Считая шаги к океану

Солнце припекало, а прохладный, лёгкий ветер остужал кожу. Тёплая сталь под спиной убрала слегка ноющую боль. Разговор с другом успокаивал и расслаблял. Так бы и остался здесь, в этом мгновении навеки. Расставаться с этим чувством не хотелось, но и оставаться было нельзя. Смотря на чистое небо, парень провожал взглядом редко пролетающих над ними ворон. Интересно, увидим ли мы ещё каких нибудь птиц или животных? Тот мышонок, встретившийся на заправке, давал шансы, что вскоре всё вернётся. Вернётся живность, побегут чистые ручьи, а земля больше никогда не ороситься багровым. Сколько для этого потребуется лет? Хотелось бы дожить. Увидеть, почувствовать и мирно засыпать, без страха быть кем-то съеденным. Веки медленно закрывались, а голос друга, становился расплывчатым и тихим. Нельзя спать. Одёрнув себя, парень прерывисто вздохнул. Потерев лицо ладонью, и открыл глаза так широко, как только мог. Повернул голову на, уже замолчавшего друга: видимо заметил, что парень его не слушает. Левой рукой, что лежала согнутой в локте ладонью вверх, Эйден медленно потянулся к плечу мужчины. Не думал — просто хотел. Всего лишь кончиками пальцев проводя по ткани. Чувствую кожей мягкий хлопок, что скрывал кожу; изрубцованную, смуглую и тёплую. Блять. Одёрнул себя, резко убирая руку. Сел, подтягивая колени к груди, и с силой потёр голову, да так, что казалось, сейчас сорвёт скальп. — В порядке? — друг тоже сел. Не хочу я тебе отвечать: грубо ответил парень у себя в голове. Не думай, не говори, не… Повернул голову на Хакона и лишь поднял большой палец вверх, натянуто улыбаясь. Получив в ответ вопросительный взгляд, парень лишь тяжело вдохнул и на выдохе, неряшливо сполз по лобовому стеклу, садясь на капот. — Мне просто непривычно, — едва слышимо пробубнил он, — я устал, я не в себе, я … Благо это осталось лишь тихим шёпотом, друг не услышал. Чего это я оправдываюсь? Я просто рад, что наконец-то не один. Есть с кем поговорить, кто меня понимает и поддерживает. Вот и всё оправдание моему поведению. Да, именно — это всего лишь поведение, ничего больше. На этом и порешил, кивая сам себе. Час отдыха пошёл на пользу, и теперь бодрые они выдвинулись снова. Часть пути Эйден был полностью погружён в себя. Иногда он слышал со стороны голос, но часто приходилось переспрашивать, что там бубнит Хакон. На удивление друг не нервничал от этого. Его будто совсем ничего не раздражает. В последнее время парень сам не свой. От того весёлого парнишки мало что осталось, но такая судьба постигает всех, кто решает путешествовать с пилигримом. В дороге, мозг часто отключается, отдавая все силы на инстинкты, хотя сейчас и они спали где-то глубоко. Жить в анклавах куда проще. Что там за заботы. Работа — на благо всем. Охрана — на благо всем. После, собираетесь все вместе; перемывая косточки. Семьи, друзья, живое общение. Когда ты один — на благо только себе. -… и он лопнул как раз над головой мужика, — с улыбкой говорил Хакон. — А? Что? — Эйден повернул голову на идущего рядом друга. — Презерватив, лопнул, над головой соседа, — повторил мужчина. Какой презерватив? Что он несёт? Видимо очередная его история из весёлой молодости. — Прости, я всё прослушал, — виновато сказал парень. — Ничего. Он лишь положил руку на плечо парня и несильно потёр. Хорошо, что понимает. — Интересно, — начал Эйден: достало грузить себя мыслями, — почему они все стали. Он выставил руку вперёд, проводя ладонью по воздуху, очерчивая застывшую колонну машин. — Кто знает, — ответил друг, — может что случилось. Может, не пропускали или авария. Тогда весь мир катился к хуям, людьми овладевала паника, а паника — хуже чумы. Он говорил с долей грусти в голосе. Он застал падение, и не только. Тогда он потерял не только прежнюю жизнь, но и ребёнка. Хакон — отец. Ему