Считая шаги к океану

— Поставьте на стол, — Катрин командовала своим отрядом, в который входила и парочка друзей. Как заведённая юла, она бегала по уже опустевшему залу. — Нам ещё всё это выносить, — она кричала, но это было не нужно. Дело близилось к вечеру. Жара спадала, даря освежающий ветерок. — Катрин, — послышалось со стороны, — вот тебе бойцы. Захай загнать в бар около шести здоровых парней, которые были даже младше Эйдена. Те, как роботы, схватили коробки с посудой и быстрым шагом устремились их выносить. С такой помощью, заведение быстро опустело. Бедные, усталые простолюдины уселись в беседках, пока солдаты работали. Однако Хакон и Эйдан не отдыхали. Только иногда, проходя мимо маленьких домиков «альтанок», как окрестили их местные, слышались восторженные голоса и запах ароматного табака. Когда зал опустел, к бару вышел уставший кок с помощниками. Сшитые из штор фартуки, покрывали пятна; красные, жёлтые, зелёные. Пахло с кухни божественно, смесь приправ, мяса и свежих овощей. Как нам сказали, еду будут выносить сами повара, так что мы вышли из бара, чтобы не мешать. На уже сереющем небе выглянула первая звезда. Было бесполезно кому-то предлагать помощь. Солдаты, молча, исполняли приказы строго командира, а простые люди уже расслабились, начиная праздновать преждевременно. — Этого хоть хватит? — спросил Хакон Катрин, щёлкая пальцами себя по шее. Она засмеялась как сам демон и кивнула. Ну как иначе. Народ бодро подтягивался к главному зданию, будто и не было всего этого изматывающего дня подготовки. Повара со всего поселения закатывали, на жестяных телегах, парящие и пахнущие казаны внутрь. Такой спектр запахов не только вызывал дикий аппетит, но и навеивал приятные воспоминания. " — Давай собирайся, — послышалось за дверью. — Сейчас, — мальчишка отложил подаренные ранние ему мелки в сторону. — Эйден, поторопись, пожалуйста, — женский голос, усталый, но всё равно нежный. — Иду, — мальчик выбежал, протягивая женщине рисунок. — О, — она прикрыла рукой рот, — это просто прекрасно Эйден, — она рассматривала на смятом, жёлтом листе рисунок. Парнишка нарисовал всю их семью, празднующую новый год, подписывая сверху разноцветных человечков имена. — Мия такая красивая, — женщина наклонилась к нему, указывая на такого же человечка, как и все. Палка, палка, огуречик — вот и вышел… Но это много для парнишки значило, и женщина это понимала. — Пойдём, на праздник, — она аккуратно сложила рисунок ложа его в карман штанов, — там будет твоё любимое блюдо. Она, улыбаясь, взяла его за руку, ведя к общему месту празднования. Это спокойствие и любовь. Такое счастье …» Толкаясь, рядом пробежала малышня, тянущая родителей в здание. Я замер, наслаждаясь этим зрелищем, пока меня не потянули. Взявши за предплечье, Хакон подвёл меня к входу. Здесь все, у входа, снимали обувь, и мы тоже так сделали, ступая за порог. Ступни вгрузли в насыпи песка: такой холодный, мягкий и приятный. Зал преобразился. Сквозь шумящие возгласы и толпы, всё же смог осмотреть. Теперь большое, длинное здание было на полу усыпано песком. На стенах красовались картины, в основном смены времён, от лета к зиме, но были и другие. Так на одной, в человеческий рост, был изображён Иисус. Ещё были портреты Бари и его, по всей видимости, сына. Что подметил Эйден, портрет «шэфа», был в светлых тонах, когда олицетворение парня в более агрессивном, красном цвете. Пусть и стоял он там как рыцарь с мечом и на плечах бархатная накидка, но все равно выглядел опасно. Бари нарисован был в поле, среди