстро оттолкнул его плечом, снова закрывая. — Помолчи, — он снова рыкнул, — просто дай нам уйти и больше нас не увидишь. Это уже было адресовано Бари. — Опусти пистолет, — Бари говорил устало, но строго, — поговорим. Повисло молчание. — Давай поговорим Бари, — Эйден всё же отошёл в бок. — Пусть уберёт ствол, мать твою, иначе станете кормом для кусак, — Бари терял терпение. — Хакон, — молящее сказал парень. Но мужчина не двинулся. — Дай объяснить… Эйден лишь зажмурился, когда прозвучали три громких выстрела. Открыл глаза, уже снова смотря в спину Хакона: снова меня закрыл засранец. Выглянул за его плечо и увидел, как Бари стоит с поднятой рукой вверх, сжимая пистолет — из дула тонко вился дым. — Что ты собираешься объяснять. Убийство моего сына? — в голосе появилась дрожь. — Если бы был другой выход, я бы этого не сделал, — всё же вышел, уже закрывая собой Хакона, от чего тот раздраженно обошел парня и стал рядом. Всё же закрыл рукой такого неугомонного Эйдена: некая дрожь появилась в его ладони, что прикрывала сердце парня. — Именно ты его убил так? — Бари опустил руку с пистолетом. — Да, — уверенно произнёс Эйден, — но это не было злым умыслом, поверь. Бари молчал, а его солдаты стояли неизменно целясь. — Я вышел с праздника, — начал спокойно Эйден, — я встретил Минхо, который пытался изнасиловать девочку, я вступился за неё… Реакции у Бари не было — он молча слушал. — Наутро ко мне пришёл Минхо, Браян и ещё кто-то. Бран сказал что за то, что я сделал, мне нужно будет отработать, — Эйден замолчал, пытаясь подобрать слова, — отработать за девочку, если откажусь — меня убьют. Я знаю… знаю, что должен был пойти к тебе, но не смог… прости. Завязалась драка, и я убил Браяна. Я это сделал. — И ты знаешь, что он не врёт, — вступил Хакон, — не говори, что я утром не приходил к тебе и не говорил об этом, Бари. Что ты мне сказал? Последнюю фразу Хакон едва ли не прокричал. Бари помотал головой. — Что ты сказал Бари? — крик заставил вояк напрячься. — Сказал, что Браян сам с этим разберётся, — не выдержал Бари. — И он пошёл, — Хакон сказал тише, — пошёл разбираться, но не со своими уёбками, а с Эйденом. У тебя же тоже есть дочь. Что бы ты сделал, узнав подобное? Тот молчал поникнув. Он месяц искал убийц своего сына, а теперь его тычут в собственные ошибки. — Я так много это видел, — Хакон не успокаивался, — так много убил, только потому, что они творят что хотят, не зная наказания. Так что бы ты сделал Бари? Бари стоял, опустив глаза вниз. Он знал какой его сын, но это не уменьшало его любви. Отцы не должны хоронить своих детей, но порой — нужно похоронить своего, чтобы спасти других. Бари положил руку на автомат ближайшего к нему вояки и она казалась такой тяжёлой, что тот сразу же опустил оружие. — Я не этого ждал целый месяц, — он сказал с отчаяньем, — мои парни… мои парни рассказали мне… — он запинался, ему было тяжело, — они рассказали мне, что видели тебя и что — ты такое, — он потёр покрытый испариной лоб, — ты превращаешься, не так ли? Хакон заметно напрягся, начиная задвигать парня за себя, но тот стойко стоял, смотря в проевшие болью глаза. — Тебя Бог уже наказал, — его голос дрогнул, — и Браяна наказал, и… и меня тоже. Я так был зол, — он покачал головой, — но теперь, зная всё, видя тебя, — он посмотрел на Эйдена и в его взгляде читалась отрешенность, — может это вас и спасло. Можете ещё переночевать здесь, — он сказал спокойно и тихо, — но чтобы к обеду вас тут не было. И… ещё раз увижу вас в поселении, убью. Он развернулся, давая отмашку своим парням и пошёл по дороге. Ноги заплетались, но он шёл, не оборачиваясь и не проронив больше ни слова. Мне так было его жаль. Хакон расслабился только тогда, когда силуэты скрылись из виду. Эйден всё ещё стоял, с горечью смотря в сторону ушедших. Такой аккуратный, но довольно сильный шлепок по щеке заставил очнуться. — Ты блять чем думал? — Хакон приложил холодной ладонью к месту своего удара, — сказал же сиди тихо. — Он просто хотел поговорить и он вправе был это получить, — щека щипала, но это не было обидно. — Что если бы он сразу начал стрелять? — мужчина потёр кожу и Эйден прищурился. — Но не стал же, — устало уткнулся лбом в плечо Хакона. Он имел право злиться, но и Бари имел право знать. Всегда, чтобы что-то отпустить, приходится пройти огромный путь страдания и гнева. Если бы он желал — он бы убил их сразу, но Бари знал, какой у него сын. Он может и пытался его исправить, но со временем просто решил закрывать глаза на его проступки. Он где-то, в глубине души знал, что этот день настанет. Его сына убьют, и не важно, будет ли это кто-то из поселения или чужаки. Во многом, то что они остались живы после гнева отца, является то, что они чужие. И куда проще оправдать содеянное, незнанием или агрессией чужаков, чем вечность жить — зная, что его сына убили те, кто столько времени его терпел. Бари это знал. С самого начала знал. И это знание, для нас, для него и для всех людей в его доме, к счастью не закончилось потухшим светом.