эта роль шла. — Себя не представляю, — Эйден сказал тихо, но друг вопросительно взглянул на него. — Что не представляешь? «Я сказал это вслух? — Отвесил мысленно себе оплеуху, — блять». — Забей, мысли вслух, — как можно нейтрально произнёс он. — Да ладно тебе, — мужчина толкнул его локтём, призывая расколоться, — ну так? — Эм, — искал что-нибудь на замену, — да, так… Водителем. Парень ответил быстро, наткнувшись взглядом на небольшой минивэн. — Ага, — с недоверием произнёс друг. — А ты водил? — спросил Эйден, что бы быстрее перевести тему. — Я вроде бы уже говорил, — ответил Хакон, — ну ладно, не хочешь говорить — не нужно. Тяжёлый груз рухнул с плеч, но всё равно осталось что-то скребущиеся в глубине. Слишком много неуместного было сказано за всю его жизнь. Сам по себе: был весьма простым и иногда наивным. Эйден не видел в вопросах, что задавали ему, ничего такого, даже когда вопросы были неловкими. Он просто их опускал, но не обижался. О чём не хотел говорить, не говорил. Но вот другие, реагировали по-разному. Кто-то открывался. Кто-то слал на хуй. Кто-то даже с радостью отвечал. Но всех их объединяло одно — все они, в последствие тухли, и сердцем и душой. Когда им приходилось давать ответ на что-то личное, сокровенное, их будто выжимали до капли. Нет ничего тяжелее, чем моральная усталость. И что самое неприятное, кажется, парень стал походить на них. Когда-то — был простым. Сейчас уже не всё так просто. Около часа, они шли по трассе, иногда разбавляя тишину разными разговорами. Впереди показался съезд: хоть что-то. Хакон остановился, присел на корточки и снял рюкзак. Эйден остался стоять и достал своё оружие. Переводил взгляд с друга на заражённого, который лежал на капоте машины и тянул облезлые костяшки, к живому мясу. Осмотрелся. Кое-где, как и много миль назад, по дороге бродили редкие зомби. Как призраки, шатаясь и тихо похрипывая сгнившими связками. Они все мертвы — только ещё не знают, о своей смерти. Хакон достал сложенную карту и сверился с ней. Кивнув, на свои же мысли, он встал, одевая мешок. Без слов, лишь переглянувшись, друзья свернули с уже надоевшего шоссе. Пройдя немного вперёд, по небольшой дороге, встречая уже редкие машины, они уткнулись в каменный столб. На стеле, чёрным цветом название города: «Кастэл-Массив», население 40 000 человек. Не маленький городок, по нашим меркам. От указателя пришлось пройти ещё милю, прежде чем остановились у въезда в город. Им служил небольшой мост, над широким каналом. Дорогу через мост перегородили наставленные, будто специально, машины, выставлены они были — боком, и занимали всё пространство единственного прохода. Конечно, можно было бы пройти по каналу, но зелёная вода, что пахла тухлятиной, не вселяла желание соваться в неё. Обшитые бетоном стенки, наклонные и слизкие — от поросших наростов, водорослей или ещё чего. Если спустишься, выбраться будет тяжело, или вовсе не возможно. Хороший охранник: по крайне мере от заражённых. Лезть по автомобилям не хотелось, и было решено пересечь препятствия по ограждающей арке. Забрались на изогнутую сталь и неспешно двинулись вперёд. Кое-где проржавелая, с торчащими заклёпками. Эйден шёл первым, иногда осматриваясь. Перейдя на другую сторону, начал было сползать со стали, но внизу, на земле что-то мигнуло красным, привлекая внимание. Остановился полусползшим и стал всматриваться. Ноги предательски скользили, устоять было тяжело. Не хотелось рисковать, поэтому перебрался на крышу рядом стоящего авто. — Там мина, — сказал парень, топчась ногами по гибкому металлу. Хакон подошёл ближе к изогнутому краю арки и взглянул вниз. — Действительно, — тихо подтвердил он. Перепрыгнув к Эйдену, мужчина осмотрелся по сторонам. И только парень решил открыть рот, тот пригрозил ему указательным пальцем. Оба