зелени и ясного неба. Сразу было видно: кто в доме хозяин, а кто с людьми. Вмиг шум умолк, остались лишь шуршащие шаги. Обходя расставленные столики с едой и выпивкой, на пьедестал, что обустроили с золотистым задником из ткани с блёстками, а внизу с лежащими спелыми тыквами, зашёл парень. Ну да, как и думал Эйден. Его одногодка или может чуть старше. — Попрошу внимания, — он сказал, поднимая руки вверх, — сегодня, последний день осени, и ещё один год, прожитый в этом мире… Все внимательно слушали. — Сегодня, — брюнет с голубыми глазами, потёр покрывающий большим шрамом подбородок, — мы отдаём честь и славу нашему миру, и пусть этот год, будет таким же спокойным, как и уходящий. Он принял бокал от Минхо и вознёс его. Минута молчания и он выпил содержимое, бросая пустой сосуд в песок. Не скажу, что все были в экстазе от такой речи, но выпили, переминаясь по сыпучему полу босыми ногами. — Чудесная речь, Браян, — на сцену вышел Бари, и его сын уступил ему место, осматривая публику недружелюбным взглядом. — Товарищи, друзья, семья моя, — Бари стал у края, — я хочу, чтобы в этом году было меньше засухи, меньше болезней и больше новых лиц… Он посмотрел на друзей. — Вчера, впервые за столько лет, к нам пожаловали гости, — он говорил от сердца: было видно, — хочу, что бы такого было больше… Хватит с нас вражды, недоверия и смуты. Мы обязаны восстанавливать этот мир, заполнять землю, брать и отдавать. Мы обязаны… Он срывался, пошатнулся, от падения его спас сын. — Отец хотел сказать, — передав папу своим солдатам, парень снова гордо взошёл на пьедестал, — отдыхайте, восхваляйте и веселитесь. Будто отдав команду, он махнул рукой в зал и спустился, растворяясь в толпе. Люди зашевелились, начиная как мантру произносить «Миррадасс Ассия». Алкоголь потёк рекой, стали выносить еду и благовония. Весь зал заполнился букетом возгласов и ароматов. Мы не знали, куда себя приткнуть, кивая на выкрикивание мантры от проходящих мимо людей. — Пойдёмте, — подошла Катрин. Она подвела нас, не к общим длинным столам, а к отдельным, круглым, красиво засервированным. Нас потчевали как гостей. Мы сели и тут же нам поднесли множество тарелок с всякими вкусностями и поставили стаканы и стопки. Катрин что-то сказала парнишке лет 17, и через минуту на столе появился графин с ярко пахнущим соком и парой бутылок спиртного. Через ещё минуту к нам подсел Захай, уже поддатый и весёлый. — Босс, *ик*, хочет с вами провести, *ик*, время. Его перебивки на икоту веселили, но друзья пытались строить из себя дофига серьёзных и кивнули. — Аааа покааааа, — девушка протянула, разливая мутную субстанцию по рюмкам, — выпьем. — Хороший праздник, — приняв допинг от женщины, Эйден улыбнулся. — Скоро будет намного веселее, — Катрин вознесла стопку и все цокнулись, выпивая жгучий напиток. — Ох, хорошо, — Захай устремился закусывать и все последовали его примеру. Еда была разнообразной: от простой овощной и фруктовой нарезки, до рульки кабана, томлённой сутки с травами и специями. Такого колорита давно не ел. — Вы просто боги, — проглотив кусок нежного мяса, сказал Эйден. Катрин усмехнулась, стеснительно махая на парня. — Давно вы знакомы? — она поинтересовалась. — Нет, — Хакон отставил стакан с соком, — но он изменил мою жизнь. Я молчал. — А как вы познакомились? — Не отставала женщина. — Пришёл значит к нам пилигрим… — он на секунду замолчал, — так и познакомились. Меня знобило, я боялся признаться, что заражён, боялся сказать что я… — Даже если бы он был здесь один, — перебил мои мысли Хакон, — он бы вам нравился так же. — Я и не сомневаюсь, — сидящая рядом Катрин пихнула парня. — Он… правда, может изменить жизнь, — Хакон сказал это так, что не только у меня прошла дрожь. — И как он изменил тебя? — Так, — начал парень, — хватит, никого я не изменял. Катрин закивала, разливая спиртное по рюмкам. — Прости меня, малыш, — выпив очередную рюмку, вдруг выдал Хакон. Я нервно выдохнул, уставившись на друга так, чтобы он успокоился. Он кивнул. Катрин и Захай ничего не ответили, лишь вопросительно переглянулись. Друг смотрел на меня такими глазами, что я стал задыхаться. Почему он вечно вспоминает. Я же не давал повода. Я же клялся, что больше не позволю ему думать о плохом. — Помню, он поцепил на меня биомаркер, — начал Эйден, — чтобы перевести меня со старого в новый Вилледор. — О, — Катрин снова налила стопки, — Вилледор разделился? — Да, — Хакон кивнул, — к сожалению. — Вы вечно твердите, *ик*, про этот город, — Захай, шатаясь, забрал пойло, — и как там, в стенах? — Не всё так радужно, — Хакун не спешил выпить. — Свои проблемы, — добавил Эйден. — У всех свои проблемы, — подметила Катрин, — и все, как могут, справляют с ними, понимаете… Она замолчала, смотря на уже хорошо поддатого Захая. Тот сидел, закидывая за пазуху не первый и не последний стопарь, периодически икая. -… Даже вот взять этот праздник, — она разлила горючие, — это единственный повод отдохнуть, мы уже давно не молимся, а крест, — она посмотрела на потолок, — давно уже никто не красит. — У всех так, — Эйден отпил со своей рюмки только половину, — я был во многих поселениях, видел разных людей, все они пытались опираться на старые устои, но всё равно, всегда, получалось одно и то же дерьмо. — Так что, «ик», у вас там всё хуёво? — Захай разложился на стуле, который под весом вояки скрипел. — Это даже мягко сказано, — Хакон немного сбавил темп, пропуская, — долго рассказывать, но то, что там тоже не безопасно, это однозначно. Когда-то он назвал Вилледор «раем», но я прекрасно понимал, уже тогда, что это сарказм. — За всех шлюх, убийц и ублюдков, — вспоминая, поднял недопитый сосуд Эйден. — Да, — Хакон потянул улыбку и мы цокнулись, под вопросительный взгляд Катрин. — Это не про вас, — уточнил Эйден. — Что, правда? — Она улыбнулась, — а такое чувство, что именно про нас… сходиться просто. Она тоже цокнулась и мы лишь кивнули на, так пытающегося дотянуться до нас Захая, чтобы тот прекратил потуги и просто выпил. Мужчина только максимально серьёзно нахмурился, убивая очередную. Эйден и Катрин не забывали закусывать, желания нажираться не было или просто работал здравый рассудок. А вот Хакон и Захай словно соревновались, кто больше выжрет. Так со стола ушла первая пустая бутылка. Хоть расстояние между мною и другом разделяла слабая — на вид, но сильная духом женщина, я как заправский телепат отсылал волны в сторону Хакона. Подавая знаки мимикой, чтобы тот притормозил с выпивкой. Он всё же умеет читать мои мысли, и посмотрев на меня, один раз отставил подальше налитую до краёв стопку. Мы болтали и понемногу уничтожали содержимое банкета. Захай рассказывал о своих похождениях. Из его историй самое увлекательное было история про заброшенную шахту в горе. Захай говорил, что там завелись прыгуны и часто наведывались в город, кошмаря только возводящиеся поселение. Тогда он был ещё молодым солдатом и в предводительстве своего капитана они отправился туда. По его рассказам, все стены пещеры, пол и потолок были оплетены некой красной паутиной, словно из плоти. Вонь выедала