прислушались, рассматривая местность. Мест для засады было уйма, а они как на ладони. Хакон ткнул локтём парня, кивая в сторону небольшой будки, рядом с мостом. — Под ноги смотри, — сказал мужчина. Как с маленьким — ей Богу. Если здесь кто-то и был, то явно бы уже пришил их, это если конечно этот кто-то недружелюбен. Или просто за ними пока что наблюдают. Осторожно обходя ещё несколько, таких вот, мигающих огоньков на земле, и перелезая через обломанный шлагбаум, друзья поспешно влезли в небольшое окно. Изнутри эта будка выглядит ещё меньше. Сойдя со стола, который стоял под окном, Эйдена едва передёрнуло, когда он ногой зацепил пыльный монитор. Тот с грохотом упал на бетонный пол, разлетаясь пластиковым корпусом. — Ещё громче можешь? — нервно сказал Хакон. Эйден фыркнул, но претензию понял. Прошло около 10 минут, которые Хакон вслушивался в любой шорох. Он ещё, как только они влезли, отпихнул подальше от окна Эйдена, насколько это было возможно, в таком помещении. Забавно. — Долго мы ещё тут торчать будем? — спросил парень. Не то чтобы мне не нравилось, тусоваться здесь, но уже немного утомляло. Хакон только недовольно зыркнул на друга. Его можно понять, сколько он не выходил за стены Вилледора? Да и притом он военный, а они везде ищут подвох и засады. Только вот он не учитывает одно: мир давно изменился. Сейчас всё намного быстрее и проще. Если хотят убить — убьют, как не прячься. В других случаях можно особо не очковать. — Всё, — парень сдался, — я пошёл. Хакон только на секунду подхватил его за локоть — останавливая, но ничего не сказав, нехотя кивнул соглашаясь. — Если бы тут кто-то был, мы бы уже знали об этом, — успокаивая, сказал Эйден, взяв друга за руку, потянулся открыть дверь. Но его обошёл Хакон и вышел первым, загораживая собой. Заметил, что он так делал всегда. Всегда проходил куда-либо первым. Поначалу казалось, что он так выпендривается, сейчас уже так не кажется. Аккуратно выйдя, смотря под ноги, они остановились. — Видишь, — парень провёл вокруг рукой, — никого нет. — Твоя взяла, — Хакон помялся и подняв их руки, немного смутившись добавил, — может, отпустишь? Взгляд пал на переплетённые пальцы. Короткие ногти впивались в кожу кисти Хакона. Его рука была уже расслабленна, но парень продолжал крепко сжимать; будто держась за спасательный круг. Резко отпустил. Промелькнул нервный смешок. Пусть так, но спасибо тебе Хакон, что ты всегда поддерживаешь. Мне, пиздец как неловко; закрыл лицо руками. А он лишь успокаивающе трёт по моему плечу. Хуй его знает, что он там думает, а я уже сам себя заебал. Надеюсь, он не думает что я какой-то — фрик. Мысли спутываются. Это — всего лишь твоё блядское поведение. Парой не думаю, что делаю. А если бы думал, было бы легче? Блять, нет, не было бы. Лучше не думать. И не делать. Эйден отошёл от самолинчевания, когда Хакон сделал пару шагов в сторону. Забыли. «Забыли блять, — продолжал себе твердить парень». Устремился за другом, который уже вышел на дорогу. Осмотрелся — отвлёкся от мыслей. Открылось взору пару зданий, по обе сторону дороги, что поначалу были редкими, но дальше виднелось больше домов. Первое здание двухэтажное, обнесено сетчатым забором. За ним просматривалась небольшая парковка, с парочкой старых, одинаковых машин, с большими, синими, нарисованными знаками на дверях; «Почта Кастэл-Массив». Такие же, из переплетённых, железных прутьев, ворота, были закрыты намотанной цепью со стальным, ржавым замком. Прошли дальше. Городок, когда-то был ухожен и отличался от других, своим построением. Скорее — это был всего лишь маленький населённый пункт, что находился вблизи горы, которая хорошо виднелась на горизонте. Целуя бегающие, пушистые тучки, та грозно смотрела на маленькие дома. Помимо основной дороги, были всякие не широкие проулки, уходящие в разные