глаза, и они шли, намотав пропитанные эфиром тряпки на лица. Они всё шли вглубь, минуя множество тоннелей, всё дальше к источнику зловонии. Половину слов он глотал, то ли от выпитого, то ли от боли воспоминаний. И когда их группа достигла конца пути, то попали в большое пространство с висящими с потолка сталактитов, но не каменных, а из мяса, гниющего, но будто живого. Повсюду были гнёзда, а свисавшие, кровоточащие коконы пульсировали и капали в бордовую воду внизу вязкой слизью. Везде эхом слышались крики тварей, но это их не пугало, уже не пугало. То, что они увидели в одном из гнёзд, не может присниться, даже в самых страшных снах. Среди обглоданных костей и перегноя тел животных и людей, лежал один прыгун, корчась и вопя. Захай запинался, словно переживая это снова и сжав кулаки, не сильно долбанул по столу. Стопки и тарелки задрожали, звеня. — Оно рожало, — он выпучил покрасневшие глаза, его нижняя губа тряслась, — рожало у нас на глазах. Сложно было поверить, ведь никогда не встречался с таким, но никто не стал его перебивать или спорить. — Эта тварь кричала, но никто из её собратьев не приходил ей на помощь, — он немного успокоился, откидываясь на спинку стула, — может просто не хотели вмешиваться, или я не знаю… Он замотал головой, вытирая рукой промокшую от пота и брызжущих слюней бороду. — И вот, эта тварь вылезла… такое сморщенное, кожа прозрачная, глаза жёлтые, пасть раздвоенная, — он потянулся за стопкой и приложил к губам, опрокидывая, но с недовольством осознав, что пустая, громко поставил ближе к Катрин кивком требуя её налить, — можете мне не верить, но я всё видел своими глазами, — он уставил два пальца на свои глаза, — оно так вопило, что камень дрожал. Он замолчал выпивая. — И что потом? — Эйден уставился на пьяного вояку. — Потом мы заложили детонаторы, пока вся стая не припёрлась, — он говорил тихо, но грозно, — но когда уходили, немного нашумели… Он поник. — Ну… — он прокашлялся, — я нашумел, — он сказал грустно, — твари сбежались со всех углов и так получилось, что… что выжил только я… убежал, — добавил тихо, едва слышимо. — Не ты один, — до этого молчавший Хакон выровнялся, — стал причиной… Он замолчал, но потрепав себя по макушке, пододвинулся к столу. — Порой думаешь, что могло быть, если бы всё было по-другому… винишь, что сделал что-то не правильно. Винишь себя за то, что был не достаточно осторожен или опытным… за то, что струсил… винишь, что это изначально была суицидальная миссия. Пока Хакон говорил, Захай из грозного вояки превратился в забитого мальчика. Опустив голову вниз, он обнял себя за плечи. Его рот открывался, но звука не выходила, лишь капала вниз, на железные наручни вязкая слюна, сорвавшаяся с отклянченой губы. — Не ты один виноват, — Хакон отпрянул и нахмурился. Мы с Катрин просто молча сидели, потупив взгляды. — Я говорил, «хнык», что это опасно… Захай закрывал рукой глаза. — Говорил, да, говорил, — Хакон говорил взвинчено, — говорил, что эта грёбаная пещера опасна… что эта башня опасна, не стоит оно того, не стоит… Но разве они слушали? … Не слушали, можно ведь просто было взорвать ёбаную башню, или вообще не рыпаться туда. Я не выдержал и встав, лишь жестом, попросил Катрин поменяться со мной местами. — Ты не виноват Хакон, — сев поближе к другу парень положил свою руку на его, закрывая такой свой жест спиной, от лишних глаз новых знакомых. — Да, знаешь, — он выпил ещё стопку, — виноват. — Нет, — парень настаивал, сжимая ладонь друга крепче, — не смей, Хакон, ты ведь предупреждал… Я знал, знал