стороны. На знаках читались только названия улиц. Старые фонари, кое-где лежащие на земле, давно ничего не освещали, да и не осветят больше. Жилые дома, все как на подбор; с одинаковым дизайном, с деревянными полосами, встроенными в камень — декорация. Крыши острые, и у многих провалившиеся внутрь. На тротуарах пустые урны, кое-где перевёрнутые. Старые лавочки на остановках, и газоны с высокой травой, что когда-то стригли для уюта. На улицах машин не было, кое-где встречались припаркованные к домам. Пока было светло, так что особо не спешили. Вот вышли на круглую, детскую площадку, так же обнесённую всё тем же забором. Качели, во многом поломанные, заросшие и покрыты коррозией. Насаженные под копирку деревья и кусты, давно уже вышли из рамок прилежности и разрослись, усыпая землю осыпающимися листьями. Может, я чего-то не понимаю, но ферма была теплее — для души. Как-то здесь всё было вылизано, даже несмотря на заброшенность. Не жил бы в таком месте. Хоть и виды были шикарными: снова посмотрел на возвышающуюся гору. Помимо одинаковых домов, наткнулись на школу. Подход к ней был украшен цветущими, красными цветами, кустами, которые в связи с осенью так же осыпались, но всё ещё пахли. Остановились напротив закусочной, «Довольный слон» — видимо детское кафе. Хакон рассматривал вывеску, на которой был нарисован слон с улыбкой до ушей, несущий тарелку с блинами. Эйден взглянул на наручные часики, «4:45». Всё ещё не так поздно. Странно, день казался весьма долгим. Что успели приметить — это всё ещё установленные на дорогах и проулках мины, и кое-где раскуроченную, опаленную землю. Редко, но встречалось, однако, ни одной живой души так и не обнаружилось, хотя кто-то, явно здесь живёт. Из неприятного, в этом месте, был всё тот же канал, что исполосовывал весь город, но был уже не таким широким как к подъезду, при желании можно перепрыгнуть. Вода, мягко говоря, дурно пахла. Он как раз проходил неподалёку от кафе, и пока Хакон занимался рассматриванием здания сквозь окно, Эйден вышел на небольшой мостик, упираясь в ограждение, и немного свесился, рассматривая медленное течение. Из зелёной, мутной воды, у стен торчали длинные камыши. Ну и запашок. Скривился. — Что интересного? — Подойдя, Хакон оттянул нагнувшегося парня от ограды. Закатил глаза, но промолчал. — Ладно, живых нет, — поделился мнением Эйден, — а где же мёртвые? — Скучно живётся? — Нет, правда. Тебя ничего не смущает? — Меня много что смущает. Они переглянулись. Странностей всегда хватало. Долго задерживаться здесь не хотелось. Вдалеке, зловеще что-то скрипнуло, то ли ворота, то ли старая вывеска, коих было здесь много. Возле каждого публичного заведения красовалась как минимум две. Возможно, так завлекали туристов. Все здания были двухэтажными, жилые дома так и вовсе в один этаж, редко в два и такие вовсе имели свою ограду, видимо там жила «Элита». Перешли по мосту на другую сторону улицы, где посередине, кольцом располагалась маленькая лужайка, с одиноким деревом в центре. На коричневом, с потрескавшейся корой стволе, была вбитая стальная табличка. «Пало небо — падёт земля. Последняя память, останется тяжёлым гнётом в душах живых. 1980-1985 — Великая революция». Такой вот памятник, с давно утерянной историей. Поднял голову вверх, с небольших, уже желтеющих листьев, как слеза, упала на лицо капелька, стекая по щеке, оставляя мокрый след. У каждого места есть мемориалы прошлому, но такой видел впервые. Что как не живое дерево, может олицетворять покинувшие нас души. Не нужно каменных — стальных фигур. Пока живёт дерево — живёт память. За рукав потянули и ноги послушно поплелись за тянущим его другом. В мыслях поплыли картинки из прошлого. Сколько было рассказов, сколько было трагедий. Люди помнили раньше, чтили и пытались не повторять ошибок предков. Одни гордились войнами, другие вычёркивали любое упоминание о них. Что будем помнить мы? Что сможем передать потомкам? Как алчность взяла верх над здравым рассудком? Альберт был прав, наша история настолько ужасна, что лучше помнить ту — до падения. Представляю, если возвести мемориал жертвам нашей трагедии. Не хватит камня на земле, что бы выбить на нём все имена. Лет так через 50, возможно, если хоть кто-то выживет, будет уже всё равно на памятники и историю. Живём — пока небо не упало. С мыслей, в реальность и немного в ступор. Эйден прошёл в какой-то переулок, осмотрелся и понял, что Хакона рядом нет. Здесь края крыш двух зданий, чуть ли не касались друг друга, оставляя небольшой зазор, через который сочился свет. Впереди тупик из каменной стены, со ржавыми потёками. В узком проходе две пластмассовые урны, грязно-зеленого цвета. Внизу, на едва сырой земле, куски разлагающегося картона и грязных обрывков целлофана. Пора научиться больше под ноги смотреть, да и вообще смотреть куда прёшься, чем витать в облаках. — Блядь такая, — позади послышался гневный голос. Развернулся и встретился со злыми глазами друга. — Стоило на секунду отвернуться, ты уже упёр куда-то, — Хакон говорил эмоционально, сопровождая свою злость несколькими ударами ладони в проржавелую трубу стока, на стене дома, та с гулом отозвалась, осыпаясь прокажёнными внутренностями на землю, — я же блять сказал, будь рядом. — Прости, задумался, — парень виновато побрёл к другу. — Лучше не думай, — уже более спокойно, но всё равно взвинчено сказал бегун, — тебе не идёт. Блять, да хули он доебался? — не озвучил, но показал это мимикой и друг, поджав губы, притих. — Ладно, пошли, — он кивнул куда-то в сторону, — кое-что покажу. Они прошли, по тротуару, недалеко от проулка, в котором очутился Эйден, и остановились у крайнего, на этой улице, здания. Осмотрел широкую стеклянную витрину, за которой, складками, лежал заплесневелый бордовый бархат. Эйден отошёл назад, выйдя на центр дороги, дабы окинуть взором весь, как оказалось, музыкальному магазину. Вывеска, что торчала посередине над входом, свисая с железных балок, приглашала в, «Единственное, настоящее место культуры, во всём мире». Смело, ярко и вполне завлекающее. Сам магазин назывался, «Музыка эпох»; ну как в такой не зайти. Особенно видя, как Хакон, буквально чуть ли не подпрыгивает от счастья и пялиться горящими глазами. Парень подошёл к двери: на удивление, та была открыта. Он лишь ехидно улыбнулся и пропустил друга вперёд, указывая рукой на вход. В нос ударил запах старого лака и древесины. Такой яркий и сильный: ничего подобного до сегодня не ощущал. У входа, стояла круглая, из стальных прутьев подставка, с вложенными, в небольшие крепления, брошюрами. Взял первую попавшуюся и осторожно развернул, когда-то отсыревшую, поморщенную картонку. «Укулеле — четырёхструнная, небольшая гитара. Гавайский инструмент, привезённый на остров португальцами, во второй половине 19 века …» Прочёл и с удовольствием взял вторую. «Волынка — духовой инструмент. Шотландский, национальный инструмент. Один из древнейших инструментов, которому не одна тысяча лет, состоящий из бурдюка и деревянных трубок …» Вот это действительно интересная история. Пока Хакон с искренним, и даже детским, восторгом ходил по большому, дурманящему своим запахом залу, Эйден всё читал. Положив обратно последнюю брошюру, парень с удовольствием глубоко вдохнул, ещё не надоевший аромат. Креативно — не только продавать, но и обучать. Заманивать не только, пёстро пышущей заявлениями вывеской, но и рассказывать. Сам зал был большим. Первый этаж полностью занимали стенды и подставки, к сожалению, в основном пустые. Посередине была небольшая касса, с наложенными на деревянный, резной стол с символами нот, кипой бумаг и всё теми же