я блять, что хватит ему спиртного на душу… Вот зачем это всё? — Да, — Хакон заметно стал нервничать, и парень перевернул его ладонь и переплёл их пальцы, — предупреждал, скорее, просто кричал, что это тупо и опасно. Тогда, Френк считал меня своим приемником, а я… я порвал клятву, которой сам присягал. Для Френка было больно, что я бросил их… возможно, он действовал на зло, но в день… — он крепче сжал руку Эйдена, — когда я ушёл, он сказал, что я ничего не стою. Что без меня будет проще. Что я лишь обуза… а все эти слова про приемника, лишь потому, что я был с Лоан, и теперь… когда я ухожу, ночным бегунам будет проще. Вот как оно всё — металось в затуманенной голове. Винит, жалеет, боится. И как его от этого уберечь? — Хакон, это не так… — я пододвинулся ещё ближе. — Я не уговаривал других идти за мной, — он посмотрел на меня взглядом свежих ран, — я ушёл от них, я бросил их, я не… не простил себя. — Хуйня это всё… — Послушай меня, — Эйден перебил Катрин, — если бы я тогда послушался Вальтца… Мия была бы жива, но ценой чего? — парень срывался на крик, сжимая ладонь друга, — если бы я тогда послушался одного придурка, то уже бы сдох, пойдя через туман химикатов, если бы я слушал всех, кто отдавали мне приказы, то я давно бы уже сдох, — он взял бутылку и отпил из горла, успокаиваясь, — голос народа, блять, ради этого погибли бегуны, и Фрэнк не задавался вопросом, стоит ли оно того… что было бы, если бы вы все были вместе? Поднялись бы на пару этажей выше и сдохли бы там, но зато вместе? Я был там Хакон… Со мною была группа лучших миротворцев… а выжил только… я… Только потому, что монстр — эти слова затерялись в глубине, так и не сорвавшись с уст. А кому от моих слов может стать легче? Сам на краю. Эйден перевернул их скрепленные в замок руки, указывая на свой биомаркер. — Только я, Хакон. И какой ценой? — срывался, было больно. — Малыш, — тихий шёпот и друг положил вторую руку на браслет парня, немного сдавливая едва трясущуюся руку, — всё хорошо. Он смотрел на меня с неподдельной виной. Уж не знаю, почему так, видимо моя истерика протрезвила его. Да, он не простил себя, за то, что ушёл с группы, но также, он прекрасно понимал, что хоть без него, хоть с ним, бегунам суждено было умереть в коридорах телебашни. Этого было не избежать, и даже Фрэнк это знал, просто он пытался бороться с горем, виня Хакона, убеждая в этом и Лоан. И никто не задумывался о чувствах самого Хакона. Теперь-то я всё понимал. Всем легче винить кого-то, но только не себя. — Ты не виноват, — тихо добавил Эйден. — Так, хватит, — Катрин стукнула по столу, и доселе задремавший Захай аж подпрыгнул, — кто прав, блять, кто виноват, закрыли свои рты, сучки. Она заулыбалась, погружая себе в рот небольшой кусок мяса. — Я вот что скажу, — проживав она начала говорить, — мы жертвы современности. Подумайте только, не мы виноваты, что миру пришёл пиздец, — она осмотрела нас, — наши дети с растлённым понятием ценностей, а мы заложники ошибок наших предшественников. Эйден кивнул, чувствуя как кожу на его руке нежно поглаживают. Так успокаивает. Повернулся, встречаясь с усталой улыбкой. Я лишь прошептал, совсем беззвучно. Что и сам не понял, алко-дурман, затмил даже мысли, но на устах осталось горячее дыхание. На это друг ещё шире улыбнулся. Думаю, хватит этой боли. Все, без исключения, все люди в чём-то повинны. То, что раньше называли грехом, теперь обыденность, издержки современного мира. Я нехотя отпустил его, наши пальцы разомкнулись. Обидно — но это лишь твоё поведение… Блять.