брошюрами. Сам кассовый аппарат был открыт, с потухшим и пыльным экраном, кое-где расходящимися трещинами. Раздвинул бумаги, отложил в сторону ручку, что лежала на маленькой визитке. «Сегодня вечером, улица Сацил 25. Научишь меня играть». Внизу номер и небольшое сердечко вместо точки. Надеюсь, у них всё получилось — промелькнуло в голове, сопровождаясь улыбкой. Позади места кассира, на изогнутых железных крепежах, висела гитара с потёртой росписью; чёрным маркером на лакированном, светло-коричневом корпусе. Интересно, её не тронули, потому-что не смогли достать? Находился инструмент высоко, просто так не снять. Стал искать, на что можно залезть. Магазин помимо того, что был в два этажа, так ещё и с высокими потолками, которые извивались металлическими балками — возможно для декорации, потому, что выглядела конструкция непрочно. Кое-где, из такого декора, торчали провода с выкрученными лампами, а где-то взорвавшимися или разбитые, с торчащим стеклом из ещё вкрученных патронов. Подошёл к винтовой лестнице: посмотрел вверх. Через сквозное, почти нечем не закрытое отверстие взгляд упёрся в такой же потолок следующего этажа. Позади лестницы дверь, подошёл, дёрнул за ручку — открыто. К счастью, небольшое помещение оказалось подсобкой, и к счастью, там стояла сложенная лестница. Довольный, забрал находку и гордо пошёл к желаемому трофею. Разложил лестницу и та со скрипом простонала. Приставил к стене, зафиксировал и полез. Каждый шаг сопровождался скрипом и едва заметным треском ржавых креплений. Влез на самый верх, и как довольный кот, закусив нижнюю губу, потянулся к покрытой пылью гитаре. Попытался снять, но стальная подставка не желал так просто отдавать свою «прелесть». Немного кряхтя, извиваясь, переставляя руки в разные положения, всё пытался снять инструмент. Внизу что-то скрипнуло, и прорезиненные ножки лестницы поползли в сторону. Немного шатнулся, пытаясь устоять, но гитару не отпустил. — Да ты, блять, издеваешься, — Хакон, быстрым шагом приблизился к уезжающей конструкции, поставив одну ногу под, ножку лестницы, схватился за неё — удерживая. Сверху раздался довольный смешок, и мужчина раздражённо выдохнул. Подождал, пока радостный Эйден спустится с, всё-таки оторванной со своего места, гитарой. Встав на твёрдый пол, парень покачал в руке своё новое приобретение и расплылся в улыбке, но тут же пришлось стереть её с лица от упрёка друга. В голове шум, с перебивками на мат. И мозгами не думаю, и лезу вечно не туда куда нужно и вообще дебил криворукий, могу себя угробить. Надоело. — С хуя ли столько заботы, в последнее время? — Поставив гитару на пол упирая её в стол-кассу, сказал парень, — заебал уже. — Приходиться, а то ведь сдохнешь, — Хакон скрестил руки на груди, — тупой ведь. — Ага, — Эйден стал заведённым, сопровождая свои слова жестикуляцией, — я тупой? То есть, по-твоему, всю своё жизнь, без тебя — ахуенного, я как-то — тупой, выживал, а сейчас… — А сейчас, — перебил его друг, — при первой встречи я тебя из петли вытягивал. — Ой, иди на хуй. — Эйден, — мужчина сказал грозно, — есть на то свои причины. — И какие же? — с долей обиды спросил парень. — Забей, не нравится моя забота, хорошо… — Какие причины? — уже твёрдо произнёс Эйден. Хакон стал мяться, открывал рот, чтобы что-то сказать, но тут же себя одёргивал. — Какие причины? — уже спокойно настоял парень. — Тебе не понравится… — Хакон замолчал, видя проедающий уверенностью взгляд друга и помотав головой начал, — когда, Вальц, сказал… Всё ещё неуверенно говорил Хакон, запинаясь и хмурясь. — Когда он сказал мне, что отпустит меня и Лоан, за твою жизнь… Он замолчал и минуту висела тишина, но Эйден ждал. — Я задумался, — тихо продолжил Хакон. Он тяжело выдохнул, прикрыл глаза рукой, массируя их пальцами. Слова давались ему с трудом, но он быстро убрал руку и посмотрел на парня взглядом, до этого ещё не виденным им. — Я тогда, в церковь, шёл тебя убивать. Что-то больно упало в груди, но Эйден молчал, продолжая пилить мужчину взглядом. — Я знал, — с едва заметной хрипотцой продолжил он, — знал, что это неправильно, но Лоан… Она всё, что мне было важно. — Тогда почему не… — сквозь ком не закончил вопрос парень. — Когда увидел тебя, я подумал… — он запнулся, сглатывая, — видимо такой же ком, — ни черта уже не изменить, время не вернуть вспять. Я понимал… Что может, будет лучше, если ты убьёшь меня, и как то… Я знал, что если ни ты, ни я, не сделаем этого, Вальц продолжит манипулировать меня — ею "Лоан", и в итоге, всё равно убьёт её. Эйден молчал. Какая каша творилась в голове Хакона. Он даже сейчас не знает, как правильно было бы поступить: и что вообще есть правильно. — Мне никогда не искупить содеянного, — горечь и боль уже полностью пропитали его голос, до этого смотрящие на парня глаза упали вниз, — и я боюсь, боюсь потерять тебя… — Только из-за чувства вины? — перебил Эйден. — Нет, — мужчина сразу поднял взгляд на друга, — не только. Ты стал мне дорогим, малыш, ты стал как… Как Лоан… Ведь, ведь… — он пытался, но голос дрожал. В висках запульсировало, Эйден водил глазами по замолчавшему другу. — Знаешь, — срывая плед давящего молчания, снова начал он, — я всегда жил тремя правилами, «не верь слезам проститутки, улыбке лжеца и клятве наркомана», но стал одним из перечисленных. Ты можешь, нет, имеешь полное право, не верить мне и ненавидеть меня, но чёрт, малыш, как я боюсь потерять тебя. Я всегда пытался избежать этого разговора, но сейчас, хоть и хотелось сделать так, чтобы он замолчал, тело не слушалось и всё, что я мог сделать — это просто стоять, унимая волны дрожи. — Ты единственный, кто помог мне расторгнуть сделку с дьяволом, и это после всего, что я натворил, — Хакон едва шатнулся, — не бросил меня… И если бы не ты, я угробил бы и себя, и Лоан, и тебя, и ебучий Велледор. — Хакон, — выйдя из прожигающего ступора, парень стал медленно подходить к другу. — Какой же я мудак… — Хакон! — Эйден встряхнул мужчину за плечо, — не ты один колебался, — он заглянул в карие, налитые болью глаза, — тогда, хотелось вбить эту чёртову стрелу поглубже в тебя, — парень отпустил плечо друга, — но ни ты, ни я, не сделали того, о чём бы жалели всю свою оставшуюся жизнь. Мы не вправе отнимать жизни, но и не обязаны клясть себя за то, что когда-то колебались. За то, что были какие-то мысли… Мысли… -… Остаются просто мыслями. Хакон закончил фразу, на лице появилась слабая, но всё же, улыбка и у Эйдена тоже слегка дёрнулись вверх уголки губ. Взяв стоящую гитару, парень стал крутить её в руке, рассматривая. — Знаешь… В параллельной вселенной… — Ну ты загнул, — друг тихо выдохнул. — Не перебивай, — твёрдо сказал парень, — так вот, в другой вселенной, мы разхуярили бы друг друга, или город, или сдохли бы поодиночке, или не родились бы вовсе, так что… Эйден подошёл ближе к Хакону и ткнул грифом гитары ему в грудь. — Не живи блядской другой вселенной, или прошлым, или ещё какой залупой. Живи блять сейчас… Со мной. На последних словах Эйден очутился в объятьях. Между ними глухо брякнула гитара, больно впиваясь не только в грудь Эйдена, но и Хакона, но сейчас было плевать на всё. Парень просто уткнулся в шею носом, вдыхая тонкий, уже выветрившейся запах лаванды и пыли, вперемешку с запахом друга; тёплым, горьким, с едва уловимой сладостью. Как ядро дикого каштана — опасный, но до безумия приятный. — Я простил тебя давно, и мне не важно, какие варианты были, важно то — какие выбрал ты, — тихо прошептал в тёплую кожу плеча. Гитара рухнула на пол, с обидой проиграв ударенными струнами. Освободившиеся руки до боли впились в спину Хакона, прижимая ближе и сильнее к себе.